– И меня? – спросила девушка.
– Ты едешь с ними, – я был предельно лаконичен. – Приказ магистра Аврелия.
– А что же он вчера не зашел ко мне в гости? Утром-то всю с ног до головы обзыркал, кобель бородатый!
– Поторопись, – я притворился, что не замечаю ее колкостей. – У нас мало времени. Детей в Авранше уже ждут...
У дверей «детского сада» урчали, прогреваясь, «хантеры» моего и Гонсалеса отрядов.
– И эти козлы здесь! – помогая заспанным детям спуститься с подножки, Кэтрин заметила Карлоса и Конрада. – Тоже соскучились по мне?
– Мы сопровождаем вас, милейшая, как ответственные за вашу безопасность лица, – приторно пролепетал коротышка. – Потому попросил бы не тратить попусту наше драгоценное время, а то...
– Заткнись, блоха в сутане, – бросила Кэтрин в его сторону, и Конрад, замолкнув на полуслове, обиженно надулся и кряхтя полез на переднее сиденье головного «хантера».
– Вы следуете за нами, – распорядился Гонсалес, когда Кэтрин с детьми расселись на заднем сиденье моего, идущего вторым джипа и еще тише добавил: – Мы сами выберем место. Как только затормозим, остановитесь тоже...
Я занял кресло водителя, германец уселся рядом на командирское и развернулся вполоборота, чтобы наблюдать за нашими пассажирами. Гонсалес посигналил нам и тронулся, выезжая на дорогу, ведущую к Авраншу. Мы двинулись следом, оставляя позади себя ничего не подозревающих об истинной цели нашей поездки прочих бойцов Пятого и Одиннадцатого. Для всех для них начинался очередной, ничем не примечательный день службы...
Дети окончательно проснулись и оживленно между собой расчирикались, тыча пальцами то в правое, то в левое стекло кабины. Погруженная в себя Кэтрин тем не менее находила силы терпеливо отвечать на незамысловатые детские вопросы, смысл которых сводился к одному: «Где наш папа и когда же наконец мы покинем это грязное мокрое место?» Я еще раз согласился с собой: то, что я намеревался предпринять, будет наилучшим выходом из сложившейся ситуации для всех находившихся в этой машине...
– Кэтрин, слушай меня внимательно! Слушай и не перебивай! – громко произнес я, не отрывая взгляда от идущего впереди «хантера» Матадора. – Ты и малыши в огромной опасности, потому будешь беспрекословно выполнять все мои приказы...
Она недоуменно вскинула брови, все еще отвлекаясь на ребячью возню:
– О чем вы говорите? Какая такая опасность? Что ваша кодла опять надумала?
– Делай, что тебе говорят, рыжая дура, и останетесь в живых! – упростил Гюнтер смысл моих слов, заслужив мою благодарность.
Кэтрин, видимо, помня его давешнюю оплеуху, благоразумно примолкла. Дети тоже, почувствовав общее напряжение, затихли и принялись испуганно переглядываться.
– Как только передняя машина остановится, – продолжил я в тишине, – вы все ложитесь на пол между сиденьями. Как можно ниже! И пока я не разрешу, никто из вас даже головы от пола оторвать не посмеет. Усвоила?
– Да, но... что происходит?
– А происходит то, – обернулся я к ней, – что я беру на себя вакантное звание Проклятого и собираюсь довершить его незаконченную работу...
Я не бил ее, но она вытаращилась на меня именно с таким выражением лица. Еще так смотрят на воскресших мертвецов. Впрочем, потенциальными покойниками были мы все – кто-то невольно, а кто-то добровольно...
Тем временем наша маленькая автоколонна вырулила на побережье и, повернув направо, продолжила путь вдоль песчаных отмелей, все дальше и дальше оставляя позади себя громаду Мон-Сен-Мишеля. Джипы съехали с дороги, и теперь их колеса с хрустом давили сырой прибрежный песок.
Я едва не пропустил момент, когда «хантер» Гонсалеса встал как вкопанный прямо посередине пустынного, продуваемого всеми ветрами, берега. Место для казни Матадор выбрал весьма удачное – спереди, справа и сзади видимость закрывали поросшие кустарником холмы, а со стороны моря все было затянуто серой пеленой мороси. Затормозили и мы, не доехав до наших сопровождающих двух десятков шагов.
– Прибыли, – констатировал факт Гюнтер. – Эй вы там: лицом в пол! Живо!
Девушка покосилась на впередистоящий автомобиль, после чего довольно грубо стащила с сиденья каждого из ребят, уткнула их носами в обрезиненный пол «хантера», а сама пристроилась сверху словно курица, согревающая выводок.
Я достал из кармана резинку для волос и не спеша проделал обязательный предбоевой ритуал Эрика Хенриксона, дослуживающего – а возможно и доживающего – последние минуты на посту командира Одиннадцатого отряда. Берет надевать обратно я уже не стал – нарушая Устав, блюсти форму одежды совсем не обязательно.
– Отходи к холмам, – бросил я германцу. – Я иду к заливу. Выставим их на кинжальный огонь. Начнешь сразу же после меня...
Из переднего «хантера» в это время неторопливо выбрались шестеро моих контролеров. Магистр Конрад глянул на небо и зябко поежился, намекая мне о необходимости поторопиться.
Я и Гюнтер, захлопнув за собой дверцы, стали расходиться соответственно влево и вправо, стараясь удалиться от машины, где, сжавшись в комочки на грязном полу, прятались сейчас наши подзащитные, причисляемые Пророком к разряду своих злейших врагов.
Делая вид, что осматриваю местность, я старался не спешить, вдыхая полной грудью хоть и сырой, но все же чистый морской воздух. Отбросил носком ботинка лежащий на пути булыжник, оглядел горизонт, обтер ладони о сухую куртку под плащом... Стрелять по своим бывшим товарищам – совсем не легкое дело, однако я прекрасно осознавал, зачем они присутствуют здесь. Четверо бойцов Гонсалеса и сам он в том числе пристально следили за всеми моими действиями, готовясь заменить меня, если что-то пойдет не так. Нервы выдавали только Конрада – стоя спиной ко мне, толстячок нетерпеливо пританцовывал на мокром песке, неуклюже переминаясь с ноги на ногу.
– Действуйте, брат Эрик! – Карлосу претило любое проявление нерешительности. – Не тяните, а то видите: магистр весь продрог!
Я сместился чуть вперед, слегка сократив до них дистанцию: пять превосходных целей, располагавшихся плотной группой...
Не получивший ответа Матадор повторил свое распоряжение:
– Ну же, решительней! Помочь вам выдернуть их из машины?
– Нет, Карлос, – едва ворочавшимся языком наконец-то заговорил я, – не стоит этого делать. Казнь отменяется.
Гонсалес переглянулся с братьями, и даже Конрад, услыхав такое, прекратил подпрыгивания и развернулся лицом ко мне.
– А ну-ка повторите, что вы сказали, брат Эрик! – Глаза испанца превратились в узкие щелки, а дробовик, до этого опущенный стволом к земле, лег цевьем на левую ладонь.
– Вы не глухой, Карлос, и хорошо меня расслышали, – голос мой стал гораздо увереннее и жестче. – Я отказываюсь выполнять этот чудовищный приказ. Мы уходим. Сложите оружие и не мешайте нам!
Естественно, что никто не подчинился. Они вновь посмотрели друг на друга, но теперь с какими-то нездоровыми улыбками, а Марчелло покрутил пальцем у виска. Не знаю, на что я понадеялся, но просто вдруг ощутил необходимость дать им почувствовать меня врагом. Я не мог поднять пистолет на того, кто не желал мне смерти. Тем более на бывших братьев...
– Карамба! – выругался Карлос. – Прав был Аврелий – он нам не брат! Заразился от Проклятого чумой ереси! Изменник! Предатель! Брат Гюнтер, ваш командир грубо преступил Устав! Именем Пророка приказываю вам немедленно арестовать его!
Гюнтер, опустившись на одно колено под видом того, будто что-то обронил (а на самом деле дабы не представлять собой слишком уж крупной мишени), хмыкнул, а затем демонстративно плюнул в сторону Гонсалеса.
– Матерь Божия! Да это же заговор! – Карлос и впрямь оторопел. – Магистр Конрад, да это же натуральный заговор! Массовая измена! Магистр Конрад! ваша честь, да где же вы?
Проницательный и благоразумный (но как показало время – отнюдь не трусливый) недомерок-магистр нутром почуял опасность и, пятясь задом и при этом не сводя с меня вытаращенных глаз, спешно ретировался под прикрытие «хантера» Гонсалеса. Что-то подсказывало ему: добром все происходящее здесь, на берегу, не закончится...
– Да будь все оно трижды проклято! – вконец осерчал испанец. – Марчелло! Братья! Прикончить предателей! Прикончить обоих!..
Несколько секунд потребовалось его людям, чтобы уложить столь нетипичный приказ в своих головах и исполнить его подобающим образом. Нам же с Гюнтером осмысливать было нечего – мы все решили еще в моем трейлерном отсеке, – а потому перехватили инициативу...
Видя, как три из пяти стволов развернулись прямо на меня, я совершил гигантский скачок еще левее, после чего упал на бок, перекатился по земле и выхватил оба «глока». Точно так до посинения когда-то заставлял делать меня на соломенных матах мой инструктор Анджей.
Стрелки, следуя стволами за мной, сместили те соответственно вправо от себя, и получилось так, что стоявший чуть впереди брат Аркадий оказался у двух остальных на линии огня. Враг замешкался, меняя позиции, и подарил мне дополнительные полторы секунды, которыми я не преминул тут же воспользоваться...
Аркадия сбили с ног сразу три девятимиллиметровые пули, и он отлетел назад, едва не перекувыркнувшись через голову...
Еще одного, целившегося в меня, я тоже знал: это был брат Клаус, звавший меня вчера вечером на совещание командования. Выполнить приказ командира ему также не довелось – мои следующие четыре пули уронили его тело на спину, притом голова уже мертвого Клауса с силой ударилась о подножку «хантера»...
Автомат третьего противника пролаял-таки короткую, ушедшую в залив, очередь и выпал у него из рук, когда тот плюхнулся лицом в мокрый песок и замер, продырявленный, как и все остальные, в нескольких местах...
Всаживая пули в эту троицу, я услыхал грохот карабина Гюнтера и успел краем глаза заметить, как голова Марчелло, встретив на своем пути заряд картечи, разлетелась красно-черной, брызжущей во все стороны, массой...
Второй выстрел Гюнтера предназначался Матадору. Но – и я упоминал об этом ранее! – пожилой сарагосец пребывал в отличной физической форме, позволившей ему уклониться буквально за миг до попадания, да еще и выстрелить в ответ. К счастью германца, Карлос выпалил неприцельно и поэтому весьма огорчительно для такого матерого Охотника промазал. Оба тут же синхронно рванули перезаряжающие механизмы своих помповиков...
Схватку пришлось завершать мне. Карлосу было трудно уследить за двумя противниками одновременно, и поэтому он решил допрыгнуть до вымоины в песке, чтобы оттуда – из укрытия – прицелиться основательней. Но не успел. Все еще лежа на земле, я из неудобного положения влепил ему пулю в заднюю поверхность бедра, чуть пониже правой ягодицы...
Гюнтер стремительно подскочил к споткнувшемуся и на миг ослепшему от боли Карлосу и ногой выбил дробовик у него из рук, а затем упер ствол «бенелли» ему в затылок...
– Не сметь!!! – заорал я, вскакивая с песка. – Отставить сейчас же, боец!!!
Огорченный великан, повинуясь многолетнему инстинкту подчинения командирам, отвел ствол и со злостью пнул сарагосца по печени. Гонсалес с простреленным бедром, похоже, этого даже и не почувствовал. Гюнтер же отвел ногу для следующего удара...
Я с разбегу отпихнул германца от Матадора, и он одарил меня угрюмым взглядом.
– Брат Эрик, дайте мне... – Гюнтеру так хотелось довершить начатую расправу.
– Не надо, он свое получил! – уже миролюбивей одернул его я. – Проверь-ка лучше, как там дети.
– В порядке, – ответил германец. – «Хантер» невредим. Того, который стрелял, вы убили прежде, чем он... куда-либо попал. А этот, – он кивнул на Матадора, – был слишком занят мной...
Скрипящий зубами и пунцовый, как вареный рак, Гонсалес, подволакивая простреленную конечность, медленно встал с земли. Его сильно качало из стороны в сторону. Мы же не мешали ему, лишь не сводили с него оружия. Дохромав до «хантера», он, измученный, прислонился к капоту, перенеся вес тела с ног на локти. Глаза испанца буравили нас презрительным взглядом, в котором не было ни капли страха.
– Ты заплатишь за это! – прошипел он сквозь зубы. – Я заставлю тебя захлебнуться собственной кровью, мразь!..
– Успокойтесь, Карлос, – осадил я сарагосца. – Вы не в том положении, чтобы угрожать нам. И в живых вас оставили лишь из уважения к вашим почтенным годам.
– Глупо, брат Эрик, – пожурил меня Гюнтер. – Стратегически неправильно... Лишний свидетель...
Он и Гонсалес вперились друг в друга ненавидящими взглядами.
– Стреляй, шакал! – фыркнул Карлос. – Потому что в противном случае я все равно доберусь до вас, чего бы мне это ни стоило! Стреляй, трусливая падаль!..
– Вы останетесь здесь, пока вас не обнаружат, – прервал я его пылкие обещания. – Уж и не знаю, как вы оправдаетесь перед Бернардом – меня это не волнует, – но могу сказать точно: спокойной отставки не ждите. Вы провалили довольно плевое задание – Мясник такое не одобрит. Как не одобрит он и то, что мы похитили у вас магистра...
– Не зарывайтесь! – Гонор Матадора слегка поугас. – Вот за это ваши задницы уж точно отведают раскаленных стальных прутьев!
– Возможно, – ответил я. – Ну а теперь прощайте. Пора! Оружие ваше мы, разумеется, конфискуем. Джип тоже. Так что счастливо оставаться... И, Карлос, спасибо вам за книги. Заберете их в моем трейлере, если, конечно, будет до них.
Гонсалес, немного придя в себя от дикой боли в ноге, неуверенно оторвался от капота, доковылял до трупов своих бойцов и стянул с головы берет, отдавая тем последние почести. Похоже, мы в этом мире для него больше не существовали. Подтянутая фигура сарагосца сгорбилась и сжалась, выдавая истинный возраст Карлоса. Потерять почти половину отряда только в одном рейде – тут волей-неволей сломаешься. Я решил оставить пожилого командира наедине со своим горем, повернулся и побрел к Гюнтеру, уже разоружавшему лежавшее на отшибе обезглавленное тело Марчелло.
– Эй, амиго! – прокричал мне вслед Гонсалес надорванным и каким-то полубезумным голосом. – Сделай-ка для меня последнее одолжение!
– Какое? – Я обернулся и посмотрел ему в затылок, пытаясь уловить, к чему он клонит.
– Подохни, падаль! – совсем уже истерично проорал Матадор, а затем, едва не упав, развернулся в мою сторону на пятке здоровой ноги и выбросил вперед правую руку...
Я был слишком возбужден всем произошедшим за эти пять минут и потому даже не вспомнил о том, что еще во время штурма Ла-Марвея обратил внимание на кобуру, висящую у Гонсалеса под плащом на поясе брюк. В ней Охотник носил настоящий оружейный раритет – короткоствольный револьвер «бульдог», бесполезный при стрельбе на дальние дистанции, но на близком расстоянии способный оторвать человеку руку. Именно его и выхватил Карлос, хотя хорошо видел, что огневое преимущество явно не за ним...
Мотив этого отчаянного поступка испанца я так и не понял до конца. Наверное, врожденное чувство гордости не позволило бы ему показаться на глаза братьям униженным новоиспеченным предателем и дезертиром. Карлос предпочел смерть – смерть с оружием в руках... Еще один судьбоносный выбор за и без того кровавое утро...
Пожилому Охотнику в расторопности мог бы позавидовать и любой из молодых. Мгновение ока – и его револьвер уже смотрел мне в лицо...
Находись сейчас мои пистолеты в кобурах, и короткая история отступничества Стрелка на этом печально бы завершилась. Но оба «глока» удобно лежали рукоятями у меня в кулаках, а потому я ответил на смертельный выпад Матадора огнем из двух стволов одновременно...
Карлос был еще жив, когда мы с Гюнтером склонились над ним. Он кашлял кровью из пробитых шестью пулями легких и порывался встать, но только беспомощно греб по песку рифлеными подошвами ботинок. Пальцы его шарили по земле, ища оброненный револьвер, а глаза, уже подернутые туманной дымкой, смотрели сквозь нас на затянутое тучами небо.
– Стрелок, – прохрипел Гонсалес, – будь ты проклят навеки, крысиный выкидыш...
– Прощай, Матадор, – ответил я ему, но он уже навряд ли меня понимал. – Ты умер как истинный Охотник. И, амиго, не говори обо мне Господу слишком уж много плохого.
Седьмая пуля в лоб избавила Гонсалеса от предсмертных мучений.
– Проклятие умирающего, – заметил я Гюнтеру, – превосходное пожелание счастливого пути.
– Лучше... не придумаешь, – согласился он.
– Матерь Божия! – донеслись до нас откуда-то из-под «хантера» громкие всхлипывания. – Пресвятая мадонна!..
Магистр Конрад стоял на четвереньках и трясся, словно перепуганная грозой овца, размышлявшая, в какую сторону следует метнуться для пущей безопасности, если торчишь в самом центре открытого загона. Мелкий прыщ, предавший Очищению неимоверное количество душ, теперь и сам оказался в роли молящей о милосердии жертвы.
Мы с Гюнтером переглянулись. Германец, скуксив кислую мину, промолвил:
– А вы уверены, что с него... будет хоть какая-то польза? Может, его это... того?
И большой палец великана прошелся по кадыку.
– Ни в коем разе! – нахмурив брови, покрутил я головой. – Как сказал бы Михаил, нечего раньше времени выбрасывать наш единственный козырь...
...Жаль, что так и не успел проститься с русским. Если кого-то из моих отныне бывших собратьев и можно было называть настоящим братом, то только его. Ну и огребет же он из-за меня неприятностей после того, как все станет известно...
– Наверняка этот козырь... жрет больше нас с вами, вместе взятых, – не одобрявший данный пункт моего плана Гюнтер привел вполне разумный, но не повлиявший на мое мнение довод. – Вот увидите, сами пристрелите его через пару дней...