Ярты был еще далеко в поле, когда небо закрыла большая чёрная туча. Мальчик заторопился к дому. Он изо всех сил погонял своего старого верблюда, но старый верблюд не умел скакать, и ливень застал малыша на дороге. Ударил гром, а степь превратилась в бурное море. Такого дождя Ярты никогда еще не видел. Он сразу промок до нитки и, вцепившись в спину верблюда, со страхом думал: «Если дождь сбросит меня на землю, я утону в бурных потоках и никогда больше не увижу ни матери, ни отца».
Надо было спасаться. Ярты собрал все свои силы и пополз по длинной шее верблюда. Он знал, что делал: добравшись до головы животного, он спрятался на своём любимом месте — под мягким верблюжьим ухом. Тут ему было тепло, как в отцовской кибитке. Так доехал Ярты до аула. Дождь прошёл, но малышу не хотелось вылезать из своей норки: отсюда, как с башни высокого минарета, он видел всё.
Навстречу бежал мальчишка. Это был незнакомый мальчишка из другого аула, и поэтому Ярты его не окликнул. Мальчик увидел, что верблюд идёт один, без хозяина, и подумал: «Этот верблюд заблудился. Если я его поймаю и приведу к себе во двор, я приведу домой целое богатство».
Он подбежал к животному и ухватился за повод, но тотчас же из головы верблюда раздался таинственный голос:
— Эй, ты, не тронь чужую скотину!
Мальчик так испугался говорящего верблюда, что поскользнулся и с размаху упал в жидкую грязь. Потом он вскочил и бросился бежать без оглядки.
Он бежал и кричал:
— Помогите! В верблюда вселились духи-джинны!
Эти крики услышал старый звездочёт. Он слышал и голос Ярты-гулока и тоже подумал, что старый верблюд наделён волшебной силой. Он очень обрадовался, потому что давно уже искал какое-нибудь чудо, чтобы удивить им своего владыку — грозного хана. Звездочёт схватил верблюда за повод и потащил прочь из аула.
Ярты испугался и закричал:
— Эй, дядя, оставь скотину! Не тронь того, что тебе не принадлежит!
Но он кричал напрасно: звездочёт не слушал его, он даже радовался, что чудесный верблюд умеет не только разговаривать, но умеет и сердиться.
Последние годы звездочёт не был в почёте у хана. Был он лекарем и толкователем снов во дворце владыки, но от его лекарств хану становилось только хуже, а все его предсказания никогда не сбывались. В конце концов хан рассердился на звездочёта и прогнал его из своего дворца. Он топнул ногой и сказал:
— Глупый колдун, уходи и не смей возвращаться, пока не покажешь мне настоящее чудо!
С тех пор прошло много лет, но сколько старик ни искал чуда, нигде не находил. Он исхудал, халат его износился, а чалма стала похожа на старое решето. Вот почему так обрадовался ханский колдун, встретив говорящего верблюда. Он так обрадовался, что даже не шёл, а бежал, шлёпая по грязи босыми ногами, чтобы скорее порадовать своего владыку и снова войти к нему в милость.
— О великий хан! — кричал звездочёт на всю пустыню. — Ты будешь доволен своим слугой! — и он скакал, как резвый козёл, по скользкой, грязной дороге.
— О грозный хан! С утра и до ночи ты будешь беседовать с говорящим верблюдом, а я, твой старый звездочёт, буду опять лежать на мягких подушках и кушать жирный плов обеими руками!
Так рассуждал колдун сам с собою, и Ярты слышал каждое его слово. Мальчик не на шутку перепугался: ему вовсе не хотелось попасть во дворец грозного хана, но не мог же он убежать и оставить своего верблюда в руках чужого человека!
«Будь, что будет! — подумал малыш. — Чтобы сохранить верблюда, придётся мне познакомиться с самим ханом. Настоящий богатырь не то что от хана, из-под земли выйдет на свободу!»
Так они подошли к высокой глинобитной стене, окружавшей ханский дворец. Стены были украшены башнями, а на башнях стояли ханские воины и во все глаза смотрели на дорогу. Но звездочёт даже не взглянул на них. Он гордо поднял голову, и тяжёлые медные ворота дворца раскрылись перед ним.
Звездочёт вошёл в первый двор. Здесь у коновязи стояли красавцы ханские кони, а вокруг коней суетились разодетые слуги. Но и на них не посмотрел гордый звездочёт. Он ещё выше поднял голову, и вторые, серебряные, ворота распахнулись перед ним.
Он вошёл во второй двор. Посреди двора бил высокий фонтан. В самые знойные дни здесь царила прохлада. В этом дворе сидели советники хана и играли в кости, ожидая приказаний владыки. Они с удивлением посмотрели сперва на звездочёта, а потом на его верблюда, но старик не удостоил их даже взглядом. Тогда два чёрных раба подбежали к старику и закричали:
— Почтенный ходжа и великий мудрец! Одежда твоя покрыта грязью, а твой верблюд, — не убежал ли он с живодёрни? Как предстанешь ты в таком виде пред светлые очи хана?
Но звездочёт оттолкнул рабов. Он подошёл к третьим, золотым, воротам, ударил в них своей палкой, и третьи, золотые, ворота широко распахнулись.
Он вступил в ханский сад. Сад был украшен цветами, беседками и фонтанами. Посреди сада, на лужайке, окружённой тремя арыками, под сенью виноградных листьев, на высоких, шитых золотом подушках сидел грозный хан — владыка и повелитель, милующий и карающий. Хан беседовал со своими приближёнными, и знатные визири слушали его, разинув рты и боясь пропустить хотя бы одно ханское слово.
Конечно, старый колдун не осмелился нарушить эту беседу. Он стал в стороне со своим чудесным верблюдом, ожидая, пока многомудрый владыка кинет на него свой благосклонный взгляд. Конечно, тут же был и Ярты-гулок; он выглядывал из верблюжьего уха и с любопытством рассматривал хана. А так как ему было нечего делать, он стал слушать, о чём они говорят.
Самый старший визирь поклонился хану и сказал:
— Светоч милости, бездна добродетели и мудрейший из людей, умудрённый самой мудростью! Преклони своё ухо к словам преданного слуги. Весной тает снег на горных вершинах, он наполняет водой все реки, а последний дождь сделал нашу реку ещё полноводней. А вода — ты знаешь: вода — это золото! Она даже дороже золота! Зачем же она течёт на поля дехкан? Вели преградить реку высокой плотиной, отведи воду, и золото потечёт в твои сундуки!
Ярты-гулок испугался, услышав о злом замысле старшего визиря. Он понимал, что без воды не вырастут у отца на поле ни пшеница, ни хлопок; он понял, что за горсть воды дехкане станут рабами жестокого хана. Хан же был очень доволен и воскликнул:
— Эй, мой визирь! Сегодня ты сказал мудрое слово. Я соберу в мою сокровищницу все богатства моей страны и богатства соседних стран. Пусть будет по-твоему: созови всех рабов и пленников и прикажи им день и ночь строить плотину на нашей реке. — И хан от радости так ударил в ладоши, что все сорок колец на его руках зазвенели, как колокольчики.
Визирь поклонился хану в землю и бегом бросился исполнять его приказание.
И вдруг верблюд закричал:
— Остановись, визирь-ага! Остановись сейчас же, или произойдёт большое несчастье!
И визирь в изумлении остановился, а хан чуть не упал с парчёвых подушек. Его приближённые схватились за бороды и застонали, качая головами:
— Вах, вах, уж не джинн ли забрался во дворец великого хана?!
Но старый звездочёт вышел вперёд, поцеловал землю у ног владыки и торжественно произнёс:
— О величайший из великих и мудрейший из мудрых! Я исполнил твоё желание и привёл к тебе на поводу настоящее чудо. Вот мой говорящий верблюд, равного которому нет под солнцем!
Но хан не сразу поверил звездочёту. Тогда старый колдун прибавил:
— Поговори сам с этим мудрым животным, и ты убедишься, что в моих словах нет ни тени лжи!
И хан благосклонно кивнул головой. Но он не знал, с чего начать беседу: каждый день говорил он с советниками и мудрецами, но разговаривать с верблюдом ему еще ни разу не приходилось. Наконец он робко сказал:
— О умнейший из верблюдов, подойди поближе и дай нам насладиться твоей мудрой беседой.
Но верблюд не подошёл, он издали поклонился хану и учтиво промолвил:
— Эй, мой хан, ты одет в шелка, а твои советники — в бархат. Недостоин я подойти к тебе без попоны.
Тогда хан ещё больше удивился и велел покрыть верблюда своим самым лучшим парчёвым халатом. Учтивый верблюд ответил:
— Благодарю тебя, щедрый хан! Теперь, когда моё исхудалое тело покрыто попоной, я могу приблизиться к тебе и сказать, что я не тот, за кого ты меня принимаешь, а ты говоришь не с тем, кого видишь, и смотришь не на того, кто с тобой говорит!
Хан ничего не понял из того, чтО ответил ему верблюд, но, поражённый мудростью животного, воскликнул:
— Но кто же ты?
Ярты не растерялся и ответил за верблюда:
— Я — знаменитый учёный, математик, строитель дворцов и целитель болезней! Знания мои я получил от отца моего отца, а отец моего отца получил их от отца своего отца, а отец отца его отца… — верблюд говорил очень долго, так долго, что хан даже задремал, но он не посмел перебить хотя бы словом поток красноречия учёного верблюда. Когда же верблюд закончил свою речь, хан воскликнул:
— О премудрый! Я не знаю, кто был твой отец и отец твоего отца и отец отца твоего отца, но я вижу, что все они были великими мудрецами. Почему же ты стал верблюдом?
И верблюд ответил:
— Повесть моей жизни длинна и печальна, как дорога пустыни. Тысячу лет назад я строил хрустальный мост от земли до неба. Я строил его для злой и коварной волшебницы-пери. Но однажды я поссорился с ней, и она превратила меня в верблюда. Однако я сумел сохранить все свои знания и свою мудрость и сейчас, грозный хан, хочу предостеречь тебя от больших несчастий!
Так сказал верблюд, и хан затрясся от страха. Он вскочил с парчёвых подушек и закричал:
— Говори, мудрейший, всю правду и ничего не бойся!
Верблюд ответил:
— Не строй плотины, как советует тебе коварный визирь! Помни: прежде чем войти в твоё ханство, твоя река протекает через много земель и царств и повсюду теряет воду. Не в твоих землях надо строить плотину, — её надо строить там, где снега питают реку, — на вершинах высоких гор. Вот тогда ты завладеешь всей водой под солнцем и, не вынимая меча из ножен, победишь всех владык вселенной!
Верблюд кончил и поклонился хану, а хан обнял его колючую шею и поцеловал верблюда прямо в губы. Однако премудрому верблюду такой поцелуй пришёлся не по вкусу: он закричал, замотал головой и хотел уже брыкнуться, но Ярты во-время крикнул ему:
— Хык-чек! — и премудрый верблюд опустился на колени перед расстроенным ханом.
— Да будет так! — сказал владыка земли. Но тут поднялся старший визирь. Он испугался, что у хана появился новый любимец, и зашипел, как ядовитая змея:
— Позволь же спросить тебя, о чужеземный мудрец, кто, кроме орлов, может подняться к снежным вершинам, — туда, где наша река берёт своё начало?
— Я, — спокойно ответил верблюд. — Я, который построил хрустальный мост для пери, дворец из птичьих косточек — для добрых джиннов, беседку из огненных языков — для царя шайтанов! Я построю плотину в высоких горах и всю воду отведу во владения великого хана.
Визирь замолчал, а хан за такую услугу стал предлагать премудрому верблюду несметные сокровища. Но верблюд гордо ответил:
— Мудрецы не нуждаются в подарках. Оставь свои сокровища при себе, я и без них построю плотину. Дай мне на дорогу только мешок рису и бурдюк масла и жди моего возвращения тридцать три года и тридцать три дня. Я вернусь в пятницу после большого дождя.
— Да будет так! — сказал благодарный хан, и тотчас же слуги нагрузили верблюда рисом и маслом и даже повесили ему на шею золотой колокольчик, хотя учёный верблюд упорно отказывался от такого дорогого подарка.
Потом хан и все его визири и приближённые проводили говорящего верблюда за ворота и, вернувшись во дворец, стали ждать обещанной пятницы после большого дождя. Но дожди над песками выпадают редко и даже очень редко, и поэтому долго и очень долго пришлось ждать хану возвращения говорящего верблюда.
А вода попрежнему текла к бедным аулам. Она журчала в быстрых прозрачных арыках, и каждую весну зеленели на полях пшеница и хлопок. Зеленели потому, что там, где вода, — там и жизнь, — как говорит старинная мудрость.
Так я сказал, а что не сказал, — другие придут и скажут.
СЕРЕБРЯНАЯ ТЮБЕТЕЙКА
Было ли это или не было, — жил старый падишах, властелин земли и воды, повелитель народов и городов, хозяин дворцов и несметных сокровищ. Но дороже всех сокровищ была для него дочь — Хан-Салтан, прекрасная, как ветвь цветущего миндаля. Не чаял в ней души падишах, но люди знали, что красавица зла и упряма. С малых лет её окружали тысячи слуг, и достаточно было сказать ей слово, как все бросались исполнять её желание. И даже воля самого падишаха не была для неё законом. Падишах сказал своей дочери:
— О Хан-Салтан! Я уже стар и сед. Не пора ли тебе избрать жениха по сердцу, чтобы я мог при жизни порадоваться твоему счастью и, умирая, передать своё царство в надёжные руки?
Но красавица сказала:
— Нет, не пора.
Тогда падишах нахмурил брови и воскликнул:
— Не о себе думай — думай о царстве! Мало ли в наших землях отважных джигитов и прославленных доблестью пехлеванов. Мало ли юношей прекрасных, как молодой месяц, и мудрых своей учёностью. Тебе остаётся только выбрать. Такова моя воля. Ты завтра же назовёшь своего избранника.
Красавица упала на ковёр и зарыдала, а падишах удалился.
На другой день злая красавица вошла в покои отца-падишаха, села на шёлковую подушку и, опустив глаза, сказала:
— Я согласна, отец.
— Кто же избранник? — воскликнул падишах. — Кто будет властелином земли и воды, повелителем народов и городов, хозяином дворцов и несметных сокровищ? Назови его!
— Он сам назовёт себя, — отвечала красавица. Но отец не понял её ответа. Тогда красавица рассмеялась и, сняв с головы нарядную, вышитую серебром, тюбетейку, сказала:
— Ты видишь эту тюбетейку, отец? Второй такой нет во всём нашем царстве. Я прикажу слугам повесить её на вершине самого высокого минарета. И тот, кто снимет её оттуда, — будет моим мужем и наследником твоего царства.
Так сказала красавица и убежала. Тотчас же сотни слуг поспешили к мечети, по крутой лестнице вскарабкались они на кровлю самой высокой башни, на верхушке которой блестел позолоченный полумесяц, и на верхний острый рог полумесяца повесили тюбетейку дочери падишаха. А двери башни забили листами кованой меди, чтобы никто не мог взойти наверх по ступеням.
Затрубили в трубы глашатаи-карнайчи, объявляя людям волю гордой красавицы, и молодые бесстрашные джигиты стали стекаться со всей страны к столице царства, где на площади, перед дворцом падишаха, возвышался стройный, как пальма, и гладкий, как слоновая кость, минарет главной мечети.
Отважные на могучих конях пытались доскочить до вершины башни, но падали вниз и разбивались насмерть, так и не достав серебряной тюбетейки. Осторожные упорно карабкались вверх по гладким стенам, но и осторожных постигала та же участь. А злая царевна смотрела из окна своей спальни и смеялась. Ни жалость, ни участие ни разу не постучались в её злое сердце. И так было каждый день.
Ни в стране падишаха, ни в соседних странах не было дома, где не оплакивали бы гибель сына, брата или племянника. Скоро весть о серебряной тюбетейке дошла и до того аула, где жил со своим отцом Ярты-гулок. Конечно, самые лучшие юноши тоже захотели показать свою удаль. Они стали собираться в дорогу. Напрасно плакали матери и сестры, напрасно они умоляли юношей остаться дома. Отважные джигиты молча продолжали седлать своих коней. Тогда прибежал Ярты-гулок и стал кричать:
— Эй, джигиты, слава и честь аула! Я думал, что вы мудрее мудрых, а вы не можете отличить овцы от шакала! Не верьте этой злючке. Она хочет извести всех вас!
Но молодость и благоразумие не живут в одном доме. Юноши сели на своих коней и ускакали. Только пыль столбом поднялась в пустыне.
Ярты посмотрел им вслед и сказал своей матери:
— Апа-джан, мне не нужна красавица, но я поеду в город и попробую снять с минарета серебряную тюбетейку дочери падишаха. Разве не должен я выручить таких отважных джигитов, как наши парни?
Так сказал Ярты и стал седлать своего старого ишака. Мать заплакала и принялась уговаривать сына не ездить ко двору падишаха. Она сказала:
— Не пущу я тебя, дорогой сыночек, подобный бутону мака, лепестку гвоздики и золотому семечку яблока. И тебя погубит злая красавица. И для тебя, малыш, не найдётся жалости в её каменном сердце.
Отец стонал и просил:
— Образумься, Ярты! Ты опозоришь мою седую бороду и погибнешь сам. Не тебе, маленькому, словно муравей, совершить подвиг, который не по силам и прославленным пехлеванам.
Проворный Ярты обнял отца и мать и ответил им:
— Не плачьте. Где не пройдёт верблюд, без труда проскочит маленькая мышка.
Он подпоясал свой праздничный халат пёстрым кушаком, сел на осла и уехал.
Долго, ой долго, ехал Ярты по пескам пустыни, подгоняя неторопливого ишака. Наконец он увидел город. Это была столица старого падишаха. Над высокими городскими стенами развевались зелёные шёлковые знамёна с вышитыми на них драконами, а на угловых башнях-бойницах стояли красавцы карнайчи-великаны и трубили в длинные, в рост человека, трубы-карнаи, созывая охотников потягаться силой и ловкостью за высокую честь стать мужем дочери падишаха.
Они громко трубили и кричали:
— Слушайте, люди! Кто сорвёт с минарета городской мечети серебряную тюбетейку красавицы Хан-Салтан, тот станет её мужем и наследником падишаха — властелином земли и воды, повелителем народов и городов и хозяином дворцов и несметных сокровищ!
Толпы народа спешили к городским воротам. Ярты привязал своего ишака за городской стеной в тени высокого карагача и вместе с толпой поспешил на главную городскую площадь.