Полет приближал группу непосредственно к месту боевых действий, и потому люди, не зная, что им предстоит и когда снова удастся поспать, благоразумно постарались уснуть. Не стал исключением и командир группы. Перед вылетом Турумтай сказал, что лёту будет около двух часов. Этого времени вполне хватало, чтобы уснуть и проснуться перед посадкой. Военно-транспортные самолеты не оборудованы ремнями безопасности; в них даже кресел не было, и все сидели на боковых скамьях, прислонившись спиной к тонкой внутренней обшивке фюзеляжа. Тем не менее никто во сне со скамьи не свалился, а снижение самолета почувствовали все – и проснулись вовремя, так что и будить никого необходимости не было.
– Неужели все-таки долетели? – не удержался от саркастической реплики капитан Радимов, но никто его не поддержал – полет еще не завершился, предстояла посадка, что всегда считается самым трудным делом.
Однако и она прошла благополучно. Едва самолет вырулил на стоянку и затихли его двигатели, как к задним распашным дверям подъехала машина. Двери тут же раскрылись, повинуясь управляемым бортмехаником механизмам, и можно было начинать разгрузку оборудования. Группа бойцов из «Корпуса стражей исламской революции» на помощь оперативной группе не спешила, предпочитая наблюдать за ее работой со стороны. Впрочем, работы было немного.
– Гималай Кузьмич должен ехать с машиной. Его доставят сразу на вертолетную площадку. Завтра утром он вылетит на место, и мы встретимся с ним уже там. – Подполковник Турумтай показал, что запомнил трудные имя и отчество Слепакова, и тон его реплики был вполне нормальным, совсем не таким, как недавно; видимо, Турумтай уже обдумал ситуацию и решил, что с российской группой ему все же лучше поддерживать дружеские отношения и не выказывать то, что было на душе. – Мексиканский контролер на месте. Возможно, придется попить с ним чай. Надеюсь, Гималай Кузьмич сумеет поддержать разговор об Испании?
Кирпичников сделал знак своему заместителю по хозяйственной части, и Слепаков выпрыгнул из кузова.
– Поддержу. Я кое-что об Испании знаю, интересуюсь этой страной. Мне есть что сказать. Мексиканец может принять меня за каталонца – у меня каталонское произношение. Я помню описание нескольких улиц и кафе в Барселоне. Поговорим...
– Отлично, – согласился Турумтай. – Садитесь в кабину. На вертолетной площадке есть грузчики, чтобы снять оборудование. Мы специально сегодня с утра пораньше послали туда грузчика, который понимает испанский язык. Это офицер нашего корпуса. Он в курсе вашей миссии и будет вас подстраховывать. Но там и кроме него есть кому подстраховать. Все должно пройти благополучно.
– Маленькая задержка! – решил вдруг, неожиданно сам для себя, Кирпичников. – Гималай Кузьмич, один контейнер с «ведром» пусть останется с нами. Он небольшой, в любые двери войдет. Это на всякий случай. Тамара Васильевна, принимай ответственность на себя. На маршруте нести контейнер, естественно, будешь не ты. Радимов, Костя, подумай, как приделать к контейнеру лямки, чтобы переносить наподобие рюкзака.
– У меня есть ремни, – сообщил запасливый Вельчанинов.
Кирпичникову иногда казалось, что в разгар тяжелого длительного боя, когда кончатся патроны, стоит только попросить Вельчанинова – и он из своего рюкзака целый ящик боеприпасов вытащит.
– А у меня есть профессиональный мебельный степлер, – добавил Гималай Кузьмич. – Приколотит – не оторвешь. Давайте ремни, товарищ подполковник, я сделаю...
Работа длилась недолго. Через две минуты капитан Радимов примерил контейнер на свои плечи. Чуть-чуть укоротили ремни – и все было готово для транспортировки.
– Так пойдет, – гарантировал Слепаков и шагнул в сторону кабины грузовика.
Владимир Алексеевич на прощание поднял руку. Гималай Кузьмич кивнул. Машина сразу уехала, а на ее место уже через минуту стал выруливать старенький, дребезжащий еще сильнее самолета, автобус, у которого не все стекла были целыми, а вместо отсутствующих были вставлены листы фанеры. За такими листами легко было спрятаться от посторонних любопытных глаз; возможно, они были специально для этого и вставлены. Иранцы сразу устремились на задние сиденья, поближе к двигателю, из чего Владимир Алексеевич сделал вывод, что ехать им предстоит через не самый низкий перевал, где, возможно, и морозно и ветрено. Российские офицеры без суеты устроились на свободных местах. Автобус оказался заполненным практически полностью.
– Долго ехать? – спросил Кирпичников.
– До пограничной заставы по прямой семьдесят километров. По дороге это выльется в сто пятьдесят кэмэ. Автобус хороший, ездит быстро. Часа за три доберемся. Нам спешить некуда. Все равно следует ночи ждать. Через границу пойдем ночью.
Владимир Алексеевич с оценкой иранского подполковника спорить не стал, только пожал плечами и переглянулся с полковником Денисенко, который про себя посмеивался и умышленно громко скрипел сиденьем, грозившим вот-вот развалиться. «Хороший автобус», как только двери закрылись, сразу двинулся в разгон, но сильно разогнаться так и не сумел, да и дорога не позволяла ему это сделать. Если принять в расчет прикидки иранского подполковника, то средняя скорость в пятьдесят километров в час для этого автобуса являлась крейсерской. Хотя для горных дорог больше, возможно, и не надо.
Покинув пределы аэродрома, выехали на дорогу, видимо, уже не принадлежавшую военному ведомству, если судить по тому, что шла она через множество близко расположенных один от другого населенных пунктов. Справа и слева от дырявого дорожного полотна лежали поля или каменистые скальные участки. И движение на дороге было. Много раз попадались встречные машины примерно одинакового технического состояния с автобусом, то есть из тех, что можно смело назвать «ведром с гайками». Но постепенно, по мере того, как дорога стала подниматься, селений стало меньше, машины совсем перестали встречаться, и по сторонам уже редко можно было увидеть поле. С повышением высоты над уровнем моря в автобусе стала более явственно ощущаться зима. И бойцы оперативной группы, уже не имея необходимости подстилать под себя халаты, просто надели их. Но гуляющий по салону ветер дул со всех сторон сразу, и халат от холода не спасал. Бойцы «Корпуса стражей исламской революции» хорошо знали, куда едут, и сейчас чувствовали себя почти уютно на сиденьях, расположенных над двигателем автобуса.
Но любая дорога имеет свойство заканчиваться. Закончилась и эта...
* * *Пограничная застава, к которой подъезжали, по сути дела, уже не по дороге, а по тропе, лежала за следующим перевалом, как раз его и контролируя. Наверное, служить в таком месте было несладко: и высокогорье, и мороз, и обязательный для перевалов ветер – все это создавало условия, близкие к полярной зимовке. Склоны хребта были покрыты слоем снега, который даже на внешний взгляд выглядел опасным. Наверное, лавины здесь были обычным явлением. По обе стороны хребта понизу, в долинах, бежали мелкие речки. Но это они зимой мелкие и летом, скорее всего, тоже. Весной же, как говорил горный опыт полковника Кирпичникова, эти речки наверняка становятся мощными и сильными реками, способными снести с берега всё, вплоть до тяжеленных скал.
– Та сторона через долину – уже Афганистан, – сказал Турумтай.
– Тяжелый маршрут, – заметил Вельчанинов. – Не проще было бы пройти там, где мы ходили, а потом сделать быстрый бросок на этот маршрут?
– Мы разрабатывали этот вариант, – хмуро признался Турумтай. – Но разведка донесла, что там нам подготовили ловушку. Кто-то информировал американцев – мы не знаем кто... И потому срочно подготовили в узком кругу новый маршрут. Его едва ли будут контролировать. Зимой он считается непроходимым. Но я со своей группой уже ходил им.
– Трудно? – спросил Кирпичников.
– Самое странное, что трудно не на перевале. Трудно внизу. Там – аэродинамическая труба – так, кажется, это называется? Страшный ветер. В отдельные моменты может с ног свалить. Но и на склонах дует неслабо. За полтора месяца все наши следы полностью сдуло. Я не вижу тропы, которой ходил, а она была видна хорошо... Всё выровняло ветром. Как только спустимся на двести метров, ветер почувствуется. Плохо, что он порывистый. И не знаешь, когда ждать очередного порыва. Афганцы даже заставу выставили не на этом склоне, а за перевалом.
– Так они все же контролируют перевал? – спросил Владимир Алексеевич.
Турумтай довольно и почти гордо улыбнулся.
– На этой афганской заставе только хазарейцы служат. И командир – хазареец, и солдаты...
– Можно сказать, исчерпывающий ответ, – сказал полковник с сарказмом, который требовал расшифровки.
– Конечно, – Турумтай был согласен дать расшифровку. – Они нас и встретят, и проводят.
– Под пулеметными стволами? До зиндана[17]? Насколько я знаю, жалованье они получают от действующего правительства Карзая...
– Так они все же контролируют перевал? – спросил Владимир Алексеевич.
Турумтай довольно и почти гордо улыбнулся.
– На этой афганской заставе только хазарейцы служат. И командир – хазареец, и солдаты...
– Можно сказать, исчерпывающий ответ, – сказал полковник с сарказмом, который требовал расшифровки.
– Конечно, – Турумтай был согласен дать расшифровку. – Они нас и встретят, и проводят.
– Под пулеметными стволами? До зиндана[17]? Насколько я знаю, жалованье они получают от действующего правительства Карзая...
– Жалованье получают все, кто служит. Но не все поддерживают Карзая, и большинство настроены против американцев. Нам выделят проводника, который проводит нас до места посадки вертолета. Там нас будет ждать Гималай Кузьмич, а его на месте уже ждут два пограничника, которые дадут вертолетчикам сигнал на посадку. Мы сообщили о времени вылета вертолета.
– Нам остается только положиться на ваш опыт, – согласился Кирпичников не без вздоха, который скрыть не удалось.
Полагаться приходилось не только на подполковника Турумтая, но и на совершенно незнакомых людей, которые в данном случае официально являются противниками, каковыми были и в те годы, когда Кирпичников воевал в Афганистане. И потому полного доверия не возникало так легко, как произносились слова о том же самом доверии.
Уже подступала темнота – значит, можно было готовиться. Автобус загнали в глинобитный гараж, примыкающий к зданию казармы, и только там разрешили людям выйти, хотя командиры всех трех подразделений – и оперативной группы Департамента «Х», и отдельной мобильной группы спецназа ГРУ, и группы бойцов «Корпуса стражей исламской революции» – вышли раньше, осматривая предстоящий путь, пока его еще можно было рассмотреть целиком. Но уже через несколько минут и долину внизу, и реку, пробегающую по его дну, накрыла темнота.
– Если афганские пограничники на нашей стороне, почему тогда группы выходят из автобуса только в гараже? – задал Кирпичников естественный вопрос.
– На всякий случай. Мало ли кто еще может наблюдать с той стороны... В последнее время здесь иногда «беспилотник» летал. Очень наглый. На нашу сторону залетал. Его как-то пытались сбить, но промахнулись. Высоко летел, около трех километров.
– Это не так уж много... «Беспилотники» могут нам помешать. Их обязательно нужно сбивать, и даже на той стороне. Стеснение здесь неуместно.
– У пограничников только зенитный пулемет, он не сбивает на такой высоте. А «Стингеров» у них нет.
– У вашей группы, кажется, тоже...
– У талибов встречаются. Сложно добыть, но выпросить можно. Только об этом стоило бы позаботиться раньше. Сейчас, боюсь, времени на переговоры не будет.
– И не нужно. У нас есть «Игла-Супер», и даже не одна. К сожалению, они все отправлены вместе с Гималаем Кузьмичом на вертолете. Все снабжены ночным прицелом «Маугли».
– Что же вы, эфенди полковник, раньше не сказали? – возмутился Турумтай. – Так мы смогли бы себя обезопасить.
– А что же вы раньше не сказали о «беспилотнике»? – спокойно возразил Владимир Алексеевич. – Мы бы с удовольствием обезопасили и себя, и вас.
– Не будем упрекать друг друга, – миролюбиво сказал Вельчанинов. – Для упреков у нас еще будет много времени. Когда выходим?
– С наступлением полной темноты. Пограничники проконтролируют ту сторону.
– ПНВ у них есть?
– Два стационарных и два бинокля.
– Плюс два наших бинокля с тепловизорами, – сказал Вельчанинов. – Должны пройти. Будем готовиться. Темнота вот-вот наступит.
– У моих пасдаранов тоже два бинокля с тепловизорами, – сообщил Турумтай. – Но мы будем просматривать только путь впереди. Связь с нами пограничники поддерживать не будут. Кто знает, как американцы могут прослушивать эфир... Лучше не иметь связи. Если они увидят что-то подозрительное, дадут очередь из пулемета. Стрелять будут трассирующими пулями. Но афганские пограничники должны нас поддержать в любом случае. Они получили такой приказ.
– От кого? – не понял Кирпичников. – От своего командования?
– От шиитских духовных лидеров, – коротко и очень серьезно сообщил Турумтай.
Полковник не стал дальше задавать вопросы, зная, как бойцы «Корпуса стражей исламской революции» относятся к вопросам веры и как легко их обидеть, даже не желая того...
* * *Перед выходом на маршрут уже в темноте внимательно просмотрели и иранский склон хребта, и афганский; тщательно изучали обстановку в четыре тепловизорных бинокля. Кроме того, своими средствами сканировали предстоящий путь отряда и пограничники – и предупредили бы, если бы заметили что-то подозрительное. Ночной осмотр, вопреки общепринятому мнению, проще, чем дневной, с применением обычных оптических приборов. Приборы ночного видения и тепловизорные бинокли реагируют на тепло, выделяемое живыми организмами, и если днем трудно заметить, например, противника в маскировочном халате, да еще в укрытии, то ночью не спасает ни камуфляж, ни укрытие. Свечение все равно обнаружит живой объект. Хотя, конечно, и днем никто не мешает применять тепловизорные приборы, однако всегда срабатывает инерция мышления, заставляющая надеяться больше на свой собственный глаз, чем на современное техническое оснащение. И это порой может подвести.
На сей раз тепловизоры опасности не показали. И отряд, составленный из трех групп, уже давно готовых к выступлению, вышел на маршрут не мешкая, потому что до рассвета, как предупредил подполковник Турумтай, предстояло пройти немалый путь. Спуск, как это обычно бывает, особенно в ночное время, давался тяжело. Как правило, подъем человеку со здоровыми легкими дается легче, потому что при спуске следует всегда смотреть, куда ступить, чтобы не сорваться, а ночью просмотр даже средней части маршрута сильно ограничен. Ранняя светлая луна и звезды, конечно, освещали путь, но все же не настолько, чтобы видеть далеко вперед. И постоянно существовал риск пойти туда, где угодишь в тупик. В данном случае тупиком можно было считать любой непомерно крутой участок склона, спускаться по которому не было возможности, да и на лавинообразующий участок попасть немудрено. Хорошо еще, что командиры групп наметили главное направление раньше, когда позволял естественный свет. И каждый про себя отметил, где снежный покров имеет так называемые «языки», то есть участки, которые уже начали сползать. Требовалось лишь небольшое движение, чтобы поступательное сползание возобновилось, а дальше все могло пойти по принципу ядерной реакции – движение одних снежных масс вызывало бы движение других, и так по нарастающей в геометрической прогрессии. Спастись от лавины в ночной темноте никакой возможности нет. И полагаться здесь можно было только на удачу.
Владимир Алексеевич шел вторым, следом за Турумтаем, который по таким участкам, как он сам говорил, хаживал несколько раз, и невольно думал, что сто€ит забросить на противоположный перевал – тем же самым вертолетом «Чинук», имеющим достаточный «потолок» для такого полета, – всего один миномет, и можно будет накрыть одним выстрелом весь отряд, потому что разрыв мины обязательно вызовет сход лавины. Но, видимо, никто не догадался загодя выслать вертолет на перевал. Однако здесь подступила другая беда, и о миномете на противоположном хребте уже не думалось. По ущелью пролетел шквалистый ветер, о котором уже предупреждал Турумтай...
Иранец упорно шел первым и торил тропу, хотя Кирпичников несколько раз предлагал ему смену. Снег, укатанный ветром, был плотным и неглубоким; тем не менее в спецназе ГРУ при прокладке тропы всегда ходили, поочередно сменяя один другого, чтобы равномерно распределить нагрузку на всех. Однако иранский подполковник то ли желал продемонстрировать свою тренированность и выносливость, то ли не доверял другим, не ходившим еще этим маршрутом, то ли видел еще какую-то причину, – но уступать место ведущего он не желал, и упрямо мотал головой, отказываясь от смены. А с вхождением отряда в зону ветра Турумтай резко усилил темп передвижения. При этом несколько раз оглядывался, проверяя, как идут остальные. Российские офицеры таким темпом не смущались – для них это было привычным делом – и шли в том же порядке, в котором вышли. А вот замыкающие пасдараны растянулись длинной цепочкой – для них этот темп оказался слишком высоким.
Уже внизу, в долине, завершив спуск, Турумтай остановился, чтобы дождаться отставших, и что-то резко высказал своим бойцам. После короткого, не дольше минуты, отдыха отряд двинулся на подъем. И здесь Турумтай желал быть только ведущим. Но сейчас у него на это было больше прав, чем на спуске, потому что только он знал, куда следует идти. Владимир Алексеевич повел бы отряд в сторону перевала; Турумтай же вел группу левее, причем в том же высоком темпе. Идти теперь приходилось почти против ветра, что доставляло не меньшие трудности, чем при крутом подъеме. Впрочем, когда ветер дует в лицо, на ногах удержаться все же легче, чем при ветре в спину или же боковом. Подъем продолжался, и при этом терялось ощущение времени. Все бывшие и нынешние российские спецназовцы хорошо умели выключать на сложном маршруте это ощущение, что позволяло легче справляться с прохождением. Так и шли, молча и безостановочно, пока не почувствовали, что ветер стал стихать, и из шквального перешел в ровный, хотя и крепкий.