Дампы кинулись к дверям, навалились на створки, но те не поддались. Выход во двор был закрыт.
– Вот шука! – выругался старший Шептун.
Лан открыл клетку с крылатым человеком, уродец недоверчиво высунул в коридор лысую носатую башку, а потом вспорхнул под потолок, подняв при этом нешуточный ветер.
Мамаша Лу присоединилась к дампам, створки прогибались под натиском мутантов, но не поддавались. Тогда старший Шептун принялся стрелять в дверь, рассчитывая сбить то, что могло препятствовать выходу. Бум! – убедительно рявкнуло ружье, и щепки раскидало по зверинцу. Бум! Бум! Запах пороховой гари немного перебил вольерную вонь.
Со стороны двора почти сразу последовала «ответка». Застрекотал автомат, очередь косо прошила дверь. В коридоре засвистели пули, часть из них высекла из решеток искры и разлеталась рикошетами по всему зверинцу. Оставшиеся в клетках чудища принялись метаться и вопить на все голоса. Мамаша заныла, схватившись за жирный бок. Старший Шептун запрыгал на одной ноге, поскольку колено второй разлетелось вдребезги. Младший дамп забрал у него винтовку, вручив взамен нож. Старший смиренно уселся на пол, запрокинул голову и вогнал себе лезвие под подбородок: Лан уже видел подобное на Арене, но в том случае искалеченный дамп использовал ритуальный клинок с волнистым лезвием. Сейчас же старшему Шептуну пришлось орудовать тем, что имелось… но он справился.
Лан не стал испытывать удачу возле расстрелянной двери, не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: во дворе ждет готовая к бою охрана. Всех смутьянов положат, как в тире, даже самых живучих мутов.
– За мной! Вниз! – было до омерзения дико и противоестественно обращаться ко всей этой богомерзкой нечисти, не сохранившей в своем облике, а главное – в душе, ничего человеческого. Но раз захотели «позабавиться», – кушайте теперь, не обляпайтесь.
Лан прыгнул с верхней ступени лестницы на пол нижнего уровня. Приземлился на руки и тут же ушел кувырком в сторону, ожидая услышать над собой визг пуль. Выстрелов не последовало, что с одной стороны обнадеживало, а с другой – настораживало. Коридор впереди был пуст, по обе его стороны возвышались грубо сваренные из разного металлического хлама ворота – по паре с каждой стороны. За ближайшими воротами слева возилось что-то здоровенное. Ворота справа были распахнуты, за ними виднелся неосвещенный бокс, в котором запросто поместился бы танк, на присыпанном соломой полу высились кучи навоза высотой в половину человеческого роста.
По ступеням неловко скатилась мамаша Лу, отмечая свой путь кровавой капелью. За ней спустился, цепляя крыльями стены, бестолковый летун. Младший дамп шел последним, на середине лестницы он задержался, словно задумался: не перестрелять ли ему временных союзников, пока есть такая возможность.
Послышался отрывистый всхлип. Неприметная тень пронеслась над полом открытого бокса от одной навозной кучи к другой. Лан сделал шаг за ворота: в сумраке пряталось до смерти испуганное ничтожное создание – Профессор. Бывший хозяин Арены стоял на коленях, обхватив руками голову, и хлюпал носом. Лану стало противно, он быстро отступил в коридор и двинулся вперед, – но уже в хвосте разношерстного отряда. Глядя на гротескные фигуры мутантов, самым несуразным из которых был летун, опирающийся при ходьбе на крылья, как это делают рукокрылы, Лан впервые за несколько насыщенных действием минут задумался о шансах на успех этого неожиданного для всех, в том числе – для него самого, восстания.
Скорее всего, шансов – ноль.
Но уж лучше погибнуть в бою, чем в клетке – в компании червей и обрастая нечистотами. Лан понимал, что для задания, конечно, было бы полезно затаиться, сделать вид, будто он – покорная скотина, но… много ли он сможет выведать, сидя за решеткой? Все-таки – не пахарь, несмотря на отставание и неудачи в мечевом бое. А у дружинника душа кипит и жаждет честной схватки. Дружиннику претит притворяться и подыгрывать врагу. Тем более, когда брат и боевой товарищ в беде.
Дамп выстрелом снес навесной замок с решетчатой двери, перегораживающей коридор. Мутанты устремились вперед и оказались в очередной пещере со стенами из ноздреватого бетона. И снова путь перегородила решетка, через которую лился яркий – особенно после сумрака зверинца – свет.
Мамаша Лу с силой дернула за решетку и практически сорвала дверь с петель. Крылатый человек надсадно завопил, затем протиснулся вперед и вдруг взлетел, обдав всех горячим ветром с запахом мускуса.
Лан в глубине души уже догадывался, что им предстоит увидеть за очередным порогом. Дамп опустил ружье, плечи его устало поникли. Мамаша Лу сгорбилась, оперлась на костяшки пальцев рук и что-то заныла, Лану показалось, будто она напевает колыбельную. Лишь крылатый человек гордо парил над бунтарями… раз за разом врезаясь и отскакивая от деревянного купола Арены.
Под ногами зашуршал серый песок. Ненадолго Лану казалось, будто воцарилась тишина, которую можно было бы назвать «мертвой» или «абсолютной», если бы не этот шорох. И если бы не бешеный стук сердца. И не полоумное бормотание мамаши Лу. И не шум крыльев над головой. И не гул зрительских трибун.
Органы чувств снова включились на полную мощность. Лан перешел из одной реальности в другую. Вот она – Арена. Дождалась его, стерва. Дождалась, упырица.
Глинобитное ограждение высотой в два человеческих роста опоясывало овальную площадку, размерами, примерно, тридцать на двадцать пять метров. В верхней части ограждения крепились факела, и их было много. Арену озарял мерцающий красноватый свет, трибуны же напротив скрывались в тени. Как раз был час наибольшего наплыва зрителей, и Лан различил в их гомоне самые разные эмоции. Удивление – ни с того, ни с сего текущий бой был прерван появлением весьма пестрой компании. Предвкушение – наверняка, сейчас что-то произойдет, и вполне обыденное вечернее шоу заиграет новыми красками. Ликование искреннее или злорадное – многие узнали беглого гладиатора Лана, и теперь ожидали, что же произойдет дальше: поглотит ли Арена парня из Кремля, или же он сможет оседлать злобную суку, как это бывало в прошлом.
На песке валялись тела. Люди в легких доспехах, а рядом – их мечи, боевые топоры, клевцы и копья. Воины-нео, защищенные грубой броней из досок, цепей и листовой стали, сжимающие в лапах утыканные арматурой дубины и мечи из заточенных рессор. Все были изувечены. Не просто изувечены, а буквально растерзаны некой злобной сущностью, наделенной огромной физической силой. Лан не слышал, чтоб кто-то мог раскатать нео в тонкие лепешки, если только на Арену не выпустили биоробота. Но биоробот на Арене – это было бы чересчур…
На созерцание и осмысление картины бойни ушло не более двух секунд, а затем расплывчатое буро-красное пятно, которое Лан до сих пор ловил боковым зрением на противоположной стороне ристалища, вдруг пришло в движение. Раздался рев, от которого задрожали стены и пол. Оглушительно зазвенели цепи, взорвались восторженными овациями трибуны…
На миг Ланом овладело чувство смертельной усталости и обреченности. Захотелось, словно в детстве, закрыть руками глаза, мол, я спрятался.
На Арене вместе с ними оказалось существо, вид и мощь которого подавляли волю. Огромное – не меньше старинной грузовой машины, шестилапое, полностью покрытое пластинами хитиновой брони, как танк – динамической защитой. Чешуйчатая, влажно блестящая морда, смутно напоминающая крысособачью, слюнявая пасть… «Жук-медведь!» – промелькнула в голове Лана страшная догадка, хотя об этих чудовищах ему было известно лишь понаслышке. Но не так трудно «сложить два и два», когда от такого экземпляра тебя отделяет не больше двадцати метров.
Жук-медведь приник к земле, словно готовясь к прыжку. Но через миг он выгнулся дугой, высоко выбросил вверх переднюю пару лап, точно гарцующий фенакодус, и потом с силой опустил на песок Арены. Сейсмическая волна едва не сбила Лана, мамашу и дампа с ног.
И только тогда Лан заметил толстые цепи, что крепились к крючьям, вбитым прямо в хитин исполинского мутанта по обе стороны головогруди. А еще – полурастерзанного собакоголового и лысого тщедушного подростка. Паренек на первый взгляд казался мертвым, но стоило жуку-медведю отвлечься на новых участников шоу, как он вскочил и на четвереньках бросился подальше от нависающей над ним горы хитина, мышц и рафинированной злобы. Однако было видно, что парнишке далеко не убежать, поскольку ему тоже досталось – будь здоров, и на этот рывок он потратит остаток сил.
– Назад! Уходим! – закричал Лан, обращаясь к мамаше, дампу и крылатому человеку; он еще не успел понять, что их временный союз распался, и что дальше каждый сам за себя.
Лан бросился к выходу, через который они попали на Арену, но этот путь уже был перекрыт. Пара охранников прилаживала на место свороченную мамашей решетку, и еще трое стояли, нацелив старинные ружья на дверной проем.
Лан бросился к выходу, через который они попали на Арену, но этот путь уже был перекрыт. Пара охранников прилаживала на место свороченную мамашей решетку, и еще трое стояли, нацелив старинные ружья на дверной проем.
– Возвращайся! – приказал Лану старший наемник, причем его голоса слышно не было, но оказалось, что читать по губам – это несложно. – Быстро на Арену! – дуло карабина было направлено дружиннику в грудь.
Что ж, добегались. Через охрану с огнестрельным оружием не пробиться. Остается только Арена, будь она проклята.
На Арене, тем временем, события разворачивались своим чередом. Жук-медведь приближался короткими тяжелыми рывками, и каждый его шаг был обозначен лязгом цепей, которые разматывались с двух чугунных барабанов. Мамаша кинулась в противоположную от чудовищного исполина сторону ристалища и попыталась перебраться через ограждение. Тяжелая, толстая, раненная в бок, со скользкими от крови руками, она раз за разом набрасывалась на преграду, но всегда срывалась и падала на песок. Над ней собрались несколько десятков зрителей; они пытались раззадорить старую нео, осыпая ее плевками, объедками и забористой руганью.
Дамп, пятясь, взял жука-медведя на мушку, но нажать на спусковой крючок не успел: один из стоящих на зрительских трибунах охранников выстрелил ему в спину. Младший Шептун пошатнулся и выронил ружье. Человекоподобный, обмотанный полосами ткани мутант в этот момент как никогда походил на уродливую куклу, которая до последнего притворялась живой. Тонкие худые ноги подломились, дамп рухнул, превратившись в кучу тряпья и гнили. Лан кинулся к выроненному им ружью, но рядом с прикладом тотчас же заплясали выбитые пулями фонтанчики земли: охрана намекала, что неписаные правила Арены нарушать нельзя.
Лан остановился на полпути к ружью. Не к месту вспомнился сон, в котором он сражался на Арене с мертвецами. Убитых и сейчас было много, но все они лежали тихо и мирно. А вот буро-красная махина приближалась неотвратно. Цепи не позволяли жуку-медведю разогнаться и делали его движения неловкими, но от этого чудовище не становилось менее опасным.
– Мы с тобой в разных весовых категориях… – пробормотал Лан, глядя в маленькие, непроглядно-черные глазенки гиганта. Жук-медведь снова вскинул переднюю пару лап, продемонстрировав хитиновые когти, каждый из которых был не короче меча, а потом с грохотом ударил по присыпанным песком плитам пола.
Лан поплевал на ладони, медленно пошел к чудовищу. Возле изувеченных тел гладиаторов-людей он остановился, чтобы подхватить одной рукой топор, а второй – меч. Глядя на жука-медведя, он даже смутно не мог представить, как при помощи холодного оружия одолеть бронированного гиганта. Тут пригодилось бы то, что работало против танка или против био, но никак не топор…
В то же время, он отстраненно слышал, как трибуны скандируют его имя. Возле одного из зарешеченных входов на Арену стоял Профессор и тоже что-то выкрикивал. Жук-медведь смотрел на Лана, набычившись, точно в гляделки решил поиграть. С пасти чудища свисали тяжи густой слюны.
А он стоял с мечом и топором, как истукан, ощущая холодок от дыхания скорой смерти.
«Так и держись, – ворвался чужой голос в его безрадостные, скупые перед последним боем мысли. – Сегодня им не нужна твоя смерть. А толпу ты завел – лучше некуда, молодец».
«Мара?» – удивился Лан про себя, а потом издал беззвучный мысленный крик: «Мара, это ты!»
Перед его внутренним взором пронеслись километры руин и мутировавших лесов, рассеченных черными жилами загрязненных рек. Мара была где-то там – далеко за пределами Центрального округа Москвы, в неизведанных гиблых дебрях окраинных районов. И все же ее голос звучал в голове так чисто и громко, что можно было предположить, будто она находится на Арене вместе с ним, или – среди зрителей. Да-да, наверняка! Ведь он впервые увидел ее на трибунах: Мара пришла посмотреть его первый бой, это было всего месяц… а может – целую вечность назад. И сейчас она, наверняка, проникла сюда, смешавшись с толпой зевак…
«Не хочу тебя разочаровывать, но я – никакая не Мара, – вновь зазвучал в его голове чужой голос. – Я вообще – мужчина, но это сейчас не имеет значения… лучше следи за жуком!»
«Охренеть», – мысленно отозвался Лан.
«Охренеешь завтра, если оно для тебя наступит, – чужие мысли были злыми и напряженными, под стать звону цепей, которые тянуло за собой бронированное чудовище. – Кудесник уже распорядился увести жука в зверинец. Сегодня тварь и так хорошо поработала: десяток не самых слабых бойцов превратились в отбивные с кровью».
Исполинский мутант фыркнул, разбрызгав сопли, поскреб песок одной из лап. А потом бросился на Лана… но не одолел и трех метров: цепи натянулись, ранее свободно вращавшиеся барабаны оказались застопоренными. Более того, четверо дюжих, голых по пояс работников Арены взялись крутить, обливаясь потом и корчась от натуги, ручки лебедок. Жук-медведь понял, что его оттягивают от стоящей перед ним жертвы – такой близкой, такой слабой на вид – и принялся бесноваться.
Вновь прозвучал громогласный рев. Чудовище встало на дыбы, подняв вверх на этот раз две пары лап. Мощные челюсти, словно капкан, защелкнулись на туловище крылатого человека, который столь же упрямо, сколь и бестолково продолжал попытки пробить венчавший Арену купол. Раздался душераздирающий визг, по песку застучали крупные капли кровавого дождя. Жук-медведь принялся трепать жертву, словно крысопес – тряпку. Через несколько секунд летающий человекоподобный мутант превратился в груду переломанных костей и исковерканной плоти.
А цепи тем временем медленно, но неуклонно наматывались на барабаны. Лебедки жалобно скрипели от перегрузки. Гигант швырнул то, что осталось от летуна, Лану под ноги, очевидно – для пущего устрашения, а затем снова попер вперед, зарываясь лапами в песок.
«Мне что, так и стоять?» – мысленно спросил Лан.
«Сделай вид, что ты готов…»
Ответ оборвался. Одна из лебедок не выдержала, барабан вырвало из конструкции, и он, разметав служителей Арены, отлетел к задним лапам жука-медведя. Гиганта теперь удерживала лишь одна цепь. Трибуны разразились диким ором: зрители поняли, что безопасность их жизней тоже повисла на волоске. Если гигантский мутант освободится, то ему не составит труда форсировать ограждение, выбраться на зрительские места и вволю почувствовать себя лисом в курятнике или козлом в огороде.
«Вот черт, – услышал Лан шепот чужих мыслей. – Этого я не ожидал».
Лан фыркнул, утер запястьем взопревший лоб, и до боли в пальцах сжал рукояти меча и топора. Похоже, без битвы все равно не обойдется. И глупо было бы надеяться продержаться в ней хотя бы полминуты, если только не придет на помощь этот неизвестный доброжелатель…
«Я ищу-ищу способ! Еще немного!» – тут же ответил ему призрачный голос.
Жук-медведь развернулся к Лану боком, поймал вторую цепь челюстями и потянул. Клацнуло, лопаясь, слабое звено; обрывок цепи мелькнул в воздухе, тускло блеснув в свете факелов. На трибунах воцарилась паника, зазвучали хаотичные выстрелы, но пули лишь еще сильнее раззадорили бронированного гиганта. Жук посмотрел на зрителей поверх ограждения, – его крошечные черные глаза были холодны, как два кусочка антрацита, – а затем снова перевел взгляд на Лана. Чудовище приняло решение действовать поступательно: сначала зачистить Арену, а потом уже выбираться на трибуны.
Лан взмахнул топором, надеясь, что блеск острого железа перед мордой заставит жука-гиганта немного умерить свою прыть.
«Слушай внимательно! – ворвалась в его сознание чужая мысль. – У твари есть кнопка самоуничтожения…»
«Чего-чего?» – не понял Лан.
«Бутылка с маковым молочком в плече средней лапы слева! Ее вшил ветеринар Арены, чтобы с жуком можно было совладать, если он вдруг станет неуправляем! – мысль неизвестного помощника струилась бодро, как вода по сточному желобу в сильный ливень. – Ищи шрам на левой средней лапе! И бей по нему, чтоб разбить бутылку!»
Жук-медведь атаковал. Лан швырнул топор в раскрывшуюся над ним пасть и кувырком ушел вбок. Передняя лапа несколько раз ударила по полу, но припечатать к плитам оказавшегося неожиданно ловким человечка не удалось. Лишь когти прошлись по кольчуге вскользь, словно мечи нео на излете.
Гигант развернулся рывком, над Ареной просвистели цепи, причем одна до сих пор была прикреплена к барабану. Лан прыгнул, пропуская оборванную цепь под собой, вторая цепь – с барабаном – хлестнула по мамаше Лу, которая была слишком неловкой и к тому же – раненной, чтобы суметь уклониться.
Меч был слишком длинным и острым, чтобы кувыркаться с ним по Арене, не рискуя перерезать самому себе глотку. Поэтому Лан сменил клинок на тяжелый клевец. Жук-медведь старался не упускать дружинника из виду; между передними зубами гиганта торчала рукоять застрявшего в нёбе топора. Похожие на колонны лапы превращали тела мертвых гладиаторов в месиво.