В общем, печенеги Киев уважают, а Игоря считают и своим князем. Ну и подогнали по-дружески несколько табунов, окромя своей конницы. Вот они — настоящая конница. А русичи — конноризованная пехота. В принципе, по десятому веку большими толпами самое оно ходить. Никто не задирается, никто не возражает, города сами ворота открывают, стоит только пообещать не грабить. Но как же долго!
Пока до вятичей дошли, пока весь их мед выпили, пока до Волжских булгар доползли, да объяснили им, что Аллах вино пить запретил, а меды и самогон — можно. Пока…
А хазары, как вымерли, уроды. Говорят, даже сборщики дани пропали куда-то. И мелкие бандитские отряды словно запропастились. Майор посчитал: получается, с момента их с Петровичем появления в Киеве. Чуют турки еврейские, с кем дело имеют!
Но когда на их территорию влезли, объявились родимые. Напротив выстроились, парламентера прислали. Тот прискакал и давай базарить. Типа, мол зачем русы на чужую землю пришли. Хазары теперь на север не ходят, русские племена не трогают, даже вятичей от дани освободили. И вообще, хази-руси пхай-пхай, мир, дружба, жвачка! Золотом жвачка, серебром, товарами арабскими, оружием да скакунами. Ой, извините, арабскими товарами не выйдет. Война у хазар с арабами не на жизнь, а насмерть. А с русами они воевать не хотят и не будут, хоть на куски режь.
Пошептался Игорь с Петровичем, остальных воевод послушал и решил, что не дело это. Все знают: хазары — звери коварные. Сегодня ласковые да ручные, а что от них ждать, как арабов перебьют? То-то и оно. Два дня на переговоры впустую потратили, но решили воевать. А как, если противник категорически не желает? Только дружины на рать построится, как эти чурки хитрозадые собрались, да свалили от поля боя подальше. Пока пехота на коней взгромоздилась, пока догнали противника, опять в боевые порядки встали… А хазары снова драпать. Воеводы шуметь уже начинают: хазары, мол, нас в ловушку заманивают. Еще три дня такая странная война продолжалась. А на четвертый прижали хазар к их столице. Вроде, как город, но сильно на большой караван-сарай смахивает. Только стенкой обнесенный. Так себе стенка, сюда пару танков — вмиг разнесли бы на клочки. А кони хоть и стреляют, но не тем и не на такое расстояние. Их стрельба даром что химическим оружием считается, убойная сила никакая… А из города опять парламентера прислали.
— Рус, — кричит, — князя давай, да! Великий каган-бек с Великим князем говорить будет. И пусть мелочь всякая под ногами у Великих не путается.
Дружина в штыки, мол, не ходи, князь. Обманут, убьют, а другого князя нет у нас. Потом жены твои передерутся, выясняя, какой Святослав настоящий!
Но все же решили пойти. Нехорошо от переговоров отказываться. Приехали. С обоих сторон свита крутая. Не вельможи, бойцы. Морды у всех в шрамах, руки расписаны, железяки бряцают. Одним словом пацаны на забитую стрелку, чтобы разрулить по понятиям. Только «меринов» не хватает. А где их взять, когда все на жеребцах ездят?
Часа два базлали. А толку ноль. То есть совсем. Ни о чем. Каган-бек мужик здоровый, толстый даже, но не жирный, мышцы немерено. На своем стоит твердо: я, мол, своим на Русь нападать запретил, мне с тобой князь, делить нечего, так что не хрена зря мечами махать, вали обратно в Киев. Могу подкинуть мелочишку женам на подарки. А хочешь больше — пошли вместе арабов побьем, да у них отнимем.
На третий час майор не выдержал. Еще бы. Стоят на самом солнцепеке в железо упакованные, да болтают ни о чем. Не то что самогона, воды и той не взяли, горло промочить!
— Да что ты мне — говорит князь, — мозги сношаешь, чурка обрезанная?
Каган смотрит на него с большим удивлением и с ехидной улыбочкой парирует:
— Таки пан антисемит?
— Таки пан просто хамит, — на автопилоте отвечает Рюриков, как всегда на эту фразу отвечал, и только потом до него доходит. — Мишка, ты что ли?
— Нет, блин, бек Коган-хазарский! Ты на кой, майор, за еврейскими войсками шестой день по пустыне гоняешься? Юморист, твою маму!
Глава четвертая Шестидневная пьянка
— Игорек! — вещал Великий каган-бек. — Вот скажи, я кто?
Дворец правителя за прошедшее с момента несостоявшейся битвы время был приведен в приличествующее проходящему мероприятию состояние и сильно напоминал дачу Петровича, оставшуюся в далеком и невозратимом будущем. Сам Мишка тоже принял вполне привычный вид. Разве что новое тело было значительно больше старого. Зато и пьянело куда меньше, а потому почти недельный загул не оставил на нем заметных следов. Ну почти…
— Ты… этот… — русский князь тоже держался молодцом, но всё же несколько хуже. Мысли немного путались. — Казан Булгарии! — сформулировал он, наконец, свою мысль.
— Ни фига! — отреагировал Петрович, пытаясь поймать убегающую сливу. — Булгары, которые волжские — они мусульмане. А Мишка — Базар Татарии! То есть, Татар Казании!
— Были мусульмане, — радостно сообщил бек, — мы их крестили!
— Это как? — вылупился Петрович.
— Загнали в Волгу и обрадовали, что Аллах их больше знать не желает! Сами же помогали!
— Когда?!
— Позавчера, — Миша задумался, — или позапозавчера… На третий день празднования нашего братания! Ты, Петрович, еще спрашивал, какой они будут конфессии! И решили, шо одесской, как только Одессу построим!
— Почему одесской? — не сдавался Петрович, смутно припоминая, было ли что-нибудь подобное.
— А почему нет? — в лучших традиция ответил Мишка. — Разве Одесса хуже Константинополя? Она гораздо лучше! Будет! А Стамбула не будет! Хрен туркам, а не Стамбул!
Игорь окинул боярина мутным взором, недрогнувшей рукой разлил по стаканам очередную порцию и, выпив, провозгласил:
— Петрович! Было! Кого-то купали! А ты, Мишаня, каган Хазарии! Во! То есть, главный среди евреев!
Коган взвыл, как будто ему прищемили мужское достоинство:
— Помилуйте, товарищ майор! Какие здесь к Хибиням евреи? Сала не жрут, представляешь? Самогону приличного днем с огнем не найдешь! И неприличного — тоже! Что это за евреи? Мало ли кто что читает! Мусульмане тоже все обрезанные, но они же не евреи! Единственный еврей во всей этой тряхомудии — я! И прикинь, тут нашлись уроды, которые пытались меня в чем-то обвинять!
— И де они? — спросил Великий князь, пытаясь попасть в рот какой-то странной закуской.
— Где-где? В пи… — каган посмотрел на хорошенькую девушку, массирующую ему пальцы ног, и поправился. — То есть, на арабском фронте! Где им еще быть! Те, кто пока живы. Я там такой штрафбат организовал! Как всех перебьют, подойду с основными силами и устрою маленький погром.
— Истинно восточное коварство, — грустно констатировал Петрович. — Миша, в тебе говорит кровь кагана.
— Петрович, — взревел Коган, — где я возьму другую кровь?! Ты же сам меня загнал в это тело! С местным уровнем медицины менять кровь немного рискованно. А с местным уровнем интриг — вообще самоубийство.
— Слушай, Миша, — вмешался князь, — а за каким хреном тебе сдались арабы?
— Да, — поддержал Асмунд, — точно. Они же сейчас культурные. У них наука, математика всякая. Они даже самогон уже гнать умеют!
— Русы тоже теперь умеют, — парировал Коган, — но из них не вырастают Ясиры Арафаты!
— Ты ж в Израиле никогда не был! — сказал майор.
— Во-первых, это легко исправить. Как лозунг: «Иерусалим должен быть еврейским». То есть, татарским! Тьфу, хазарским!
— Кстати, о татарах…
— Брось, Петрович! Перекрестим Чингисхана в Чингисхаема и скажем, что так и было. Тоже мне, проблемы.
— Не, бек, это ты гонишь. Он добром не согласится.
— А кто сказал, что добром? Хотя после хорошей пьянки с парой штофов самогона — согласится! Тоже мне, сотрясатель весенний!
— А во-вторых? — спросил Петрович.
— Что во-вторых? — вылупил глаза каган-бек.
— Ты сказал: «во-первых», значит должен сказать: «во-вторых».
— А о чем я сказал: «во-первых»?
— О Израиле. Кажется.
— А что мы там забыли?
— Или о Ясире Арафате.
— А-а… Во-вторых, мы так портим историю, что одному хрену известно, где будет пакостить этот самый Арафат. Может в Армении!
— Мужики, — привлек внимание князь, — давай еще по одной. За нас с вами, и за хрен с ними! Кстати, Петрович, если каган — Коган, то где Иштван с Готлибычем? В Венгрии и у фрицев?
— Сомнительно, — произнес боярин, — но я посчитаю.
— Когда?
— Как самогон кончится…
— Тьфу на тебя! — хором сказали оба правителя. — Не дай бог!
— Пока новую партию гнать буду, посчитаю, — поправился Петрович. — А вы лучше о боге подумайте. О религии, то бишь. А то у вас подданных всяких как грязи, а религии единой нет.
— Счас сделаем, — произнес Мишка, — долго, что ли!
— Без проблем! — подтвердил Игорь Олегович. — После шестой дозы соорудить мировую религию — как два пальца об асфальт. Труднее разнести ее по всему миру. Может не хватить штыков.
— Когда?
— Как самогон кончится…
— Тьфу на тебя! — хором сказали оба правителя. — Не дай бог!
— Пока новую партию гнать буду, посчитаю, — поправился Петрович. — А вы лучше о боге подумайте. О религии, то бишь. А то у вас подданных всяких как грязи, а религии единой нет.
— Счас сделаем, — произнес Мишка, — долго, что ли!
— Без проблем! — подтвердил Игорь Олегович. — После шестой дозы соорудить мировую религию — как два пальца об асфальт. Труднее разнести ее по всему миру. Может не хватить штыков.
И оба Великих закончили:
— Но нам хватит!
Глава пятая Летописная
В лето 6417 от сотворения мира, ходиша княже великий киевский Игорь воеваша хозар безбожных. И сделаша их божними, ибо понимаша хозаре, Иегова есть Род. И Род-Иегова единый бог с тех времен. А князь киевский Рюрик и каган хазарский Мойша его наместники.
И в то лето ходиша русичи и хозаре в земли далекие, на арабов. И побили тех без числа. И добычи ратной взяли без счета. И мужей ученых взяли, что диковины разные розмысливать горазды. И отдали людей тех боярину Асмунду да воеводе Свенельду. Не в холопство бельное, а для работы умственной.
А в лето 6418 воеваша каган Мойша ясов да касогов. В то же лето ходиша Олег до Царьгорода. И придиша туда Мойша, и сказали Льву-императору: «Достаточно пакостил ты, и люди твои, и боярины твои. Отдай землю свою, а сам иди к единоверцам своим в Ромей-город, чтобы не пролилось крови лишней. А иначе возьмем мы Царьгород приступом, и не останется в нем ни грека, ни армянина даже на расплод, только русы доблестные, хазары яростные, да печенеги буйные!»
И сказал Лев-император: «Признаю я превосходство ваше. Возьмите шелка дорогие, да злато-серебро, прибейте щиты свои на воротах Царя-города. И не мешайте править мне, как я хочу».
Воспротивились Олег-князь, да Мойша-каган. Сказали: «Зачем нам часть брать, когда всё наше будет и есть!»
И была битва великая, и полегли ромеи все до единого, и не стало империи, что две тысячи лет правила миром. Хотел Олег прибиша щит свой к вратам Цареградским, но не было больше врат. И Царя-города более не стало, и народа ромейского. Ибо сделаша Олег-князь да Мойша-каган, что обещали.
И ходиша они, в землю болгарскую. Но вышли болгары в поле, мечи в ножны вложив. И поклонились болгары и сказали: «Признаем мы голову князя Киевского Игоря Олега Рюрика. Не покарай нас, княже, за нашу покорность и преданность».
А в лето 6419 ходиша Игорь-князь да Мойша-каган в страну угров, славных конницей и норовом буйным, но вложили угры стрелы в колчаны, да союзно с русами пошли в земли немчинские да фряжские…
Глава шестая Конно-спортивная
Всадник взлетел на верхушку холма и на секунду замер изваянием темного камня. За это время он успел обозреть окрестности, гикнул и галопом понесся в сторону стройных рядов русского войска.
— Это и есть самая безбашенная в Европе конница? — спросил Коган, внимательно вглядываясь в атакующего. — Должен сказать, в седле он держится отлично.
— Я думаю, что это ее самый безбашенный предводитель, — сказал Асмунд. — Как его, Арпад. Нет, Арпад уже умер. Жольт…
— Иштван, — констатировал Игорь.
— Иштван Святой будет лет через сто, — не согласился боярин.
— Насчет Святого сомнения есть, однако только один венгр может в одиночку атаковать армию. И его зовут Иштван, — уверенно сказал князь. — А ты, Петрович, еще когда обещал просчитать, где ребят искать. А воз и ныне там.
— Так переменных много, — заныл изобретатель. — Понятно, что не меньше трех установок работало, но сколько конкретно — кто знает? Может, их и вообще не перенесло. Вероятность…
— Вон твоя вероятность вольтижирует. Доскачет — права качать начнет, помяни моё слово.
— Иштван? — задумчиво произнес Миша. — Иштван может… У него, небось, писаки не тявкают….
Переименованный в Мойшу стараниями желтой летописной прессы каган как только ни сопротивлялся, но результаты… Выяснилось, что журналисты уже в десятом веке были совершенно отвязанные и абсолютно безголовые. Ради сенсации и тиражей готовы хоть на плаху, хоть в рабство… Без шуток, один умник продался куда-то в Африку, чтобы по возвращении написать книгу о тамошних каннибалах. Может, и написал бы, но лето 6418 выдалось в тех краях неурожайным…
Тем временем всадник приблизился к строю русичей и, выхватив острым взглядом группу вождей, помчался к ним, на полном скаку уворачиваясь от пытавшихся ухватить его дружинников. Теперь акробатические трюки выполнял уже не только всадник, но и конь. В десяти метрах от цели он резко затормозил жеребца и громко заорал по-русски:
— Мужики, что за беспредел, в натуре? Не спрашивая хозяев, влезли на чужую территорию, притащили с собой кучу быков, да еще стоите тут, как три тополя на Плющихе. Вы что, совсем нюх потеряли? Собрались устраивать гнилой базар за мои болота? Или разойдемся по понятиям?
Иштван никогда не был блатным или приблатненным, более того, он и в «организованной спортивности» не участвовал. А потому жаргонные словечки в его речь вставлялись без всякой системы. Тем не менее, в целом звучало весьма гармонично, особенно с учетом экспрессии.
— Иштван, сукин ты сын, — сказал хазарский каган, — ты не представляешь, как я рад тебя видеть!
На лице угра не дрогнул ни один мускул. Он пару минут рассматривал здоровенную фигуру бека, после чего шумно выдохнул:
— Мишка? Переколобродить твою налево! А я-то думаю, как майор под себя хазар без боя подмял! А Готлибыч где?
— Хрен его знает, — вмешался в разговор князь. — Есть подозрение, что в Германии. А именно, замещает императора на постоянной основе. Зато позволь представить тебе боярина Асмунда…
— Да ладно, что я сам Петровича не узнаю! Его хитрая морда завсегда выдаст! И перегар, которым от вашего войска за три версты разит.
— Да ладно, — обиделся каган, — мы рядовым не наливаем!
— Так это вы втроем надышали? Добре, я с вами вожусь!
Венгр, наконец, спрыгнул с коня и добрался до друзей. После десятиминутного похлопывания по плечам («Потише, майор, что-то ты больно здоров стал»), ласковых объятий («Мишка, медведь, кто тебя так раскормил!») и пожимания рук («Иштван, аккуратней, я же старый человек»), а также трех порций укрепляющего, венгр горестно вздохнул:
— Все. Пора ехать подданных успокаивать. Продолжим в Буде. Там и расскажете, кого воюем.
— А что тут рассказывать? Оттона.
— Готлибыча?
— Не, если это Мейстер, то братаемся. А если нет — то на фиг. Последний серьезный противник на континенте.
— Майор, — спросил Иштван, — у тебя сколько жен?
— Восемнадцать.
— Ага! Тогда понятно, с чего ты такой агрессивный. Мой тебе совет — раздари две трети дружине. Сразу станет легче жить.
— У тебя самого сколько?
— Шестнадцать, — вздохнул венгр, — я тоже агрессивный.
— Не переживай так. У Мишки тридцать семь! Из них двадцать две — восточные красавицы…
Глава седьмая Эпистолярная
— Иштван, ты кто здесь?
— Человека, однака, нацальника!
— А должность твоя как называется?
— Нáдьфейеделем, однака!
— Надфиль… Ты издеваешься? Это же нормальный человек выговорить ни в жизнь не сможет!
— Миша! Нормальный человек по-венгерски ни одного слова выговорить не может. По определению. Само слово «нормальный» у моего народа считается тяжелейшим оскорблением.
— Твой народ может быть каким ему нравится! Мне в письме надо титул твой указать! У Игоря всё коротко и понятно: «Великий Князь Земли Русской, на Большую, Малую и Белую неделимой, Царь болгарский, Басилевс византийский…» ну и так далее. У меня еще проще: «Великий каган-бек хазар, арабов, ясов, касогов…» и простое перечисление племен на трех страницах. А у тебя — язык сломаешь!
— Да ладно, всего-то одно слово!
— Одно, зато какое! Хрен выговоришь!
— А зачем тебе его выговаривать? Ты его напиши по буквам. На, списывай!
Иштван взял со стола лист белой арабской бумаги, повертел его в руках, положил на место, достал кинжал и вырезал на столе: «Nagyfejedelem».
— И зачем ты испортил мебель? — спросил Миша, внимательно наблюдавший за манипуляциями друга.
— Стол стоит меньше этого листочка, — объяснил венгр. — Раз в двести. Ты вообще в курсе, что за этот листочек можно купить жену царских кровей!
— Зачем мне еще одна жена? — поинтересовался Коган. — Мне пока хватает. А бумаги этой мы в Хорезме захватили три воза. И майор настоял, чтобы всю вывезти. А пишем третье письмо за всё время! Такими темпами мы ее до двадцать первого века не израсходуем!
— Дикари! — взорвался Иштван. — За три воза такой бумаги можно выкупить у Оттона империю. Если он не Готлибыч, конечно! Напрямую не отдаст, но продать бумагу перекупщикам в той же Венеции…