Мартин Скривен, секретарь ассоциации банков Джерси, рассказал, как росла сеть Джерси17. Прежде чем перебраться на остров и возглавить джерсийское отделение Barclays Bank, он руководил отделением того же банка в Бирмингеме (графство Уэст-Мидлендс), которое в основном занималось кредитованием промышленников. «Я приехал на остров и оказался по другую сторону балансовых ведомостей, переключившись с кредитования на прием депозитов. Здесь у нас в Barclays, вероятно, сто тысяч вкладчиков-британцев, работающих за рубежом – на нефтепромыслах, в больницах и других местах». Мелкие сбережения (до 25 тысяч фунтов стерлингов) держат в банках, осуществляющих расчеты, а более крупные суммы уходят в более секретные трастовые компании.
«Сильнее и быстрее всего росту бизнеса способствуют рекомендации клиентов, – продолжает Скривен. – Клиент скажет: “Я счастлив, что могу представить вас моему другу” – и так вы получаете рекламу. Среди ваших клиентов появляются серьезные, интересные люди… например, нефтяник, двадцать лет назад работавший на нефтепромыслах компании Shell, ныне управляет операциями компании в Западной Африке».
И тут полезно задуматься над тем, что в один прекрасный день по рекомендации клиентов могут прийти, скажем, нигерийский министр нефти или очень крупный индийский бизнесмен или владелец южноафриканского казино. Сеть разрастается благодаря старым колониальным связям, и деньги направляются в Лондон. «Мы принимаем вклады богатых людей со всего света, и основная часть этих денег уходит в Лондон. Банки ежедневно сводят балансы, поскольку избыточные средства здесь не держат: они либо уходят в другие банки, либо уходят через Сити. Будь у меня лишние деньги, я пустил бы их в оборот. Отсюда в Лондон уходят огромные деньги».
Как и Каймановы острова, Джерси надежно защищает свой двусмысленный союз с Великобританией. Старшие государственные чиновники Джерси назначаются в Лондоне. Все законы Джерси утверждаются из Лондона Тайным советом. Иностранными делами и обороной Джерси ведает Великобритания, и ее величество королеву на острове представляет лейтенант-губернатор. Лондон никогда не возражал и не возражает до сих пор против таких отношений.
«Не вижу, с чего бы им вдруг не перемениться и заявить: “Не смейте этого делать!”», – говорит Пауэлл18.
Как и в отношениях с Каймановыми островами, Великобритания великолепно скрывает свой контроль над Джерси.
Великобритания великолепно скрывает свой контроль над Джерси
Великобритания начала в 1960-е годы затяжные переговоры о вступлении в Европейское экономическое сообщество [далее везде – ЕЭС] и приложила немало стараний, чтобы помочь Джерси остаться вне структур Римского договора. Сэр Джеффри Риппон, ответственный за переговоры о вступлении Англии в ЕЭС (состоялось в 1973 году) и, кстати, член группы «Клуб понедельника» (ультраправое крыло Консервативной партии), во время своего визита на Джерси в 1971 году сказал следующее: «Ваша налоговая автономия гарантирована – говорю это сознательно и медленно.
В этом нет никаких сомнений, и могу вполне категорично заявить, что не возникнет и вопросов о том, что вам придется применять… какие-либо элементы налоговой политики Сообщества»19. Джерси остается за пределами ЕЭС, но при этом склевывает все ягодки с подходящих ему европейских законов. Более того, остров умудряется благополучно сотрудничать с возникающими время от времени британскими комиссиями по расследованию, но напрочь отметает любые запросы, исходящие от других комиссий.
Джон Кристенсен, служивший экономическим советником администрации Джерси с 1987 по 1998 год, вспоминает, что всякий раз, как у Британии возникали юридические сложности в связи с творимыми на Джерси махинациями, разыгрывалось своего рода театральное представление. По ходу спектакля Джерси менял костюмы, причем никто не мог бы придраться, что делалось это вынужденно.
По долгу службы он должен был раз-другой в месяц ездить в Лондон для обсуждения вопросов с представителями британского правительства.
Все встречи сводились к подмаргиваниям и кивкам головой, означавшим: будет ли предложенная мысль «принята правительством Соединенного Королевства?». Лондон должен был сказать: «Нет, не делайте этого» или, напротив, дать согласие. Переговоры с правителями были необыкновенно деликатным, тонким процессом. Они (чиновники) говорили: «Все это будет сопряжено с некоторыми хлопотами, но Европейский союз оказывает на нас давление, и мы не хотим ставить себя в положение, при котором нам придется потребовать от вас таких-то и таких-то действий». Невысказанным при этом оставалось разделяемое сторонами понимание: если Джерси заставят предпринять определенные меры, то вскроется нежелательный факт, что Великобритания обладает соответственной властью. Все мы все знали – обсуждение вели весьма интеллигентные люди, и о подобных вещах не надо было говорить вслух.
Сокрытие власти Великобритании позволяло Лондону на международных форумах заявлять: «Джерси – автономная в политическом отношении территория, с которой мы немногое можем поделать».
Кристенсен вспоминает, как в 1980-х годах были введены новые правила, направленные на борьбу с отмыванием денег, что заставило бы банки раскрыть личности своих особенно одиозных клиентов. Решением проблемы стала передача таких клиентов мелким трастам и компаниям на Джерси, которые все равно вели дела с теми же крупными банками, но уже на расстоянии, достаточном для того, чтобы обеспечить благовидную возможность отрицать причастность британских банков к грязным сделкам и нежелательным клиентам. Но по ходу всплыло такое количество мелких трастовых компаний с настолько низкими этическими стандартами, что Лондону пришлось оказать давление на Джерси, чтобы там навели минимальный порядок. Кристенсен выполнял обязанности секретаря рабочей группы, на которую была возложена именно эта задача. «Нам требовалось найти фиговый листок и создать видимость активности. Мне это было очевидно. Работа нашей группы демонстрировала приятельский характер отношений между Джерси и Лондоном».
Джерси даже чувствует себя совершенно британской территорией. Столица Сент-Хелиер выглядит так же, как любой английский прибрежный город: одетые по последней английской моде подростки слоняются вдоль модных английских витрин, а на Хай-стрит выстроились в ряд английские магазины Body Shop, Dixon и Marks & Spencer, где можно расплачиваться как английскими, так и джерсийскими фунтами стерлингов. И все же за подчеркнуто британским фасадом скрыта совсем другая политическая система, полунезависимая от Великобритании. В этом коронном владении нет политических партий, а власть, как увидим далее, фактически полностью принадлежит финансистам.
Кристенсен вспоминает, что богатые беглецы от налогов всегда были крайне заинтересованы в отношениях с Великобританией. Как и на Каймановых островах, отношения с метрополией придает банкирам и богатым клиентам уверенность в том, что в случае необходимости Великобритания выступит на защиту налоговых гаваней от нападений извне. Деньги на Джерси находятся в безопасности.
Одновременно с описанными выше событиями нечто похожее разворачивалось в Азии. Милтон Фридман назвал Гонконг величайшим в мире экспериментом по строительству капитализма, свободного от государственного вмешательства. Этот административный район должен был стать азиатским бриллиантом в драгоценной офшорной короне: Гонконг как безналоговые ворота в Китай и другие дальневосточные страны привлекал несметные капиталы.
Великобритания дергала за веревочки, направляя политические события в нужное русло, однако предоставила финансистам полную свободу. Министр финансов Гонконга, сэр Джон Каупертуэйт, занявший должность в 1961 году, славился таким неприятием государственного вмешательства, что даже ограничил публикацию официальных статистических данных, чтобы, по его словам, не привлекать излишнего внимания чиновников.
Гонконг стал стремительно расти, когда в 1978 году Китай начал проводить политику «открытых дверей» и открытого экспорта. Американский сотрудник по борьбе с преступностью, ветеран этого фронта, Джек Блум вспоминает: «Британцы создали из Гонконга мирок, где “все было дозволено и отсутствовал даже намек на регулирование”. Корпорации, занимавшиеся бизнесом в Китае, учреждали в Гонконге компании с совершенно засекреченным составом акционеров. Сегодня Гонконг – сосредоточие китайской коррупции».
Гонконг как безналоговые ворота в Китай и другие дальневосточные страны привлекал несметные капиталы
Великобритания передала Гонконг Китаю в 1997 году, но Китай сохранил этот офшорный центр как «особую административную зону». В основном законе (конституции) Гонконга говорится, что он будет пользоваться «высокой степенью автономии» от Китая во всех вопросах, кроме иностранных дел и обороны. Сохранение в этом районе подобия тех двусмысленных союзов, о которых мы писали в связи с Джерси и Каймановыми островами, – не случайное совпадение.
Китайские элиты желают иметь собственный офшорный центр, обладающий политической автономией и особой судебной системой. Когда на встрече в апреле 2009 года руководители стран «Большой двадцатки» захотели утвердить черный список налоговых гаваней, руководитель Китая Ху Цзиньтао вступил в непримиримую борьбу с Бараком Обамой, требуя, чтобы из списка исключили Гонконг и Макао (еще один известный азиатский офшорный центр). И он добился своего: эти две налоговые гавани упоминаются только в примечании.
И хотя официально контроль передан Китаю, лондонский Сити сумел сохранить в Гонконге все свои интересы, не в последнюю очередь через крупнейший британский банк HSBC и его гонконгское отделение Hong Kong & Shanghai Banking Corporation. Из-за этой корпорации, которую гонконгцы любовно окрестили Honkers and Shankers, HSBC в 2010 году перевел свою штаб-квартиру из Лондона в Гонконг, что вполне иллюстрирует смещение центра финансовых интересов. Хотя Гонконг развивается быстро, в офшорном мире он все еще остается довольно мелким игроком: 149 миллиардов долларов вкладов, принадлежащих нерезидентам и хранящимся в Гонконге, составляют всего лишь одну одиннадцатую суммы вкладов, хранящихся на Каймановых островах и равных 1,7 триллиона долларов. Гонконг еще долго будет сравнительно некрупным игроком, но однажды он сможет стать финансовым орудием в руках имперски настроенного Китая.
Сингапур учредил свой финансовый центр в 1968 году, когда еще входил в стерлинговую зону20. Успех Сингапура обусловлен главным образом тем, что это государство является центром отмывания денег коррумпированных индонезийских бизнесменов и государственных служащих. Энди Се, выдающийся азиатский экономист, бывший руководитель Morgan Stanley, в 2006 году написал в сообщении, посланном по внутренней электронной почте: «Чтобы обеспечить дальнейший рост своей экономики, Сингапур строит казино, привлекающие коррупционные деньги из Китая»21.
В архивах той эпохи можно найти еще кое-что. Например, заметку из Sunday Times за 23 февраля 1969 года, написанную финансовым редактором газеты Чарльзом Роу. Газетные вырезки – не такая уж редкость в британских государственных исторических архивах, но эта статья, лежащая на самом дне архивной папки безо всякого комментария, интригует особенно. Не оставлена ли она как некий намек историкам? Как намек на нечто, о чем нельзя было заявить открыто? Чего стоит даже ее заголовок: «ПОЧЕМУ БЫ НЕ ПРЕВРАТИТЬ СИТИ В НАЛОГОВОЕ УБЕЖИЩЕ?». Все это обращает на себя внимание.
Статья, написанная Роу во время фазы великого подъема офшорного евродолларового рынка в Лондоне, – образец бессовестного восхищения Сити. Автор высмеивает «пресловутый» раздел британского налогового кодекса, дающий налоговым инспекторам право ограничивать утечку капитала в офшоры. Далее в статье говорилось, что Лондону следует позволить нерезидентам приобретать освобожденные от налогообложения активы: «На протяжении последних нескольких лет власти тратили слишком много сил и средств на пресечение утечки денег. Но, возможно, лучше было бы уделить больше внимания притоку денег». А начиналась она восхвалением расположенного в Женеве инвестиционного фонда открытого типа Investors Overseas Services [далее везде – IOS], который, по словам Роу, «сделал чудеса для платежного баланса США, закачав сбережения мира в американские облигации». Автор рекламировал новый базирующийся на Бермудах фонд, который «хотел бы сделать то же самое для платежного баланса Великобритании».
Фонд IOS был необычной компанией. Впоследствии Роу написал о нем книгу под названием – «Do You Sincerely Want to be Rich?» («Вы действительно хотите стать богатым?»), которое стало лозунгом агентов IOS, разъезжающих по всей Европе и высасывающих из нее частные инвестиции. Берни Корнфилд, основавший и построивший IOS, называл свое детище компанией «народного капитализма», в итоге он сделал из нее офшорный инвестиционный фонд открытого типа, крупнейший на фондовой бирже США. В совет директоров входили бывший губернатор Калифорнии Пэт Браун и сын Франклина Делано Рузвельта Джеймс Рузвельт, а многие советники пришли в IOS из Банка Англии22. Корнфилд покупал замки во Франции, ходил под парусом на сорокадвухфутовой яхте и ездил на автомобиле Lancia Flaminia с откидным верхом. Он волочился за звездой мыльной оперы «Даллас» Викторией Принсипал и содержательницей известного голливудского борделя Хейди Флейсс, больше известной как Голливудская Мадам. Его компания покупала банки на Багамах, в Люксембурге и Швейцарии. «У меня особняки по всему миру, я закатываю экстравагантные приемы и живу с десятью или двенадцатью девицами одновременно», – хвастался Корнфилд.
Корнфилд покинул США, как написано в одном из некрологов, в «поисках менее конкурентного рынка». Для людей, считавших обычную рыночную конкуренцию на хорошо регулируемых национальных рынках слишком проблематичной, офшорная система стала настоящей благодатью. Не подвела она и Корнфилда. Проследить национальную принадлежность IOS – задача довольно трудная: компания была создана в Панаме, а ее штаб-квартира находилась в Швейцарии, и именно это явилось ключом к успеху. Налоговые органы США считали ее европейской компанией, но она была настолько раздробленной, что никто не мог выяснить, что такое на самом деле IOS. На самом деле IOS – квинтэссенция самой идеи офшоров. Когда французские власти заподозрили нечистое, Корнфилд перебрался в Швейцарию, где вступил в сговор с тем же женевским секретным банком, который когда-то Мейер Лански использовал для хранения доходов игорных домов.
Сначала Корнфилд принимал деньги американских военнослужащих, размещенных в Германии. Потом его взоры обратились дальше, и он начал заманивать в свою паутину американцев, рассеянных по всему миру (таких, по оценкам, было два с половиной миллиона). Затем наступила очередь клиентов британских офшорных сетей: гонконгских торговцев и кенийских белых поселенцев. И наконец в ход пошли все, до кого он мог дотянуться: французские владельцы каучуковых плантаций в Лаосе и Вьетнаме, бельгийские владельцы шахт в Конго, ливанцы из Западной Африки, живущие за рубежом китайцы и многие-многие другие. Когда Корнфилд приобрел свой первый самолет, в IOS стали шутить, что шеф создает «компанию по авиаперевозкам бегущего капитала». Судя по книге Тома Нейлора «Hot Money» («Горячие деньги»), курьеры
Корнфилда тайно вывозили огромные суммы из развивающихся стран: «Когда в Нигерии бушевала гражданская война и в страну устремились потоки международной помощи пострадавшему гражданскому населению, на сцене в роли помощника появилась IOS. Но средства, предназначенные на гуманитарную помощь, часто оказывались в женевских сейфах». Еще большие суммы были выжаты из Латинской Америки.
Как уже говорилось выше, организация IOS считалась моделью, ориентируясь на которую, лондонский Сити мог превратить себя в налоговую гавань. Но все складывалось не совсем идеально – к моменту появления статьи Роу IOS уже была замешана в крупном скандале, связанном с незаконными сделками, раскрытыми бразильской полицией в 1966 году. А в следующем году журнал Life опубликовал разоблачительную статью о совместных операциях по перевозке преступных денег курьерами IOS и Лански. И о чем только думал Роу?
Средства, предназначенные на гуманитарную помощь, часто оказывались в женевских сейфах
Том Нейлор отмечает одну любопытную особенность нелегальных офшорных денег. Банки принимают вклады (которые становятся их пассивами) и выдают кредиты (которые становятся их активами), а кроме того,
банки держат резервные капиталы, на самом деле являющие взносами инвесторов. Если кредиты не возвращают, эти деньги становятся своего рода амортизатором. Удар обрушивается не на владельцев депозитов, а на инвесторов. Но если кредиты не возвращают все чаще и больше, то капитал банков истощается, и вот тогда возникают настоящие трудности, как, собственно, и произошло во время последнего финансового кризиса. Благоразумные банкиры в этом случае ограничивают объем выдаваемых в кредит средств до суммы, кратной величине резервного капитала (скажем, совокупный объем средств, выдаваемых в кредит, превышает резервный капитал банка в десять раз). Для банков капитал намного ценнее, чем депозиты: большой капитал дает банкирам возможность умножать свои балансы.
Данное обстоятельство помогает понять, почему банки так любят офшорные депозиты. Следователи, занимавшиеся IOS, рассказывали, что этот фонд действовал, исходя из предположения, что 10–20 % его депозитов являются в сущности постоянным капиталом, поскольку собственники этих средств не могут их забрать – или потому что для них это будет рискованным делом, или потому что умерли. Неудивительно, что швейцарские банки так неохотно выдавали вклады евреев, погибших в нацистских концентрационных лагерях.