Сьюзен Коллинз ГРЕГОР И КОД КОГТЯ
ЧАСТЬ 1 Код
ГЛАВА 1
Лежа на полу и чувствуя спиной холод камня, Грегор упирался взглядом в буквы на потолке. Глаза у него все еще слезились от вулканического пепла, который к тому же глубоко въелся в кожу. Легкие тоже были забиты этой дрянью, и сердце билось слишком быстро — трудно было дышать.
Чтобы хоть немножко успокоиться, он положил ладони на рукоять своего вновь обретенного меча.
Грегор забрал меч из музея — и сразу отправился сюда, в эту комнату. Каждый дюйм поверхности — на полу, стенах и потолке — был испещрен пророчествами, которые касались Подземья, этого мрачного и опасного мира, спрятавшегося глубоко под Нью-Йорком с давних времен. Бартоломью Сандвич — основатель города Регалии — составил эти пророчества сотни лет назад. Большинство из них касались регалианцев и их жизни, но были среди них и такие, в которых упоминались другие существа, населявшие Подземье: летучие мыши, тараканы, пауки, морские чудовища, обычные мыши, но чаще всего — крысы.
И еще в них упоминался он, Грегор. Во всяком случае в нескольких из них. Только в пророчествах он именовался Воином.
Грегор не взял с собой никого — он хотел быть один в тот момент, когда впервые прочтет пророчество. Все так упорно скрывали и замалчивали его содержание в течение нескольких месяцев, что он давно догадался: ничего хорошего там не написано. И потому хотел иметь возможность не скрывать ни от кого своей реакции: плакать, если захочется плакать, или кричать, если вдруг вздумается кричать.
Но все получилось иначе — удивительно, но он почти ничего не почувствовал.
— Ты должен это понять. Ты должен понять истинный смысл, — сказал он самому себе, упорно глядя на вырезанные в камне буквы.
Он снова и снова перечитывал пророчество — и словно бы слышал, как тикают, отсчитывая время, часы.
Ну да, все верно, это ведь было «Пророчество Времени».
Тиканье стихло, едва он закончил читать.
Грегор уперся взглядом в строчку, которая теперь стучала у него в голове, словно кувалда:
Когда Воин… умрет…
Вот оно. То, о чем никто не хотел ему говорить.
Даже Живоглот — просто удивительно: после стольких лет вражды между крысами и людьми этот крыс пытался пощадить его, Грегора, чувства.
Когда Воин… умрет…
И Люкса. Ей двенадцать, но она кажется гораздо старше, ведь она королева, у нее умерли родители, и много чего еще произошло. Что она такое говорила на краю утеса несколько часов назад? «Если решишь вернуться домой, когда прочтешь пророчество, я не буду тебя удерживать и осуждать»?
«Неужели это правда, Люкса?! — подумал Грегор. — Ты не станешь меня удерживать? Не станешь… и это означает, что ты никогда меня не простишь!»
Когда Воин… умрет…
Грегор, конечно, мог отправиться домой. Собрать вещички, взять трехлетнюю сестренку, забрать маму из больницы, где она восстанавливалась после чумы, и попросить Ареса, свою летучую мышь, отнести всех в прачечную в подвале дома в Нью-Йорке. Ареса, побратима Грегора, который столько раз спасал ему жизнь и в жизни которого с момента встречи с Грегором все пошло кувырком.
Грегор вообразил себе эту сцену: «Ну что ж, Арес, все было здорово, но теперь я отправляюсь домой. Конечно, я понимаю, что своим уходом обрекаю на гибель всех, кто мне тут, внизу, помогал, но я не в силах и дальше участвовать в этих бесконечных военных кампаниях. Так что — высокого тебе полета, знаешь ли…»
Даже представить себе такое невозможно.
Когда Воин… умрет…
Все это казалось каким-то странным. Нереальным. Может потому, что Грегор уж очень устал — он не спал несколько дней, просто не мог спать. С того самого момента, как стал свидетелем массового убийства мышей — хладнокровного, расчетливого убийства, совершенного крысами в колодце у подножия вулкана в Огненной земле. Правда, он некоторое время провалялся без сознания, надышавшись ядовитых испарений от проснувшегося вулкана и упав с летучей мыши на камни. Или это следует считать сном? Может быть. Хотя — не так уж долго он пробыл без сознания, а когда пришел в себя, поплелся, почти ничего не различая в чаду и вулканической пыли, искать своих друзей. И не успел даже толком обрадоваться, когда наконец нашел их, узнав, что Талия, такая славная и такая юная летучая мышь, которая отправилась с ними в эту опасную экспедицию скорее по ошибке… — что Талия смертельно отравилась вулканическим газом, когда пыталась облететь вулкан. Газард, семилетний кузен Люксы, собирался породниться с Талией, и весть о ее смерти вызвала у него такую глубокую скорбь, что им пришлось дать ему успокоительное. Потом, когда они уже выбрались на свежий воздух и сделали привал на высоком утесе недалеко от джунглей, Грегор вызвался дежурить, пока остальные пытались спать. И по пути домой, лежа на спине Ареса, между спящими Босоножкой и Газардом, их другом тараканом Темпом и тяжело раненным зубастиком Картиком, он опять не мог спать.
Поэтому, наверное, он был сейчас как замороженный.
Когда Воин… умрет…
И не мог испытывать совсем никаких эмоций.
«Да что со мной такое?! — подумал он. — Может, я тупой? Или урод?»
Конечно, он не был ни тупым, ни уродом. Но после всего, что уже произошло, он не в силах был впустить в себя эту мысль — мысль о собственной смерти, скорой и неизбежной.
«Наверно, я почувствую что-нибудь позже. Возможно, через несколько дней. Если, конечно, доживу…»
Каким бы ужасным ни было пророчество, согласно ему, по крайней мере, мама и Босоножка должны были выбраться из Подземья живыми. Хотя Босоножке, которую называли принцессой ее друзья гигантские тараканы, отводилась в разгадке Кода Когтя заглавная роль, но зато в пророчестве не говорилось, что она или кто-то еще тоже должен умереть. Кто-то еще, кроме Грегора.
Хотя… стоп! — вообще-то говорилось.
Когда фонтаном кровь монстра забьет.
После всего, что он увидел за последние несколько дней, Грегор не сомневался, что монстр — это Мортос. Маленький белый крысеныш, которого Грегор спас от смерти, вырос и превратился в жестокого диктатора, исполненного ненависти ко всему и вся и совершенно обезумевшего от этой ненависти. Теперь уже не имело значения, каким милым и беспомощным он казался в детстве, — сегодня он без колебаний приказал отравить газом зубастиков, и уже никто не мог бы сказать, на что еще он способен. Его нужно остановить, во что бы то ни стало. В Наземье таких судят и приговаривают к пожизненному заключению или что-то вроде того. Однако здесь, в Подземье, это не принято. Здесь может быть одно-единственное решение: он должен умереть.
«Ну что ж, надо с чего-то начать, — подумал Грегор. — Как минимум — хотя бы подкрепиться».
Вскоре здесь будет армия крыс — они с Аресом пролетали над ними по пути в Регалию. И Грегор хотел быть готовым к встрече. Он знал, что придется драться. Но почему-то не мог сдвинуться с места и все лежал на каменном полу, словно врос в этот камень и стал его частью. Он вдруг вспомнил, как в Нью-Йорке ходил на экскурсию в монастырь, где располагался теперь музей Средневековья. Там среди всего прочего были каменные надгробия с изображениями усопших, выполненными в полный рост. На одном из таких надгробий был мужчина — видимо, рыцарь, который обеими руками крепко держал рукоять меча. Тот человек лежал там, на своем надгробии, в той же самой позе, как сейчас Грегор.
«Это я, — подумал Грегор. — Это был я. Я превратился в камень, и я уже почти что мертв».
Не случайно Сандвичу пришло в голову разместить «Пророчество Времени» именно на потолке — Грегору пришлось лечь на пол, чтобы его прочитать. Не случайно меч в руках Грегора, когда-то принадлежавший Сандвичу, оказался у него под руками.
Да, все это не случайно. И ужасно.
Входная дверь беззвучно отворилась, и послышались шаги:
— Грегор! Ты где? Ты как? — позвал Викус.
Голос Викуса звучал так же устало и изнуренно, как чувствовал себя Грегор — видимо, старик тоже не спал все это время, ведь будучи главой регалианского Совета, Викус работал день и ночь. Его жена, Соловет, до недавнего времени командовавшая армией Регалии, теперь должна была предстать перед судом за участие в создании смертоносного оружия — вируса чумы. А Люкса, его внучка, сейчас находилась в Огненной земле, где ей угрожала смертельная опасность.
Да, Викусу было не до отдыха.
— Я? Да я в полном порядке! — с готовностью отозвался Грегор. — Лучше некуда.
— Что… что ты думаешь о «Пророчестве Времени»? — спросил Викус.
— Оно весьма… захватывающе, — ответил Грегор, с трудом поднимаясь на ноги, — он сильно ушиб колено в последнем походе.
— Хочу напомнить тебе, как легко ошибиться, трактуя пророчества Сандвича, — осторожно сказал Викус.
Грегор вытянул меч из ножен и провел лезвием по той строчке на потолке, в которой говорилось о его смерти:
— Вы об этом? Вы думаете, эти слова можно как-то иначе истолковать?
Викус поколебался и ответил:
— Я этого не исключаю.
— Ну, для меня все предельно ясно, — отрезал Грегор.
— Поверь мне, Грегор… если бы я только мог что-то сделать… Хоть что-то изменить… — Глаза Викуса наполнились слезами. — Я бы сделал это не задумываясь.
Грегору стало жаль старика — жизнь была к нему не слишком ласковой.
— Послушайте, я уже раз пятьдесят мог умереть здесь, в Подземье. Это просто чудо, что я так долго протянул.
Если Викус так расстроен — что же будет с семьей Грегора? Как они отреагируют на его гибель? Об этом Грегору думать не хотелось.
— Только, прошу, не говорите маме. И папе. Вообще никому из членов моей семьи. Хорошо?
Викус кивнул.
Когда Грегор убирал меч в ножны, Викус протянул руку, желая коснуться меча. И вдруг неожиданно для самого себя Грегор резким движением отодвинул меч от Викуса.
— Это мой меч. Вы сами мне его вручили, — довольно грубо сказал он.
Быстро же он привык к оружию, не только привык — сроднился с ним!
Удивленный Викус извиняющимся тоном произнес:
— Я не собирался забирать его у тебя, Грегор. Только ты имеешь право владеть этим мечом. — Но все же он вновь протянул руку и слегка повернул рукоять меча. — Я только боюсь, что держа его так, ты можешь пораниться.
— Спасибо за заботу, — буркнул Грегор. — Что ж, мне бы как-нибудь избавиться от этой дряни, которой я покрыт, как панцирем.
Он уже умылся на источнике, но вулканическая пыль по-прежнему покрывала его с ног до головы. Казалось, она намертво въелась в его кожу.
— Отправляйся в больницу, там тебе помогут в этим справиться, — посоветовал Викус.
Грегор был уже у самых дверей, когда Викус его остановил:
— Грегор! Ты демонстрируешь удивительную способность и готовность убивать. А ведь еще год назад ты отказывался даже пальцем дотронуться до меча. Я хочу, чтобы ты помнил: даже на войне есть место выбору. Даже на войне бывают моменты, когда лучше убрать меч в ножны и не давать ему хода, — сказал старик. — Надеюсь, ты запомнишь мои слова.
— Я не знаю, — устало ответил Грегор. Он был слишком измучен, чтобы давать обещания. Тем более что, начав драться, он, как правило, теряет контроль над собой. — Я не знаю, Викус. Не знаю, что и как я буду делать. — Чувствуя, что его слова прозвучали довольно грубо, он кивнул: — Но я постараюсь, — и во избежание продолжения разговора поспешно вышел из комнаты.
В больничном крыле его немедленно поместили в какую-то трубу, наполненную булькающим отваром лечебных трав, которая смывала с его кожи въевшуюся вулканическую пыль и испарения которой вымывали эту пыль из его легких. Лежа в теплой жидкости и чувствуя, как очищаются легкие, Грегор впервые за все эти дни начал наконец свободно дышать. Потребовалась не одна такая ванна, а целых три, пока врачи не констатировали, что он чист — и снаружи, и изнутри. Потом его кожу смазали приятно пахнущим лосьоном. И все время, пока проходили процедуры, Грегору с трудом удавалось удерживать глаза раскрытыми.
Почувствовав у губ какую-то склянку с лекарством, он автоматически глотнул, думая, что это очередная порция отвара. Но сознание вдруг стало мутиться. Грегор схватил стоявшего рядом доктора за рукав:
— Мне нужно идти! Я должен сражаться!
— Нет-нет, еще рано, — мягко возразил врач. — Не волнуйся, война никуда не денется, и на твою всего этого хватит.
— Но я…
Но что-то в глубине души подсказывало: доктор прав. Грегор выпустил его рукав и тут же провалился в глубокий сон.
Открыв глаза, Грегор не сразу понял, где он. Больничная палата показалась ему не только стерильно чистой, но и очень уютной — после стольких дней в дороге. Он осмотрел себя и прислушался к своим ощущениям. Лосьон впитался в кожу и сделал ее снова мягкой и прохладной. Колено, которое он повредил при падении, было перевязано и почти не болело. Кто-то весьма заботливо подстриг ему ногти и даже переодел его в чистое, пока он спал.
Спохватившись, Грегор резко сел на кровати, лихорадочно ощупывая пустоту возле левого бедра. Его меч! Где его меч?!
Он увидел его почти сразу — меч, спрятанный в ножны, стоял, прислоненный к стене, в углу палаты. Разумеется! Не могли же они положить Грегора в постель вместе с мечом!
Даже всего в нескольких метрах от меча Грегор чувствовал себя некомфортно — его взяла досада, что он не может дотронуться до своего меча в любую минуту.
Грегор спустил было ноги на пол, намереваясь подойти к мечу, но в этот момент в палату вошла медсестра с подносом, уставленным тарелками, и велела ему снова лечь. Спорить не хотелось, и он повиновался. Но едва она вышла, — он отодвинул поднос, спрыгнул с кровати и взял меч, который положил рядом с собой.
Вот теперь можно поесть. Последние несколько дней питались они довольно однообразно и скудно: рыба, немного грибов… И теперь Грегор чувствовал зверский аппетит. Он глотал пищу, почти не жуя, запихивая ее в рот большими кусками. Хлеб, рыбная похлебка, пудинг — все это он нашел необычайно вкусным, съев все до последней крошки. Он облизывал палец, собирая с тарелки остатки пудинга, когда в палату вошел его старый приятель Марет.
— Ты можешь попросить добавки, — сказал бывший солдат с улыбкой и крикнул кому-то в коридоре, чтобы Грегору принесли еще пудинга. Потом уселся на стул у кровати. Грегор заметил, что он уже гораздо более ловко управляется с протезом, хотя и по-прежнему нуждается в костыле. — Ты проспал целый день. Как ты себя чувствуешь? — спросил Марет, внимательно разглядывая Грегора.
— Отлично, — ответил тот.
Грегор не был серьезно ранен в последнем походе, нечего Марету так сочувственно на него смотреть. Хотя… Грегор вдруг догадался, что Марет знает о пророчестве, в котором предсказана гибель Воина.
— То есть…
Холодный ужас медленно заполнил его сознание, но он постарался отогнать его прочь, все еще не понимая, что ему с этим делать.
— Я в порядке, Марет.
Марет слегка похлопал его по плечу и не стал ни о чем расспрашивать. Грегор был благодарен ему за это.
— Как Босоножка, Газард и остальные?
— Хорошо. Все хорошо. Их хорошенечко почистили. Газарда держат в постели из-за ушиба головы, а Говард большой молодец — он все сделал как надо, просто отличная работа, — сказал Марет.
Да, Говард и его летучая мышь Найк. Люкса и ее Аврора. Все они не отлеживаются в чистом и безопасном месте — нет, они сражаются за мышей, загнанных в ловушку в Огненной земле. Если, конечно, они еще живы…
— От остальных никаких вестей? — спросил Грегор.
— Нет, — качнул головой Марет. — Им на помощь послали две дивизии гвардейцев. Мы надеемся, вскоре новости будут. Правда, наши обычные каналы связи сейчас не работают — с тех пор как Люкса объявила крысам войну.
Люкса…
Грегор схватился за задний карман штанов — но там было пусто. Ну да, точно — его старую одежду конечно же уничтожили.
Он занервничал:
— У меня была фотография, в моем кармане…
Марет взял фотографию, что лежала на прикроватном столике, и протянул ее Грегору:
— Эта?
Да, эта. Люкса и Грегор. Они танцевали. Смеялись. Это был один из самых по-настоящему счастливых моментов для обоих. Всего несколько недель назад, на дне рождения Газарда.