– Думай лучше! Предок не в смысле отец, а в смысле пращур! Дальний-предальний!
Костя наконец догадался и сказал:
– Таких имен не бывает, чтобы Жихарь!
– А чтобы Добрыня или Вольга, бывает? Это такое же древнее и славное имя. Про наши с ним деяния даже знаменитая книга написана. Правда, за долгие века ее текст был сильно искажен. Половцев каких-то приплели, княгинь рыдающих, князей плененных… И вот, в память воспитанника и наперстника своего Жихаря-Многоборца, я решил принять в тебе участие…
Костя недоуменно уставился на круглое диво.
– То есть крышевать тебя буду, невежда! – рявкнул Глобальный. – Вижу ведь, что без моей помощи ты по жизни пропадешь! Рассказывай, что там у тебя, пока бабка не пришла!
Костя всхлипнул:
– Вот все говорят «юный богатырь», «юный богатырь», а я на самом деле слабовольный и легко внушаемый…
– Это хорошо, – сказал Глобальный. – Ведь я-то тебе только позитивное буду внушать…
И Костя рассказал, как уж мог, о своих проблемах. О родителях. О бандитах с мыльного завода. О силовом экстриме. Получалось коряво, зато правдиво….
– Ничего, – сказал Глобальный. – Любое горе следует размЫкать, а размыкивать чужое горе я умею лучше всех на свете… Ну что, пошли?
– Куда?
– Куда и я! В богатырские края! Ума набираться, с науками знаваться, нужные знакомства приобретать, все на невыросший ус мотать… Если повезет, то и богатыристику тебе выправим!
– Чего выправим?
– Богатыристику. Это такой документ. Справка, что ты действительно русский богатырь, а не культурист, не бодибилдер какой-нибудь позорный, гора мясная…
– А какая от нее польза – как от почетной грамоты, что ли? Так их у меня…
– Большая польза! Во-первых, родители убедятся, что ты человек уже взрослый и самостоятельный. Во-вторых, братья над тобой потешаться перестанут. В-третьих, по этой справке тебя всюду пропустят – хоть в кино до шестнадцати лет, хоть через любую границу…
– Да ну?
– Вот и ну. Погранцы с таможенниками как только увидят богатыристику с печатью и подписями Большой Тройки, так враз испугаются, окарачь поползут!
Уговаривать Костю что на хорошее, что на плохое дело и впрямь было недолго:
– Тогда пошли, – решительно сказал он, но вспомнил про хворостину. – Только надо у бабани отпроситься…
– О том не печалься, – сказал Глобальный. – Сколько бы мы с тобой в неведомых странах ни скитались, а воротимся точно в эту же минуту. Если с плетня вон та крынка упадет, то даже разбиться не успеет…
– А почему?
– Потому что – долго ли умеючи! – горделиво сказал Глобальный. – Первым делом нам надо через речку перебраться…
– Так батя лодку увез, – сказал Костя. – Придется вплавь… Я сумею…
Глобальный даже подскочил.
– Нельзя мне вплавь! – взвизгнул он. – Я сухопутный странник! Не матрос какой-нибудь мокроштанный!
– Пойдем тогда в обход, – сказал Костя. – Через город Вкуснятин. Там сто пудов есть мост.
– Нет, – сказал Глобальный. – Речку надо перейти в точно определенном месте, иначе ничего не получится.
– Почему это?
– Потому что речка ваша не простая.
– Это Кислица-то непростая?
– Вот именно. Почему она так названа, знаешь?
– Да как бы знаю! В честь ягоды кислицы!
– А другое название у ягоды кислицы какое?
– Какое? – повторил Костя.
– Смородина! – сказал Глобальный и многозначительно поднял пальчик.
За Калиновым мостом
Голому собраться – только подпоясаться, говорила бабаня. В дорогу Костя взял лишь рюкзачок – не прежний брезентовый гигант, а небольшой, школьный. Сунул туда пачку печенья да книжку – по указанию Виссариона.
– Вместо путеводителя будет, – сказал Глобальный и весело покатился за калитку. Костя последовал за ним и все соображал – где же и когда видел он это удивительное существо.
Они шли по знакомой тропинке к реке, только вот по знакомой ли?
Что-то на этом пути поменялось. Вместо легкомысленных березок вдоль тропки поднялись угрюмые, черные с проседью, ели. Между деревьями поднялись огромные яркие мухоморы, и по их смертоносным шляпкам совершенно безнаказанно бродили большущие мухи…
Прежняя речка Кислица была в пяти минутах ходьбы. Зато до речки Смородины пришлось идти почти час…
Но речка не только имя поменяла. В этой самой новоявленной Смородине и вода бежала какая-то черная, и страшно дымилась эта вода, словно вытекала из какого-то огромного котла. Она и пахла, как в бойлерной. И даже булькала да пузырилась.
А вот лезть в эту воду никакой охоты не было.
– Мыльный завод ночью вредные отходы сбросил, – определил Костя. – Мне что-то облом в эту типа канализацию лезть…
– И нельзя, – сказал Глобальный. – Ты там сгоришь за милую душу…
В доказательство шаровидный проводник подобрал с земли какую-то веточку и швырнул ее с берега коротенькой лапкой. Веточка все же долетела до воды, занялась огнем и пропала.
– Нужно строить мост, – сказал Глобальный.
Костя оглянулся. Черные ели остались позади, а у самого берега росло лишь какое-то тощее деревце…
– Придется типа вернуться, – сказал Костя. – Вырву пару стволов, ветки обломаю, будет в смысле мост…
– Нельзя ломать заветные ели, – сказал Глобальный. – Худо будет…
– Что же делать?
Глобальный подкатился к тощему деревцу. Ветки деревца были усыпаны раскидистыми пучками алых ягод.
– Полезай наверх! – скомандовал он.
Жихарев поглядел на хлипкий ствол, на могучего себя – и засомневался.
– Лезь, лезь! – командовал шаровидный.
Косте приходилось лазать и по канату, и по шесту – но тут другое дело…
– Сто пудов обломится! – сказал он. – А зачем лезть-то? Чтобы типа дали оглядеть?
– Чего думать – лезть надо! – отвечал Глобальный. – Постой, постой, а как же я? Меня-то возьми!
Костя двинулся в неведомый поход бездумно, как был – в кроссовках, в «бермудах» со множеством карманов и в футболочке с портретом форварда «Зенита» Аршавина, высунувшего язык.
– А куда я тебя? В рюкзак?
– На шею! – сказал Глобальный. – Я буду деликатно держаться, не задушу небось!
«И на том спасибо», – подумал Костя.
Он подсадил Глобального себе на шею и полез по голому стволу. Лапки у существа были неожиданно сильные…
Да и деревце оказалось крепче, чем он думал. Уже метра два до земли, три, четыре…
Костя закрыл глаза. Вот сейчас раздастся треск, и полетят они прямо в дымящуюся вонючую пакость…
– Вперед, вперед! К новым вершинам! – подбадривал седок.
Выглядеть трусом юному богатырю ну никак не хотелось, особенно перед этим… Таким знакомым… Можно сказать, с младенчества знакомым…
– Все! Отпускайся! – скомандовал Глобальный.
Костя открыл глаза, разжал руки и обрел под собой почву.
Деревце попробовало распрямиться, но до конца не смогло – так и перекинулось коромыслом над берегами речки Смородины…
– Это и есть Калинов мост, – сказал Глобальный.
– Да ну, – сказал Костя. – В сказке-то на Калиновом мосту как бы дерутся… Ой, без «как бы»…
– То-то, – сказал грамотный шарик. – Видишь ли, Калинов мост – он у каждого свой…
– Здесь что-то не то… – сказал Жихарев. – А! Врубился! На настоящей калине ягоды только осенью бывают! Вспомнил!
– А тут ваши законы не действуют, – сказал Глобальный. – Тут главное – чтобы покрасивше было… Правда, калинушка теперь навек покляпая останется, но так даже романтичнее…
– Покляпая – значит, гнутая? – сказал Костя.
– Сообразил! – сказал Глобальный. – Ну, тогда вперед!
Они сделали только несколько шагов, когда Костя услышал, что кто-то положил ему на правое плечо тяжелую руку. Так и есть – Кузьма-Демьян. Видно, Бабаня Грозные Очи наказала филину приглядывать за правнуком-стрикулистом.
– Ты чего? – спросил Костя.
Двуглавый филин что-то пробормотал в ответ, но Костя не понял. Зато понял Глобальный:
– Говорит, скучно ему там. Возьмем его с собой, не помешает. Наоборот – увидят тебя с филином на плече, да еще с таким особенным, и подумают, что ты ученик чародея. Лишний раз связываться не станут…
– Птичка не батин рюкзак, – сказал Костя. – Как-нибудь справлюсь…
– А я тебе еще и помогу! – сказал Глобальный. – Подсади-ка меня на другое плечо, для равновесия! Правда, так ловчее?
«Паразит», – подумал Костя, но ничего не сказал.
– Да и собеседник мне нужен, – продолжал наглый шарик. – Не с тобой же мне толковать – с двоечником! Твое дело – слушать да на невыросший ус мотать!
– Я троечник! – обиделся Жихарев. – И нечего мне про усы напоминать…
– Это потому что учеников нынче приказано жалеть! – сказал Глобальный. – Вот учителя и не ставят двоек, иначе сами окажутся виноваты, что плохо учат…
– Это потому что учеников нынче приказано жалеть! – сказал Глобальный. – Вот учителя и не ставят двоек, иначе сами окажутся виноваты, что плохо учат…
– А филин – не попугай, он словами не выражается! – подковырнул Костя своего путевода в отместку за жестокие правдивые речи.
– Не беспокойся. Филин знающий.
– Чего он там может знать, – скривился Костя.
– Мало ли что! – раздался совершенно незнакомый скрежещущий голос.
Костя вздрогнул и едва не стряхнул филина с плеча.
– Кто это?
– Кузьма, – сказал Глобальный. – Или Демьян. Не имеет значения. В данном случае… Итак, молодой человек, мы с вами находимся в абсолютно ином пространстве и в совершенно условном прошлом времени… Тут животные тоже меняются… Мы уже, мягко говоря, не в Канзасе!
Жихарев огляделся – пространство как пространство: леса да поля. Потом посмотрел на часы с календарем – время как время: половина десятого, тридцать первое июня…
– Разницы пока не вижу, – сказал он. – Богатырей…
– Тем более! – прозвучал вдруг тяжелый бас.
– Это – тоже он? – Костя приподнял плечо, которое с филином.
– Больше некому, – сказал Глобальный.
Костя начал всерьез уважать филина.
Под ногами была уже не тропинка, а хорошая дорога, хоть и немощеная, зато наезженная. Только ездили по ней, как показывали следы в пыли, не на автомобилях, а на лошадях и телегах…
– А вот и люди! – обрадовался Костя, увидев чуть в стороне маленький пестрый домик.
– Зоркий! – похвалил его шарик. – Слушай, сходи-ка туда да посмотри, что к чему, а мы с филином тебя во-он в том лесочке подождем… Узнай, что там и как…
– А с вами-то почему нельзя? – сказал Жихарев. – Потому что стыдно?
– Потому что нежелательно, – объяснил Глобальный и скатился с плеча в траву. – Кузьма-Демьян, за мной!
«Подставляет меня, козел! – решил Костя. Потом подумал как следует: – Нет, все правильно. Я же из нас самый сильный, с меня и спрос. Да и что там может быть опасного? Баба-Яга? Так она рядом с Патрикеей Маркидоновной отдыхает…»
Домик был замечательный – с высокой двускатной крышей, с резными и расписными ставнями. Как на детской площадке во дворе. Вместо детей там обычно взрослые в бутылочку играют …
В сказочном окошке виднелись два круглых личика.
Костя подошел ближе и увидел, что это старичок и старушка – оба с румяными щечками и ласковыми глазками.
– Здорово, дед да баба! – сказал Костя и даже слегка поклонился – Бабаня Грозные Очи внушила ему, что в деревне следует приветствовать даже незнакомых.
– Здоровей видали, – мрачно сказал старичок. – Проходи себе, куда шел.
Жихарев такого приема никак не ожидал: уж больно благостными казались старички. Такие должны, по идее, даже маньяка Чикатилу накормить, напоить и спать уложить…
– Я вам чего такого сделал? – спросил он. – Вы же меня первый раз видите!
– Может, и первый, – сказала старушка.
– А может, и не первый, – сказал старичок.
– Может, это как раз ты в тот день шел мимо, да и… – старушка заплакала.
– Да и прихватил! – закончил старичок и наставил на Костю острый палец.
– Чего прихватил? – удивился Костя.
Но дед и баба его, кажется, не слышали.
– Из последних сил-возможностей… – сказал старичок.
– По углам, по сусекам… – сказала старушка.
– На сметане мешали…
– На окошке студили…
И синхронно сделали ручками этакое круговое движение.
– Так и не полакомились, – сказал старичок. – Пришлось, как обычно, кашу с молоком есть.
– А наш дед как налопается каши с молоком, – пожаловалась старушка, – так сразу серчает и дерется – хлоп по пузу кулаком!
Все говорили, что Костя Жихарев – тормоз. Но тут и он догадался, по ком сокрушаются старички. И кто прикинулся всезнающим Виссарионом Глобальным…
– Вспомнил! – радостно вскричал он и, не попрощавшись, побежал в сторону леска, где была назначена встреча.
– Все про тебя знаю! – вскричал он, тыча пальцем в сторону бывшего глобуса. – А понты-то корявые предъявлял – глобальный, глобальный…
– Мало ли что! – откликнулся филин.
– Ну да, – печально сказал рассекреченный Колобок. – Я думал, ты раньше догадаешься… И как они там без меня? Тоскуют?
– Все глаза проплакали, – сказал Костя. – Особенно дедуля.
– Тем более, – сказал Кузьма-Демьян.
Колобок опрокинулся ничком и замолотил ручками и ножками по траве. Правда, ручки и ножки были коротенькими и до травы не доставали.
– Ведь это ж те самые дед и баба! – рыдал Колобок. – Криэйторы мои родненькие! Тварь я, тварь подколодная! Бросил их на произвол судьбы! И как только изюминка внутри меня не разорвалась! Нет мне прощения!
Слезы его сыпались на траву панировочной сухарной крошкой.
– Мало ли что! – утешил его филин.
Жихареву тоже стало жаль Колобка. Хоть он и выдрючивался со своим глобализмом, а по сути-то ведь свой, родной, нашенский…
– Не парься, Колобочек, – ласково сказал он. – Если бы ты ножки с окошка не сделал, так схомячили бы они тебя… С молоком… И никакой сказки бы не было…
– Тем более, – удостоверил его слова филин.
Колобок перестал рыдать и откинулся назад.
– Правда ваша, мальчик и птица, – сказал он. – Ведь останься я с ними – так во что бы превратился? Стыдно сказать. Нет, родной дом нужно покидать вовремя…
– Вот и правильные пацаны с мыльного завода всю дорогу меня напрягают на то же самое, – сказал Костя.
– Стоп, – сказал Колобок. – Чтобы об этих разбойниках больше не вспоминал! Тут своих хватает!
– Тем более, – сказал филин.
– А-а! – крикнул Костя. – Я с Кузьмой-Демьяном все понял!
– Мало ли что! – обиделся филин.
– Он только два слова и знает!
– Не два слова, а две фразы, – поправил Колобок. – И знаешь, этого вполне достаточно, чтобы поддержать любую беседу на любом уровне. Проверено веками…
И надолго задумался бывший глобус.
Костя посмотрел вокруг.
Все было так, как обычно, но в то же время не так.
Трава была, например, зеленее, чем положено.
Небо – голубее, чем обычно.
Цветы росли ярче открыточных.
А на солнце, хоть и сияло оно изо всех сил, можно было явственно различить чью-то бодрую физиономию…
– Закрой рот, – посоветовал Колобок. – Это сказочный сектор, мы тут не задержимся… Или ты сестрицу Аленушку желаешь повидать? Семерых козлят?
– Я не маленький уже, – обиделся Костя.
– Так я с тобой и говорю, как со взрослым, – сказал круглый. – Хотя богатырей можно и в сказках встретить, но мы-то с тобой договаривались разобраться с былинами…
– Мы пока как бы и не договаривались… – сказал юный Жихарев.
– Тем более! – подтвердил Кузьма-Демьян.
– Значит, будем договариваться сейчас, пока не зашли слишком далеко. Так! Меня слушаться во всем, как отца родного и даже лучше! Если я прикажу в землю закопаться – закапывайся! Прикажу прыгать в воду – прыгай! Тут места неспокойные! Зато потом будет чем перед друзьями похвастаться… Был, мол, у меня вожатый… Может, о тебе тоже книгу напишут – «Слово о Колобке и Жихареве», второй том…
– Вожатый… Обсмеют меня друзья, – уныло сказал Костя. – Скажут: а, типа Колобок тебя водил? А почему не Чебурашка?
– Потому что Чебурашек не бывает, – сказал Колобок. – Это плод вымысла.
– А ты-то чей плод? – сказал Жихарев. – Как будто ты не из сказки!
– Я, брат, если хочешь знать, не из сказки. Бери выше – я из мифа! Я солярный символ!
– У тебя что – типа дизель внутри?
– Невежда! Солярный – значит, солнечный! У всех древних народов обязательно был праздник Солнца. И в честь нашего уважаемого светила они пекли разные… разных… Даже блин, хоть он и плоский, обозначает Солнце! А я-то вообще! С моей-то биографией!
– Мало ли что! – брякнул филин.
– Не мало ли! Когда случалось солнечное затмение, люди думали, что светило сожрала какая-то тварь…
– А! Крокодил наше солнце проглотил! – вспомнил Костя детскую книжку.
– В Африке – да, на крокодила грешили, – сказал Колобок. – Или на змея Апофиса. В каждой земле свои гады. Теперь самое главное, усвой сразу: от долгого употребления любой священный миф ветшает и превращается в детскую сказку. Или загадку. То есть сперва люди плачут, кричат и бьют в барабаны, чтобы хищник солнышко выпустил, а потом, когда миф забудется, детям загадывают – кто, мол, круглый, румяный, от волка ушел, от медведя ушел? А там и до сказки рукой подать. Понял? Никакая сказка для пустого развлечения не придумана, за каждой какая-то древняя правда стоит…
– Тем более! – значительно добавил Кузьма-Демьян.
Честно говоря, Костя мало что понял. Сказки ему в детстве читали, мультики он сам видел, но твердо знал, что все это пустяки. И с друзьями они сроду про сказки не говорили, а все больше про бицепсы, трицепсы, калории… Несолидный какой-то у него экскурсовод!