В результате, оседлав правовой вакуум и поставив непреодолимый заслон на пути независимой правоприменительной практики, к власти пришли не юристы, экономисты или иные носители организованных знаний (рассеянных компетенций), а прежде малоизученная политико-экономическая страта – касты посвященных. Пользуясь правовыми лакунами и не спеша их «запаклить», новоявленные политические и экономические персонажи принялись устанавливать собственные квазиправовые традиции, обязательные для исполнения всеми «посвященными» во властные группировки.
В результате в некоторых странах сегодня мы имеем не «капитализм старых друзей» как это некогда было на Тайване или Филиппинах, и не «управляемый капитализм», в качестве образцов которого можно предложить Южную Корею или Китай, а капитализм посвященных.
Посвященные интуитивно поняли все выгоды слабой законодательной базы, поэтому были крайне заинтересованы в пролонгации правового дефицита. Слабость нормативного порядка позволяла им насаждать собственную, модифицированную под клановую систему неформальных (понятийных) координат. И надо признать, что пока продлевать действие правовой пустоты им удается: в некоторых постсоветских государствах без каких-либо сопутствующих институциональных улучшений сменились уже три поколения политиков.
Логичный вопрос о мотивах (помимо, естественно, тщеславия), прибавлявших сил посвященным на пути к политическим вершинам, разрешается раскрытием возможных выгод от их нахождения во власти.
Об удовлетворении амбиций уже сказано. Реализация честолюбивых помыслов о движении к национальному процветанию оказывается ложной версией, исходя из анализа действий посвященных уже в первое время пребывания на политическом Олимпе.
Остаются имущественные интересы. Это не столько деньги (их объем в личном распоряжении со временем становится абстракцией), сколько те самые факторы производства. Присвоение прав собственности на них должно, по мысли посвященных и согласно постулатам классиков, придать незыблемость их политическому верховенству.
В подразумеваемых государствах не крупнейшие предприниматели (или как их еще называют – олигархи) предстают истинными собственниками капитала, но власть предержащие, обладающие полномочиями собственности не только в части владения, распоряжения или пользования, но также, если следовать англосаксонскому перечню правомочий, правами на доход, на капитальную стоимость или на иммунитет от экспроприации. Подтверждениями могут служить сверхконцентрация собственности, преобладание офшорных компаний в структуре владения финансово-промышленным капиталом (что маскирует реальных правообладателей) и, конечно, плачевные результаты деятельности крупнейших компаний. Все это на фазе длительного экономического спада создаст для касты посвященных дополнительные финансовые и социальные проблемы.
Права собственности посвященных со временем распространились не только на факторы производства, но и на общественный сектор (оборону, безопасность, образование, здравоохранение, науку, культуру). С подчинением их интересам бюджетного института круг замкнулся – посвященные получили в свое распоряжение и контроль не только государственные активы, но и пассивы. Обогащение, обязательным условием которого является благоприятная внешнеэкономическая конъюнктура, пошло по замкнутому циклу.
Со временем любая тайная организация мифологизируется. Однако если «посвященные» представители властной конструкции еще как-то могут руководствоваться им одним известными принципами, то общество не может так жить, что называется, по определению, поскольку неформальными постулатами попросту не владеет.
Рейдерство как улика
Одним из наиболее ярких страновых примеров «заморозки» правоприменения, произошедшей при непосредственном участии касты посвященных, стал разгул рейдерства (от англ. raid – захват, внезапное нападение), или противоправного присвоения (перераспределения) правомочий собственности[44]. Несмотря на то что рейдерство как феномен появилось в отдельных экономических системах еще в начале 90-х, пик преступной деятельности пришелся на времена, когда к власти пришла каста, явно не заинтересованная в построении открытого правового государства.
Рейдерство тогда ошибочно ассоциировалось с такими проявлениями корпоративной агрессии, как гринмейл (корпоративный шантаж) или недружественное поглощение. Основное заблуждение состояло в том, что эти формы трансформации корпоративного контроля свойственны правовому пространству, тогда как рейдерство изначально выстраивалось на полном либо частичном, а главное, беспрепятственном нарушении законодательства.
Гринмейл, или получение денежных средств через выкуп акций по завышенной цене (вариант – отступные), может выступать лишь одним из формально законных инструментов рейдерства. Что касается недружественных (враждебных) поглощений, то «в США и Великобритании этот термин имеет совершенно иное значение, отличное от российского. Если в иностранных юрисдикциях это означает скупку акций на рынке, осуществляемую против воли менеджмента компании и (или) собственников наиболее крупных пакетов акций, то в России недружественные поглощения чаще всего представляют собой установление контроля над компанией с применением противозаконных методов и средств, часто сопровождающихся завладением акциями компании против воли их настоящих собственников»[45].
Отличительной характеристикой специфического феномена рейдерства выступает то обстоятельство, что противоправная деятельность очень часто осуществлялась на профессиональной основе, иными словами, в некоторых государствах тех времен функционировало множество формальных и неформальных структур, основным профилем деятельности которых было именно противоправное перераспределение правомочий собственности. Помимо заказчиков, другими субъектами выступали партнеры рейдерских организаций и заинтересованных сторон (клиенты, потребители, поставщики), конкуренты, менеджмент, банки, страховые компании и конечно представители органов власти.
Методы рейдерских акций также были основаны на противозаконных действиях: мошенничество, подделка реестров акционеров и учредительных документов, преднамеренное фиктивное банкротство, незаконные распродажа или замещение активов, противоправный контроль над менеджментом, сговор с должностными лицами, коррупция. И если «изначальное разграничение законных прав влияет на эффективность действия экономической системы»[46], то есть на ее капитализацию, то правовое «желе» в рейдерском преломлении означает, что «любой актив стоит ровно столько, сколько денег надо вложить в его отъем»[47].
Рейдерская волна утихла не по причине принятия соответствующих законов или наведения правового порядка, а потому, что львиная доля «доступных» центров генерации дохода была перераспределена. Однако в середине второго десятилетия провластный рейдерский инструментарий по-прежнему может быть активирован в считаные мгновения – беззубость правоприменения никуда не исчезла.
«Лишнее» образование
Препятствование объективно-историческому тренду на усиление экономического влияния носителей рассеянных компетенций становится одной из важнейших причин отставания национальных хозяйств от общемировых направлений и скоростей развития. Приход истинных (не «ряженых») обладателей компетенций в политику, по сути – инкорпорирование в касту посвященных, невозможен, так как повлечет либо внутренний интеллектуальный диссонанс у «новобранцев», либо распад самого властного клана. Отсюда – короткая «скамейка» пригодного к активированию кадрового резерва. Одним из многочисленных свидетельств сопротивления наступлению новой эпохи является ситуация с подготовкой квалифицированных специалистов.
Хорошее, качественное образование капитализму посвященных без надобности. Если бы одной из задач этой системы было даже не достижение технологического превосходства, а недопущение технологического отставания, в странах, где такая форма капитализма ныне правит бал, присутствовали бы и современная образовательная база, и квалифицированный преподавательский состав, и зримые успехи новых поколений инженеров. Интеллект, компетенции, в отличие от производственных активов, неотделимы от владельца. Массовая технократическая эмиграция и стремительная интеллектуальная и социальная деградация оставшихся носителей компетенций предопределяют разрушение остатков техноструктуры, еще сохранившейся по инерции с прошлых времен[48].
Казалось бы, посвященные должны хотя бы сформулировать запрос на контроль над технократической генерацией (в частности, над системой подготовки специалистов), но и этого нет. Что же до публичной риторики, то она представляется действиями по минимизации неблагоприятных общественных изменений[49]. Что могут изменить увещевания, если, как в первых фордовских автомобилях, колеса не дружат с рулем, если архаичный непотизм (кумовство и фаворитизм в отношении родственников или друзей вне зависимости от профессиональных качеств) объективно не в состоянии подменить требующиеся в современной политической и экономической парадигме знания, умения и навыки?
Непотизм стал базовым механизмом проведения неформальных «конкурсов» при отборе кандидатов на различные должности в иерархии законодательной и исполнительной власти. Не профессиональный опыт или практические навыки, а дружеская или родственная близость к члену касты и готовность последнего пойти на взаимовыгодное поручительство (гарантии нынче платные не только в банковской сфере) – вот что стало приводными ремнями социальных лифтов.
Впрочем, «гарантия» не освобождает претендента от оплаты кастового «входного билета», цена которого для «соискателя» на должность, например, территориального руководителя составляет в отдельных государственных конструкциях десятки миллионов долларов. Зато «гарантия» – это кастовая индульгенция, степень защиты которой позволяет избежать ответственности даже самым одиозным чиновникам.
Послесловие
Сегодня касты посвященных находятся у власти в основном в сырьевых странах. Однако распространенное мнение, что контроль над энергетическими ресурсами и разнообразной внутристрановой инфраструктурой может продлить их пребывание во главе государств на неопределенно долгое время, неверно по нескольким обстоятельствам.
Во-первых, мировое ресурсное потребление неуклонно сокращается (подробнее – в главе 14). Так, в 2013 г., несмотря на относительно высокие мировые цены на нефть, показатели экспорта углеводородов во многих сырьевых государствах стали самыми низкими за последнее десятилетие, что привело к снижению финансовых результатов государственных сырьевых компаний и значительным бюджетным затруднениям[50].
Во-вторых, физический и моральный износ объектов инфраструктуры сказывается на качестве предоставляемых услуг. Рост инвестиционной активности в этих секторах маловероятен по причине недостатка средств в государственных бюджетах, с одной стороны, и долгосрочных экономически обоснованных инвестиционных задач в самих крупных корпорациях, с другой.
В-третьих, не следует игнорировать динамические изменения в возрастной, образовательной, квалификационной структуре обществ, а также многократно возросшие темпы глобальных общественно-политических изменений. В наши дни горизонт перемен сузился с тридцати-сорока лет, как в первой половине ХХ в., до одного-двух десятилетий.
У политологов, конспирологов, нумерологов, представителей прочих увлекательных интеллектуальных занятий, возможно (и скорее всего), будет иная точка зрения на происходящие мировые процессы. Однако с позиции экономической теории темпоритм глобальных перемен видится именно таким.
Предстоящие сдвиги в экономической, а затем и в политической конструкциях некоторых государств станут проявлениями объективных историко-экономических процессов. Предтечей, как и в прошлые времена, будет глубочайший экономический кризис: хозяйственный упадок, техногенные аварии, растущий недостаток бюджетных средств с сопутствующими увеличением налогообложения и девальвацией национальных валют, ускорение инфляции и безработицы. Возможные социальные потрясения, как всегда, непредсказуемы.
Проблема не в том, что разработать и реализовать стратегию плавных изменений в общественной жизни невозможно, а в том, что каста посвященных ее объективно не воспримет. Среднесрочное будущее таких государств будет отягощено сразу двумя негативными обстоятельствами: трудностями трансформации власти, что связано с попытками узурпации руководящих полномочий правящей кастой (вплоть до массового неповиновения и вооруженных столкновений с оппозицией), и сопутствующим витком социально-экономического кризиса.
Глава 3. Общак
Приметами нынешнего времени в России можно назвать многое: углеводороды, коррупцию, офшоры, обналичку и даже потребительский бум. И все же эмблемой нашей эпохи, по крайней мере одним из ключевых ее символов, является общак (коллективные сбережения, «черная касса», общий котел – синонимичных оборотов много). Общак в России стал и «духовной скрепой», и несущей конструкцией, и связующей нитью касты посвященных, словом, важнейшим незаконным, зато легитимным общественным институтом.
Легендарный Александр Гуров[51], одним из первых на излете Союза приоткрывший завесу тайны над советской организованной преступностью, выделял две разновидности общаков.
Первая – общаки «на зоне», или лагерные общаки. Вклады в них поступали (и поступают) как деньгами, так и «натурой» – продуктами, сигаретами, теплыми вещами, бытовыми приспособлениями. Основными статьями расходов таких общаков были и есть дополнительное обеспечение осужденных, должностной подкуп охраны, а также поддержка родственников тех, кто отбывает наказание.
Вторая – общаки «на воле», или свободные общаки. Взносы в них через «звеньевых» и «бригадиров» приходили и приходят от членов преступных сообществ, занимающихся как незаконной предпринимательской деятельностью, так и традиционным воровским промыслом (в последние годы к источникам поступлений прибавились доходы от таких видов преступного ремесла, как рэкет, рейдерство, неформальный суд или выбивание долгов, так сказать, «частное коллекторство»). Спектр расходов общаковых средств огромен – от содержания «воров в законе» и финансирования подготовки к новым преступлениям до инвестиций в легальные, часто формально независимые от преступных группировок предприятия реальной экономики.
Сегодня многие эксперты смогут без труда назвать банки, когда-то «за недорого» купленные на средства общаков (в середине 90-х «цена» готового коммерческого банка составляла 1–2 млн долл.), а ныне прочно занимающие верхние строчки в топ-списках кредитных организаций. Общаковые деньги вложены в приватизацию или строительство объектов коммерческой недвижимости, в которых в наши дни ничего не подозревающие горожане обедают, назначают свидания, проводят деловые встречи. У всех на слуху крупнейшие российские компании, в обретении контроля над которыми в свое время активное участие принимали преступные группировки, причем не только силовыми, но и финансово-коррупционными методами.
Совокупный объем средств общаков точному подсчету не поддается, однако лишь вложения в земельные участки, коммерческую и жилую недвижимость, основные средства и финансовые структуры можно оценить во многие миллиарды долларов. Общаки – основа серого сектора российской экономики, чей удельный вес доходит, по разным оценкам, до половины ВВП (свыше триллиона долларов). Власть, конечно, «в курсе», однако предпочитает не замечать очевидного: во-первых, не буди лихо, пока оно тихо, а во-вторых, сама завязла по уши.
Краткое содержание предыдущих серий
Мнение, будто общак как российский институциональный феномен существует исключительно в параллельных преступных реалиях и к повседневной жизни никакого отношения не имеет, опровергается многочисленными историческими контраргументами. Следы «черных касс» можно найти в самых разных вехах русского средневековья, дореволюционного и советского общества.
Общаки, схроны существовали в России как минимум со времен татаро-монгольского ига. Наши праотцы, находившиеся под двойным гнетом удельных князей и татарских ханов, жили в постоянном страхе потерять последнее в результате либо грабительского обложения со стороны «оседлого бандита», либо катастрофических по последствиям набегов «бандита-гастролера»[52]. Стремясь иметь резервы на черный день, местные жители под страхом самых разных санкций постоянно и тайно держали про запас энное количество денег, продовольствия, предметов первой необходимости.
Обычай «заначить» сохранился и в Средние века, после устранения татаро-монгольской угрозы. На этот раз в роли «грабителя» выступали уже царская власть и ее наместники, устанавливавшие непомерные по содержанию, учащающиеся по регулярности и конфискационные по степени наказания за неисполнение поборы[53]. Доходило до того, что русские цари и их окружение физически уничтожали собственный народ за неповиновение и непослушание[54]. Общак часто служил последним способом спастись от голодной или холодной смерти.
Традиция неосязаемых властью коллективных сбережений сохранилась и в дореволюционные годы, подтверждение чему – многочисленные «закладки», до сих пор обнаруживаемые в ходе ремонтных работ или краеведческих экспедиций не только в реконструируемых и сносимых жилых домах, но и на пустующих землях и даже в современных общественных местах.
Доверие к власти – проблема для России историческая, и каждое новое поколение российских руководителей лишь подтверждает существующий разрыв государственной и общественной идеологий. И если в Европе или США закон и справедливость синонимичны, то в России это жесткие антагонисты.