Герцогиня де Лорагэ удивленно посмотрела на сестру:
– Вы собираетесь поехать к нему на фронт?
– А почему бы и нет? Уверена, Людовик будет рад меня видеть.
– Но король отказал ехать вместе с армией самой королеве!
– Королеве! Конечно же он отказал королеве.
– Итак… вы решили ехать?
– Да, и я возьму с собой вас. Немедленно собирайтесь.
Глаза герцогини де Шатору засверкали так, как обычно, когда она предвкушала воплощение в жизнь какого-нибудь из своих планов.
– Мы можем выехать без промедлений, – сказала она. – Не вижу причин здесь задерживаться.
– Мари-Анн, вам никогда не приходило в голову, что, хотя солдаты и любят своего короля, они могут не любить вас?
– Солдаты! Кого волнуют солдаты?
– Возможно, Людовика.
– Глупая моя девочка! Я волную его гораздо, гораздо больше, чем все солдаты его армии, вместе взятые.
– Вы слишком самоуверенны.
– Я знаю Людовика, а ты нет. Ну конечно же мы будем очень полезны. Станем для начала маркитантками.
Мадам де Лорагэ презрительно посмотрела на сестру, но по собственному опыту знала, что уговаривать ее отказаться от намеченного плана бесполезно.
Герцогиня де Шатору приступила к делу со всем присущим ей энтузиазмом. Прежде всего ей нужно было получить позволение короля. Получить его было несложно. Затем им нужно было попросить разрешение королевы. Не то чтобы Мари-Анн особо волновало мнение королевы, но Людовик предпочел бы, чтобы все прошло с соблюдением этикета и по возможности без скандалов.
Как ни странно, королева не стала возражать против поездки. Она лишь пожала плечами. Однако Мария вновь села за свое неизменное вышивание и рисование, ей было очень тяжело пережить это унижение. Герцогиня с сестрой и несколькими приближенными выехали немедленно.
Мари-Анн не понимала, почему ее красота произвела плохое впечатление на солдат.
Неуместные драгоценности и великолепные наряды лишь раздражали их. «Что, во Фландрии мало женщин?» – спрашивали они друг друга. Если королю нужны такие, то найти их можно без проблем. О герцогине складывали похабные песни.
– Да пусть поют! – говорила она Людовику. – Моя радость от ваших военных успехов затмевает все на свете. Мой король, я всегда хотела, чтобы вы освободились от влияния дряхлых стариков, чтобы вы сами стали королем, вернули славу Франции. Я самая счастливая женщина на свете!
Людовик приехал в Мец в начале августа. Здесь должны были состояться сражения. Правитель Пруссии Фридрих с большим интересом следил за успехами Франции в Нидерландах, понимал, что, пока войска Марии-Терезии сосредоточены в других местах, у него есть отличная возможность атаковать силы императрицы на богемском фронте. Фридрих чувствовал, что пришло время союза с Людовиком, и начал переговоры.
Когда мадам де Шатору и ее сестра прибыли в Мец, то прохожие на улицах глумились над ними. Но ни Людовика, ни его любовницу мнение народа никогда не интересовало. Мадам де Шатору неприлично было поселиться вместе с Людовиком, и король приказал построить закрытую галерею от своих покоев до покоев сестер в аббатстве Сен Арнольд.
Было объявлено, что по этой галерее король будет ходить на мессу. Но люди прекрасно знали, куда и к кому он будет ходить, и недовольство фавориткой возросло. Однако народ продолжал оправдывать Людовика. Их любимый король, он так молод и так добр, что интриганка может легко крутить им.
В Мец приехал посланник короля Пруссии Фридриха. В его честь был устроен прием. Герцогиня полностью одобряла предполагаемый союз с Пруссией. Она сидела по правую сторону от короля (Фридрих прекрасно рассчитал, какое влияние имеет Мари-Анн, и поэтому писал ей льстивые письма). Прием удался на славу.
Может быть, из-за того, что сказались волнения и усталость последних месяцев, на следующее утро после пиршества у Людовика поднялась температура, кожа стала влажной. У короля начался бред. Во французском лагере царило смятение. Говорили, что король при смерти.
Герцогиня де Шатору быстро прибыла в спальню короля и, обосновавшись там вместе со своей сестрой, решала, кого подпускать к королю, а кого нет. Мари-Анн решила во что бы то ни стало выходить короля, так как понимала, что если он умрет, то вместе с ним уйдут в могилу все ее мечты и надежды.
Мадам де Шатору была вынуждена пустить к Людовику принцессу королевской крови, молодого герцога де Шатре и графа де Клермона. Они настояли на присутствии епископа Суассонского, капеллана короля. Священник заявил, что, учитывая состояние короля, необходимо послать за исповедником Людовика Пьером Перуссо.
– Если вы притащите сюда исповедника, король решит, что умирает, – протестовала герцогиня.
– Мадам, король действительно умирает, – возразил епископ Суассонский.
– Нет! – вскричала герцогиня. Она не верила в то, что король умрет. Мари-Анн закрыла лицо руками: на ее глазах рушилась империя, которую она так долго создавала!
Пьер Перуссо приехал в Мец. Когда священник увидел короля, он не поверил своим глазам: Людовик выглядел ужасно. С другой стороны, король всегда был подвержен лихорадкам, кризисы случались с ним и раньше.
Пьер не знал, как поступить. Обещание искупления грехов в присутствии любовницы было невозможно. Если он собирается отпустить грехи Людовика, тогда нужно выслать мадам де Шатору из Меца. Если же король действительно умрет, то ее присутствие будет недопустимым. Дофин не станет винить священника, да и всем придворным будет приятно узнать, что мадам де Шатору унижена.
С другой стороны, король может и выздороветь. И что тогда будет с Пьером? Герцогиня никогда так просто не прощала своих врагов.
А пока она горячо беседовала со своим советником, «дядей» Ришелье, который, как главный камердинер, конечно же был рядом с умирающим.
– Что со мной будет? – напрямую спросила она герцога.
– Этого вам никто не скажет, – ответил Ришелье. – Если он действительно умирает, тогда вам придется уехать. Вопрос в том, сможете ли вы сделать это тайно? Толпа настроена к вам не особенно дружелюбно, учитывая, что король больше не сможет защитить вас.
Герцогиня была напугана, и Ришелье, которого часто раздражала ее заносчивость, не мог не порадоваться своей маленькой победе, хотя он и был ее союзником.
Они разговаривали в небольшой передней, которая вела в спальню короля.
– Приведите священника, – приказала герцогиня.
Ришелье привел испуганного Пьера Перуссо, который выглядел так, будто он предстал перед лицом самого Князя Тьмы.
– Король должен исповедаться? – спросила она.
– Я не могу ответить вам, мадам. Это зависит от воли короля.
– Если он согласен, я должна буду уехать?
– Мне сложно ответить на ваш вопрос, мадам.
– А вы ответьте! – вскричала герцогиня. – Я не хочу, чтобы меня отослали публично. Если мне придется уехать, то я поеду тайно.
– Может быть… возможно, сам король не захочет исповедаться, – пробормотал священник.
– Мне кажется, что его величеству придется захотеть, – мрачно заметил Ришелье.
– Нам нужно избежать скандала, – заявила герцогиня. – Признаю, что грешила с королем. Но… разве для королей нет особых заповедей?
Пьер Перуссо был настолько потрясен, что не нашелся с ответом. Ришелье взял его за руку.
– Я всегда был вам хорошим другом, иезуит, – начал герцог. – А вам нужны хорошие друзья при дворе, и вы это прекрасно знаете. А теперь я прошу вас принять решение: должна ли герцогиня остаться здесь или ей лучше незаметно уехать. Если она должна уехать, то ей нужно сделать это без особой шумихи.
– Я не могу помочь вам, – почти в слезах кричал священник. – Я не знаю, каково будет решение короля.
Герцогиня и Ришелье обменялись усталыми взглядами. Продолжать изводить несчастного было бесполезно. Им оставалось только ждать и надеяться.
Состояние Людовика ухудшилось, и епископ подготовил короля к тому, что ему пришло время очистить душу перед лицом Господа.
– Вы не сможете это сделать, ваше величество, – говорил епископ, – пока ваша любовница здесь. Вам остается лишь одно. Вы должны приказать ей уехать. Только тогда вы сможете вовремя начать покаяние.
Король дал согласие, и вскоре о решении Людовика узнали все придворные. Галерею, соединяющую покои короля и покои его любовницы, разрушили. Теперь и народ знал о том, что любовницу короля отсылают. Герцогиня и ее сестра должны были как можно быстрее и по возможности незаметно покинуть Мец.
Но у них было слишком много врагов. «Король умирает, – говорили принцы, которых герцогиня не хотела подпускать к постели короля. – Теперь больше нет нужды терпеть произвол фаворитки».
На улицах и в тавернах города люди решали ее участь. Они обещали научить не задирать нос и грозились выкинуть ее из города.
Герцогиня, в свою очередь, была в ярости и очень напугана. Она боялась попасть в руки толпы – именно такой судьбы желали ей ее враги.
Герцогиня, в свою очередь, была в ярости и очень напугана. Она боялась попасть в руки толпы – именно такой судьбы желали ей ее враги.
Морепа был рад такому повороту событий и даже не пытался скрыть свое ликование. Герцог Шатильон, наставник дофина, заявлял, что изгнание фаворитки – это лучшее из того, что когда-либо случалось с королевским родом Франции.
Ришелье обнаружил, что все его сторонники отвернулись от него и даже планируют изгнать его. Герцогиня понимала, что часы ее пребывания в Меце сочтены. А в пути через всю Францию ей не раз придется столкнуться лицом к лицу с враждебно настроенной толпой.
Пока они готовились к отъезду, к ним пришел маршал де Бель-Иль. Он выразил свои соболезнования и заявил, что его волнует то затруднительное положение, в котором оказались сейчас дамы.
– Вы должны знать, мадам, – сказал маршал, – что взбешенная толпа ждет, когда ваша карета будет проезжать по улицам Меца.
– Я знаю, месье де Бель-Иль, – ответила герцогиня, тщетно пытаясь сохранить достоинство.
– Тогда, я надеюсь, вы позволите мне передать мою карету в ваше полное распоряжение, – сказал маршал. – Она большая, и если задернуть занавески, то никто и не поймет, кто в ней едет.
– Как мне благодарить вас? – вскричала герцогиня.
– Не думайте об этом, – почтительно ответил маршал. – Я не мог не помочь дамам. Занавески в карете задернуты. Когда люди узнают, что вы исчезли, карета будет уже далеко от города.
Вот так герцогине де Шатору и удалось покинуть Мец.
Король был очень слаб и совершенно беспомощен, поэтому епископ Суассонский и Пьер Перуссон все управление взяли на себя. Задача священников состояла в том, чтобы по всем правилам сопроводить короля в рай, а Людовику оставалось верить, что он очень скоро покинет этот мир.
Раскаивается ли он в своих грехах? Да, раскаивается всем сердцем. Очень хорошо, но лишь полное раскаяние спасет его душу.
Он должен раскаяться публично; он должен признаться во всех своих многочисленных грехах; он должен согласиться вышвырнуть герцогиню де Шатору из дворца.
Король впадал в беспамятство; он был слишком слаб, чтобы что-либо понимать, но его душу спасали знатоки своего дела. Враги Ришелье и герцогини праздновали победу, а придворные уже начинали оказывать знаки уважения дофину. Епископ объявил, что королева обязана немедленно явиться к одру короля, чтобы вся Франция знала – наложница изгнана, а муж и жена вновь воссоединились в своей любви. Людовик соглашался со всем, абсолютно не понимая, что говорит.
И тут произошло чудо. Однажды утром Людовик проснулся здоровым.
Когда герцогиня покидала Мец, в город въехала королева. Мария была очень несчастна, она только что узнала, что умерла малышка Тереза-Фелиция. Кроме того, королева полагала, что раз уж король отослал любовницу и послал за женой, то он на краю смерти.
Людовик был все еще очень слаб. Мария встала на колени перед королем; и в глазах Марии стояли слезы.
– Я прошу у тебя прощения, – сказал он, – за все то унижение, которое я тебе причинил.
Мария кивнула и улыбнулась, глотая слезы.
– Я прощаю тебя, – ответила она. – Теперь тебе осталось попросить прощения у Господа.
Людовика задело это ханжеское, типичное для его жены замечание, но он действительно жалел, что причинил ей так много боли, и хотел помириться с Марией.
Париж безумствовал. Людовик выздоровел, он изгнал любовницу. Король и королева опять вместе. Он бесстрашно сражался вместе со своими солдатами, будет править своим народом благородно и справедливо, и для Франции вновь настанет золотой век.
О Людовике отзывались с большой любовью. Он обязательно станет самым великим королем Франции. На этот раз люди не просто называли Людовика своим королем. Они звали его Людовик Возлюбленный.
Как только Людовик поправился, он вернулся к армии. Пока король болел, маршалу Ноаю не удалось достичь особенных успехов, и Людовик начал понимать, что ошибался, считая его великим полководцем.
Этот глупец позволил войскам правителя Лотарингии Чарльза в полной безопасности пересечь Рейн и отправиться на помощь Богемии, отбивающейся от армии Фридриха, короля Пруссии. То, что Ноай позволил Чарльзу сбежать, было возмутительно. Народ был недоволен маршалом, и когда тот приехал в Мец посовещаться с королем, то обнаружил, что потерял его доверие.
Людовик присоединился к своей армии во Фрейбурге, который сразу сдался в руки Франции к приезду короля. Однако наступала зима, и продолжать войну стало невозможно.
Людовик вернулся в Париж. Горожане встретили его так, как очень редко встречают своих королей. Несмотря на лютый холод, люди высыпали на улицы, чтобы показать, как сильно они любят Людовика.
Божественно прекрасный король сидел в своей золотой карете, а люди кричали до хрипоты, прославляя показанную им в бою доблесть.
В толпе стояла женщина, закутанная в шаль. Она пристально смотрела на золотую карету и пассажира.
Людовик не видел ее, но по неосторожности она сбросила шаль, и ее лицо открылось.
Стоящий рядом мужчина заметил ее и громко засмеялся.
– Шатору, – закричал он, и толпа окружила даму.
Она отчаянно пыталась выбраться из толпы.
– Вы обознались… Вы обознались, – твердила она.
Но люди знали, что они не обознались. Они плевали в герцогиню, они бросали в нее камни и валявшийся на улице мусор, они оскорбляли ее.
Растрепанная, плача от ярости и унижения, герцогиня бежала так быстро, как только могла. Забежав в узкий переулок, женщина, тяжело дыша, прислонилась к стене.
Она слышала, как вдалеке стучат барабаны и толпа кричит:
– Да здравствует Людовик! Король вернулся. Да здравствует Людовик, возлюбленный своим народом.
Герцог Ришелье вновь посещал короля в Версальском дворце. Многие гадали, что будет дальше, и коленки у них уже начинали дрожать.
Герцог и герцогиня де Шатильон были в ужасе. Они поступили глупо. Когда Людовик заболел, он настаивал, чтобы дофина не приводили к его постели, но мальчик умолял взять его в Мец, и герцог ослушался короля и выполнил волю своего ученика. Тогда де Шатильон был уверен, что король умирает и он выполняет желание мальчика, который вскоре станет королем.
Герцог, как и многие другие, совершил ошибку и был уверен, что ему придется поплатиться. Людовик никак не выразил своего недовольства. Наоборот, он был, как всегда, добр к герцогу и герцогине, но теперь-то они многое знали о методах короля.
Морепа гадал, что будет с ним.
Они были не единственными, кто задумывался о своей дальнейшей судьбе. Все сомневающиеся собирались в доме на рю де Бак, где расположились герцогиня де Шатору и ее сестра, так как ходили слухи, что герцогиня получает послания от короля.
Это известие ошеломило парижан. Народ ведь уже решил, что раз король помирился с королевой, то теперь у них вновь пойдут детишки, что королевская чета заживет счастливой семейной жизнью, король позабудет про свою любовницу и всецело отдастся делу управления Францией.
Герцогине сообщили, что к ней приехали с визитом. Она тут же приняла посетителя, надеясь, что он привез сообщение от короля. Но когда незнакомец сбросил плащ, она закричала от радости: это был сам Людовик!
Герцогиня бросилась в объятия короля и заплакала от счастья.
– Людовик… мой Людовик… Я знала, что вы появитесь сами или пошлете за мной.
– Вы вернетесь в Версаль.
– Меня так унизили… так жестоко унизили.
– Я знаю.
Мари-Анн взяла его руки и поцеловала их, сначала нежно, а потом страстно. Она знала, как пробудить в нем желание, желание, затмевающее разум.
– Я должна вернуться, – плакала она. – Расставание невыносимо.
– Вы вернетесь.
– Меня никогда не будут уважать, пока вас окружают мои враги. Людовик, разве они должны оставаться? Морепа… самый главный враг. После того как я вернулась из Меца, я время от времени чувствую недомогание. Людовик, думаю, Морепа пытался отравить меня!
– О нет, он не стал бы этого делать.
– Почему бы и нет? Он ненавидит меня, потому что знает, что я ненавижу его. Еще один враг Шатильон. Должно быть, он со своей женой настроили дофина против меня.
– Он и его жена будут изгнаны со двора. Герцогиня радостно закивала.
– Епископ Суассонский и этот дурак исповедник…
– Мы изгоним их всех… если вы чувствуете, что не можете вернуться во дворец, пока они там.
Герцогиня прижала Людовика к себе. Ее глаза были неестественно яркими, будто ее лихорадило. Мари-Анн чувствовала, что это полная победа, самый счастливый момент в жизни.
Людовик провел ночь вместе с герцогиней на рю де Бак. Перед тем как уйти, он сказал:
– Вы должны немедленно вернуться в Версаль. Так мы слишком далеко друг от друга.
– Я вернусь, как только граф де Морепа принесет мне приказание от вас о возвращении.