Первый – более торжественный и дорогостоящий, Богуш назначил в холле и ресторане лучшей гостиницы города.
Стол на сто пятьдесят персон ломился от икры, норвежской семги с загнутыми кверху, как на тапочках у старика Хоттабыча носами осетров. В холле играл симфонический оркестр областного театра оперы и балета.
Были все вице-мэры с вице-губернаторами и начальниками департаментов.
На десять минут заехал и сам хозяин области со свитой замов по пи-ару. Пригубил шампанского, вручил Богушу специально изготовленный к этому дню почетный нагрудный знак и сказал по бумажке два десятка слов, из которых присутствующий здесь же гендиректор "пятнадцатки", ревниво заключил для себя, что следующий тендер на большое городское строительство будет для него очень трудным.
Второй день – поскромнее, и уже без жареных лебедей и без осетров – Гоша праздновал в городском кафе.
Банкет номер два устраивался для руководства треста и для постоянных смежников.
Сюда же пригласили и институтских друзей.
– Гоша, ну ты достиг…
Гоша, ну, ты крут…
Шел долгий обряд объятий и похлопываний по спине…
Миша Летягин обвел взглядом ряды пьяных сотрапезников, среди которых узнал многих своих институтских.
Невыносимой грустью повеяло от вида больших залысин, где некогда были шелковистые кудри. И от вида дряблых животов, свисавших над гульфами костюмных брюк, где раньше были тренированные железные мышцы пресса…
Но более, но более невыносимой грустью повеяло от вида разрушенных временем лиц некогда вожделенных подруг.
– Надо запретить приходить на праздники со старыми женами, – подумал Летягин.
– Гоша, ты крут, Гоша, ты достиг…
Миша был еще совершенно трезв.
Первые три рюмки "хеннеси" почти не подействовали.
– Интересно…
Миша усмехнулся собственным мыслям.
– Интересно…
Мыслей было две.
Одна маленькая, и одна большая.
Маленькая была о том, что в какой-то момент по жизни он начинал путать институтских друзей со школьными.
Это вносило беспорядок и сумятицу в ход логических рассуждений, адекватно объяснявших жизнь правильную, реальную, в которой не было места Богу и его ангелам.
Потому как была еще одна жизнь, в которой могло быть всё, и в которой были те ненайденные Кантом доказательства.
Но именно эта раздвоенность, в которой периодически пребывал Михаил, именно она и отличала его от реально мыслящих и оттого твердо стоящих на земле – Игоря Богуша и Вадика Столбова.
А Мишка…
Так навсегда и остался он мечтателем Мишкой, мечтателем, ничего особенного в жизни не добившимся. Ни серьёзного приносящего доход дела у него, ни настоящего большого дома… И даже жены не было у Мишки.
Летягин знал, чувствовал, что Вадик Столбов относится к нему с едва скрываемым превосходством.
Он-то достиг…
А Мишка что?
Снова стали пьяно обниматься.
– Ну, ты Гоша крут, ну ты достиг…
И опять Мишка усмехнулся своей второй, на этот раз большой мысли.
Точно.
Вот он все путал своих школьных и институтских друзей.
– Гоша, ты достиг…
– Да, я достиг…
Мишка хмыкнул.
Вспомнил своего не институтского, а школьного приятеля Сашку Васильева.
То-то его сюда не позвали.
Правильно.
А его и не могли сюда позвать, ведь он не Гошин институтский друг, а Мишкин школьный. Его Гоша даже и не знает, и с чего ему Сашку Васильева на свой юбилей звать? И к тому же Васильев живет теперь в Финляндии. В Хельсинки живет со своей Ленкой Круковской.
Хеннеси все-таки начинал действовать.
Гоша вот достиг.
А Сашка Васильев достиг?
Летягин снова хмыкнул.
– Ты чё, Летягин? Чего прикалываешься? – Вадик хлопнул Летягина по спине, – а помнишь, как мы у тебя на Дне рождения у холодильника дверцу оторвали?
Летягин помнил.
Не забыл, как на следующий день родитель драл и таскал за волосы его – студента второкурсника Мишку, словно какого-нибудь школьника первоклашку…
Но снова подумал о Васильеве.
И о Ленке Круковской.
Ведь Васильеву тоже на днях сорок пять.
И тоже – там в Хельсинки, наверное, юбилей отмечать будут…
Тоже, скажут ему?
Ну, Васька, ты достиг…
И тот пьяно угукнет, типа, – ну да, достиг, а что?
А чего он достиг?
Того, что как он выражался, свинтил из этой страны дураков?
Этого достиг что ли?
Пожрать, выпить, закусить здесь было от пуза – от живота.
Гоша любил это дело и порученцам своим наказывал, чтобы кафе выбирали с хорошей кухней.
Миша таки-таки ловко положить себе кусочек осетринки, так чтобы не брать с блюда последнее.
Выпил без тоста.
Налил еще.
Сидевшая слева Валя Удальцова, по которой Мишка сох еще на третьем курсе, стала с суетливой заботливостью подкладывать Мишке салату.
Ну, не то чтобы очень он сох по ней тогда двадцать пять лет тому назад, но глазками на лекциях на нее постреливал. А она высокомерная такая была – все только с перспективными парнями дружбу водила – с отличниками, да комсомольцами.
Правильной девушкой Валя Удальцова была. Не для того в Красноаменск приехала из своей Удомли, чтобы красоту свою бездарно разменять на такого беспутного хиппана, как Мишка Летягин, пускай даже и на городского парня, но явно беспутного.
Вышла она на четвертом курсе за факультетского секретаря комсомола. За Олега.
Его потом в КГБ на работу взяли. Мишка слышал, развелись они лет пять тому.
Валька сама у Гоши теперь в конторе сметчицей работала. Гоша-молодец, не оставляет своих однокашников и однокашниц, всех пристраивает. Вот и теперь, специально, наверное, Мишку рядом с Валентиной распорядился посадить.
Авось у двух – у разводки и у бобыля сладится-склеится.
Мишку такие хитрости ужасно раздражали. Так и хотелось сказать этой суетившейся со своими салатами Вальке, мол я с такими старыми женщинами не общаюсь, да пожалел ее.
Зачем скандалить?
Не тот уже возраст.
Это в институтские годы он бывало позволял себе выходки.
Но без скандала не обошлось.
Вроде все нормально шло.
Подарил Гоше икону, сам даже в тот момент еще не слишком пьяный был. Сказал тост.
Красивый такой, образный, хоть в книжку записывай.
Гоша растрогался, Мишку поцеловал, к иконе тоже приложился и тут же передал ее жонке своей – Татьяне. Не в общую кучу бронзовых и хрустальных даров и подношений свалил, что с крыльями и без крыльев громоздилась на специально выделенном для этой цели столе, а жене Татьяне отдал. Лично.
Почёт.
Потом Мишка подсел к Вадику Столбову.
Тот пьяненький уже был – расхвастался, что с ним – с всегда осторожным Вадиком вообще редко случалось.
Расхвастался, как новый каменный дом строит на юге города. Двести пятьдесят квадратов площадь первого этажа.
Мишка прикинул в уме, сколько это могло бы стоить. Прикинул и присвистнул.
Не то в восхищенном одобрении, не то в удивленном осуждении присвистнул.
А ободренный этим присвистом Вадик продолжал хвастаться.
Видать – была потребность отпустив тормоза, выплеснуть сдерживаемую постоянной острасткой информацию. Не возможно же всю жизнь от всех таиться, не Штирлиц же он.
– Прикинь, Миха, сейчас проектируем тоннель на кольцевой дороге для Каменс-Уральска…
Финансирование из Госбюджета… откаты до тридцати процентов, представляешь…
Вадик доверительно обнял Михаила за плечи и дышал ему в ухо свежим, не перегоревшим еще запахом коньяка.
– А откаты за счет завышения сметной стоимости? – понимающе спросил Летягин.
– И с этого тоже, – кивнул Вадик, – но там много схем, как удешевить строительство, я тебе как-нибудь расскажу.
– И тебе с этих откатов за риск ведь тоже отстегивают? – поинтересовался Миша, гоняя вилкой неподатливую маслину.
– А ты думал, – отозвался Вадик и вдруг погрустнев, снял руку с Мишиного плеча и тяжело поднявшись, побрел в сторону туалета.
Тут то к Михаилу и подсел начальник Гошиной безопасности.
Противный такой – бывший начальник уголовного розыска. Полковник в отставке.
Полковник, хотя фамилия у него была генеральская. Брусилов.
– Это ты Летягин? – буравя Михаила тупыми зрачками, спросил бывший мент.
– Ну я, а что? – дожевывая наконец-то пойманную маслину, ответил Михаил.
– Пойдем, выйдем, рассчитаться надо, – цепко взяв Михаила за плечо, повелительно сказал начальник Гошиной охранки.
Миша чуял, что разговор будет не из приятных, но в пьяном кураже пошел впереди подгонявшего его в спину мента.
– Ну что? – спросил Михаил, когда выйдя из кафе, они остановились под соседней аркой.
Брусилов дважды ударил Мишу в живот, и еще добавил ногой между ног.
– Зачем ты статью о таджиках написал? – склонившись к корчившемуся на асфальте Летягину, спросил Брусилов, – зачем хорошим людям подлянки делаешь?
Потом, звонко цокая подковками на ботинках, словно это были те самые хромовые сапоги из легендарного тридцать седьмого года, мент удалился.
Только напутствие его еще вертелось в голове.
– Ты не шути так больше, понял?
ГЛАВА 2
– Это же черт знает что, ни фига себе!
Лёля схватилась ладошками за свои пухленькие розовые щечки.
– Вы правда так делаете?
Лёля была удивлена и изумлена до глубины своей души.
Борису Эрдановичу Чувакову – юристу треста УНИВЕРСАЛ было поручено потихонечку вводить Лёлю Столбову в курс дела.
Борис Эрданович не собирался сразу огорошивать юное, едва окончившее юрфак создание всеми тяжкими и всеми даже полу-тяжкими искусами и изысками их иезуитского дела, но он не предполагал, что Лёлечка Столбова окажется такой простодушной и такой по-детски наивной.
– Детская чистота души это признак профнепригодности, моя дорогая, – подытожил Борис Эрданович, забирая из рук Лёлечки папку договоров.
Была бы воля Бориса Эрдановича, он бы отказался от этой девчонки, зачем им в юридический отдел такая пустышка.
Однако, Богуш со всей определенностью наказал Чувакову, – бери дочку Столбова, вводи ее в курс дел.
С Игорем Александровичем спорить было бесполезно.
Да и аргумент Чувакова, де жидковата и слабовата девчушка будет для их юридических тяжб, не работал против главного аргумента Богуша, заключавшегося в том, что девчонка из своих. Своего клана.
Чуваков, как юрист компании, был прекрасно осведомлен о всех взаимовыгодных жизнетворных связях своего шефа со Столбовым.
Проектировщик и строитель-генподрядчик.
Это как шерочка и машерочка в сфере семейного полюбовного бизнеса Это как Гог и Магог в мире бюджетного финансирования.
Ясное дело, что дочка Столбова Богушу здесь своя и ей можно доверять.
Поэтому, пощупав, попробовав, испытав способности Лёлечки, Чуваков решил-таки, что станет готовить ее по полной программе помощницы юриста компании. Чтобы потом смогла подменять его и в арбитражном суде, и в мировом суде и в суде по делам уголовным, если такие случатся.
– Так то и строится бизнес, Ольга Вадимовна, так то и строится, – поучал девушку Чуваков, – вам еще многому предстоит удивляться, но в этом наша работа, это наши приемы, которым вас не учили на юридическом факультете.
Чуваков был худощавым, даже болезненно сухим мужчиной сорока лет. Носил костюмы зеленоватых оттенков и совершенно вопиюще неподходящие к этим костюмам сорочки и галстуки.
Денег у Богуша он получал предостаточно, но упрямо ездил на автомобиле "жигули" девятой модели, которым было уже сто лет в обед.
– Понимаете, Ольга Вадимовна, составляя такой пакет договоров с субподрядчиками, мы зарабатываем для своей компании хороший бонус.
– Да какой там бонус, – всплеснула руками Лёлечка, – получается, что субподрядчики задаром по частям построили для нас, то есть для треста УНИВЕРСАЛ весь объект, трест от города деньги за объект получил, с субподрядчиками не рассчитался, и таким образом получил стопроцентную прибыль за счет ограбления партнеров.
– Грубо говоря, – терпеливой улыбкой учителя улыбнулся Чуваков, – грубо говоря это так, милая Ольга Вадимовна, но мы живем и работаем в мире бизнеса, а здесь надо уметь вести дела, вот ми все. Умей вести дела юридически грамотно не попадешься. Не умеешь – с нас взятки гладки – учись.
– Но ведь они будут судиться в арбитражном суде, – вскинулась неуемная Лёлечка.
– И проиграют, – довольный собою усмехнулся Чуваков, – и проиграют, потому как с их стороны договоры были заключены неграмотно, с подводными заковыками, которыми мы и пользуемся, чтобы не платить.
– Это же нечестно, – на выдохе совсем по ребячьи делая круглые глаза, возмущалась Лёлечка.
– Это нормально, – успокаивал ее Чуваков.
Он сразу дал своей стажерке ознакомиться с пакетом договоров на субподряд по объекту Спортивного дворца, который трест Универсал с помпой сдал городу еще в позапрошлом году.
Завершение работ и сдача этого дворца ознаменовали крупную победу Игоря Александровича Богуша на городском рынке строительных компаний.
Его хвалили в мэрии и в городском правительстве. Он получил награды и был отмечен почетным знаком – "Лучший бизнесмен года".
Чувакову было как ясный божий день понятно, отчего это Богушу был в мэрии такой почет. Откаты со строительства Спортивного дворца городскому начальству превысили все мыслимые и немыслимые прилично допустимые и недопустимые пределы.
Если еще пять лет назад на взятки чиновникам за городской заказ в мнимую, так называемую "черную укрупненную смету" строители и проектировшики, эти Гога и Магога заносили цифру шестнадцати процентов, то теперь, за госзаказ надо было принести в мэрию тридцать процентов от суммы.
А откуда взять?
За счет чего тогда построить домик? Или если не домик, то тоннель или мост?
Или дорогу?
Хоккейный дворец спорта стоил триста миллионов.
Из них сто миллионов Богуш передал отцам города за заказ.
Иначе, не отдай он им этих денег, подряд на строительство получила бы "пятнадцатка", и ее гендиректор точно так же отдал бы треть бюджетных денег отцам-покровителям.
Но получив заказ, открыв финансирование, получив в банке авансы и отнеся городским властям чемоданчики с конвертиками, надо же было еще и что-то построить на оставшиеся жалкие семьдесят процентов… Построить и еще свои интересы не забыть, себя любименького деньгами побаловать.
Вот и выстроилась схема.
Наняли одно СМУ – вырыть котлован.
СМУ вырыло, а ему не заплатили.
Наняли другое СМУ – забить сваи и забетонировать фундамент.
Оно забило и забетонировало, но ему тоже не заплатили.
Потом наняли третье СМУ – сложить возвести стены и поставить крышу…
Сказка про белого бычка.
Трест УНИВЕРСАЛ нанимал субподрядчиков и не платил им за выполненную работу.
– Как же так? – изумлялась Лёлечка.
Щечки ее краснели, глазки ее округлялись и блестели, как в те её шесть лет, когда папа рассказывал ей про Серого Волка и Красную Шапочку…
– А вот так, – ухмылялся Чуваков, – уметь надо составить договор таким образом, чтобы лазейки были, что они де построили, да не так, что не выполнили те или иные условия. И потом судиться можно долго-долго, а деньги тем временем дешевеют, инфляция и все такое, и даже если наконец и выиграют, наша компания все равно в выгоде останется.
Лёлечке еще много предстояло узнать на ее новой работе.
Узнать, как ее папа, что рассказывал ей в детстве про Серого Волка и Красную Шапочку, теперь составлял проекты домов, дворцов, мостов, дорог и аэродромов таким образом, чтобы их стоимость для финансирования строительства составляла в полтора-два раза больше, от той, за которую их можно было реально построить. И из этой разницы кое-что получал и ее папа.
И она сама, будучи девочкой, а потом девушкой, студенткой, кое-что в виде бонусных кукол "барби", в виде бонусных платьецев и иных нарядов, кое что от этих денег она уже съела и потребила на своё развитие. Потребила папу не спросив – откуда конфеты? Откуда платьица?
Но всему свое время.
Рабочий день кончился и Лёлечка отдав папки с делами своему новому шефу, выключила компьютер, надела плащ, глянулась в зеркало, поглядела на дисплей своего мобильного телефона, где высветился ей забавный текст СМС, и поцокала каблучками к служебной стоянке треста Универсал, где рядом с помятой "девяткой" Чувакова стояла ее новенькая "мицубиси" "ланцер".
И садясь в машину, покуда беззаботная еще Лёля Столбова даже не подумала о том, что сейчас вот поедет она на машине, которая тоже куплена на те самые деньги. ….
Иринка Дробыш работала у Михаила Летягина выпускающим редактором.
А дружила Иринка с Машей Бордовских.
Иринка с Машей в одном классе учились.
После школы Иринка в Краснокаменский пед поступила и в журналистику пошла, а Маша никуда не поступила.
Ездила Умная Маша в Москву, подавала в Иняз имени Мориса Тореза, да провалилась.
– А ты не могла еще умней придумать, – язвительно спрашивала потом свою незадачливую подругу Иринка, – отчего сразу не в МГИМО подавала документы? Там с еще большей вероятностью провалилась бы.
Маша молча ела конфеты и глядела поверх подруги.
У нее в школе было прозвище Умная Маша.
А получилось наоборот.
Иринка, всегда считавшаяся пустышкой и вертихвосткой поступила в педагогический, а Умная Маша вернулась в свой городок ни с чем.
Пошла сперва работать в магазин. Не понравилось – хозяева азербайджанцы все домогательствами своими донимали.
Либо-либо.
Либо спи с нами и работай, либо уходи.
Ушла.
Потом в Краснокаменске на стройку устроилась геодезической рабочей – рейку носить.
Работа не пыльная, не трудная, но тоже – не престижная.
Присмотрел-высмотрел ее там прораб.
Нестарый еще мужик.
Володя Игнатьев.
Владимир Петрович.
Теперь вот уже полгода Умная Маша жила у него.
– Ты поступать то собираешься? – выплевывая виноградные косточки себе в ладошку, спросила Иринка.