Ехменьев смотрел на входящих мужчин с ужасом и яростью.
– Она теперь одна останется? – заревел, точно раненый зверь. – Свободная? Она такого натворит, проклятая блудница! Ее надобно убить, убить!
Он долго еще бесновался, каждым словом своим подписывая себе новое и новое обвинение, но не думая об этом, помня лишь о своей страшной, неизбывной ревности, которой было суждено умереть только вместе с ним.