Бедного миролюбивого мученика Иисуса Христа интерпретировали кто во что горазд. Несостоявшемуся плотнику стало приписываться авторство даже того, до чего он при всем желании никогда бы не додумался. Секты под символом Распятия плодились словно грибы и, конечно же, стремились уничтожить друг друга в конкурентной борьбе.
Самая радикально настроенная часть отступников, недовольная политикой Пророка и Апостолов как таковой, организовывала разнообразные протестантские движения наподобие средневекового лютеранства. Лидеры этих группировок, имея языки, подвешенные не хуже, чем у самого Пророка, баламутили граждан призывами к насильному свержению существующей власти.
На фоне этого тотального безумия появление на дорогах «рожденных быть свободными» байкеров смотрелось как безобидное детское увлечение. Байкеры, возводившие в ранг иконы не идолов и святых, а вполне конкретное механическое существо – Стального Жеребца или попросту мотоцикл, – ненавидели и протестантов, и сектантов, и сатанистов, и тем более надоевшую до изжоги государственную религию. Но данный подвид отступничества помимо ярко выраженного бунтарства имел характер все же более материалистический, скорее даже созидательный. Свободолюбивое сообщество байкеров выпестовало в своих рядах таких технарей-уникумов, каких не воспитывала даже Транспортная Академия. Собранные ими мотоциклы на порядок превосходили по качеству грохочущую и недолговечную «иерихонду», что лишний раз доказывало, насколько чтят они сотворенных себе стальных кумиров.
Никто не мог здраво объяснить, что происходит в благополучной на первый взгляд стране. А истерия с каждым днем нарастала. Разброд затронул даже ряды Добровольцев Креста, усугубляемый находящимся у них на руках большим количеством огнестрельного оружия.
Защитники Веры просто не успевали вмешиваться в религиозно-мировоззренческие распри, охватившие страну после стольких лет мирного существования. И хотя вооруженные до зубов головорезы Защитников весьма сурово усмиряли противостоящие стороны, после их ухода конфликты обычно вспыхивали вновь. Пророческо-апостольский авторитет норовил вот-вот рухнуть.
Новый Хаос опять дышал в лицо Святой Европе смрадным гнилым дыханием...
Бывший на тот момент ответственным за науку Апостол Хоаким первым сделал инъекцию, разбудившую Монстра. Как человек, который обязан много читать, он откопал в древних книгах информацию о подобных, уже имевших место в истории европейского континента, проблемах. В том же источнике описывался и рецепт их «хирургического» уничтожения. Со своими наработками Хоаким ознакомил главу государства той поры Пророка Андрония.
Андроний, уже уставший взывать к Господу об успокоении мятежных душ своих подданных, загорелся этой идеей с энтузиазмом молодого кадета Боевой Семинарии, впервые получившего в руки настоящее оружие и теперь торопящего наставника к вожделенному стрельбищу.
Вскоре все епископы и архиепископы, кто умел поддерживать закон и порядок у себя в епархиях, были срочно вызваны Ватиканом. А поскольку им сразу же назначалась постоянная замена, они догадались, что назад уже не вернутся. Так и случилось.
Одновременно на пограничных землях развернулись стихийные военные лагеря, куда рекрутировались наиболее развитые идеологически, морально и физически дети пасторов, дьяконов и прочих граждан среднего сословия. Минимальный возраст для рекрутов составлял двадцать лет. Все они стали проходить ускоренную боевую подготовку у лучших бойцов Защитников Веры, произведенных по такому случаю в инструкторов военного дела.
По прошествии отведенного срока окрепших духом и телом рекрутов привезли в Ватикан, где новоявленные братья только что образованного боевого Братства принесли присягу на Святом Писании перед лицом самого Пророка Андрония. После этой церемонии их представили людям, одетым в одинаковые серые балахоны наподобие тех, что когда-то носили члены Доминиканского и Францисканского орденов. Люди эти являлись членами нового Ордена и именовались магистрами ордена Инквизиции Святой Европы. В лицах магистров многие присягнувшие на Писании братья узнали некогда бывших своих епископов и архиепископов.
Отныне все они – и члены Братства, и магистры Ордена, – составляли Инквизиционный корпус – единый отлаженный механизм, пришедший на смену хаотичной и зачастую безрезультатной тактике борьбы с отступничеством, практикуемой Защитниками Веры. Курировал Корпус занимающий нововведенную должность Апостол Инквизиции. Нет, конечно, Апостолов после этого не стала «чертова дюжина» и ни один тысячелетний канон не был попран. Просто ради такой эпохальной реформы, как образование Инквизиционного корпуса, Пророк Андроний устранил должность Апостола Культуры, заведовавшего до сего дня народными театрами, картинной галереей, музеем Пути Святой Веры и Ватиканской библиотекой. Какая горькая ирония!
В столицах епархий спешно создавались магистраты, укомплектованные несколькими магистрами и одним вверенным им отрядом Братства Охотников, ставшего таковым с легкой руки Пророка: «...Нарекаю братьев сих Ловцами Душ Заблудших, отважными Охотниками за подручными Нечистого...» Охотники взяли на себя обязанности своих средневековых прообразов – фамильяров и альгвасилов, – осуществлявших доставку инквизиторской клиентуры до места назначения и оберегавших самого инквизитора. Главный же Магистрат размещался в Ватикане и имел помимо широкого штата высшего магистерского руководства подразделение, состоявшее из двадцати одного отряда Охотников, возглавляемых работающими по сменному графику полевыми магистрами – основной действующей силой Корпуса. Охотники и полевые магистры Главного магистрата совершали рейды по Святой Европе, занимаясь делами государственного масштаба, к каким относилось всякое зафиксированное массовое либо кровавое отступничество.
Магистр – и полевой, и обычный – являлся одновременно дознавателем, судьей и палачом (здесь фантазии Апостола Хоакима превзошли скупое воображение его средневековых единомышленников, опасавшихся лично карать еретиков из-за нежелания быть замаранными в грехе смертоубийства и предоставлявшими это право светским властям). Инквизитор проводил разбор ситуации (где-то дотошно, а где-то довольно поверхностно – все зависело от весомости дела), обязательный допрос, включавший в себя помимо методов пристрастного дознания также предложение о покаянии, а уж затем решал, насколько испытуемый правдив и искренен. Когда же в подобном возникали хоть малейшие сомнения, магистр применял к лицемеру последнее средство – Очищение Огнем, так называемое аутодафе, – запирая того в тесной железной клетке, где можно было находиться лишь стоя, и сжигая отступника из огнемета быстрым – щадящим – или медленным – самым мучительным – пламенем. Однако и этому имелась альтернатива – обреченному на смерть еретику могли заменить сожжение повешением – за какую-либо ценную информацию и активное сотрудничество с Корпусом.
Но вся эта система возврата Господу его беглых рабов была абсолютно неприменима, когда в руки членов Ордена попадал не простой, совершивший грех отступничества по глупости ремесленник или крестьянин, а пропитанный жесточайшей ересью до мозга костей махровый богохульник (к примеру, кровавый изверг Люцифер; ярый адепт секты Пожирателей Святой Плоти Грегори де Граншан; взбаламутивший некогда половину пограничной общины в Киеве чернокнижник Тарас Максюта; протестант-ортодокс Серджио Стефанини; Апостол-отступник Жан-Пьер де Люка, наконец). В подобных случаях его участь была известна заранее, и как бы ни клялся кто-либо из них на Троне Еретика в том, что он «прозрел и готов пасть на колени перед Пророком, моля того о полном прощении», огненная клеть в финале его жизненного пути висела с неотвратимостью Дамоклова меча. Но прежде чем переступить ее порог, все предшествующие Очищению Огнем коллизии – Трон, кровопускание, прижигание, пытка водой, скальпирование и тому подобное – монстр богоотступничества проходил в двойном, а иногда и в тройном объеме. И неудивительно, что не менее жестокое, но зато уж окончательное аутодафе эти посетители Комнаты Правды, бывало, ждали словно манны небесной.
В истории Инквизиционного корпуса остались слова первого Апостола Инквизиции Альваро Чавеса, которые он произнес, отвечая на вопрос «А не будет ли накладно для казны тратить столь драгоценное топливо еще и на оступившихся рабов Божиих?». «А что же вы предлагаете? – ответил тогда Апостол Альваро. – Вкапывать столб, изыскивать у населения дрова, подгадывать погоду, а потом все это убирай, подметай? Полноте! Да так ведь, как у нас, проще, быстрее, а главное – экономичнее! Мы же с вами цивилизованные люди и должны поступать по-цивилизованному, так что зачем нам все эти средневековые пережитки, правильно?»
Наконец Защитники Веры вздохнули облегченно, сбросив с плеч такую гору проблем, и вернулись обратно к своим непосредственным обязанностям – поддержанию внешней и внутренней государственной безопасности. А по всей территории Святой Европы уже ревели мощные моторы автомобилей Инквизиционного корпуса, грохотали выстрелы инквизиторских фамильяров-Охотников и неудержимо рвалось вверх очистительное пламя, зажигаемое Божественными Судьями-Экзекуторами. Повелители анклава Господа на Земле отсекали инквизиционным скальпелем от рядов своих подданных больные наросты богохульства, инакомыслия, сектантства, протестантства, идолопоклонничества, сатанизма и колдовства. Возродившаяся из руин и пепла Каменного Дождя цивилизация выходила на очередной, как она считала – прогрессивный, – этап своего развития...
10
Проклятый Иуда не являлся ни талантливым полководцем, ни каким-либо военным деятелем вообще. Его сподвижники – люди, примкнувшие к нему во время опалы, – тоже были далеки от понятий грамотного построения обороны. Зная приблизительный боекомплект отряда Охотников, все они рассчитывали (на тот случай, если мы появимся), что им хватит сил удержать нас на дамбе с помощью сторожевых башен и плотного огня. Отступники и не догадывались, с какой серьезностью Пророк отнесся к их поимке и какие мощности выделил для этого.
Именно так стоит объяснять из рук вон плохо разработанную систему защиты самого Ла-Марвея. Потеряв на прибрежных бастионах своих лучших людей и вооружение, Проклятый просто не смог дать должный отпор оставшимися разрозненными группками сторонников, даже имея в распоряжении неприступный монастырь. Стены же его, изначально призванные оберегать доверившихся им беглецов, стали теперь для них западней...
Разбившись на шесть пятерок и одну шестерку, в которую вошли я, Михаил, Гюнтер, Бернард, Вольф и выбранный главнокомандующим боец Первого отряда брат Николас, мы, с опаской глядя в темные проемы монастырских окон, готовились к штурму. Поскольку все надежды на пробиваемость «эмкашки» почили в бозе вместе с ней, Бернард одобрил «отмычку», предложенную замкомом Гонсалеса, скромнягой Марчелло. Связав пучком пяток гранат и сцепив их предохранительные кольца стальной проволокой, он, как автор полезной идеи, получил право и на ее осуществление. Дабы не дать противнику спокойно расстрелять бегущего по лестнице бойца, наши стволы открыли заградительный огонь, прощупавший каждое способное скрывать опасность окно. Ответные хлопки дробовиков известили нас о том, что нашу группу уже ждали, но боялись раньше времени раскрыться. Однако вступившие в перепалку ручные пулеметы заставили оборонявшихся поискать в Ла-Марвее более безопасные углы.
Перепрыгивая через две ступеньки, Марчелло заскочил на квадратную площадку перед входом – место, куда обычно торговцы рыбой и другими продуктами стаскивали необходимый детскому приюту товар. Зацепив плод собственной фантазии за дверной молоток, Марчелло дернул проволоку, вырвав все предохранительные чеки, а затем, заткнув уши пальцами, юркнул в заранее присмотренную им стенную нишу.
Пятикратной мощности гранат хватило с избытком. Левую створку ворот переломило пополам и, сорвав с петель, швырнуло внутрь. Правая, измочаленная в щепки, удержалась, но деревянный каркас дал трещину, перекосив ее плоскость. Покореженный дверной молоток и куски прочных досок загремели вниз по лестнице, доскакав аж до скрывающего нас бордюра. Марчелло, высунувшись из ниши, запустил в открытый взрывом проход еще два рифленых яйца, тут же осыпавшими коридор осколками своей железной скорлупы.
Бернард извлек из-под плаща огромную автоматическую «беретту» и, передернув затвор, произнес:
– Ну что, санитары Веры, начнем дезинфекцию!
Мы еще раз прощупали окна, после чего начали подъем по лестнице, стараясь держаться ее каменных перил, за которыми, ежели что, можно было сразу схорониться. Замыкали группу пулеметчики, ведущие огонь с рук и не позволявшие противнику оторвать головы от пола. Полминуты – и Ла-Марвей поглотил всех нас как чрево кита ветхозаветного Иону...
События последующего часа напоминали самую настоящую охоту на лис: отступники прятались по «норам» – мы их оттуда выкуривали. Наша шестерка взялась за верхний этаж западного крыла монастыря, состоящего из галереи со множеством колонн и открытой террасы, нависавшей над отвесной скалой. Первый противник попался нам уже на лестнице. Отступник палил наугад, засев за завалами неказистой приютской мебели.
– Покайся, грешник, – следуя инструкциям Главного магистрата, прокричал ему Бернард, – и будешь прощен тогда Господом, Небесным Отцом твоим! Бросай оружие и выходи к посланцам его, заблудшая душа!
– Пошел в задницу! – прохрипел голос с той стороны завала, и заряд дроби разбил лестничное окно над нашими головами. – Вы такие же посланцы Бога, как я – Мария Магдалина!
Похоже, Бернард другого и не ожидал:
– И не совестно тебе, богохульник, поминать всуе святейшие имена? Так и скажи, что нет! Ну, а посему не обессудь!
Он подал нам знак, после которого я, Циклоп и Михаил плотным огнем саданули по скрывающему человека препятствию. Дерево – неважное укрытие от пуль среднего калибра. Дикий крик, перешедший в стон, полетел по лестничным пролетам.
Бернард, перевалив через баррикаду впереди всех, перевернул ногой на спину скрючившегося и державшегося за окровавленный бок парня лет двадцати.
– Где Иуда? – При этих словах Мясник наступил на рану отступника ботинком. – Говори, отродье Сатаны!
– Пошел ты... урод! – сквозь нечленораздельное мычание выдавил тот.
«Беретта» Мясника лаконично выплюнула три пули в сердце бедолаги...
– Мелкая сошка, – как бы в оправдание своего поступка подытожил главнокомандующий. – Да и все равно идти бы не смог...
Где-то со двора у церкви послышались выстрелы. Потом еще, но уже из другого конца монастыря. Шарахнула граната. А затем канонада загрохотала не переставая – чистка продолжалась...
Вольф и Гюнтер совместными усилиями высадили дверь в просторную галерею, и мы, просочившись внутрь, стали перебегать от колонны к колонне, стараясь свыкнуться с царившим здесь полумраком. У противоположной стены замельтешили какие-то силуэты.
– На пол!!! Лицом вниз!!! Не двигаться!!! Руки на затылок!!! – заорали мы, перебивая друг друга и целясь стволами в неясные очертания.
Крайняя фигура выбросила руку вперед. На пистолетный щелчок, последовавший за этим, ответил грохотом «АКМ» Михаила. Промазавшего, к нашему счастью, человека отбросило к стене, и он сполз по ней вниз, плавно заваливаясь на бок.
– Не стреляйте, не надо! – Жалобное блеяние с пола выдало нам другого, исполнившего приказание, отступника. – Пощадите, умоляю! Не надо стрелять!..
Упав, как от него и требовали – лицом вниз и сложив руки на затылке, – он замер, стараясь не производить резких движений – довольно рослый мужик в годах, но напуганный до полусмерти.
Брат Николас уперся коленом ему между лопаток и, оттянув голову пленника за волосы, приставил нож к его горлу. Бернард, присев перед ними на корточки, нарочито миролюбиво спросил задержанного:
– Сколько вас тут? Советую отвечать не мешкая.
– Пять... Пятеро было! Тьерри, Морис и Кэтрин побежали... туда! – трясущийся указательный палец отступника вытянулся в сторону растворенного окна, выходящего на плоскую террасу, которая помимо этого служила также крышей для помещений среднего яруса западного монастырского крыла.
Мясник обернулся к нам:
– Брат Эрик, займитесь! Вольф, помоги им!
Перешагнув подоконник, мы огляделись. Три стороны террасы обрывались вниз отвесными стенами, плавно переходящими в скальные обрывы, что, в свою очередь, нависали над поселком рыбаков. Справа слышались шум и возня: трое молодых людей – два парня и одна девушка – пытались по обломкам снесенной «мириад» крыши взобраться на разрушенный чердак. Оттуда они, вероятно, планировали перескочить в окно церкви, подходящее почти вплотную к дальнему чердачному карнизу. Девушка, уже находившаяся на чердаке, протягивала руку первому парню, стараясь подтянуть его к себе наверх. Второй ее товарищ, держа наготове автомат, их прикрывал.
– Эй ты, бросай оружие! – крикнул ему Михаил. – Бросай, кому говорю!..