– В самом деле, – промямлила я, решительно не зная, что на это сказать.
– А вторая девочка никак из наших? – доброжелательно пошутил патологоанатом, прищурившись на снулую Трошкину.
Алка тут же спрыгнула с моей спины и широко раскрыла глаза.
– Это моя подруга, Алла, – сказала я.
– Очень приятно. А это мои практиканты, Сева и Петя! – прогудел Валерий Борисович, отодвигаясь к стеночке, чтобы открыть вид на пару парней в несвежих медицинских халатах.
Мальчики улыбнулись и растянули над головами рукописный плакатик «Добро пожаловать!». Трошкина глянула на него и снова закатила глаза.
– Да что же мы дорогих гостей на пороге держим, проходите, милые дамы, проходите! – радушно забасил Валерий Борисович.
Мамуля, я и едва волочащая ноги Трошкина переместились в маленькую тесную комнатку со скрипучим деревянным полом, щелястым окном и обыкновенным кухонным столом, вокруг которого сгрудились разномастные стулья в количестве, позволяющем рассадить всю нашу компанию. Стол был покрыт веселенькой клееночкой в цветах шотландского клана Макгрегоров, на клееночке стояла бутылка кагора, коробочка пастилы и тарелка с кружочками домашней колбаски. Рюмок не было, их должны были заменить разнокалиберные чайные чашки.
– Прошу к столу! – прогудел Валерий Борисович.
– Ах, зачем же, мы ведь к вам по делу! – с этими словами мамуля присела на обшарпанный табурет.
Даже на таком жалком подобии трона она выглядела как королева. Валерий Борисович молитвенно сложил руки и показательно залюбовался, практиканты Сева и Петя зашептались.
– Мальчики хотели попросить вас, Басенька, оказать им честь и подписать книжечки, – оглянувшись на практикантов, сказал патологоанатом. – Давайте, парни, не тушуйтесь! Басенька хоть и великая женщина, но вовсе не зазнайка.
– Ах, Валерий Борисович, вы меня смущаете! – пропела мамуля и сноровисто изобразила хитрые закорючки на заглавных страницах томиков, которые ей подали милые юноши Сева и Петя.
– А теперь за встречу! – постановил Валерий Борисович и ловко наполнил вином разномастную тару.
Принимающая сторона выпила за встречу стоя, после чего гостеприимный патологоанатом сказал:
– Закусывайте конфетками, дамы, и колбаской не побрезгуйте.
– Мы ее сами делаем! – подал голос осмелевший практикант Сева.
Алка, успевшая сунуть в рот кусочек аппетитной колбаски, поперхнулась и побледнела. Наверное, представила, как и из чего работники морга варганят самодельную колбаску.
– У родителей Севы в станице фермерское хозяйство, – объяснил Валерий Борисович.
Трошкина облегченно вздохнула. Мамуля взглянула на нее с беспокойством и, видимо, поняла, что долго Алка не выдержит.
– Валерий Борисович, дорогой, так приятно с вами общаться, но нас зовут дела, – поставив на стол чашку-рюмку, с притворным сожалением сказала мамуля. – Вы позволите нам взглянуть на того господина, о котором мы с вами говорили по телефону?
Валерий Борисович развел руками, встал, безропотно покоряясь воле дорогой гостьи, и снова сказал:
– Прошу к столу!
Трошкина мгновенно просекла, что на этот раз речь идет не о кухонном столе с угощением, и отчаянно воззвала:
– Сева, Петя, проводите меня на улицу и угостите сигареткой!
– Алка, ты же не куришь! – шепотом напомнила я.
– Лучше уж я никотином травиться буду, чем жмуриков разглядывать! – прошипела в ответ подружка.
Путаясь в ножках стульев и наступая на ноги людям, она прорвалась к выходу и умчалась прочь, в ночь. Сева и Петя, переглянувшись, с готовностью составили ей эскорт.
– Ну а мы на троих сообразим! – хохотнул Валерий Борисович.
Я было подумала, что он предлагает нам еще выпить, но оказалось, что на троих мы разделим сомнительное удовольствие любоваться обнаженной натурой мертвого Полуянца. Строго говоря, мамуле не было никакой необходимости принимать участие в этом малоприятном осмотре, но она не сбежала, как трусливая Трошкина, а встала со мной плечом к плечу и крепко взяла меня за руку. С запозданием я догадалась: она вообразила, будто усопший был мне близок и дорог, и хочет поддержать в трудную минуту. Это меня так растрогало, что на глаза навернулись слезы, и сквозь них я не сразу разглядела предмет нашего нездорового интереса.
– Это он? – тихо спросила мамуля. – Армен Отеллович?
– Да, это Ашот Гамлетович, – сморгнув слезы, уверенно сказала я.
Хотя на фотографии я и перепутала с Полуянцем сводного брата Томочки Заура, не опознать Ашота Гамлетовича в натуре я не могла. Очень уж знакомая была картина, почти дежа вю. Я ведь и в прошлый раз смотрела на Полуянца сверху вниз, а он лежал навытяжку, с закрытыми глазами. Всей-то разницы, что тогда покойник был одет, а сейчас – наг, как в первый день творения.
– Его не зарезали, – тихо сказала мамуля.
– Я вижу, – так же тихо ответила я.
Никаких проникающих ранений в грудной клетке покойного не было, даже царапин! Зато голова трупа имела весьма неприятный вид, запомнившиеся мне брюнетистые кудри слиплись в твердую корку, а что там под ней – и думать не хотелось.
– Что, Басенька, ищете свежий типаж? – Валерий Борисович по-своему понял мамулин интерес к мертвому Ашоту Гамлетовичу. – Слепите из того, что есть, нового героя? Повезло парню!
– Ему разбили голову! – напомнила я.
– Искусство требует жертв! – провозгласил патологоанатом.
Я покосилась на мамулю.
– Это не я его! – немного испуганно сказала она и поторопилась откланяться. – Спасибо вам, Валерий Борисович, за помощь и теплую встречу, очень рада была увидеться!
Это мамуля говорила уже в коридорчике.
– Приходите чаще! – сердечно ответствовал патологоанатом. – Будете поблизости – заглядывайте!
– Всего доброго! – прошептала я, устремляясь в обход прощально приседающей мамули в морозную тьму, призывно помаргивающую звездочками в проеме открытой настежь двери.
На улице Трошкина и практиканты тоже соображали на троих, но не в оригинальном стиле, а в классическом: допивали вино. Мальчики травили анекдоты, Алка звонко смеялась. Я была не в том настроении, чтобы веселиться, и не стала присоединяться к компании, чтобы не портить настроение другим.
– Ты расстроилась? – сочувственно спросила мамуля, распрощавшаяся наконец с Валерием Борисовичем.
– Сама не пойму, – честно ответила я.
Расстроилась ли я, узнав, что Полуянца не зарезали кинжалом, а зашибли доской? С моей точки зрения неспециалиста, одно другого не лучше, тем более результат тот же самый – человек мертв. Так что я не столько расстроилась, сколько занервничала, эгоистично переживая за себя. Неужели я сумасшедшая? Видела же серебряный кинжал в белой батистовой груди Ашота Гамлетовича, видела!
– Хочешь об этом поговорить? – спросила мамуля, глядя на мою пасмурную физиономию.
– Может, позже, – отговорилась я.
Мамуля покликала Трошкину, разлучив ее с юными кавалерами, мы сошли с крыльца морга и дружно зашагали прочь от этого нужного, но безрадостного учреждения.
Глава 13
– Куда идем? – сообразила спросить Алка метров через двадцать.
– Тут поблизости есть одно славное местечко, – ответила мамуля, поддернув шубный рукав, чтобы взглянуть на золотые часики. – Через полчасика за нами туда заедет Зяма, я заранее с ним договорилась.
Я похвалила мамулю за предусмотрительность, а вскоре выяснилось, что она заслужила дополнительный комплимент за знание местности и умение на ней ориентироваться. Славное местечко, в которое мамуля привела нас прямым ходом всего за пару минут, оказалось чудесной маленькой кофейней. Заведение было украшено вывеской с изображением физиономии мексиканского индейца и называлось «Инка». Трошкина толкнула меня локтем в бок, призывая порадоваться такому забавному совпадению, и я скупо усмехнулась, но улыбка моя стала гораздо шире и теплее, когда нам подали замечательный горячий кофе с восхитительными маленькими пирожными. Они вызвали у нас несравненно более обильное слюноотделение, нежели угощение Валерия Борисовича и его практикантов. Нельзя сказать, что мы совсем не оценили трогательное гостеприимство работников морга, но на их сердечный призыв «Добро пожаловать!» очень хотелось ответить: «Нет, уж лучше вы к нам!»
Попивая кофеек и кушая пирожные, мы разговаривали на отвлеченные темы. Сначала Трошкина рассказывала об Австралии, потом мамуля поделилась с нами своими творческими планами. Оказывается, она собралась писать роман из жизни зомби.
– Про Полуянца напишите, – бухнула Алка, позабыв, что мамуля не в курсе странных приключений убиенного Ашота Гамлетовича – и моих с ним заодно. – Удивительно насыщенную жизнь ведет этот покойник! Подумать только, он умудрился быть убитым дважды!
– Только один раз! – возразила я. – Если бы ты не предпочла прогулку с юношами познавательной экскурсии в морг, то уже знала бы, что никаких кинжальных ран у Полуянца нет.
– Нет? – повторила Трошкина. – То есть его не зарезали?
Я не ответила, потому что вопрос был дурацкий. Алка, однако, явно считала дурочкой вовсе не себя.
– А с чего ты вообще взяла, что он был мертв? – спросила она.
– Здрасьте! – обиделась я. – По-моему, если парень бревно-бревном лежит в луже крови с кинжалом в груди, вполне естественно предположить, что он мертв! Правда, мамуля?
– Многое зависит от ситуации, – осторожно ответила та. – К примеру, Майя Плисецкая в партии «Умирающего лебедя» была очень убедительна, но при этом неизменно оставалась жива и выходила на поклон. А кем был этот ваш знакомый?
Я не успела ей ответить. Трошкина пугающе вытаращила на мою родительницу глаза и вскричала:
– Тетя Варя, вы гений!
– Так говорят, – скромно согласилась она.
– А ты, Инка, не в маму уродилась! – Меня подружка заклеймила позором. – Это же очевидно!
– Мне очевидно лишь одно: меня не ценят! – надулась я. – И не трудись объяснять очевидное, я уже поняла, что сцена с кинжалом – это спектакль. Ведь Полуянц был актером, так?
– Беру свои слова обратно, она все-таки ваша дочь, – извинилась Алка, но не передо мной, а перед мамулей. – Похоже, так и было: Полуянца вовсе не убили, он просто изображал покойника.
– Только не двадцать минут назад, – справедливости ради напомнила мамуля. – Нужно чертовски талантливо играть покойника, чтобы обмануть патологоанатома со стажем!
– Да, после рокового удара доской у Ашота Гамлетовича не было шансов выйти на поклон, – согласилась я. – А вот с кинжалом… Слушайте, это как же надо вжиться в роль, чтобы никоим образом не отреагировать на мое неожиданное появление на сцене? Я-то ведь полегла рядом с Полуянцем вовсе не по сценарию!
– Вот говорит женщина, чрезмерно избалованная мужским вниманием! – посетовала Трошкина. – Да парень просто волю тренировал! Знаешь, сколько баек рассказывают театралы про недобросовестных бутафорских покойников, которые, лежа в гробу, чихают или храпят, тем самым превращая великую трагедию в низменный фарс? И вообще, Кузнецова, чего ты хотела? Чтобы Полуянц обнял тебя хладными руками и прижал к своей груди рядом с кинжалом?
– Это уже было бы чересчур, но хоть как-то обратить внимание на мое присутствие он был обязан, – заупрямилась я.
– Возможно, Армен Отеллович решил проверить, насколько убедителен созданный им образ? – предположила мамуля. – Ты – непредвзятый зритель, и артисту было интереснее увидеть твою реакцию, нежели реагировать самому!
– Если я была публикой, то кем гад под диваном? Суфлером в будке? – съязвила я.
– Он мог быть другим актером, – сказала Трошкина. – Который как раз репетировал роль коварного средневекового злодея, бегающего за коврами и драпировками и наносящего удары исподтишка!
– Кстати, кинжал отлично вписывается в эту систему образов, – поддержала ее мамуля.
– Кинжал был бутафорский! – уверенно сказала я. – Только этим можно объяснить отсутствие дыр.
– Дыр?
– В самом Полуянце и в его рубашке.
– Точно, в театре в ходу такие стилеты – с лезвием, которое при ударе утапливается в рукоятку, – вспомнила мамуля – завзятая театралка.
– Постойте-ка! – Трошкина взволнованно заерзала на стуле. – А разве драгоценный серебряный кинжал господина Хризопразова был бутафорским?
– Кто такой господин Хризопразов? – спросила мамуля. – Я его знаю?
– Никто из нас его не знает, – ответила я, напряженно думая над тем, что сказала Алка. – А зря! Похоже, пришла пора с этим господином познакомиться.
– Когда пойдем? – с готовностью спросила Трошкина. – Может, двинемся прямо сейчас?
Я критически посмотрела на подружку:
– Похоже, тебе нравится ходить в ночное!
Алка покраснела и обиженно спросила:
– Ты на что намекаешь?
– Вчера вечером тебе дома не сиделось, сегодня та же история! И кто из нас после этого прирожденная ночная бабочка? – повредничала я.
– Ночная бабочка? Кажется, напрасно я пустила воспитание дочери на самотек! – пробормотала мамуля.
Разговор становился все менее приятным, и тут очень кстати прибыл Зяма. Его появление произвело в кафе небольшой фурор, девушки-официантки так впечатлились незаурядной внешностью моего братца, что засновали по залу, точно трудолюбивые пчелки, хотя до того ползали, как сонные мухи. Барышня, обслуживающая наш столик, прилетела с меню и уставилась на Зяму так, словно он был самым сладким десертом.
Почему дамы так реагируют на моего братца, я не вполне понимаю. Конечно, Зямка красавец, к тому же одевается так импозантно и ярко, что не затерялся бы даже в праздничной толпе папуасов, но это не объясняет, почему разновозрастные особи женского пола при виде его цепенеют и в напряженном молчании нервно сглатывают слюнки. Сам Зяма объясняет это явление наличием у него неких флюидов. Что это такое, кто бы мне объяснил? Видимо, какая-то загадочная нематериальная субстанция по части великого АСа Роберта Артуровича.
Зяма, конечно, заметил впечатление, произведенное им на девиц, и с благожелательной улыбкой сытого питона, лениво подумывающего о десерте, бархатным голосом сказал симпатичной официантке:
– Добрый вечер! Что вы мне предложите?
По лицу барышни было видно, что от себя лично она готова немедленно предложить великолепному Казимиру Борисовичу обширную спортивно-развлекательную программу на ближайшие пару часов, однако соответствующее меню озвучено не было. Что ни говори, персонал заведения превосходно вышколен! Сделав над собой усилие, официантка предложила:
– Может быть, кофе?
Зяма одобрительно кивнул.
– Черный или со сливками? С сахаром? По-ирландски? С корицей? С коньяком?
– Мне бы лучше с мясом, – ласково попросил он. – Я кофе с мясом люблю. Вприкуску!
В результате красавчик получил большой бутерброд с ветчиной, который и умял с аппетитом, вызвавшим мечтательные улыбки посторонних дам. Мы-то с мамулей на это маленькое представление особого внимания не обратили, у нас на Зяму врожденный иммунитет.
Слопав свой сандвич, братишка оглядел нас заметно повеселевшим взором и поинтересовался:
– А что это мы такие хмурые? Кого хороним?
Алкины щеки вмиг поблекли, как цветочки на застиранной наволочке.
– Ты почти угадал, братишка, мы только что из морга, – понизив голос, объяснила я.
– Сбежали? – кивнув на бледную Трошкину, сострил Зяма и коротко хохотнул.
– Это не смешно, – оборвала я. – Мы ходили посмотреть на Полуянца и узнали, что ни колотых, ни резаных, ни каких-либо других ран в груди трупа нет. Кинжал явно был бутафорским.
– По словам Лапочкина, у Хризопразова был самый настоящий клинок! – заспорил Зяма.
– Неувязочка получается! – согласилась я. – Откуда взялся фальшивый кинжал? И куда подевался настоящий? И почему они так похожи?
– Я предлагаю прямо сейчас отправиться к этому Хризопразову и задать ему вопросы списком! – приободрившаяся Трошкина стукнула по столу кулачком и расплескала недопитый Зямин кофе. – Ой, извини, пожалуйста!
– Пустяки, – великодушно отмахнулся он. – Кофе я больше не хочу. Что мне совершенно необходимо, так это бензин.
– Ты будешь пить бензин?! – изумилась мамуля. И снова сокрушенно повторила: – Я пустила воспитание детей на самотек!
Зяма посмотрел на нее с легким беспокойством и мягко сказал:
– Мамуля, дорогая, твои страхи необоснованны! Бензин нужен не столько мне, сколько нашей машине. Бак почти пуст. Если дамы желают ехать навстречу новым приключениям, надо сначала зарулить на заправку.
Дамы дружно желали, а посему мы покинули кофейню и переместились в машину. Там было холодно, и, экономя жизненную энергию, мы не разговаривали, пока включенная Зямой печка не сделала температуру в салоне приемлемой.
В тишине каждый думал о своем. Меня одолевали дурные предчувствия. Когда Зяма заикнулся о приключениях, я подумала, что это он зря ляпнул, так и накликать недолго, – и оказалась совершенно права!
В точности по Зяминому неосторожному предсказанию, приключение выскочило нам навстречу из подворотни, мимо которой мы проезжали, разыскивая бензозаправочную станцию. Наше транспортное средство всеми доступными ему способами сигнализировало водителю, что бензина в баке осталось меньше, чем незастроенной земли в центре Токио. Предвидя, что мы вот-вот застрянем в сугробах, Зяма был хмур, мамуля нервничала, а Алка на заднем сиденье истово шептала молитву собственного сочинения: «Господи, благослови нас и направь к заправочной станции!»
Я прижималась лицом к холодному стеклу в надежде высмотреть хоть одну машину, водителя которой могла бы тронуть красота девушки, попавшей в бедственное положение. Этой девушке – разумеется, я имела в виду себя! – ужасно не хотелось толкать заглохший автомобиль. Как назло, тихая темная улочка была пуста, желающих кататься по заснеженным и обледенелым городским артериям и сосудам почему-то не наблюдалось. Я уже начала шептать Алкину дорожно-транспортную молитву в собственной вариации: «Господи, пошли нам полноприводную попутную машину с буксировочным тросом!» – когда вдруг совершенно неожиданно получила желаемое. Из подворотни, с которой мы почти поравнялись, прямо перед носом «Форда» выбросилась черная туша, похожая на кита.