«Деньги – это грязь. Жаль, что грязь – не деньги!»
– Потрясающе! – восхищенно протянула брюнетка.
– Потрясающе, – согласилась Кира, которая и впрямь нашла эту мысль свежей и оригинальной. – Ничего, что я села тут, рядом с тобой? Ты… я хочу сказать, я…
– Сиди! – великодушно разрешила девушка. – Я тут пока еще одна как перст, ни с кем не познакомилась. Начать с тебя, что ли?
Дружба завязалась мгновенно и длилась по сей день. «Вот именно – по сей день…» – горько подумала Кира. Не далее! И стало страшно: как она теперь будет обходиться без Алки? Сможет ли держать «в железном кулаке» стайку лодырей-лаборантов? А ругаться с институтским начальством из-за денег, которые министерство целевым назначением выделяет на развитие Кириной лаборатории, но если до нее доходят процентов десять, то это хорошо? Кто теперь будет «подчищать хвосты» Кириных исследований, оформлять их на бумаге, следить за серийностью и непрерывностью опытов? «Ты без меня пропадешь, – не раз снисходительно говорила Алка. – Ты же у нас звезда! Блеснула и полетела по небесам дальше! А я подбираю твои лучики. В пробирочку складываю. Этикеточки приклеиваю! Если не буду этого делать, ты завтра и не вспомнишь, какая идея тебя осеняла, гениальная твоя головушка. Ты у нас – алмаз неограненный, а я твой ювелир!»
Это правда, все правда!.. Как работать без Алки? Как жить без нее, без ее советов: что носить, с кем встречаться, какую диету соблюдать, каким спортом заниматься?.. Эта беспрекословная зависимость от Алки здорово злила Кирину мать: «Ты любишь говорить, будто Алка – твое отражение. А не замечаешь, как сама ее отражением становишься!»
Может быть, мама права. Может быть, Кира слишком подчеркивала свою зависимость от подруги: ведь даже на симпозиумы их приглашали в последние годы только вдвоем. И, например, Мэйсон Моррисон, обещая Кире лабораторию с фантастическими возможностями, должность первого помощника сразу предложил Алке…
Но все это в прошлом, в прошлом! Какой кошмар… Что бы Кира ни думала сейчас об их отношениях с Алкой, как бы ни винила себя за мягкость и бесхребетность (любимое мамино словечко!), сколько бы ни давала себе слов быть более самостоятельной и независимой – что в работе, что в жизни, – ничего теперь не имело значения по сравнению с одним простым и страшным фактом: где-то на склоне Карадага, под кустом шиповника, лежит и коченеет мертвое тело, которое тридцать лет звалось Алкой Вихновской.
Кира скорчилась в комок и обхватила себя руками. Ей казалось, будто немилосердные ветры дуют на нее со всех сторон. Ледяные ветры одиночества…
– Эй, подруга!
Кира вздрогнула, почувствовав чье-то прикосновение к своей руке. Открыла глаза – «юбчоночка» близко склонилась к ней, а из глаз так и выплескивалась тревога:
– Ты шо? Кончай реветь! Здесь еще ничего! А вот в Судаке посидела бы или в старой КПЗ… Беда – к ужину опоздала, так завтрак в шесть, авось не помрешь с голодухи. И… вот еще что: можешь слопать мою порцию. Поняла? – «Юбчоночка», уперев руки в боки, обернулась к цыганке: – Я свой завтрак ей отдаю, а не тебе, мымра!
– Сама ты мымра, яхонтовая! – не замедлила с ответом цыганка. – С того и счастье тебя стороной обходит. Первого короля потеряла – и второго потеряешь!
– А ты не каркай! – погрозила кулаком «юбчоночка». – Подумаешь, король! Никакой он не король, а просто Васька. Скатертью дорога. А вот Кабан от меня никуда не денется. Я еще нынче ночью к нему наведаюсь, а утречком, к семи, – вернусь.
– Это как, доча? – озадачилась цыганка.
– Как, как! Ключик золотой у меня есть! – «Юбчоночка» задорно покачала бедрами.
– Не ключик, а скважина, – усмехнулась цыганка. – Что, Мыколе дашь, доча?
– И дам! Меня не убудет. Зато на всю ночку обещался меня к Кабану отпустить.
– А ну как твой король узнает, что ты, брильянтовая, с другим гуляешь? – как бы по-доброму озаботилась цыганка, однако что-то такое блеснуло в сокровенной глубине ее черных глаз, отчего «юбчоночка» опасливо прищурилась:
– Откуда ему узнать? Не от тебя ли? Ну, гляди, молдаванка-сербиянка… ежели что, я ведь тоже молчать не стану, весь твой земноводный бизнес на чистую воду выведу!
Цыганка махнула на нее худой рукой, звеня браслетами:
– Зачем так, изумрудная? Я тебе разве мешаю? Беги, доча, хоть к Кабану, хоть к Мыколе, хоть к черту с рогами!
– А, испугалась! – захохотала «юбчоночка». – Знаешь, чем эти ромалэ нынче промышляют? – возбужденно повернулась она к Кире. – Перевозят по Крыму всякую дрянь экзотическую. Крокодилов, змей… Этих в термосах возят. Крокодильчику маленькому пасть проволокой перевяжут – и на себя, на пузо, а то и на грудь. Попугаев водкой упаивают – и в свои корзинки со шмотьем. «Новые хохлы» на такую дрянь падкие, у моего вон Кабана аж семь попугаев. И все орут: дурак! дурак! А он все не верит. – «Юбчоночка» захохотала.
– Ох, и язычница же ты, яхонтовая! Язык у тебя без костей, – вздохнула цыганка. – Не будет тебе счастья в жизни с таким языком. А ты, доча, ее не слушай, – повернулась она к Кире. – Давай я тебе лучше погадаю – всю правду скажу.
– Не слушай, ни слова не слушай! – взвизгнула «юбчоночка». – Это все обман, научно доказано. Им главное – чтоб ручку золотили.
– А тебе, доча, не это главное? Ты, что ль, даром с Кабаном? – взбеленилась цыганка.
Кира отвернулась, чувствуя тошноту. Глупости все это. Вот если бы некто всезнающий смог открыть, кто убил Алку, кто невероятным образом вмешался в Кирину жизнь – и одним рывком перевернул ее, как Архимед, получивший точку опоры… за это Кира не пожалела бы хоть обе ручки позолотить! Даже «Ролекса» своего не пожалела бы!
Машинально взглянув на свое запястье, Кира, к своему ужасу, обнаружила, что вопрос так не стоит. Никогда ей не выяснить, жалко стало бы отдать местному Нострадамусу золотые часики с хрустальным стеклышком или нет – они исчезли.
О господи! Ее «Ролекс»! Уникальный, сделанный по специальному заказу щедрого Мэйсона Моррисона, который едва не спятил, когда понял, что добыча ускользает из рук, и готов был на все, чтобы произвести на Киру с Алкой неизгладимое впечатление! Синее кольцо на циферблате, а в нем золотисто мерцают инициалы. Да, это они. Кирины часы. У Алки точно такие же, только буквочки – серебряные. Мэйсон мгновенно просек, кто есть кто в их тандеме, поэтому Алка, помнится, осталась не очень довольна подарком (пока не расчухала, сколько он стоит!)… И вот это сокровище… тю-тю!
Кира пошарила вокруг себя рукой – пляжной корзинки на нарах не было. И юбка как-то подозрительно болталась… Ах вот что! С нее сняли ремешок!
Вообразив, какую дуру она там, перед Полторацким и Мыколою, сваляла, хлопнувшись в обморок, Кира едва не зарыдала от унижения. С нее, значит, с бесчувственной сняли часы, поясок, отобрали вещи. Понятно, по протоколу положено! Небось и опись составили! Представив, как лапы Мыколы ползают по ее талии, Кира содрогнулась. Они вообще могли сделать с ней что угодно, эти… Отчаявшись найти подходящее определение, как в русском, так и английском языках, Кира в бессильной злобе замотала головой. Это надо же только додуматься: брякнуть, будто она убила Алку! И ей даже никакого вопроса не задали: с кем, мол, ваша подруга сегодня проводила день, где именно? Это же элементарно! С другой стороны, если Кира свалилась без чувств, элементарное переходило в разряд невозможного. А что она вообще могла сказать, даже будучи в сознании? Что Алка отправилась на заповедный Карадаг с новым любовником? И что Кире известна всего одна его примета: белый джип? Ну что ж, это немало. Однако только в нищем Коктебеле, в точности как в богатых Арабских Эмиратах, джипов таскается туда-сюда по дорогам – несчитано. Для «новых хохлов» это нынешним летом последний прикол.
Так что примета ненадежная. Но еще, еще одно о предполагаемом злодее известно: Алка обещала, что при виде его Кира упадет. Но существует только один, совершенно определенный тип мужчины, от которого у Киры начинали подкашиваться ноги. Точнее сказать, представитель противоположного пола должен соответствовать как минимум шести условиям. Пол, однозначно, мужской, без малейших признаков разноцветья. Столь же непререкаемы были требования насчет роста, комплекции, цвета глаз и волос. Впрочем, жизнь уже успела научить Киру, что эталоны существуют только в науке, а в быту частенько приходится поступаться тем или иным.
Одно условие чаще других подвергалось сомнению и пересмотру, и постепенно Кира вовсе перестала его выдвигать. Ее сексуальный опыт (не больно-то большой, но и не слишком убогий) гласил, что такого мужчины просто нет на свете, а те бабы, которые направо и налево трещат, будто что-то чувствуют в постели, кроме ответственности за блаженство партнера, врут как сивые кобылы.
Впрочем, недавно Кира вычитала в какой-то газете, будто женский оргазм природой вообще не предусмотрен, а является одним из духовных богатств мужской части человечества, – и несколько утешилась. Мало ли существует духовных богатств, недоступных Кире! Скажем, «Мона Лиза» не произвела на нее никакого впечатления, так что ж – теперь застрелиться прикажете?
Впрочем, недавно Кира вычитала в какой-то газете, будто женский оргазм природой вообще не предусмотрен, а является одним из духовных богатств мужской части человечества, – и несколько утешилась. Мало ли существует духовных богатств, недоступных Кире! Скажем, «Мона Лиза» не произвела на нее никакого впечатления, так что ж – теперь застрелиться прикажете?
Наскоро перетасовав в уме все свои невыполнимые запросы, Кира, как в тумане, увидела перед собой предполагаемого злодея: высокий худощавый блондин опасно щурил серые, голубые или зеленые глаза, а его длинные пальцы угрожающе высовывались в окошко белого джипа…
Неужели Алку убил этот незнакомец? Но за что? Почему? Поссорились они, что ли? Но это как же надо поссориться со случайной знакомой, чтобы не просто убить – бросить ее тело под кустом… Отвратительно, бесчеловечно!
Нет. Вряд ли ссора, тут что-то другое. Этот случайный свидетель, Фридунский, подробнейшим образом описывая свою случайную находку, ни словечком не обмолвился об одной из главных Алкиных примет: о «Ролексе». Что, если Кирину подругу убили ради ограбления? Ради этих часов?
Ради часов… Это еще более мерзко, отвратительно. Невыносимо! Да, цена «Ролекса» – несколько тысяч долларов. Ну и что?! А какова цена Алкиной неунывающей изобретательности, ее быстрого ума, житейского проворства? Ее практичности, радостной готовности поддерживать Киру во всех бредовых замыслах? Это все бесценно. Бесценно… и невозвратимо.
Кира тоскливо покачала головой. Наверное, будь возможность выбирать, она предпочла бы, чтобы Алка погибла из-за чьей-то ревности, мести, в пылу любовной ссоры, случайно, в конце концов. Только не из-за денег. Только не ради такой мелочи, как американские тикалки, которые, в сущности, были простой взяткой.
А может быть, Кирина подруга и в самом деле погибла случайно? Например, сорвалась с тропы. На Карадаге ого-го какие обрывы! Фридунский ведь не описывал, как именно была убита Алка. Может быть, не решился углубляться в такой жуткий предмет? Или говорил об этом, когда Кира уже была в отключке?.. Но если Алка и правда стала жертвой трагической случайности, куда же смотрел этот поганый кавалер, какой бы масти он ни был? Джип, что ли, чинил?! А кто в этом случае пошалил рядом с крымскими милициями? Кира-то как вписывается в карадагскую трагедию – вернее не сама она, а все те черные тучи, которые вдруг заклубились над ее головой?..
Кира так и подскочила: показалось, над самым ухом возмущенно взревел мотором автомобиль. Нет, это дверь открывается… точнее говоря, скрежещет, отодвигаясь, решетка «обезьянника».
«Дывысь – Мыкола!» – невольно вспомнила она слоган сегодняшнего дня. И не один явился – с новой жертвой.
«А она-то кого прикончила?» – с холодным любопытством подумала Кира, озирая ладненькую брюнетку в бесподобно сидящих джинсах, и чувство некоторого дискомфорта, какое всегда испытывает женщина высокая в обществе женщины невысокой, с привычной тоской угнездилось в ее душе.
Вновь прибывшая оглядела компанию смеющимися глазами и сказала:
– Привет!
– Во, гляньте, какая классная соседка, – отрекомендовал новенькую Мыкола, оглядывая содержимое «обезьянника». – До утречка к вам на посиделки. Вы уж, будьте ласковы, все ей живенько обскажите про наши порядки, только… – погрозил он кулачищем. – Только будьте хорошими девочками, лады?
«Юбчоночка» и цыганка дружно кивнули. Мыкола исподлобья глянул на замершую в углу нар Киру, но ничего не сказал и вновь потянул решетку «обезьянника».
– Эй, Мыкола! – кинулась к нему «юбчоночка». – Мы же с тобой сговорились! Ты куда?
– Погодь, кралечка! – донесся из коридора сытый смешок. – Погодь. Сейчас всего десять часов – еще успеем накохаться.
«Десять часов!» – ужаснулась Кира. То есть миновало пять часов ее непрерывного кошмара. Уже, считай, ночь. И сколько это еще продлится – неведомо. Теоретически – как минимум до понедельника. Пока не закрутится проржавевший милицейский маховичок. Нет, еще сутки понадобятся Игорю, чтобы добраться сюда, – то есть, считай, на трое суток надо набраться терпения. Стиснуть зубы, сжать кулаки. Ничего страшного: люди по три года сидят и по тридцать три, уж трое-то суток можно потерпеть!
Кошмар. Трое суток… Вечность!
Она обхватила плечи ладонями: вдруг прохватило ознобом.
– Да, здесь у вас не жарко, – констатировала новенькая, заметив ее движение. – А на улице такая ночь – диво! Луна светит как сумасшедшая, все в серебре.
– Кра-си-во говоришь! – восхитилась «юбчоночка». – В Доме творчества писателей промышляешь?
– Нет, я там отдыхаю, – ответила новенькая. – По путевке.
– Какие люди! – еще пуще восхитилась «юбчоночка». – И без охраны!
– Отчего же? – усмехнулась брюнетка. – Очень даже под охраной!
– Это точно! – жизнерадостно согласилась «юбчоночка». – А почему? За что, вернее?
– А… на спор! – Незнакомка тряхнула головой: задорно взлетели цвета воронова крыла гладкие пряди. – Я тут на экскурсии.
«Юбчоночка» переглянулась с цыганкой, потом обе взглянули на Киру, но и в ее глазах не нашли понимания.
– Подсадная, что ль? – с вкрадчивой угрозой осведомилась «юбчоночка», упирая руки в боки и делая шажок вперед. – А подсадным, знаешь, что делают?
– Девочки, не надо ля-ля! – выставила вперед ладони черноволосая, и ни тени испуга не промелькнуло на точеных чертах ее лица. – Все абсолютно объяснимо. Меня, между прочим, Саша зовут, я писательница: детективы пишу. И мне для новой книжки нужен взгляд изнутри на вот такой курортный экзотический «обезьянник» – реальные, конкретные детали. Вас тут, конечно, маловато, но Мыкола обещал, что завтра еще пару-тройку интересных девочек мне сюда подбросит.
– Обещал? – невинно спросила «юбчоночка». – А чего это он такой добренький, гад, сделался? Не через тебя ли, давалка, он меня отставил, а? Не ты ли ему дала и охоту отшибла?
– Я ему, конечно, дала, – усмехнулась Саша-детективщица. – Но не то, что ты думаешь. Моя экскурсия обошлась мне в сто баксов – за сутки. Если захочу «отсидеть» еще, – она хихикнула, – придется выложить вторую сотенку.
– Ой, доча, ну что ты так деньгами соришь! – всполошилась цыганка. – Позолоти-ка лучше мне ручку – я тебе на судьбу погадаю, всю правду скажу!
– Потом, ладно? – лучезарно улыбнулась Саша. – Я сначала вон с девушкой пообщаюсь, а то вернется Мыкола – и у меня клевый сюжет из-под носу уведет. Пошли поговорим?
Улыбнувшись «юбчоночке», она шагнула к пустым нарам. Та последовала за ней как зачарованная. Пока Саша доставала из многокарманной жилетки блокнот и карандаш, «юбчоночка» торопливо охорашивалась, как будто ей предстояли съемки на телевидении.
– А у тебя как фамилия? – спросила она с придыханием. – Маринина, да?
– Ну почему сразу Маринина?! – вспылила Саша. – Как детективщица, так, значит, только Маринина? Если тебе так интересно, фамилия моя Исаева. Но кто здесь у кого берет интервью?
– Правда что, – кивнула «юбчоночка». – А ну, глянь на бамбер – надо время засечь, сколько еще Мыкола меня будет тут держать!
«Не бамбер, а бампер!» – машинально подумала Кира, но Саша спокойно взглянула на часы:
– Время пошло.
«Юбчоночка» сложила руки на острых голых коленях и затараторила:
– Значит, так. Академия тут клевая, в смысле – «обезьянник», а вот раньше в старую каталажку пихали – спасу нет, какая параша! Правда что – параша прямо там была, дырка в полу – и все. Вонища!.. Потолки низкие, балдой все время бьешься. Бурдолагой какой-то харчили. Один бобер врезал дуба от той гробиловки… а может, менты замочили его технически, кто знает! Однако и там девкам штатным можно было жить не тужить, если с тутошними амбалами кантоваться…
– Как ты с Мыколой? – уточнила Саша, строчившая в блокноте с таким видом, словно отлично понимала несусветную феню, на которой вдруг начала ботать «юбчоночка».
– Тьфу, язычница! – сердито плюнула цыганка. – Разболталась – уши вянут! – И повернулась к Кире: – Давай, доча, я хоть тебе погадаю, что ли? Знаю – у тебя ни гроша, а все ж… Это будет самое верное гадание, потому как – без монеты!
Не успела Кира сказать ни да, ни нет, как цыганка ловко запрыгнула к ней на нары и, вцепившись в левую руку, принялась водить по ней пальцем, будто в «сороку-ворону» с дитем играла. В то же время она доверительно прикасалась к правой руке клиентки.
«Так, – отстраненно констатировала Кира, – все понятно. Правая рука напрямую связана с левым полушарием мозга, которое «отвечает» за логику и интеллект. Левая, – наоборот, с правым полушарием, которое пробуждает эмоции. Поглаживая правую руку, цыганка усыпляет и отключает интеллект. А когда водит пальцем по ладони, передает свои эмоции…»
– Ты красивая, но счастьем недовольная, правда? – азартно начала цыганка, вцепляясь в Киру глазами.