Холмс представился мистером Уильямсом и сказал, что проводит «учет населения», дабы Бруклинская филантропическая ассоциация улучшила местные парки и детские площадки. Чернокожие дамы слушали нетерпеливо, но подобрели, как только он вытащил два доллара и попросил ответить на несколько вопросов о соседях.
– Так вы говорите, их фамилия Тодд? – Холмс, вытянув губы трубочкой, склонился над анкетой со множеством пунктов.
– Да, – сказала миссис Янгфилд. – Джеймс и Ада Тодд. Имена детей тоже назвать?
– Не думаю, что это нужно, – ответил Холмс. – Но вы сказали, в семье две девочки и мальчик?
– И Ада опять с кузовком, – сообщила миссис Бейнс. – Говорила мне, старый дом становится для них тесноват.
– Вы, случайно, не знаете их возраст? Можно приблизительно.
Заполняя анкету, Холмс тихонько присвистывал и причмокивал через вытянутые трубочкой губы: правительственный чиновник, которому нравится быть правительственным чиновником (ехидный упрек, который он как-то адресовал Майкрофту, на что тот в своей неподражаемо неспешной манере ответил: «Я не работаю на британское правительство, брат. По временам я и есть британское правительство»).
– Мистеру Тодду пятьдесят один – пятьдесят два, – ответила миссис Янгфилд. – Аде девятого апреля исполнится тридцать два.
Холмс ничего не сказал о разнице в возрасте. Он своими глазами видел ее в свете угасающего дня.
– Вы не знаете, случаем, когда они поженились? – спросил Холмс все с тем же причмокиванием. Просто еще одна строчка в анкете.
– Какое дело Бруклинской филоциции до того, когда повенчались законно венчанные люди? – Миссис Бейнс возмущенно уперла руки в боки.
– Двадцать второго сентября тысяча восемьсот восемьдесят восьмого, – сказала миссис Янгфилд.
Миссис Бейн уставилась на приятельницу:
– Элла… да откуда… ты… это… знаешь? Точный день, когда Ада обженилась? Я свой-то день свадьбы не упомню.
– Я запоминаю числа и даты, – сказала миссис Янгфилд. – Тотти, годовщина твоей свадьбы – четырнадцатого декабря. Хотя какая теперь разница, если Генри четыре года как сбежал.
Миссис Бейнс отвела взгляд и сердито топнула ногой.
– Ада рассказывала мне, что они с Джеймсом поженились в Нью-Йорке, в доме ее тетки на Западной Двадцать четвертой улице, – продолжала миссис Янгфилд. – Пригласили цветного методистского пастора из церкви на Восемьдесят пятой улице. У них был пирог с глазурью и настоящая музыка.
Миссис Бейнс взглядами метала в приятельницу стрелы, однако не перебивала.
– Почти всё, – сказал Холмс. – Род занятий мистера Тодда… Он работает на газовом заводе?
– Нет-нет, вы перепутали! – рассмеялась миссис Бейнс. – Адин муженек – проводник на железной дороге. Из Балтимора. Старший проводник. Да только… бедная Ада. Вечно его куда-то отправляют: в Пенсильванию, Мичиган, Огайо, Иллинойс, Массачусетс… даже в Канаду, не помню, как те места называются.
– Онтарио и Квебек, – подсказала миссис Янгфилд.
– Куда бы ни посылали, это всегда надолго, – продолжала миссис Бейнс, явно злясь, что ее соседка и лучшая приятельница столько всего помнит. – Ада одна дома, опять с пузом, одна-одинешенька с двумя девочками и малышом. Зарабатывает Джеймс хорошо, а вот дома бывает по два дня в два месяца.
– Не буду больше тратить ваше время, – сказал Холмс, убирая папку и поправляя очки. – Вы мне очень помогли. Полученные от вас сведения о Тоддах и других соседях помогут Бруклинской филантропической ассоциации профинансировать устройство чудесной детской площадки в вашем районе.
– Дети отлично играют на пустырях, – проворчала миссис Бейнс. – Что нам надо, так это приличный чистый салун, какой был на Флэтбуш-авеню, пока строители моста все там не посносили.
– Молчи уж лучше, Тотти, – сказала миссис Янгфилд. – Не слушайте ее, мистер Уильямс.
Холмс кивнул, приподнял шляпу, сошел с крыльца и уже почти повернулся, чтобы идти, но потом вновь глянул на женщин:
– Уж простите, если вопрос неделикатный. Он есть в анкете, но мне редко приходится его задавать…
Женщины ждали.
– Я случайно видел мистера Джеймса Тодда, не имея чести быть ему представленным… – с явным смущением проговорил Холмс. – У этого джентльмена голубые глаза и светлые волосы… их осталось немного, но они определенно светлые… и очень белая кожа…
Миссис Бейнс расхохоталась от души, так что дыра в ряду ровных белых зубов стала еще заметнее.
– Значит, он и вас провел…
– Провел?.. – начал Холмс.
– Джеймс Тодд притворяется, – ответила миссис Янгфилд. Судя по голосу, она тоже испытывала смущение. – Он говорил Аде, что притворяется с детства.
– Да-да, – все еще смеясь, подхватила миссис Бейнс. – Джеймс Тодд – тот еще притворщик.
– Притворяется, – повторил Холмс. – Вы хотите сказать, притворяется…
– Белым, – сказала миссис Янгфилд. – Джеймс Тодд не выглядит черным, но Ада не устает повторять, что его дедушка и мама были рабами на плантации в Каролине. На плантациях творилось много безобразий, и многие дети от тех безобразий притворяются. Хотя мало кто из них так похож на белого, как Джеймс Тодд.
– Ему хоть хватило совести жениться на своей, – добавила миссис Бейнс.
Холмс в последний раз приподнял шляпу:
– Еще раз спасибо вам, дамы.
* * *Сев в ночной поезд до Вашингтона, Холмс понял, что очень устал. Завтрашний день обещал быть напряженным: Холмс планировал к обеду выяснить, кто рассылал карточки «Ее убили», а с наступлением темноты проникнуть в дом Генри Адамса – всегда непростая задача в респектабельном и модном районе, где на улицах много полицейских.
Теперь он знал секрет одного из пяти «сердец»: мистер Кларенс Кинг, «самый завидный жених Америки», по выражению Джона Хэя и журнала «Сенчури», с сентября 1888 года тайно женат на цветной женщине по имени Ада Коупленд. Не было сомнений, во всяком случае у соседок, что две девочки, живой младенец, умерший Лерой (чье имя, происходящее от французского le roi – король, – намекало на настоящую фамилию отца) и ребенок, которому предстоит вскоре родиться, – дети «Тодда». Холмс и сам отметил, что малыш и одна из девочек выглядят очень светлокожими, особенно по сравнению с черной красавицей-матерью.
Итак, одну тайну удалось раскрыть, однако Холмсу предстояло выведать секреты Джона и Клары Хэй, Генри Адамса и даже покойной Кловер Адамс.
Холмс знал, что каждый человек что-нибудь скрывает. У многих – как у Кларенса Кинга, который сознательно уверял лучших друзей, что его влекут лишь «смуглые красавицы Тихоокеанских островов», – есть секреты внутри секретов.
У некоторых, как у Генри Джеймса и самого Холмса, есть секреты внутри секретов внутри секретов.
Один из секретов Холмса напомнил о себе еще в Бруклине. С утренней инъекции героического лекарства прошло слишком много часов, так что, прежде чем сесть на паром и вернуться на Центральный вокзал, сыщик отыскал в Бруклине пустую хибару, где можно было приготовить и ввести себе раствор. Всю вторую половину дня Холмса терзала боль, и телесная и душевная, так что укол принес блаженное, почти райское избавление.
Сейчас, в вагоне, сыщик закрыл глаза и под стук колес провалился в сон.
Глава 20
– Мой дорогой Гарри! – воскликнул Джон Хэй. – Вы просто не можете бросить меня в такую минуту!
– Я не бросаю вас, – ответил Генри Джеймс, – а всего лишь кладу вежливый предел злоупотреблению вашим с Кларой безграничным гостеприимством. В восемьдесят третьем, когда я был здесь и навещал Адамсов, вы помогли мне снять жилье неподалеку.
– Однако сейчас решительно другое дело! – воскликнул Хэй.
Было утро вторника, и они оба стояли в хозяйском кабинете. Хэй сообщил Джеймсу, что, по словам слуг, «мистер Сигерсон» – шляпа низко надвинута, воротник высоко поднят – вернулся незадолго до рассвета.
– У нас есть Холмс с его загадками, – продолжал хозяин. – Такое захватывающее приключение негоже переживать в одиночку. Вы просто должны разделить его с нами.
– Еще раз приношу извинения, что привез к вам переодетого сыщика под чужим именем… – начал Джеймс.
– Чепуха! – Хэй, вскинув руку с длинными красивыми пальцами, отмахнулся от извинений литератора. – Я ни за что не отказался бы пережить эти волнующие события. Вот посмотрите, что́ по его поручению приготовили мои секретари за вчерашний день и сегодняшнее утро.
Все столы в кабинете были заставлены коробками с открытками и конвертами.
– Вы же не позволите этому… чужаку читать вашу личную и деловую переписку? – Джеймс даже не смог скрыть возмущение.
Хэй рассмеялся:
– Конечно не позволю, мой дорогой Гарри. Здесь только конверты и открытки с машинописным адресом. Холмс сравнит их – и первые строчки некоторых вполне безобидных машинописных посланий – со зловещими карточками, которые ежегодно приходят всем пяти «сердцам». Он сказал мне вчера утром – надеюсь, я запомнил дословно: «Любая пишущая машинка обладает индивидуальными чертами в такой же мере, как почерк человека».[17]
Джеймс просопел что-то неопределенное.
– Так что вы просто должны остаться, – повторил Хэй. – Мне нужен ваш совет, друг мой. Как только вернется Адамс, положение станет очень щекотливым.
– В высшей степени, – ответил Джеймс. – Вы же не собираетесь…
– Рассказывать ему, что английский сыщик Шерлок Холмс расследует самоубийство Кловер? – закончил Хэй. – Разумеется, нет. Вы не хуже меня знаете, что Генри никогда не согласится обсуждать тот страшный декабрьский день. Адамс вознегодует при одной мысли, что сыщик копается в обгорелых руинах его мучительных воспоминаний.
– Остается лишь надеяться, что до Адамса ничего не дойдет. Ложь и умолчания имеют обыкновение становиться явными, особенно среди друзей.
Хэй нахмурился и довольно долго молчал, прежде чем заговорить снова:
– Главный вопрос – рассказывать ли об этом Кларе. По странному совпадению она увлеченно собирает книги о так называемых приключениях нашего нового приятеля.
– Рассказывать Кларе о чем? – спросила Клара Хэй. Она уже некоторое время стояла в дверях кабинета и слушала их громкий спор.
* * *Заперев комнату, Джеймс взял зонт – хотя сегодня, мартовским утром, во вторник, небо было совершенно чистым – и отравился в сторону Капитолия и Библиотеки Конгресса. Хэй сказал, что прогулка составит примерно две мили и что Гарри обязательно должен пройти еще два квартала и посмотреть со Второй улицы на строящийся корпус, в котором разместится собрание Томаса Джефферсона.
Джеймсу было гадко от мысли, что он обманул Хэя, сказав, будто собирается всего лишь прогуляться, хотя на самом деле шел в Библиотеку Конгресса с куда более злодейской целью.
Вчера днем Генри Джеймс совершил самый неджентльменский поступок в своей взрослой жизни.
Он был на втором этаже, и горничные убирались у «мистера Сигерсона»; они сняли постельное белье и ушли за свежими простынями, оставив дверь приоткрытой, чтобы проветрить комнату от густого табачного дыма.
Джеймс остановился и заглянул внутрь. Холмс ушел чуть раньше. Джеймс не сомневался, что сыщик в гриме, хотя тот низко надвинул котелок и высоко поднял воротник макинтоша, так что лица было не разглядеть. Он не сказал, когда вернется. Комната являла картину ужасного беспорядка – одежда и книги валялись где попало, на дорогих столиках лежал табачный пепел, на полу, поверх брошенных ботинок и носков, были развернуты карты Нью-Йорка и Вашингтона. Мальчишка, задумавший взбесить родителей беспорядком, едва ли преуспел бы больше.
На спинке стула меньше чем в трех футах от входа висел пиджак, который был на Холмсе вчера, когда тот разговаривал с Хэем, Кингом и Джеймсом в хозяйском кабинете.
У Джеймса было лишь несколько секунд. Он воровато оглянулся через плечо, убедился, что коридор пуст, быстро шагнул в комнату и сунул руку в нагрудный карман висящего пиджака. В начале вчерашнего разговора Холмс достал четыре карточки. Три из них он продемонстрировал по ходу своего рассказа – полковника Себастьяна Морана, расплывчатый снимок Лукана Адлера и старую фотографию женщины, про которую сказал, что это Ирэн Адлер до того, как она стала выдавать себя за Ребекку Лорн, приятельницу Кловер Адамс.
Четвертую фотографию Холмс так и не показал.
Джеймс не рассчитывал ничего обнаружить, поэтому удивился, вытащив стопку из четырех фотографий и сложенный телеграфный бланк. Три фотографии были те самые, что Холмс пустил по рукам в понедельник. На четвертой, вырезанной ножницами из большого снимка, был человек лет пятидесяти, гладко выбритый, с глубоко и как-то странно запавшими щеками. Наряд – фрак и высокий воротничок – выглядел старомодно и торжественно. Пронзительные глаза смотрели из-под высокого, с большой залысиной, выпуклого лба. Редкие, темные с проседью волосы падали на по-волчьи заостренные уши.
В одежде и легкой сутулости человека на фотографии было что-то профессорское, однако посадка головы, острые черты лица и поднятые плечи придавали ему сходство с хищником. И еще Джеймс вроде бы различил кончик языка, глумливо выглядывающий между чуть приоткрытыми, пугающе острыми зубами.
Телеграмма, адресованная Холмсу в ближайшее отделение «Вестерн Юнион», была датирована вчерашним днем и гласила:
ПОДТВЕРЖДАЮ ЧТО МОРИАРТИ ИМЕЕТ РАЗВЕТВЛЕННЫЕ СЕТИ ФРАНЦИИ ГЕРМАНИИ ИТАЛИИ И ГРЕЦИИ ТЧК ТАКЖЕ СЕТИ ПО ФИНАНСИРОВАНИЮ И ПОДДЕРЖКЕ ПРЕСТУПНИКОВ И АНАРХИСТОВ ВАШИНГТОНЕ НЬЮ-ЙОРКЕ БАЛТИМОРЕ И ЧИКАГО ТЧК ДЕЙСТВУЙ ОСТОРОЖНО ТЧК МАЙКРОФТ
Джеймс убрал четыре фотографии и сложенную телеграмму обратно в карман пиджака и вышел в коридор, как раз когда там показалась горничная со стопкой чистого белья.
Она посторонилась, пропуская Джеймса. Горничная благовоспитанно смотрела в пол; писатель искал на ее лице признаки того, что она видела его выходящим из чужой комнаты, но так и не нашел.
* * *Джеймс пересек скверик и двинулся на восток по Пенсильвания-авеню, изредка без особого интереса поглядывая через кованую железную ограду на акры зеленой травы перед президентской резиденцией, пока не свернул на Северо-Западную Пятнадцатую улицу. По ней он прошел чуть больше четырех кварталов на юг, снова повернул и продолжил путь по Северо-западной Пенсильвания-авеню.
Быстро прошагав по ней с милю, Джеймс постоял, дожидаясь просвета в потоке экипажей и подвод, и выбрался на Конститьюшн-авеню. Отсюда до Джефферсоновского корпуса библиотеки было чуть больше полумили на восток – Джеймс решил его осмотреть хотя бы для того, чтобы позже отчитаться Хэю.
Два квартала по Второй улице, и он увидел впереди стройку. Три этажа нового внушительного корпуса библиотеки были уже возведены, но окна зияли пустотой, и почти весь фасад заслоняли краны, веревки, корабельного вида системы блоков и ажурные конструкции из железа и досок между высокими колоннами третьего этажа. Весь квартал вокруг стройки занимали штабеля лесоматериалов, прикрытые от дождя прорезиненным брезентом, пронумерованные мраморные плиты, нагруженные тачки, рабочие, лебедки и тросы.
Джеймс мог бы пройти дальше на юг и дойти до Капитолия по Индепенденс-авеню, но предпочел вернуться прежним путем до поворота на Ист-Капитол-стрит. Дальше начинались заброшенные огороды. Джеймс миновал их, следя, чтобы не сходить с узкой мощеной дорожки в мокрую грязь, и наконец поднялся по лестнице восточного входа в здание американского Конгресса.
* * *Сегодня утром, когда Клара услышала их разговор, Джеймс ждал, что произойдет скандал или что его друг Джон вынужден будет солгать. Однако ни того ни другого не случилось: Хэй просто во всем сознался жене, а Клара не только не возмутилась, но, наоборот, пришла в восторг от известия, что «Ян Сигерсон» – на самом деле переодетый сыщик Шерлок Холмс. Джеймс предполагал, что Хэй открыл ей все из опасения, что Холмс может показаться перед Кларой или слугами в своем подлинном обличье.
– Он мастер переодеваний! – воскликнула Клара, молитвенно сложив ладони. – Какая честь для нас, что первый и лучший сыщик-консультант мира гостит в нашем доме. Мне уже не терпится рассказать Мэри, Эллен и…
– Рассказывать никому нельзя, дорогая, – перебил Хэй, строго поднимая палец. – Мистер Холмс здесь с очень серьезной миссией, и, если станет известно, что он в Америке, его жизнь будет в опасности. Отчасти поэтому Гарри попросил не распространяться о том, что они с мистером Холмсом гостят у нас.
– Да, конечно… понимаю… но после того, как приключение закончится… – Клара приложила сложенные ладони к губам, словно запечатывая их на ближайшее время. – А пока я принесу из моей библиотеки январский выпуск «Харперс уикли» с «Картонной коробкой». Захватывающий рассказ! Ах да, и февральский выпуск с «Желтым лицом». Надо будет спросить мистера Холмса, что он думает об изложении этих событий у доктора Ватсона.
Хэй взял руки жены в свои:
– Клара, дорогая, мы не должны смущать гостя. Помни, что мистер Холмс не автор этих… опубликованных приключений. В них могут содержаться элементы преувеличения или какие-то иные подробности, неприятные для мистера Холмса.
– Конечно-конечно, – сказала Клара.
Однако она по-прежнему улыбалась, и Джеймс, поднимаясь к себе за зонтом, чтобы уйти, пока сыщик еще спит, был совершенно уверен: еще до конца дня Клара принесет оба журнала в гостиную и найдет предлог заговорить о них с Холмсом.
* * *Когда Джеймс сказал, что, может быть, заглянет в Библиотеку Конгресса «немного порыться в книгах», Хэй, не слушая возражений, сел и написал ему «рекомендательную записку». Джеймс не думал, что для посещения публичной библиотеки нужны какие-либо рекомендации, однако сунул записку в карман и не вспоминал о ней, пока его не остановили сразу за дверью книжной части Капитолия.
Записка, как и следовало ожидать от Хэя, была адресована ни много ни мало директору библиотеки, некоему Эйнсуорту Рэнду Споффорду. Дамы за стойкой у входа, прочтя имя начальника, вскочили, трепеща, как вспугнутые голуби, затем главная из этих служительниц низшего ранга лично проводила Генри Джеймса по лестнице в директорский кабинет.