У таких, как Боря, нет и не может быть друзей. Старые приятели разбегаются, как только ты начинаешь слишком уж набирать высоту. Носить шубы с барского плеча и каждую секунду чувствовать свою несостоятельность чувство не из приятных. А новые друзья не заводятся. Вот и получается, что вокруг Пименова остаются либо слуги, либо рвачи, либо конкуренты. Ну надо же: положить жизнь на то, чтобы заработать деньги, которые по сути тебе не нужны, чтобы производить впечатление на людей, которые тебе тоже не нужны. И скучно, и грустно, и некому руку пожать…
Честно говоря, после таких размышлений Кристина уже не могла сердиться на Борю. Наверное, он бы очень удивился, узнав, что она испытывает по отношению к нему… Жалость, и больше ничего.
* * *Пименовский водитель довез ее до самого дома.
Баба Лиза — в переднике и с половником в руках — открыла дверь. Из квартиры пахнуло жарким дымом — она пекла блины.
— Ну что, нагулялась? — спросила старушка.
Кристина поставила сумку на тумбочку и один за другим стянула ботинки.
— Нагулялась. Меня кто-нибудь искал?
— Синий звонил, — словоохотливо сообщила баба Лиза. — Спрашивал, когда вернешься.
— И все?
— Да. А что?
— Нет-нет, ничего, — быстро проговорила Кристина и тут же постаралась сменить тему: — Сонька как?
— Рисует целый день. Выпросила у меня карандаши и вот старается…
Кристина прошла в детскую.
Соня сидела за столом и, высунув от усердия язык, что-то выводила на альбомном листе. Кругом валялись комки смятой бумаги — по всей видимости, неудавшиеся варианты.
— Привет, дочь! — произнесла Кристина, целуя ее в макушку.
Та стрельнула на маму глазами.
— Привет.
Отрываться от своего важного занятия ей не хотелось. Кристине стало немножко обидно. Она так напереживалась, так соскучилась по дому, а родной ребенок ей просто «привет» говорит. Нет, чтобы кинуться на шею и сказать: «Мамочка, ах, как сильно я тебя люблю!»
— А что ты рисуешь? — спросила Кристина, заглядывая через Сонькино плечо. — Можно посмотреть?
— Смотри. — Дочь великодушно передала ей свое творение.
В первый момент Кристина аж испугалась: на листе чуть ли не в натуральную величину был изображен фаллический символ со всеми полагающимися атрибутами.
— Это что?! — потрясенно произнесла она.
Сонька была до смерти рада, что ее картина произвела на маму впечатление.
— А ты почитай на обороте! — посоветовала она.
Кристина перевернула лист. Во всю его ширину разноцветными буквами было выведено:
«Дед Мароз!!! Падари мние пажалуста самалет».А ниже в скобочках значилось:
«(Толька несломаный)»Кристина еще раз взглянула на фаллическое безобразие.
— Это самолет? — перепросила она подозрительно.
— Самолет, — подтвердила Соня. — С крыльями, — показала она на две странные круглые детали, которые Кристина сначала приняла за нечто иное. Как думаешь, Дед Мороз мне его подарит?
— Ну… А ты какой хочешь?
Видимо, этот вопрос уже не раз обдумывался ребенком.
— Понимаешь, настоящий, конечно же, было бы лучше… — сказала Соня, вздыхая. — Только настоящий самолет к Деду Морозу в мешок не влезет. Да ведь?
Кристина прикинула, кому придется выступать в роли Деда Мороза, и поспешила согласиться.
— Не влезет. Лучше просить игрушечный.
— Вот и я так подумала, — заключила Соня. — Так что пусть пока маленький готовит. Дай, я ему допишу, чтобы он не перепутал!
Кристина вернула дочери листок и пошла к себе. Ох, ей бы Сонькины проблемы! Самолет захотела! А ей надо было Ива…
* * *С Синим чуть приступа не было, когда он узнал, что Кристина ездила с Пименовым «на отдых».
— Ну-ка, марш ко мне! — скомандовал он грозным голосом. — Будем разбираться!
Через полчаса Кристина была уже в «детсаду». Она никогда еще не видела Синего в такой ярости.
— Ты что, не понимаешь, во что ты могла вляпаться?! — кричал он, потрясая кулаками. — Голова-то тебе зачем дана? Заколочки носить? Ты могла подставить нас всех!
— Пименов не знает, что я работаю на Михаила Борисовича, — пыталась оправдаться Кристина.
— Не имеет значения! Ты должна была сказать мне, что задумала!
— Да? Тогда бы ты меня никуда не отпустил, и у нас не было бы вот этого!
Кристина выложила на стол аудиторское заключение. Но Синий даже не взглянул на него.
— Неужели ты думаешь, что это важнее, чем ты сама? — спросил он, внезапно сменив тон.
И только тут до Кристины дошло: Синий волновался вовсе не за хоботовскую репутацию. Он испугался того, что его любимую Тарасевич могли обидеть или сделать с ней чего похуже.
Подойдя, Кристина обняла его.
— Ну, прости… Я больше так не буду. Я хотела как лучше…
— Знать ничего не желаю! — буркнул тот.
— Ну, Синий! Ну ты хотя бы посмотри, что я тебе принесла!
Все еще угрюмо хмуря брови, он глянул на ее бумагу. Потом взял ее в руки.
— Где ты это раздобыла?! — ошеломленно проговорил Синий, закончив читать. — Это же… Это…
— Сенсация! — закончила за него Кристина. — Ты доволен?
Она рассказала ему все, что ей было известно о Караваеве. Правда, при этом Кристина ни словом не обмолвилась насчет обстоятельств, при которых были добыты ее сведения. Слушая, Синий только головой качал.
— Тебе, конечно, все равно нет прощения, но ты… умница, черт тебя дери! А Пименов точно не догадается о том, кто виноват в исчезновении аудиторского заключения?
Кристина поспешила его успокоить:
— Наверняка Боря подумает не на меня, а на Караваева. Он же не знал, что я слышала их разговор. Он будет припирать Серегу к стенке, тот начнет отпираться, и они поссорятся. А это нам только на руку. Да и потом они же все были пьянущие! Мало ли кто куда чего засунул? Потерялась бумажка и все — нет ее!
Синий забегал по кабинету.
— Так, я думаю вот что: нам надо снять о Караваеве небольшой, но весьма проникновенный фильм под названием «История российской коррупции». Мы возьмем интервью у всех названных тобой лиц, а также отправим гонцов в Москву, чтобы они там пообщались с бывшими караваевскими коллегами по «Центрнефтьснабу». Думаю, охотников заложить его будет предостаточно.
— Я могла бы съездить… — начала было Кристина, но Синий жестом прервал ее.
— Ни фига. Если ты хоть как-то окажешься замешанной в этой истории, Пименов может подумать о тебе плохо. Обидится еще, пришлет к тебе на дом каких-нибудь балбесов для разборок… Нам это надо? Нет. Так что слушай дядю Синего и не выступай.
— По-моему, ты крадешь у меня победу, — сказала Кристина.
— По-моему, мы работаем в команде. Ты сделала свое дело, теперь пусть другие пашут.
В принципе, Синий был прав, но у Кристины было такое чувство, что от нее избавляются. Впрочем, у нее была еще одна причина желать командировки в Москву: ей хотелось работы, много работы. Пока ее голова была чем-то занята, она могла хоть на какое-то время забыть об Иве.
Но Синий ничего не хотел слушать.
— Решение окончательное и обжалованию не подлежит! — сказал он строго. — Кстати, как там продвигаются дела с АЗС?
Кристина пожала плечами.
— Никак. Я ничего не успела сделать.
— Ладно, ладно, — смягчился Синий. — Ты у нас и так молодец. Только не бросай эту затею с бензоколонкой. Караваев — это, конечно, хорошо, но вдруг там еще что-нибудь отыщется?
Внезапно Синий выдвинул ящик стола и выложил перед Кристиной стодолларовую бумажку.
— Кстати, девушка, получи свою первую заработную плату. Ну что, довольна? Тогда целуй меня быстрее!
Кристина чмокнула его в щеку.
— Ой, спасибо! А где ведомость?
— Какая ведомость? — переспросил он, стирая отпечаток помады.
— Ну я же должна расписаться в том, что я получила деньги…
Лицо Синего приобрело несколько озадаченное выражение.
— Ведомость? Ну… У нас нет никаких ведомостей! — вновь разозлился он. — Все, иди отсюда, мне некогда!
Он смутился, покраснел и отвернулся в сторону. И тут Кристина догадалась.
«Он же платит мне из своего кармана! — ахнула она про себя. — Он понял, что у меня серьезные проблемы, и решил помочь…»
— Синий… — позвала Кристина, переполняясь благодарностью. Она не знала, что ей говорить и что делать. Отказаться от денег? Но на что тогда жить? А если не отказываться и сделать вид, что она ни о чем не подозревает?
«Я отдам ему все, как только представится возможность, — решила Кристина. — Будем считать, что я просто беру взаймы».
И тут ей на ум пришла одна мысль.
Ну и что, что ей до смерти не нравится Щеглицкая. Зато она наверняка понравится Синему. Он всю жизнь мечтал именно о такой сногсшибательной стервочке. Пусть Кристине будет ревностно, пусть она никогда в жизни не простит себе этого… Но Синий заслуживал и не такого.
«Он же платит мне из своего кармана! — ахнула она про себя. — Он понял, что у меня серьезные проблемы, и решил помочь…»
— Синий… — позвала Кристина, переполняясь благодарностью. Она не знала, что ей говорить и что делать. Отказаться от денег? Но на что тогда жить? А если не отказываться и сделать вид, что она ни о чем не подозревает?
«Я отдам ему все, как только представится возможность, — решила Кристина. — Будем считать, что я просто беру взаймы».
И тут ей на ум пришла одна мысль.
Ну и что, что ей до смерти не нравится Щеглицкая. Зато она наверняка понравится Синему. Он всю жизнь мечтал именно о такой сногсшибательной стервочке. Пусть Кристине будет ревностно, пусть она никогда в жизни не простит себе этого… Но Синий заслуживал и не такого.
— Знаешь, о чем я подумала? — произнесла она. — Помнишь ту девицу, у которой я принимала зачет? Это ведь она устроила мне поездку к Пименову.
— И что? — сразу встрепенулся Синий.
Кристина усмехнулась: кажется, Щеглицкая и вправду оставила неизгладимый след в его памяти!
— Я думаю, тебе стоит принять ее на работу. Она не такая уж дура, как мне показалось сначала.
Синий сделал вид, что сильно задумался.
— Ну давай посмотрим, что это за птица… — произнес он как бы совершенно равнодушно. — Позвони ей!
Кристина набрала номер Щеглицкой и передала трубку Синему.
— Держи и очаровывайся!
— Здравствуйте, Марина! — проворковал он своим самым завлекательным голосом. — Это вас беспокоит Илья Синий. Ты иди-иди! — замахал он рукой на Кристину. — Нечего тут стоять! У тебя денег навалом, купи себе какую-нибудь шмотку!
«Каков сукин сын! — подумала Кристина, закрывая за собой дверь. Просто обожаю его!»
* * *Все воскресенье Ивар занимался чем угодно, но не работой. У него было отвратительнейшее настроение: то ли устал, то ли просто все надоело… Ребята пахали вовсю, а он тупо резался в компьютерную игрушку, суть которой состояла в отстреливании вооруженных до зубов девиц. Из динамиков доносился стук пулемета и предсмертные ахи противниц.
— Все-таки умеет Алтаев обращаться с женщинами! — с завистью вздохнул Боголюб, отрываясь от написания очередного проекта. — Вон они как у него стонут!
— У тебя тоже с этим все в порядке, — проворковала Леденцова, положив ему руку на плечо.
Ивар отвлекся от игрушки, и его тут же расстреляла какая-то наглая бабешка в кожаном лифчике и шипованном ошейнике.
Вырубив в сердцах игрушку, он поднялся и прикрыл дверь в свой кабинет: Боги с Леденцовой несказанно раздражали его. В эти выходные их захлестнул бурный роман, и они даже не трудились это скрывать. Боголюб перестал пялиться на каждые встречные женские ноги, выучил слова «дорогая» и «зайчик», и вообще стал тихим и каким-то менее заметным. Зато Леденцова наоборот развила бурную деятельность: она переехала на квартиру к Боги и заставила всех мужиков отдела перетаскивать ее чемоданы и коробки. Вторым «звоночком» стала ее внезапно возникшая страсть к кулинарии. Теперь Леденцова уже не желала засиживаться на работе допоздна и мчалась домой готовить салат с подозрительным названием «С'ебастьян».
Никитин над всем вышеперечисленным веселился, а Ивар напротив ворчал и раздражался. Ему было завидно.
Кристина Тарасевич слишком зацепила его. В течении этих дней он только и делал, что думал о ней. Пару раз он даже доставал телефон, чтобы набрать ее номер. Бог его ведает, что его удерживало от этих глупейших и бессмысленных звонков…
Может, все дело было в контрасте между Тарасевич и Любой. С Кристиной было легко: она не напрягала, ничего не требовала, и по ней сразу было видно, что ей очень нравится Ивар Алтаев. Вернее, Ив… Ведь он представился ей только именем.
А Люба означала собою одни проблемы. Ее вечно все не устраивало. Даже то, что Ивар постарался исчезнуть из ее поля зрения и дать ей шанс устроить свою жизнь так, как ей хочется.
Господи, если бы у него была такая возможность! Но нет, Ивар просто не имел права. Пока ты никто, пока у тебя нет карьеры, пока на тебе не висит ответственность за чужие судьбы, ты можешь сам распоряжаться собой. А Ивар уже не мог позволить себе такой роскоши. Что бы подумали Стольников с Пименовым, если б узнали, что он встречается с девчонкой из противоположного лагеря? Да все негативщики моментально бы стали в их глазах отступниками. Раз начальник предатель, значит, и все, кого он привел за собой, — такие же.
Странная это была ситуация: Ивар всю жизнь отдал на то, чтобы добиться определенного статуса в обществе, стать боссом, стать главным… А теперь этот статус связывал его по рукам и ногам. И не давал быть счастливым.
ГЛАВА 8 (понедельник)
Наступила последняя неделя перед выборами. Агитаторы и с той, и с другой стороны из кожи вон лезли, чтобы перетянуть на свою сторону избирателей.
Ивар со своей командой всеми силами пытались заставить про-хоботовски настроенных горожан отправиться на дачи, а Синий со товарищи призывали их остаться дома и «выполнить свой гражданский долг». Сельское население находилось в состоянии разброда и шатания: кто был за Хоботова, кто за Стольникова, а кого выборы вообще не волновали. Причем количество и тех, и других, и третьих сосчитать было весьма сложно. Прогнозы о результатах выборов ходили самые противоречивые, и это напрямую зависело от того, кто их давал.
Ошеломленному избирателю оставалось только вздыхать да поглядывать на календарь: когда-де это безобразие кончится, и с улиц исчезнут надоевшие плакаты, в почтовые ящики перестанут кидать всякую ерунду, а по телику прекратят показывать бесконечные кандидатские ролики.
Впрочем, ждать оставалось недолго.
* * *С утра ни Боги, ни Леденцова не явились на работу.
— А где у нас эти два голубя? — спросил Ивар, выйдя из своего кабинета. Ему надо было ехать к Пименову договариваться о финансировании сельских распродаж, а главных устроителей этой акции где-то носило.
Лицо Никитина приняло похабнейшее выражение.
— Боги звонил десять минут назад и сказал, что он уехал общаться со своими диверсантами. А пять минут назад звонила Леденцова и заявила, что у нее утреннее несварение желудка. Спорим, что они оба сейчас лежат рядышком и радуются, как они ловко всех провели?
— Молодцы-ы! — возмутился Ивар.
Никитин крутанулся на стуле.
— Да ладно, не злись! У них уважительная причина. Кстати, как тебе заголовок для первой полосы: «Вся Пахомовская трасса выбирает пидараса!»?
— Это что? — не понял Ивар.
— Это мы так хамим хоботовское окружение: Синий — пьяница и вор, секретарь Хоботова — молоденький голубоватый мальчик, сам он, стало быть, тоже такой… Твоя подружка Тарасевич — блядь, которая трахается со всеми. Ее мужики берут с собой на пароходах кататься. По-моему, гениально!
Никитин был страшно горд своей выдумкой.
— Ну ты ври, да не завирайся! — вдруг произнес Ивар каким-то неестественным, замороженным голосом.
Никитин округлил глаза.
— Честно! Ты знаешь, у кого вчера была Тарасевич? У Пименова с Караваевым! Они вместе на яхтах ездили кататься. Вайпенгольд сказал, что они оттрахали ее всем коллективом.
Ивар почувствовал, как у него что-то оборвалось внутри.
— Не упоминай о Тарасевич! — сказал он очень тихо.
— Ты что, с ума сошел?! — обалдело воскликнул Никитин. — Она как раз гвоздь моей программы!
— Не упоминай!!!
Ивар стоял напротив него — бледный, с бешеными глазами, со сжатыми кулаками…
Он сам никак не ожидал от себя такой реакции. Все произошло спонтанно и без его ведома. «Никитин наверняка обо всем догадался!» — промелькнуло у него в голове.
В этот момент в комнату влетела одна из никитинских журналисток.
— Этот Вайпенгольд… — произнесла она обессилившим голосом. — Его отдел выпустил вот чего!
Она сунула под нос Ивару газету, на первой полосе которой красовалась карикатура: Хоботов в виде бабочки — на цветке с надписью «Областной бюджет». Прямо под карикатурой помещались строчки:
Еще ниже были напечатаны какие-то истеричные призывы «сплотиться единым фронтом вокруг нашего дорогого Василия Ивановича» и «начать народную войну против засилья капитала».
Никитин вырвал у Ивара экземпляр, посмотрел…
— Твою маму! — заорал он, прочитав название газеты. — Это же моя полоса! Вайпенгольд что, выкинул мои гениальные материалы и поставил эту херню?!
— Представь себе! — кивнула головой девчонка.
— Сволочь!
На Никитина было больно смотреть: казалось, от обиды он готов разрыдаться.
— Кто ему разрешил?! — негодовал он. — Этот полудурок нарушил мне весь производственный цикл по обработке мозгов! У меня же все рассчитано, кому, когда и какие публикации делать!