Гэри Дженнингс Рано или поздно или никогда-никогда
Его Высокопреосвященству Орвиллу Дисмею, декану миссионерского корпуса Южного колледжа туземных протестантов
Гробиан, Вирджиния
Ваше Высокопреосвященство, Прошло немало времени с тех пор, как мы встречались в последний раз, но смею надеяться, что эта цитата из книги Фрэзера напомнит Вам обо мне - Криспине Моби, Вашем бывшем студенте из старого доброго Ю-Прима. Боюсь, что до Вас дошли только обрывочные слухи о моих свершениях в Австралии, поэтому я решил написать Вам письмо и представить подробный отчет о своем путешествии.
В частности, я призываю Вас не верить ни единому слову служителей Тихоокеанского Синода туземных протестантов, которые отрицают, что моя миссия имела ошеломляющий успех. Если я хоть немного преуспел в том, чтобы отвратить племя анула от языческих обрядов - а мне это удалось, - значит, я приблизил их к пониманию Истинного Слова и моя миссия оправдала средства, на нее потраченные.
Кроме того, мне удалось осуществить свое заветное желание. Мое детство прошло в Дрире, штат Вирджиния, и уже в те годы я мечтал, что в качестве миссионера побываю в самых удаленных и непросвещенных уголках мира. Несомненно, я приложил все усилия, чтобы мое поведение соответствовало этому идеалу. Я выделялся из толпы развязных сверстников и не раз слышал, как обо мне говорили с некоторым трепетом: «Этот святоша Моби». Будучи скромен от природы, я не раз сокрушался, что меня вознесли на пьедестал.
Но лишь когда я попал в священные стены Южного колледжа, мои устремления обрели ясность. На последнем году обучения в старом добром Ю-Приме я прочитал двенадцатитомный трактат по антропологии сэра Джеймса Фрэзера «Золотая ветвь», в котором упоминалось бедное заблудшее племя анула. Я провел исследование и, к своей радости, выяснил, что такое племя все еще живет в Австралии и, увы, оно по-прежнему лишено благодати Спасения, как и в те времена, когда Фрэзер писал о нем. В те края никогда не посылали миссии туземных протестантов, чтобы обратить к Богу эти несчастные души. «Как чудесно все совпало, - сказал я себе тогда. - И время, и необходимость, и люди». И я начал уговаривать Совет по миссионерским назначениям, чтобы меня отправили к забытым всеми аборигенам.
Это оказалось непросто. Члены правления жаловались, что моя успеваемость была ужасающе низкой даже по таким предметам, как управление церковными пожертвованиями, актерское мастерство и носовое пение. Но мне на помощь пришли Вы, декан Дисмей. Помню, как Вы возразили: «Общеизвестно, что знания Моби по большинству учебных предметов заслуживают единицы. Но давайте проявим милосердие и забудем, что единица - это оценка за плохую успеваемость. Сочтем это знамением, что данный студент займет первое место по рвению и усердию, и удовлетворим его просьбу. Более того, мы совершим преступление, джентльмены, если не направим Криспина Моби в Австралию».
(Ознакомившись с этим отчетом, Вы, несомненно, поймете, что не зря поверили в меня, декан Дисмей. При всей моей скромности, я не могу умолчать, что за время моих странствий меня часто называли «истинным воплощением миссионера».)
Я был готов немедленно отправиться к австралийским берегам, чтобы в одиночку совершить путешествие по малонаселенным районам Австралии и вести примитивный образ жизни, как и моя паства, которой я буду проповедовать Слово Божье. Однако, к своему удивлению, я узнал, что могу рассчитывать на щедрую поддержку Фонда зарубежной миссионерской деятельности. Слишком щедрую, по моему разумению, так как я планировал взять с собой только бусы.
- Бусы! - воскликнул казначей миссионерского совета, когда я представил ему свою заявку. - Вы хотите закупить на все деньги стеклянные бусы?
Я попытался объяснить, что мне удалось выяснить в результате моего исследования. Австралийские аборигены, как я узнал, относятся к числу самых примитивных народов на земле. По сути, они представляют собой пережиток каменного века. В процессе эволюции эти бедные создания не научились изготовлять даже луки и стрелы.
- Мальчик мой, - ласково сказал казначей. - Бусы были в ходу во времена Стэнли и Ливингстона [1]. Вам потребуется электрокар вроде тех, которые используются в гольф-клубах, чтобы подарить его вождю. Абажуры для его жен, - знаете ли, они носят их вместо шляп.
- Племя анула никогда не слышало о гольфе, и они не носят шляп. Они вообще ходят нагишом.
- Если верить рекомендациям лучших миссионеров, - сухо возразил мне казначей, - абажуры всегда могут пригодиться.
- Анула - это практически пещерные люди, - упорствовал я. - У них даже ложек нет. У них нет письменного языка. Они приматы, которым я должен дать образование. Я беру с собой бусы, чтобы привлечь их внимание и продемонстрировать дружеские намерения.
- Аборигены, как правило, ценят нюхательный табак, - предпринял последнюю попытку казначей.
- Бусы, - твердо сказал я.
Надо полагать, вы видели накладные и знаете, что на все деньги, предназначавшиеся мне для исполнения миссии, я закупил огромное количество цветных стеклянных бус. Вообще-то, мне следовало купить их в Австралии. Это позволило бы избежать чрезмерных расходов на перевозку. Бусы заняли весь трюм корабля, на который я сел в Норфолке в июньский день.
Прибыв в Сидней, я поместил груз на складе в доках Вуллумулу и отправился доложить о своем прибытии ЕпТихОбщ ТузПрот Шэгнасти (так его преосвященство обычно именует себя, поскольку во время войны он служил капелланом на флоте). После недолгих поисков и расспросов я нашел этого величественного джентльмена в местном клубе, организованном «Союзом говорящих на английском языке» [2].
- Этот клуб - моя крепость и убежище среди австралийцев, - заметил Шэгнасти. - Вы не хотите отведать вместе со мной один из этих восхитительных коктейлей Стингари?
Я отказался от выпивки и объяснил, что привело меня в Австралию.
- Едете к племени анула, да? На северную территорию? - Он сдержанно кивнул. - Превосходный выбор. Девственный край. Вас ждет отличная рыбалка.
Великолепная метафора.
- Как раз за этим я сюда и приехал, сэр, - энергично воскликнул я.
- Да, - задумчиво проговорил Шэгнасти. - Три года назад я потерял королевского кучера на реке Ропер.
- Милость божья! - воскликнул я в ужасе. - Я и не предполагал, что бедные язычники настроены враждебно! К тому же погиб один из придворных королевы…
- Нет, нет, нет! Это разновидность наживки для форели! - Епископ изумленно уставился на меня. Помолчав немного, он продолжил:
- Теперь я понимаю, почему вас отправили в дикие австралийские земли. Надеюсь, вы не задержитесь здесь и сразу поедете на север.
- Сначала я хочу выучить язык аборигенов, - сообщил я. - Сотрудники компании «Берлиц» в Ричмонде рекомендовали мне обратиться в сиднейский филиал их школы.
На следующий день я отыскал контору «Берлиц», но, к моему немалому замешательству, выяснилось, что сначала мне придется выучить немецкий. Единственным человеком, который знал язык анула, был меланхоличный священник, лишенный сана, который раньше состоял в каком-то немецком католическом ордене. В прошлом он тоже был миссионером - и не говорил по-английски.
Три месяца я без устали учил немецкий язык (между тем счет за хранение моих бус на складе все рос) и лишь потом смог приступить к изучению языка анула под руководством бывшего католического священника герра Краппа. Как вы понимаете, декан Дисмей, я строго следил за тем, чтобы во время занятий оградить себя от любой папистской пропаганды. Однако я обнаружил лишь одну странность: словарный запас герра Краппа состоял, главным образом, из ласкательных слов и выражений. Кроме того, он порой горестно бормотал себе под нос на своем родном языке: «Ach, das liebenswerte scwarze Madchen» [3] - и облизывал губы.
К концу сентября герр Крапп научил меня всему, что знал сам, и у меня больше не осталось причин откладывать путешествие в дикие земли. Я нанял двух шоферов и два грузовика, чтобы доставить до места назначения мои бусы и доехать самому. Помимо походного снаряжения миссионера (уменьшенной модели палатки для проведения молитвенных собраний) мой багаж состоял из Нового Завета, моих очков, немецко-английского словаря, однотомного издания «Золотой ветви» и пособия по изучению местных наречий «Die Gliederung der australischen Sprachen» [4], составленного В.Шмидтом.
Затем я зашел попрощаться с епископом Шэгнасти. Его преосвященство снова - или все еще - сидел у барной стойки в клубе «Союза говорящих на английском языке».
- Вы уже вернулись из буша? - сказал епископ, завидев меня. - Хотите «Стингари»? Как поживают ваши темнокожие ребята?
Я сделал попытку объяснить, что никуда не уезжал из города, но Шэгнасти уже не слушал. Он решил представить меня джентльмену (по виду военному), который сидел рядом с ним.
- Майор Мэшворм, заместитель протектора по делам аборигенов. Ему будет интересно знать, как дела у местных жителей, поскольку сам он никогда не углублялся в необжитые земли дальше, чем сейчас.
Я пожал руку майору Мэшворму и пояснил, что еще не видел «темнокожих ребят», но скоро с ними встречусь.
- А, опять янки, - пробурчал майор, едва я открыл рот.
- Сэр! - смиренно возразил я. - Я южанин [5].
- Конечно, конечно, - согласился он, словно это не имело никакого значения. - Вы сделали обрезание?
- Сэр! - Я поперхнулся от неожиданности. - Я же христианин.
- Разумеется. Но если вы направляетесь к аборигенам австралийских акаций, вам необходимо обрезать крайнюю плоть, иначе они не воспримут вас как взрослого мужчину. В случае необходимости местный знахарь может проделать эту процедуру, но, мне кажется, вам лучше обратиться в больницу. К тому же на церемонии посвящения аборигены выбьют вам один или два зуба, затем погонят вас в буш и заставят крутить ревун [6]. Лишь после этого вы станете для них своим.
Если бы я знал о местных обычаях в то время, когда впервые услышал о племени анула, мое рвение, возможно, уменьшилось бы. Но я зашел слишком далеко, поэтому выбора у меня не было. Жаль, никто не сказал мне об этом раньше: я мог бы залечить раны, пока изучал язык аборигенов. В нынешних обстоятельствах откладывать поездку на север было нельзя, поэтому вечером того же дня я отправился в Сиднейский госпиталь милосердия и попросил сделать мне обрезание. Меня оперировал доктор, недоверчиво поглядывавший на меня, и две хихикающие медсестры. Когда все было закончено, я отыскал свой маленький караван и дал команду трогаться в путь.
Путешествие было мучительным, не говоря уже о неловких ситуациях, в которые я постоянно попадал. После операции я должен был носить громоздкое приспособление - нечто среднее между лубком и бандажом, - которое невозможно было спрятать даже под непромокаемым плащом огромного размера. Мне тяжело вспоминать бесчисленные унижения, которые я пережил во время остановок для отдыха и отправления естественных потребностей. Вам будет проще понять меня, сэр, если вы представите, что, невзирая на мое болезненное состояние, мы преодолели расстояние от Ричмонда до Большого Каньона по бездорожью, на тряском грузовике времен Второй мировой.
Обширные внутренние районы Австралии известны как дикие, необжитые земли. Но трудно вообразить более заброшенное и пустынное место, чем северная территория, куда я направлялся. Австралийцы называют этот край «Никогда-Никогда» [7]. Северная территория занимает площадь, приблизительно равную площади Аляски, но людей там живет столько же, сколько в моем родном городе Дрире, штат Виргиния. Племенные земли анула расположены на севере, в районе плато Баркли, между бушем и тропическими болотами, тянущимися вдоль залива Карпентария, то есть, страшно сказать, в 2500 милях от Сиднея, откуда началось мое путешествие.
Последним населенным пунктом на нашем пути стал город Клонкарри (там живет 1955 человек). Для сравнения: численность населения в следующем городе, который назывался Доббин, стремилась к нулю. А в Брюнетт Даунс - последней деревушке в этой глухомани, у которой было название, - численность населения измерялась в отрицательных величинах.
Именно там, как мы и договаривались, я распрощался со своими спутниками. Это было последнее место, где они могли найти попутную машину и вернуться к цивилизации. Шоферы показали мне, в каком направлении двигаться. Я сел за руль одного грузовика, поставив второй на стоянку в Брюнетт Дауне, и отправился [8] один навстречу неизвестности.
Мои водители предупредили, что по пути мне попадется экспериментальная аграрная станция, и посоветовали расспросить местных рабочих, которые наверняка знают, где в последний раз видели кочевое племя анула. Ближе к вечеру я наконец добрался до станции, однако не нашел там никого, кроме нескольких вялых кенгуру и пустынной крысы - сморщенного, заросшего щетиной человечка, который бросился мне навстречу с восторженными воплями:
- Ба! Гляди-ка! Вот так штука! Богом клянусь, я чертовски рад тебя видеть, приятель, в этой долбаной дыре!
(Дабы этот поток сквернословия не ужасал Вас, декан Дисмей, позвольте мне кое-что объяснить. Поначалу я краснел всякий раз, когда слышал богохульства и ругательства, которыми злоупотребляют все австралийцы, начиная с майора Мэшворма. Затем я осознал, что они используют эти обороты речи так же буднично и невинно, как знаки препинания. Не зная особенностей «страйна» [9], то есть местного диалекта, я все время краснел не к месту, поскольку никак не мог угадать, когда мой собеседник действительно зол и какие из его слов относятся к категории нецензурной брани. Так что в дальнейшем я буду дословно воспроизводить наши диалоги, не комментируя и не смягчая выражений местных жителей.)
- Давай выгружай свою задницу, бездельник! Котелок уже на огне. Мы хлебнем чего покрепче и кутнем так, что небу станет жарко. Что скажешь?
- Как вы поживаете, сэр? - наконец промолвил я.
- Вот чума, да это янки! - удивленно воскликнул незнакомец.
- Сэр, я виргинец [10].
- То есть ничего не смыслишь в бабах? Если ты приехал сюда, чтобы это поправить, то выбрал чертовски неудачное место. Здесь на три сотни миль не найдется ни одной красотки, если ты, конечно, не любитель «черного бархата».
Я потерял нить разговора и, чтобы сменить тему, назвал свое имя.
- Опля! Суровый брат-бушмен? [11] Я должен был догадаться, когда вы заявили, что ничего не смыслите в цыпочках. Тогда мне придется следить за своей кошмарной манерой выражаться.
Если он действительно следил за своей манерой выражаться, это было не слишком заметно. Он повторил несколько раз одну и ту же фразу, которая сначала показалась мне непристойной, и лишь потом я догадался, что он приглашает меня на кружку чаю (в его устах это звучало как «разделить с ним Бетти Ли»). Пока мы пили чай, заваренный в чайнике над костром, мой новый приятель поведал о себе. По крайней мере, именно это он намеревался сделать, однако из всего сказанного им я разобрал только, что его зовут Маккаби.
- Я брожу в этой глуши, ищу вольфрам. Но мой осел сбежал в буш вслед за лошадками, и я попал в чертовски трудное положение. С горя я поплелся на эту спериментальную станцию, думал, или смотритель тут появится, или фермер какой, кто угодно, хоть один из этих занюханных охотников на динго. Но вокруг ни души. Я уж совсем отчаялся, и тут встречаю вас.
- А чем вы здесь занимаетесь? - спросил я.
- Я же сказал, вольфрам ищу.
- В Австралии много неизвестных мне животных, - сконфуженно признал я. - Мне никогда не доводилось слышать о вольфраме. Это что, помесь барана с волком? [12]
Маккаби недоверчиво уставился на меня, потом пояснил:
- Вольфрам - это металл такой. Ну а я его ищу, то бишь веду разведочные работы.
- Раз уж речь зашла о животном мире Австралии, - заметил я, - вы не могли бы мне объяснить, как выглядит широкорот?
(Как вы помните, сэр, широкорот - это тотем племени анула, который Фрэзер упомянул в связи с церемонией вызывания дождя. Я проделал долгий путь, но так и не сумел узнать, что представляет собой эта птица.)
- Это не животина [13], преподобный, - заметил Маккаби. - К счастью для вас. Потому что широкорот только что нагадил на ваш титфер.
- Куда?
- Я все время забываю, что вы новичок, - вздохнул мой собеседник. - Я имел в виду ваш головной убор. Широкорот справил свою нужду, как раз когда пролетал над вами.
Я снял шляпу и стер пятно пучком сухой травы.
- Широкорот, - педантично начал объяснять Маккаби, - это такая птица с круглой серебристой отметиной, которую можно видеть, когда она расправляет крылья.
- Спасибо, - сказал я и попытался растолковать ему, как прочитал историю об этой птичке и решил отправиться миссионером к аборигенам…
- К аборигенам! Лопни мои глаза! - не дослушав, вскричал Маккаби. - А я-то думал, что вы едете читать проповеди этим доходягам из Дарвина. Не иначе как весь мир принял христианство, если Бог вспомнил о здешних туземцах.