— Господин Ланкастер!
— Вам, возможно, неизвестно, — спокойно продолжал Ланкастер, — что ваш приезд в Японию устроил я по просьбе отца Городи. Тогда же было решено, что вы, окончив семинарию, будете назначены казначеем церкви.
Торбэк опустил голову.
— Наша работа требует абсолютной тайны. Ни одна живая душа не должна знать о нашей деятельности. Но вы нарушили тайну.
Торбэк сделал протестующий жест.
— Молчите, не перебивайте! Стоит вашей Сэцуко сказать одно слово — и нашему делу конец. На орден святого Василия падет несмываемый позор. Я-то как-нибудь проживу, мне не страшно. Но вас всех ждет гибель.
— Господин Ланкастер! — В голосе Торбэка звучала мольба, а взгляд выражал страдание. — Сэцуко не такая женщина. Я строго-настрого запретил ей говорить об этом с кем бы то ни было.
— Не смешите меня, Торбэк. Мы не можем доверять посторонним, и исключений быть не может. Допустим, что вы поссоритесь с вашей Сэцуко… Вы скажете, что этого не может быть? Глупости! Нет ничего более ненадежного, чем любовь. А если Сэцуко изменит вам? Да она тотчас же разболтает нашу тайну. И тогда нам останется одно — задрать лапки кверху.
И господин Ланкастер поднял руки вверх, показывая, как это будет выглядеть. Потом он вплотную подошел к Торбэку.
— В последний раз спрашиваю, ваша Сэцуко ни за что не хочет работать с нами?
Последние слова Ланкастер неожиданно проговорил мягко, но глаза его блестели холодным блеском.
— Да, и я ничего не могу сделать.
— Хорошо, в таком случае мне придется просить вас ее ликвидировать.
— Ликвидировать?!
Торбэк смотрел на Ланкастера, как смертельно раненное животное. В одно мгновение лицо его покрыла мертвенная бледность.
— Да, она стала опасна. А у нас закон: убирать всех, кто становится нам опасен.
— Что же я должен сделать?
— Способ выбирайте сами!
Господин Ланкастер с презрением смотрел на жалкую, согнувшуюся фигуру Торбэка.
— Хотя погодите…
Он вдруг склонил голову набок, будто к чему-то прислушиваясь. Но нет, просто он решил закурить. Чиркнув спичкой, он зажал трубку в зубах и опять зашагал по комнате. Казалось, он что-то вспоминает.
Торбэк неподвижно сидел в кресле и с тревогой в глазах следил за этим страшным человеком. Иногда с улицы доносились гудки автомобилей, ведь недалеко находился один из оживленных перекрестков столицы, где беспрестанно двигался поток машин.
— Слушайте, Торбэк!
Господин Ланкастер остановился. Торбэк поднял па него глаза и вздрогнул: выражение лица коммерсанта не оставляло сомнений.
— Я вам помогу, — продолжал коммерсант, — вам ведь одному это будет не под силу. Так вот, я ее устроил в авиакомпанию, и я помогу ей исчезнуть. Видно, это судьба.
Он сделал несколько шагов и снова остановился перед Торбэком. Потом, словно диктуя письмо секретарше, заговорил на одной ноте:
— На днях вы должны с ней встретиться. Место встречи можете выбрать сами. Потом вы отведете ее туда, куда я прикажу. Я укажу и место, и время, и… все остальное. Будете поддерживать со мной связь по телефону. Помните, что это нужно сделать как можно быстрее, в ближайшие два-три дня.
— Господин Ланкастер, это невозможно, как раз в эти дни в нашей церкви состоится церемония посвящения в сан нового священника. У меня не будет свободного времени.
Коммерсант несколько раз кивнул головой. Его губы тронула тонкая усмешка.
— Конечно, вы должны присутствовать на этой церемонии. Там, вероятно, будет много народу. Что ж, это только кстати. Мне пришла в голову блестящая мысль!
Ланкастер, потирая руки, стал опять расхаживать по комнате. Торбэк не спускал с него глаз.
— Опыт подсказывает, — тут Ланкастер немного замялся, — не лично мой, конечно. Я всегда прибегал к услугам других людей, и они мне рассказывали… Так вот, безопаснее всего такого рода операции проходят при стечении большого числа людей, когда внимание толпы чем-нибудь поглощено и она ничего другого не замечает. Я вам подскажу, как все провернуть. Во-первых, насчет орудия. Холодное оружие не годится — нельзя оставлять улики. Револьвер — тем более. Лучше всего собственные руки.
Господин Ланкастер вытянул правую руку перед глазами Торбэка.
— Вот таким манером, Торбэк… Она ведь женщина, и у вас хватит сил с ней справиться. Но смотрите, не пускайте в ход пальцы. На шее остаются следы. Значит, кисть должна бездействовать. Надо обвить шею рукой, как мягкой веревкой, и душить постепенно. Так змея душит свою жертву. У вас руки длинные, так что справитесь.
И господин Ланкастер показал Торбэку, как это делается. Торбэк внимал ему затаив дыхание.
Домой он мчался как одержимый. Он вел свой «рено» почти бессознательно. Едва не налетел на встречную машину, но водитель вовремя увернулся.
Мыслей не было — в голове абсолютная пустота. Он потерял всякую способность соображать. На лбу выступил холодный пот.
Оживленные улицы остались позади.
Впереди запестрел шлагбаум. Он остановился. С грохотом промелькнула электричка. Шум поезда показался ему необычайно громким, он оглушил его.
Рядом с ним остановилось такси. Шофер, как ему показалось, слишком пристально на него посмотрел. Он опустил голову, будто боялся, что его узнают.
Он первым ринулся через переезд и помчался вперед, проскакивая перекрестки без сигнала и пугая прохожих.
Но вот показался знакомый проселок. Фонари поредели. Слева потянулись лес и бесконечные огороды. Они казались черными. В низине стлался легкий туман.
Наконец он затормозил. Поселок спал. Отворив ворота и поставив машину под деревьями, он вылез из нее и нетвердой походкой подошел к дому. Собаки почему-то не лаяли.
Он постучал. В доме зажгли свет, потом открыли окно. В проеме окна показалась Ясуко. Она узнала его и пошла открывать дверь. Он молча вошел.
— Добро пожаловать, — приветствовала его Ясуко.
— Добрый вечер.
— Проходите. Отец Билье как раз у меня.
Он прошел в комнату.
Его встретил отец Билье. Он сразу понял, что святой отец слишком поспешно оделся — даже воротничок не успел нацепить.
— Что с вами, Торбэк-сан? — спросила Ясуко. — На вас лица нет.
Он молча стоял и глотал воздух. Казалось, что он хотел что-то сказать, но слова не шли с языка.
— Да, вид у тебя неважный! — рассмеялся отец Билье. — Что с тобой, садись, рассказывай!
Но он продолжал стоять, устремив глаза в одну точку. Руки у него дрожали, он походил на сумасшедшего.
— Да что с тобой? — Отец Билье с беспокойством посмотрел на него. — Садись! Выпьем кофе! Может, оно тебя успокоит. У тебя такой вид, будто ты привидение встретил.
Ясуко принялась готовить кофе.
Он пытался разжать губы, он хотел что-то сказать, но не смог, лишь уголки губ судорожно искривились. Так он стоял посреди комнаты, растерянный и подавленный.
Ясуко подала кофе. Он стоя залпом выпил горячий напиток, будто это был прохладный лимонад, потом стал поспешно переодеваться.
— Спасибо.
Это все, что он сказал. Исчез он так же внезапно, как и появился. Просто повернулся и вышел, даже не попрощавшись.
— Что это с ним? — Отец Билье удивленно поглядел на Ясуко.
— Да, он сегодня очень странный.
Через несколько минут он был у церкви. Он поднялся на второй этаж и, неслышно ступая, пошел по коридору. По обоим сторонам тянулись кельи. Видно, еще не спали. Из кельи старика священника раздался кашель.
Он прошел к себе и запер дверь на ключ.
Оставшись один, он сразу как-то обмяк. Он долго сидел на стуле, обхватив голову руками. Наконец с трудом поднялся. Шатаясь, дошел до стола и схватил ручку.
«В шесть вечера второго апреля приходи, пожалуйста, в известное тебе место у семинарии. Нам нужно серьезно поговорить.
А от того предложения я отказался, можешь быть спокойна. Брат все понял. Он заинтересовался тобой и хочет с тобой познакомиться. Постарайся выглядеть получите.
Торбэк»Адрес на конверте он писал очень долго. Буквы не слушались, ложились неровно. На углу конверта он сделал пометку красным карандашом. Утром письмо пойдет срочной почтой.
25
С окраин Токио во все концы страны разбегаются бесчисленные ветки частных железных дорог, напоминая щупальца гигантского паука.
От станции С. в сторону Мусасино тоже тянется такая ветка. За городом, по обеим сторонам полотна, тут вырос район жилых домов. Конечная станция и при ней маленький дачный поселок — знаменитое па всю столицу «место для спокойного отдыха». В последние годы частная железнодорожная компания, руководствуясь своей выгодой, широко разрекламировала это пригородное местечко, и оно пользовалось успехом.
Параллельно железнодорожной линии до конечной станции проложено широкое шоссе. Между железной дорогой и шоссе тоже повсюду разбросаны домики дачного типа. Вот тут и сняла себе комнату Сэцуко.
Параллельно железнодорожной линии до конечной станции проложено широкое шоссе. Между железной дорогой и шоссе тоже повсюду разбросаны домики дачного типа. Вот тут и сняла себе комнату Сэцуко.
Дачи перемешались с огородами. Огороды подступали к жилому массиву со всех сторон, но все же не вытеснили еще характерных для Мусасино рощ и садов. Все домики утопали в зелени. Церковь святого Гильома находилась отсюда сравнительно недалеко, километрах в четырех. Правда, отсюда добраться до церкви напрямик было невозможно — дорога делала петли чуть ли не каждые пятьдесят метров.
Кстати, уже между центром Токио и этим районом существует некоторая разница в температуре. Когда выпадает снег, в столице он почти сразу тает, а здесь еще долго лежит и на крышах и на деревьях.
В начале апреля обычно устанавливается теплая погода. Но на этот раз с утра было холодно. Весеннее равноденствие давно уже прошло, а в квартирах все еще не могли обойтись без хибати[6].
Сэцуко снимала комнату на втором этаже. Хозяева — приветливая молодая пара — жили внизу: муж служил в какой-то фирме, каждое утро в одно и то же время он садился в переполненную электричку и ехал в центр столицы. Жена его не работала, сидела дома с маленьким ребенком, иногда что-то шила на машинке. Словом, обыкновенная семья служащего, каких в Токио десятки тысяч.
Было около одиннадцати часов утра. Хозяйка занималась стиркой на заднем дворе, когда в калитку позвонили. Женщина оставила стирку и с ребенком за спиной прошла к калитке. За оградой стоял почтальон.
— Икута Сэцуко у вас проживает? — спросил он, взглянув на конверт.
— Да.
— Ей срочное письмо! — Почтальон вручил хозяйке конверт.
— Благодарю. — Она двумя пальцами взяла конверт за краешек.
— Икута-сан, вам срочное письмо! — крикнула она. Никто не ответил. Она крикнула еще раз, но безрезультатно. Тогда она положила конверт на лестницу, ведущую в комнату Сэцуко.
Случайно повернув конверт лицевой стороной, она увидела адрес отправителя: «Церковь святого Гильома».
«Какой неуклюжий почерк», — подумала хозяйка.
Но мысли ее были заняты другим, и она поспешила к своей стирке.
Как выяснилось впоследствии, она, к сожалению, забыла название церкви, написанное катаканой[7].
Пробило двенадцать часов. Покончив со стиркой, женщина занялась ребенком. Ежедневный нудный труд домашней хозяйки! Но время за ним идет незаметно. Но вот все дела переделаны. «Почитать, что ли?» — подумала женщина и взялась за журнал. Тут она услышала, как раздвинулась дверь парадного входа. Это было в два часа.
Из гостиной хозяйка увидела Сэцуко, уже снявшую дзори[8] и собиравшуюся подняться к себе.
— Икута-сан, — окликнула она, — вас не было дома?
— Да, я выходила ненадолго.
Сэцуко вызывала у молодой хозяйки острое любопытство — еще бы, ведь девушка работает стюардессой на международной авиалинии! «Ну что ж, — думала хозяйка, — это ей подходит, у нее и фигура стройная и лицо красивое…» Она даже втайне гордилась, что у нее такая квартирантка, и, естественно, относилась к Сэцуко очень доброжелательно.
— А вам срочное письмо пришло.
— Да-а?
Шаги на лестнице замерли.
— Я его положила на ступеньку.
— Большое спасибо, — поблагодарила Сэцуко.
Все эго хозяйка прекрасно запомнила.
— Нашли его?
— Да, благодарю вас.
Хозяйка услышала легкие, быстрые шаги квартирантки, поднимавшейся наверх.
Затем все затихло. Потянулись скучные и зябкие послеполуденные часы. Журнал, который хозяйка начала читать, показался ей неинтересным, и она отложила его. Потом она покормила ребенка, он уснул. Ей самой захотелось спать, и она прилегла рядом, накрыв малыша одеялом.
Ее разбудили шаги. Это Сэцуко уходила из дому.
Конверт Сэцуко распечатала у себя в комнате.
Взглянув на адрес отправителя, она догадалась, что письмо от Торбэка.
Сэцуко редко получала срочные письма, особенно от Торбэка. Почему-то беспокойно забилось сердце.
В последний раз, расставаясь, они немного поссорились, и это все время тревожило девушку.
Торбэк навязывал ей грязное дело. Он несколько раз приставал к ней с этим, и она разозлилась. Она сказала ему прямо, что она думает об этом. Но, самое главное, ему тоже грозит опасность, он стоит буквально на краю пропасти. И она должна пожертвовать всем, даже своей любовью, ради его спасения.
Сэцуко видела, как Торбэк мучается. Ведь он по натуре честный, хороший человек. А двоюродный брат у него, видимо, неприятная личность. Но Торбэк такой слабохарактерный, он стесняется отказать своему родственнику. Бедный Торбэк, конечно, страдает. Ведь он находится как бы между двух огней — между Сэцуко и двоюродным братом. А все из-за своей мягкотелости.
И вот после ссоры первое письмо, да еще срочное! Недоброе предчувствие закралось ей в душу.
В конверте один только листочек. Она прочитала его и облегченно вздохнула. Сердце успокоилось. Как все хорошо получилось! Нет, не зря она так твердо стояла на своем. Он отказал двоюродному брату, И для него и для нее опасность миновала.
Сэцуко чуть не заплакала, снова и снова перечитывая письмо, написанное с большим старанием японской азбукой.
Слава богу! Слава богу! Торбэк нашел в себе мужество отказать брату. Значит, ее доводы возымели свое действие, значит, не зря она старалась.
«Милый Бэк! — мысленно обратилась она к любимому. — Спасибо тебе! Спасибо за то, что нашел в себе силы внять голосу разума. Мой мужественный, смелый человек! Это бог направляет нас, чтобы мы не свернули с истинного пути!»
Она оживилась. Все представлялось ей теперь в розовом свете. День был сумрачный, холодный, но ей казалось, что небо голубое и солнце шлет на землю яркие лучи.
«Надо будет обязательно отблагодарить как-то этого двоюродного брата, — подумала она, — хорошо, что он перестал настаивать». Раньше такое желание даже не могло прийти ей в голову. Но сейчас это стало просто необходимостью. Надо обязательно встретиться с этим человеком!
Да и Торбэк об этом пишет. Брат все прекрасно понял и сам хочет с ней познакомиться. И дело тут не в одном Торбэке. Ведь этот человек устроил ее в авиакомпанию, а это было, по-видимому, нелегко.
«Он заинтересовался тобой». Сэцуко невольно улыбнулась.
Наверно, Торбэк расписал ее, как мог. И какая она красивая, и какая добрая, и какая хорошая! Ну, ничего, она постарается предстать перед его братом в своем самом лучшем виде.
Сэцуко взглянула на часы. Шел четвертый час.
Она занялась туалетом. Нужно, конечно, подкраситься, но в меру, чуть-чуть. И ресницы, и брови, и губы… И она со всей тщательностью принялась за дело.
Осмотрев себя в зеркале, Сэцуко осталась довольна.
Потом она надела свой синий костюм. Этот костюм ей больше всего идет. Итак, все в порядке. Выглядит она недурно.
Удивительно, как приятно становится на душе, когда проходит тревога. Сегодня даже приводить себя в порядок было как-то особенно легко и радостно.
И Бэк, должно быть, тоже спокоен. Он так мучился в последние дни. Она с трудом выносила его страдания. Ведь он иностранец и совсем не умеет скрывать своих чувств.
Но, слава богу, сейчас все позади.
К ее Торбэку опять, наверно, вернулась безмятежная ласковая улыбка. Как она любит его улыбку! Когда он улыбается, обнажая красивые, ровные зубы, на щеках у него образуются милые ямочки, а голубые глаза ласково щурятся…
Сэцуко попыталась представить себе его двоюродного брата, с которым ей предстояло познакомиться. Наверное, она ему понравится, и Торбэк будет рад.
Однако ей, кажется, пора! Она заглянула в сумку — все необходимое лежало на месте. Она уже со-биралась выйти из комнаты, когда ее взгляд упал на письмо Торбэка, лежавшее на столе. Она положила письмо в сумку. Теперь, кажется, все.
Сэцуко спустилась по лестнице.
В это время, услышав ее шаги, проснулась хозяйка. Ребенок еще спал, и молодая мать встала почти бесшумно. Она вышла в переднюю и там столкнулась с Сэцуко.
— Уходите?
Как и любая молодая женщина, она с интересом разглядывала нарядно одетую квартирантку.
— Да, хочу немного пройтись.
— Какая вы красивая! — невольно вырвалось у хозяйки, но в ее голосе прозвучали ревнивые нотки. Она немного завидовала Сэцуко.
— Спасибо за добрые слова, — просто поблагодарила Сэцуко и опять улыбнулась.
— Далеко собрались?
Сэцуко на мгновение замялась.
— К… двоюродному брату. Иду на свидание с двоюродным братом.
Сэцуко переехала сюда совсем недавно, и хозяй-ка еще не знала ничего о ее жизни и о родных. Поэтому свидание с двоюродным братом не вызвало у нее недоумения.
— Ну и хорошо! Отдохните, повеселитесь, — сказала хозяйка и вышла в коридор, чтобы проводить девушку.