— Прямо сейчас? Ну, например, вы можете выйти на улицу, подойти к самому большому троллю, какого встретите, и дружески пожать ему руку, — сказал Ваймс. — Впрочем, достаточно будет, если вы просто выйдете на улицу. Честное слово, я сейчас очень занят, господа, а лошадей на переправе не меняют.
— Граги направляются в горы, — произнес Грохссон. — Они обогнут Убервальд и Ланкр, поскольку сомневаются, что их там тепло встретят. То есть они пойдут через Лламедос. Там полно пещер…
Ваймс пожал плечами.
— Мы понимаем, что вы расстроены, мистер Ваймс, — продолжал Грохссон. — Но мы…
— В морге сейчас лежат два мертвых убийцы, — перебил Ваймс. — Один из них умер от яда. Что вам об этом известно? И называйте меня «командор Ваймс», будьте так любезны.
— Говорят, они принимают медленно действующий яд, прежде чем отправиться на опасное задание, — сказал Грохссон.
— Так сказать, жгут корабли? Как интересно. Но сейчас меня интересуют живые. — Он встал. — Я должен повидать одного арестованного гнома, который не желает со мной разговаривать.
— Это, должно быть, Мудрошлем, — заметил Грохссон. — Он родился в городе, командор, но три месяца назад, против воли родителей, отправился учиться в горы. Я уверен, ничего такого он не задумывал. Он просто пытался обрести себя.
— Пускай займется этим в камере, — резко отозвался Ваймс.
— Я могу присутствовать при вашем разговоре? — спросил граг.
— Зачем?
— Во-первых, чтобы предотвратить слухи о том, что с ним дурно обращались.
— Или запустить их? — намекнул Ваймс.
«Кто сторожит стражников? — спросил он себя. — Я!»
Грохссон спокойно взглянул на командора.
— Я хочу… разрядить атмосферу, сэр.
— В мои привычки не входит избивать арестованных, если вы это имеете в виду.
— И я уверен, что вы не сделаете этого сегодня.
Ваймс открыл рот, чтобы выгнать грага из помещения, но тут же остановился. Мелкий нахал попал в самую точку. Ваймс находился на грани срыва с той минуты, как вышел из дому. У него покалывало пальцы, в животе стягивался узел, от резкой боли ломило голову. Кто-то заплатит за все это… это… в общем, за это. Причем необязательно какая-нибудь издерганная пешка вроде Мудрошлема.
Ваймс не поручился бы — о, не поручился бы, — что он сделает, если пленник вздумает возражать или умничать. Бить арестованных… коготок увяз — всей птичке пропасть. Стоит сделать это один раз по серьезному поводу — и в дальнейшем повод уже не понадобится вовсе. Хорошие парни не совершают плохих поступков. Иногда зоркий стражник, который сидит в голове у каждого копа, обретает лишнюю пару глаз.
Чтобы вершить правосудие, его нужно видеть. Значит, Ваймс присмотрит, чтобы все шло должным порядком.
— Господа, — сказал Ваймс, глядя на грага, но обращаясь ко всем присутствующим. — Я знаю вас, вы знаете меня. Вы — уважаемые гномы, которые обладают определенным положением в городе. Я хочу, чтобы вы поручились за мистера Грохссона, потому что я вижу его первый раз в жизни. Ну же, Сета. Я тебя сто лет знаю. Что скажешь?
— Они убили моего сына, — сказал Сталегрыз.
И в голове у Ваймса как будто обрушился топор. Он рассек трахею, сердце, желудок… и исчез. Ярость сменилась ледяным холодом.
— Простите, командор, — тихо произнес Грохссон. — Но это правда. Сомневаюсь, что Гюнтер Сталегрыз интересовался политикой. Он просто поступил работать в шахту, потому что хотел несколько дней поворочать лопатой и почувствовать себя настоящим гномом.
— Они бросили его умирать в грязи, — продолжал Сталегрыз до жути бесстрастным голосом. — Мы окажем вам любую помощь, какая потребуется. Любую. Но убейте их всех, когда найдете.
Ваймс мог лишь ответить:
— Я их найду.
Он не сказал: «Убить их? Нет. Если они сдадутся, если не обратят против меня оружие… Коготок увяз — всей птичке пропасть».
— Мы сейчас уйдем и не будем больше вам мешать, — сказал Рукисила. — Мы хорошо знаем грага Грохссона. Возможно, он слишком современен. Слишком молод. Не из тех грагов, к каким мы привыкли, но… да, мы ручаемся за него. Доброго вам вечера, командор.
Ваймс уперся взглядом в стол, пока они выходили. Когда он поднял голову, граг стоял перед ним с тонкой терпеливой улыбкой на лице.
— Вы не похожи на грага, — сказал Ваймс. — Вы выглядите как самый обыкновенный гном. Почему я никогда раньше о вас не слышал?
— Наверное, потому, что вы полицейский? — кротко предположил Грохссон.
— Я понял намек. То есть вы не глубинный гном?
Грохссон пожал плечами.
— Я умею мыслить глубинно. Я родился в городе, командор, как и Мудрошлем. Мне не нужна гора над головой, чтобы быть гномом.
Ваймс кивнул. Городской парнишка, не какой-нибудь горный бородач. Быстро соображает. Неудивительно, что он нравится лидерам гномьей диаспоры.
— Ладно, мистер Грохссон, пошли. Но при двух условиях. Условие первое: у вас пять минут, чтобы раздобыть набор для «Шмяка». Справитесь?
— Думаю, да, — сказал гном, слегка улыбнувшись. — А второе условие?
— Сколько вам понадобится времени, чтобы научить меня играть?
— Вас? А вы когда-нибудь играли?
— Нет. Один тролль недавно показал мне игру, но я ничем таким не баловался с самого детства. Впрочем, мальчишкой я неплохо играл в «пьяную крысу».[13]
— Думаю, двух-трех часов будет… — начал Грохссон.
— Некогда, — перебил Ваймс. — У вас есть десять минут.
Пьянка началась в «Ведре» на Блестючей улице. Завсегдатаями этого паба были стражники. Его хозяин, мистер Сырр, знал, что нужно клиентам. Стражники предпочитали пить в таком месте, где ничто не напоминало бы им об их профессии. Бурное веселье здесь не поощрялось.
Потом Беллочка предложила перейти в «Слава богу, здесь открыто».
Ангва была не в лучшем настроении, но у нее недостало духу сказать «нет». Хотя Беллочку судьба наградила телом, способным пробудить ненависть в любой женщине, этот недостаток компенсировался тем, что Беллочка и вправду оказалась очень мила. Во-первых, самоуважения у нее было не больше чем у гусеницы, а во-вторых, и мозгов примерно столько же (и собеседник неизбежно понимал это с первых же фраз). Судя по всему, одно уравновешивало другое; наверное, какой-то добродушный бог сказал: «Прости, детка, ты получилась тупее потолочной балки, но не огорчайся, на это никто не обратит внимания».
И желудок у нее был луженый. Ангва гадала, сколько мужчин скончалось в тщетных попытках напоить Беллочку до потери сознания. Алкоголь совершенно не ударял ей в голову. Возможно, он просто не находил дороги к мозгу. Но Беллочка была приятной и добродушной собутыльницей, если избегать в беседе намеков, иронии, сарказма, юмора, сатиры и трехсложных слов.
Ангва злилась, потому что ей до смерти хотелось пива, а молодой человек за стойкой решил, что «пинта „Винкля“» — это название коктейля. Неудивительно, учитывая ассортимент тамошних напитков.
— Что такое «Бурлящий оргазм»? — поинтересовалась Ангва, изучая меню.
— Похоже, мы вовремя с тобой познакомились, — заметила Салли.
— Нет, — Ангва под общий смех вздохнула: типично вампирский ответ! — Я имею в виду, из чего это сделано?
— «Альмонте», «Валулу», виски-крем «Медвежьи объятия» и водка, — сказала Беллочка, которая знала рецепты всех существующих на свете коктейлей.
— И как он действует? — спросила Шелли, привставая на цыпочки, чтобы посмотреть поверх стойки.
Салли заказала четыре порции и вновь повернулась к Беллочке:
— Значит… ты и Шнобби Шноббс?.. Ну и как у вас?..
Все трое навострили уши.
К чему еще нужно было привыкнуть в присутствии Беллочки, так это к общему молчанию. Как только она входила, воцарялась тишина. Иногда из сумрака доносился вздох. Даже богиня пошла бы на преступление ради такого тела, как у Беллочки.
— Шнобби милый, — сказала Беллочка. — Он меня смешит. И не распускает руки.
На трех лицах отразилось сосредоточенное раздумье. Речь шла о Шнобби. Было слишком много вопросов, которые они не собирались задавать.
— А ты видела, как он давит прыщи? — поинтересовалась Ангва.
— Да! Я думала, что лопну со смеха! Он такой забавный!
Ангва уставилась в бокал. Шелли кашлянула. Салли принялась изучать меню.
— И он очень верный, — продолжала Беллочка. Словно догадавшись, что этого недостаточно, она грустно добавила: — Если хотите знать, он первый парень, который пригласил меня на свидание.
Салли и Ангва дружно выдохнули. До них дошло. Значит, вот в чем проблема! Притом запущенная…
— Понимаете… у меня слишком густые волосы, слишком длинные ноги и слишком большие сиськи… — продолжала Беллочка, но Салли подняла руку, призывая к молчанию.
— Понимаете… у меня слишком густые волосы, слишком длинные ноги и слишком большие сиськи… — продолжала Беллочка, но Салли подняла руку, призывая к молчанию.
— Во-первых, Беллочка…
— Меня зовут Бетти, — сказала та и высморкалась таким изящным жестом, что самый гениальный скульптор в мире продал бы душу, чтобы запечатлеть это в мраморе. Вместо «Бетти» получилось «Брлм».
— Во-первых… Бетти, — повторила Салли, произнеся имя с некоторым усилием, — ни одна женщина младше сорока пяти…
— Пятидесяти, — поправила Ангва.
— Да… так вот, ни одна женщина младше пятидесяти не станет употреблять слово «сиськи» применительно к себе. Не станет — и точка.
— А я и не знала. — Беллочка шмыгнула носом.
— Да уж, — сказала Ангва.
Господи, каким образом объяснить женщине вроде Беллочки, которой имя «Бетти» подходит ничуть не более гвоздя во лбу, что у нее «синдром никчемушника»? Притом не какой-нибудь частный случай — это был синдром воплощенный, во всей красе, в своей незамутненной сути, классический пример, из которого следовало набить чучело и сохранить в качестве наглядного пособия для студентов. И Беллочка была счастлива с капралом Шнобби!
— Я сейчас тебе кое-что объясню… — начала Ангва и тут же умолкла, пораженная масштабами задачи. — Слушай… может быть, сначала выпьем еще? Какой там следующий коктейль?
Шелли сверилась с меню.
— «Розовый трясун»! — объявила она.
— Прекрасно! Дайте четыре!
Фред Колон заглянул сквозь решетку. В общем и целом он был неплохим тюремщиком — у него всегда стоял наготове горячий чайник, он, как правило, был дружески расположен к большинству людей и слишком туп, чтобы попасться на уловку. Вдобавок он хранил ключи от камер в жестяной коробке в нижнем ящике стола, вне досягаемости палок, рук, собак, хитроумно брошенного пояса или специально обученной паукообразной клатчской обезьяны.[14]
Он слегка беспокоился насчет этого гнома. В тюрьму кто только не попадал и обычно арестанты изрядно шумели, но этот тип… Колон даже не знал, что хуже — когда гном рыдал или замолкал. Пришлось поставить свечку на табурете у решетки, потому что арестованный страшно нервничал, если было мало света.
Он задумчиво помешал чай и протянул кружку Шнобби.
— Слушай, у нас тут настоящее чудо, — сказал Колон. — Если гном боится темноты, значит, у него крыша поехала. Он даже не притронулся к чаю и бисквитам. Что скажешь?
— Что его бисквиты съем я, — ответил Шнобби, потянувшись к тарелке.
— Чего ты вообще здесь делаешь? — спросил Фред. — Я думал, ты куда-нибудь пойдешь и будешь пялиться на девчонок.
— Беллочка сегодня угощает подруг выпивкой.
— О-о, лучше предупреди ее, — сказал Фред Колон. — Сам знаешь, как оно бывает. В конце концов, они перепиваются, визжат и ведут себя неподобающим образом, например, срывают лифчики, ну и все такое. Это называется… — он почесал в затылке, — неразборчивое пьянство.
— Она пошла с Ангвой, Салли и Шелли, сержант, — ответил Шнобби, беря очередной бисквит.
— Не теряй бдительности, Шнобби. Женщины сговариваются против мужчин… — Фред вдруг замолчал. — Вампир и вервольф пошли пить вместе? Помяни мое слово, парень: лучше не выходи сегодня на улицу. Если они начнут…
Он заткнулся, услышав голос Сэма Ваймса, донесшийся с верхней площадки каменной лестницы. Вслед за голосом явился и его обладатель.
— Значит, я должен помешать им собраться кучкой, правильно?
— Если играете за троллей, то да, — ответил кто-то. — Плотный гномий строй сулит троллям неприятности.
— Тролли напирают, гномы бросаются.
— Точно.
— И никто не может перепрыгнуть через камень, который лежит в центре.
— Да.
— И все-таки мне кажется, что гномы должны победить.
— Посмотрим. Очень важно…
Ваймс остановился, увидев Шнобби и Колона.
— Так, парни, мне надо поговорить с арестованным. Как он там?
Фред указал на скорчившуюся фигуру на койке в дальнем углу камеры.
— Капитан Моркоу с полчаса назад пытался с ним поговорить — вы ведь знаете, он умеет расположить к себе. Но только он не вытянул из этого гнома ни слова. Я зачитал арестованному его права, но не спрашивайте, понял ли он что-нибудь. Он, во всяком случае, отказался от чая с бисквитами. Они полагаются ему по параграфам 5 и 5-б, — добавил Фред, меряя Грохссона взглядом. — Параграф 5-в он получит, если нам выдадут «Чайное ассорти».
— Он может ходить? — спросил Ваймс.
— Кое-как волочит ноги, сэр.
— Ну, так тащи его сюда, — потребовал Ваймс и, заметив испытующий взгляд Фреда, направленный на Грохссона, продолжал: — Этот джентльмен желает удостовериться, что мы не прибегнем к резиновой дубинке, сержант.
— А я и не знал, что она у нас есть, мистер Ваймс.
— Нету, — ответил Ваймс. — И потом, какой смысл лупить арестанта штукой, которая пружинит, — добавил он, взглянув на Грохссона. Тот вновь улыбнулся своей странной тонкой улыбкой.
На столе горела свеча. Фред зачем-то поставил еще одну на табурете рядом с решеткой единственной занятой камеры.
— Здесь темновато, а, Фред? — сказал Ваймс, сдвинув кружки и груду старых газет, которыми был завален стол.
— Да, сэр. Гномы забрали у нас несколько свечей, чтобы поставить вокруг своего прокля… жуткого знака, — ответил Фред, нервно взглянув на Грохссона. — Прошу прощения, сэр.
— Почему его нельзя просто сжечь?.. — буркнул Ваймс, кладя на стол доску для «Шмяка».
— Это очень опасно, особенно теперь, когда Призывающая Тьма вошла в мир, — сказал Грохссон.
— Вы в это верите? — спросил Ваймс.
— Верю? Нет, — ответил граг. — Я просто знаю, что она существует. Троллей надо расставить вокруг центрального камня, — деликатно подсказал он.
Чтобы разместить крошечных воинов на доске, понадобилось некоторое время, как и на то, чтобы вывести из камеры Мудрошлема. Фред Колон осторожно направлял арестованного, держа за плечо, и гном шел, словно во сне, закатив глаза, так что виднелись одни белки. Железные сапоги скрипели на каменном полу.
Фред бережно усадил его на стул и придвинул ближе вторую свечу. Как по волшебству, гном устремил взгляд на игрушечную армию, не обращая внимания больше ни на что вокруг.
— Мы тут играем, мистер Мудрошлем, — негромко сказал Ваймс. — Выбирайте, за кого хотите сыграть.
Мудрошлем протянул дрожащую руку и коснулся фигурки. Тролль. Гном предпочел играть за троллей. Ваймс вопросительно взглянул на стоявшего рядом Грохссона и в ответ вновь получил улыбку.
Так, значит, нужно собрать кучкой как можно больше гномов… Ваймс помедлил и отправил фигурку гнома в другой край доски. Фигурка щелкнула о дерево, и тут же эхом отозвался второй щелчок — Мудрошлем двинул своего тролля. Хоть он и казался спящим, его рука мелькнула с удивительной быстротой.
— Кто убил четверых гномов в шахте, Мудрошлем? — негромко спросил Ваймс. — Кто убил этих городских парней?
Тусклые глаза взглянули на него, затем многозначительно обратились на доску. Ваймс наугад двинул следующую фигурку.
— Темные гномы, — шепотом ответил Мудрошлем, с легким щелчком переставляя тролля.
— Кто приказал?
Снова взгляд, снова ход наугад и ответное движение, такое быстрое, что обе фигурки как будто коснулись доски одновременно.
— Граг Бедролом.
— Зачем?
Щелк-щелк.
— Они слышали, как эта штука говорит.
— Какая штука? Куб?
Щелк-щелк.
— Да. Его вырыли. Он сказал, что говорит голосом Бхриана Кровавого Топора.
Ваймс услышал, как ахнул Грохссон, и поймал взгляд Фреда Колона. Он кивком указал ему на дверь и что-то шепнул.
— Кажется, это легендарный король гномов? — уточнил Ваймс.
Щелк-щелк.
— Да. Он командовал гномами в Кумской долине, — ответил Мудрошлем.
— И что же сказал его голос?
Щелк-щелк.
И еще один щелк — Фред Колон запер дверь и встал перед ней, с совершенно бесстрастным лицом.
— Не знаю. Пламен сказал — что-то такое о битве. Он объяснил, что куб лжет.
— Кто убил грага Бедролома?
Щелк-щелк.
— Не знаю. Пламен позвал меня на совет и сказал, что у грагов случилась ужасная драка. Пламен сказал, один из них убил Бедролома в темноте шахтерским молотком, но неизвестно, кто именно. Они дрались друг с другом…
«И все были одеты одинаково, — подумал Ваймс. — Только силуэты. Запястий не видно…»
— Зачем они хотели его убить?
Щелк-щелк.
— Чтобы помешать Бедролому уничтожить слова. Он визжал и бил по кубу молотом!
— В кубе есть… чувствительные места. Если неправильно до них дотронуться, звук может исчезнуть совсем, — шепотом объяснил Грохссон.
— Молоток справится с этой задачей, куда бы он ни ударил, — заметил Ваймс.