Ольга Правдина Микки
У соседки под нами была болонка мужского рода по имени Тимка. Пес так лаял порой, что можно было запросто заработать головную боль (слышимость, к сожалению, в наших домах превосходная). Как-то ночью, разбуженная его визгливым лаем, я села и от отчаяния написала вот такую маленькую повесть…
От автораНаверное, все началось с того, что я, сильно разозлившись, замахнулся на Микки… Или это случилось еще раньше? Да, скорее всего, это произошло в мой день рождения.
С самого утра все шло не так. Сначала у меня сломалась машина, потом я забыл, что в доме не осталось ни капли вина, — пришлось бежать за ним в ближайший магазинчик; а когда вернулся, оказалось, что мой праздничный пирог, над которым я бился все утро, сгорел. В довершение всего вечером, когда ко мне пришли друзья, чтобы поздравить с днем рождения, они подарили мне это исчадье ада!.. Тогда мы еще все перессорились и наговорили друг другу кучу гадостей…
Нет, это началось в тот день, когда в баре я поспорил со своими сослуживцами. А спор наш был о женатых и холостяках. Все, кто был женат, утверждали, что именно в этом состоит смысл жизни. А неженатые, в том числе и я, считали, что хорошо быть холостяками. И каждый приводил свои веские доводы…
Извините, я, кажется, не представился. Меня зовут Питер Браун. Мне сорок лет. Среднего роста, приятной полноты, волосы темные, голос негромкий, но уверенный. Губы полные, подбородок волевой, глаза серые… И — очки. Зрение я испортил на работе. Компьютеры хороши, когда с ними проводишь только то время, которое нужно для того, чтобы нажать несколько кнопок. А я частенько засиживался в его компании допоздна. Спешить-то мне было некуда: дома меня ждали лишь пустые тихие комнаты.
Я еще ни разу не был женат. И, по крайней мере, до того, как это со мной случилось, не собирался…
Нет, начало всему было положено еще раньше: в то утро на доме, который когда-то принадлежал Николасу Гарвею (царствие ему небесное!), появилась вывеска, написанная золотом на черном фоне. Этот дом долго стоял заколоченным. Никто его не заселял с тех пор, как умер владелец. Гарвей скончался так же тихо, как и жил. После того, как простенький гроб с телом покойного вынесли из дома и поставили на катафалк, полицейские опечатали окна и двери.
И стоял этот дом до поры до времени, пока в одно солнечное утро над его парадным подъездом не появилась вывеска: «Филиал фирмы «Микки».
Сначала вывеску заметили те, кто жил по соседству. Потом те, кто проходил по этой улице два раза в день: на работу и обратно. Каждый увидевший поспешил сообщить новость своим близким и знакомым. Городок у нас маленький, поэтому новости распространяются со скоростью пешехода, который спешит сообщить нечто из ряда вон выходящее.
Скоро весь город побывал на этой улице, чтобы поглазеть на вывеску и обновленное крыльцо, на пластиковые окна и двери.
Внутрь почему-то никто не решался войти. А может быть, мои сограждане просто не спешили. Приятно, знаете ли, иногда растянуть удовольствие. Сначала — от созерцания, а затем — от активного участия. Тем более, что в провинции рады любому поводу посплетничать.
Пожалуй, все началось именно с этого дня. Тогда филиал фирмы «Микки» посетил наш уважаемый мэр. Он оказался первым смельчаком, переступившим порог этого дома. Мэр провел там не более получаса, после чего появился в дверях парадного подъезда с корзинкой в руках. Когда он спустился по ступенькам, наиболее любопытные из присутствующих обступили его, и начались расспросы. При этом все старались заглянуть в корзинку. Те, кто был в первых рядах, разочарованно отступали, освобождая место другим, напирающим сзади.
В корзинке сидела обыкновенная собака. Маленькая, почти щенок. Белая, пушистая болонка. При виде такого большого количества людей она залаяла. Ее было слышно до тех пор, пока мэр в своей машине не скрылся за поворотом.
С той поры прошло десять лет.
Почти в каждом доме появилась собственная Микки. Филиал фирмы переселился в новое здание с лабораториями и вместительными вольерами. Дела фирмы явно шли в гору.
Почему, спросите вы? При чем тут маленькие болонки?
Дело в том, что в один из первых дней пребывания в нашем городе, президент фирмы «Микки», некий Эдуард Флезенберг, выступил в местном кинотеатре с лекцией, в конце которой в качестве наглядного пособия был показан документальный фильм. В главной роли выступала маленькая болонка по прозвищу Микки.
Я до сих пор вспоминаю одну сцену из этого фильма…
По улице идет молодой человек. Он отработал положенное время в своей конторе и направляется домой. По дороге он заглядывает в трактир выпить кружку пива. Там сталкивается со старым знакомым, которому должен много и давно. Да и пиво в этот день, как назло, оказывается скверным. Около дома он поскальзывается на неизвестно кем брошенной банановой кожуре. Падает, больно ушибается. Вдобавок ко всему рвет свои единственные приличные брюки на самом неприличном месте. Так вот, он заходит, хромая, домой и сразу же спешит к себе в комнату, чтобы переодеться, пока жена не обратила внимание на его вид. Но та, видимо, услышав, как хлопнула входная дверь, выглядывает из кухни и кричит ему вслед: «Хоть бы ботинки снял, изверг!» — и так далее.
Когда же муж возвращается уже переодетым и требует положенный ему ужин, тот оказывается еще не готовым. И это — последняя капля, переполнившая чашу его терпения. Он взрывается, говорит жене всякие нецензурные слова. Та, в свою очередь, взвинченная на работе, распаренная у плиты, завидующая подруге и ее молодому любовнику, не выдерживает несправедливых нападок мужа и отвечает на грубость грубостью. Начинается так называемая цепная реакция. Ссора затягивается…
Именно в этот момент Микки врывается на кухню, яростно лает то на одного, то на другого. Кто-то из супругов замахивается на нее. Микки делает выпад, будто собирается укусить. На самом деле она этого не делает. Просто собака натренирована на этот выпад. И тут наступает разрядка: муж начинает бить собаку ногами, а жена — первым попавшимся под руку предметом.
Иногда бывает достаточно одного раза. Иногда, чтобы снять стресс, вызванный гневом, нужно бить еще и еще. До тех пор, пока ярость не пройдет, а гнев не уляжется. Собака может сдохнуть. Дело не в ней, а в разрядке. Если бы Микки не было, то супруги, крупно разругавшись, могли бы подраться или, что еще хуже, убить друг друга. Намного проще выместить злость на собаке. На следующий день можно пойти и купить новую. И, притом, совсем недорого.
Микки может вмешаться еще раньше, у порога. Например, сорвать с вешалки только что повешенный плащ или утащить шлепанцы. Тогда ссоры с женой не будет. Все кончится еще раньше…
После показа такого наглядного пособия жители городка долго не могли прийти в себя. По сути дела фирма предлагала убивать живое существо, вымещая злобу на бедном, ни в чем не повинном животном.
В тот же день в городе появилось общество «Друзья и защитники Микки». Члены этого общества начали разбрасывать листовки, в которых предлагали пустить фирму «по ветру».
Но люди есть люди. Со своими заботами и делами. У каждого может произойти нервный срыв, накопиться злоба и усталость, ненависть и обида. Многие стали задумываться: а не лучше ли убить одну или две собаки (тем более, что за нее заплачены не такие уж большие деньги), чем испортить отношения с начальством или подраться с женой?..
Пропаганда в защиту собак постепенно заглохла. Дальше листовок дело не пошло, а у фирмы начались золотые дни. Микки появилась в каждой второй семье.
Говорят, гробовщик Джон Смит пять раз в неделю бегает за новыми Микки…
До того, как она появилась у меня, я жил один. Экономки у меня не было, и я сам вел свое хозяйство. Ни с кем не ссорился. Имел постоянных друзей. Три раза в неделю ходил в бар пить пиво с сослуживцами. В общем, обходился без женщин, ссор и собак.
Но друзья решили за меня мою судьбу, подарив мне Микки.
Я вздрагивал от ее визгливого лая. Даже по ночам она не давала мне покоя, поскуливая и повизгивая во сне. Она рычала на дверной колокольчик. Она лаяла, когда начинал звонить телефон. Она рвала мои шлепанцы и делала кучи на бабушкином персидском ковре. Она, она, она…
В конце концов я не выдержал: замахнулся на нее в дикой злобе, чтобы ударить, разнести вдребезги ее маленький безмозглый череп! Только бы не слышать и не видеть это несносное животное. Такая ярость бушевала у меня в груди, такая ненависть, что я просто потерял над собой контроль.
Но случилось непредвиденное! Что-то, наверное, упустили ученые, разработавшие программу «Микки», что-то не доглядели собачники при отборе щенков или при их дрессировке.
У моей Микки не сработал инстинкт на выпад и укус. Она не бросилась ко мне, якобы желая укусить, а перестала лаять и поджала хвост. Сработал более древний инстинкт, заложенный в нее самой природой: инстинкт самосохранения или страха за свою шкуру.
Собака забилась под диван, и весь вечер ее не было ни видно, ни слышно. Я же провел этот вечер в размышлениях, в результате которых решил вернуть Микки фирме. Но ночью я проснулся от неожиданной мысли: а не попробовать ли мне перевоспитать ее?
«Что ж, — подумал я. — Попытка не пытка!»
На следующий день я не стал кормить собаку теми концентратами, которые приносили разносчики фирмы и каждое утро клали мне под дверь. Я налил ей в миску куриного бульона и бросил пару кусков мяса. Все последующие дни я продолжал кормить Микки тем, что ел сам, к своему удивлению обнаружив, что она обожает свежие огурцы.
Через несколько дней агрессивность собаки уменьшилась. Мои предположения оказались верными: в концентратах, прилагаемых фирмой к собаке (почти за бесценок!), содержалась небольшая доза какого-то возбудителя. Может быть, кофеина или чего-то другого. Но, как бы то ни было, я оказался прав: съев такую пищу, собака становилась нервной и, естественно, сильнее реагировала на звуки, запахи и другие раздражители.
Чтобы не вызвать подозрений у соседей, я продолжал брать концентраты, которые каждое утро оставлял у моих дверей разносчик. Содержимое банок я отправлял в унитаз.
Микки становилась просто собакой. Она, конечно, лаяла на гостей, но не больше двух-трех раз, как бы для приличия. Затем, удовлетворенная, ложилась на подстилку. Она лаяла, чтобы привлечь мое внимание к телефону, если я брился в этот момент в ванной комнате и не слышал звонка. Но, когда я сидел в комнате, а телефон начинал звонить, она молчала, выжидательно глядя на меня. Микки знала, что я люблю, а что бы не одобрил. Например, я строго-настрого запретил ей делать кучи на персидском ковре, доставшемся мне от бабушки, а так же начал прятать от нее тапочки, чтобы она перестала их грызть.
Совсем забыл! В правилах пользования собакой, полученной от фирмы, указывалось, что любой гость может, конечно, с разрешения хозяина, выместить на его собаке свое плохое настроение. С условием выплаты части денег, если просто ее побил, и полной суммы, если Микки сдохла.
Как-то раз один из моих знакомых пришел ко мне в гости не один. Его друг представился, как Скотт Вулф. Мы пили пиво и разговаривали о том о сем. Я заметил, что Скотт явно не в духе. Он никак не мог унять раздражение, но неизвестно, чем оно было вызвано. Думаю, что не мной. Вулф огрызался на нас с Вальтером, злился по малейшему поводу. Наконец он не выдержал и вышел на кухню. Я пошел вслед за ним.
Мой гость стоял над собакой:
— Ну, что, маленькая сучка, будешь меня кусать или нет?
Услышав это, я похолодел. По правилам, установленным фирмой, я должен был предложить гостю сорвать свой гнев на моей бедной Микки.
— Что у тебя за собака? — Скотт обернулся ко мне. Его лицо было красно от гнева. — Она не бросается на меня! — Тут он перевел взгляд на Микки, спокойно лежащую на подстилке.
— Извини, но я ничем не могу помочь тебе! — вежливо, но холодно ответил я.
Он стиснул челюсти от едва сдерживаемого бешенства и зло глянул на меня:
— Ну, спасибо, уважил!
Вулф вышел, сильно хлопнув входной дверью.
С тех пор я избегаю этого человека. Да и вообще, стараюсь, не приглашать к себе незнакомых людей. Что подумают они, глядя на мою Микки, если даже друзья замучили вопросами: та ли у меня Микки или уже другая? Сначала я отвечал, что та же самая. Потом врал, что другая. Потом, когда они стали замечать, что для Микки собака слишком спокойная, я стал изворачиваться и отшучиваться.
Один из моих знакомых даже спросил, мол, не взял ли я себе простую болонку?..
Ну что на это можно было ответить?
Прошел еще месяц. Мы с Микки подружились. Она скрасила мое одинокое, унылое существование. Я разговаривал с ней, читал ей вслух газеты, мы вместе смотрели телевизор. По ночам, когда нас никто не видел, мы прогуливались по городу или сидели в маленьком садике позади дома.
Микки теперь мне не мешала, а даже помогала. В подвале дома завелись крысы. Я это понял по постоянному шуршанию и топоту множества маленьких лапок, раздававшемуся в ночной тишине. И моя храбрая Микки начала на них охотиться.
Признаюсь, что никогда раньше не слышал, чтобы собаки ловили крыс. А моя — ловила. Перед тем, как закопать в дальнем углу сада, она всегда показывала мне свой улов. Видимо, надеялась, что я похвалю ее. Я, конечно, поощрял собаку, но не только ласковым словом, но и кусочком свежего огурца.
Я и не думал, что у нас с Микки появились враги.
Как-то вечером я задержался на работе дольше обычного и пришлось возвращаться по темноте.
Я, как всегда, брел сквером. Стояла прекрасная осень. Вечер был прохладен, но тих: ни одна травинка не колыхалась, ни один листочек не шелестел. Опавшие листья мерно шуршали под ногами. Мне доставляло удовольствие идти по ним, дышать их прелым запахом и радоваться, что они еще не убраны дворником.
Вдруг из темноты аллеи выступила темная фигура. Сначала я опешил. Но через секунду взял себя в руки и смело направился прямо на человека в черном. Если бы я знал, чем это кончится!..
Оказавшись лицом к лицу с ним, я удивленно воскликнул:
— Вы?.. — вот уж никак не ожидал увидеть Скотта Вулфа! — Что вы здесь делаете так поздно?
— Жду одного козла, который предпочитает собак вместо баб.
Я считал себя человеком сдержанным, но, услышав такое в свой адрес, размахнулся и изо всей силы саданул его по скуле. Пальцы тотчас заныли — ведь я не был профессиональным борцом.
Тут позади послышались шаги. Я оглянулся: еще один человек в черном занес надо мной бейсбольную биту…
Падая и почти теряя сознание от взрыва в голове, которым отозвалась боль, я почему-то подумал об очках. Они отлетели куда-то в сторону, и мне даже показалось, что я слышал хруст стекла под ногами моих мучителей…
Но, видимо, Фортуна снизошла до меня и в самый нужный момент послала мне спасение. Совсем рядом раздался свисток полицейского. Услышав его, мои истязатели бросились наутек.
Полицейский, а им оказался мой старый добрый знакомый мистер Блек, помогая мне подняться, удивленно спросил:
— За что это они вас, мистер Браун?
Его удивление было обоснованным. Во-первых, я никогда раньше не участвовал в драках, тем более уличных. Даже в детстве я был примерным мальчиком, стараясь все конфликты улаживать мирным путем. Во-вторых, с появлением фирмы «Микки» в городе резко сократилось число преступлений.
Я попытался уклониться от объяснений, ведь тогда мне пришлось бы выдать свою тайну. Потирая больные места, я коротко выдохнул:
— Честное слово, не знаю!
— Но, может быть, вы узнали кого-нибудь? По-моему, стоит заявить в полицию. Если за ними есть что-то покрупнее драки или мелкого хулиганства, то их упекут за решетку, обещаю вам! — не унимался Чарли Блек.
— Благодарю вас, я думаю, что они меня с кем-то спутали!
— Ну, как знаете, мистер Браун! Может быть, вы еще пожалеете, что не обратились к нам с заявлением!..
Как жаль, что он оказался прав! Очень скоро я действительно пожалел о том, что не принял мер предосторожности.
С того дня пролетело две недели. Мои болячки прошли, и я уже начал забывать происшествие. Тем более, что мне срочно понадобилось уехать в Техас на два-три дня, чтобы уладить там кое-какие дела.
Поговорив с Микки, потрепав ее по загривку и показав, где находится еда и вода, а, главное, — собачий туалет, я велел ей охранять дом. Ничего не всколыхнулось во мне, никакое шестое чувство не встрепенулось, когда я, закрыв за собой дверь, сел в машину и включил зажигание.
В Техасе я пробыл два дня. Благополучно уладив дела, вечером третьего дня я уже ехал по улицам родного города.
За четыре дома от моего меня удивило оживление, царившее здесь в столь поздний час. Дорогу перекрыли две полицейские машины с включенными мигалками. Народ толпился, в основном, около моего дома.
Бросив машину, я стал пробираться через толпу к калитке. Когда я открыл ее, мне навстречу шагнули двое незнакомых полицейских.
Один из них, молодой парень с вздернутой, точно у зайца верхней губой, преградил мне дорогу:
— Посторонним вход воспрещен!
— Я не посторонний. Это мой дом! — я возмущенно уставился на него.
Парень немного смутился, в это время ко мне обратился второй:
— Вы — мистер Браун? — он пристально вглядывался в мое лицо и хмурился.
— Он самый… Что случилось?
— Попытка ограбления. Прошу пройти с нами, — полицейские двинулись по дорожке к дому. Я — за ними, ничего не понимая. Какое еще ограбление? Что у меня красть?..
Когда я открыл дверь, первое, что мне бросилось в глаза, — пустая подстилка собаки. Уже потом я заметил, что окно в прихожей разбито и что в комнатах беспорядок.
— Где Микки? — вырвалось у меня.
— Это вас беспокоит больше того, что вас обокрали? — последние слова полицейский сопроводил жестом, показывая на разгром, царящий в доме. — Прошу проверить наличие вещей!