Ехать Антону предстояло километров девяносто, и не очень хорошими дорогами. Опустив боковое стекло, он гнал машину, наслаждаясь пустынной дорогой и лесным воздухом. Размышления о своих не очень удачно пока складывающихся делах то и дело сбивались на мысли, что здесь, вдали от большого промышленного города, жить намного приятнее. Девственная уральская природа успокаивала, ласкала душу. Если думать о семье, о карьере, о детях, которые у него когда-нибудь будут, то сразу начинаются сомнения. Например, мысли о том, как дать детям достойное образование. В высшее учебное заведение можно, конечно, отпустить и в Екатеринбург, и в Москву, но до этого они должны закончить среднюю школу.
Неоднозначная ситуация с Единым государственным экзаменом в школах заставляла думать о таких вещах всерьез. Ведь сразу вскрылось то, что сельские школы не дают глубоких знаний. А уж о профильном лицее или гимназии вообще говорить не приходится. Так и остался в нашей стране перекос в этом вопросе. Как была деревня, так и осталась до сих пор, несмотря на то что шел двадцать первый век.
Антон решительно отогнал мысли о детях, потому что они спровоцировали воспоминания о его отношениях с Ксенией и вообще о нормальной жизни. А какая она, эта «нормальная» жизнь? Ну, найдет он того мерзавца, а что делать потом? Эта мысль, которая ни разу еще не посещала голову Антона, вдруг вспыхнула ярким огнем. А потом что? Для чего и как жить? Остаться в полиции, так у него об этой организации не самые лестные впечатления. Уйти? Куда? Работать где-нибудь юристом? Тоже как-то не очень воодушевляющая перспектива.
Поворот на Макушево был обозначен проржавевшей металлической табличкой. И сразу кончился хоть и плохонький, но асфальт. Грунтовая, хорошо укатанная дорога завиляла среди высоких деревьев и скалистых сопок. Еще минут тридцать, и Антон выехал на опушку леса. Впереди на пригорке он увидел разбросанные дома, с покосившимися тынами на задах. Потом дорога вывела его к низинке и озеру. Здесь было уже что-то наподобие улиц, и дома посолиднее, даже несколько двухэтажных рубленых, явно начала прошлого века.
Главная улица вывела на пустырь, который можно было расценить как местную площадь. С одной стороны – два кирпичных двухэтажных дома, на одном из которых красовался трехцветный государственный флаг, с другой – несколько больших деревянных, с какими-то вывесками между окнами. Выяснить, где найти участкового, удалось сразу. До обеда он всегда, сказали местные жители, был у себя в «пикете», как тут называли по старинке участковый пункт.
Антон не стал торопить события и отправился искать главу местного самоуправления. Им оказался невысокий мужик в мятых штанах, заправленных в кирзовые сапоги, и в рубашке навыпуск. На голове у него красовалась классическая деревенская кепка. Лицо у мужика было узкое, смуглое, а глаза смотрели с прищуром. Сразу возникала мысль о том, что глава – любитель выпить, большая зануда и себе на уме. Звали его, как Антону сообщили в Каменске, Иваном Захаровичем, и был он, по сведениям из того же источника, бывшим военным.
Когда Антон подошел, глава разговаривал с трактористом, которого тот остановил посреди улицы. Выждав, когда разговор закончится, Антон представился и предъявил свое удостоверение.
– Из РУВД? – прищурился Иван Захарович. – Ну, раз приехали, то пойдемте. Планы-то, они, конечно, есть, составляем всегда, как положено. Как мероприятие проводим с массовым участием населения, так все делаем, как положено. А еще бы вам участкового нашего Галкина спросить. Он вроде как за общественный порядок и правонарушения отвечает.
– А вот мы его из вашего кабинета и вызовем, – пообещал Антон.
Кабинет главы был похож на опустевший по причине ухода всех на фронт, как писали в годы войны. Пустой деревянный стол, несколько разномастных стульев и шкаф со стеклянными дверками, в котором виднелись какие-то папки, рулоны бумаги, стопки газет. Был здесь и телефон.
Пока Иван Захарович рылся в своих папках, сдвинув на затылок кепку, Антон стал набирать трехзначный номер местного коммутатора. Участковый оказался на месте и обладал хриплым голосом, опять же наводившим на мысль о пристрастии к алкоголю. Антон еще раз представился и изложил причины своего приезда.
Минут через пятнадцать в кабинет ввалился старший лейтенант лет сорока, с красным лицом и хитрыми глазами. Из черной кожаной папки он извлек кипу каких-то бумаг и, никого не слушая, стал пространно объяснять, как у них тут поставлено дело с массовыми мероприятиями.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что дело поставлено из рук вон плохо. Более того, ни глава, ни участковый Галкин никаких бумаг, связанных с подготовкой массового мероприятия в апреле этого года, не имели. Собственно, Антон и не стал говорить, что его интересует именно апрельский инцидент. Обычная проверка из районного управления, и не больше. Разговор местных начальников довольно быстро свернул в русло приема Антона в селе «по-человечески», то есть приглашение в баньку, посидеть после баньки, на охоту сходить и тому подобное. Например, в виде окорочка в багажник машины.
Антон не стал спешить с вызовом Галкина в Управление, сослался на необходимость оформления письменных объяснений от главы отдельно и от участкового отдельно. Попросил подготовить бумаги часам к трем дня. После этого пришлось пространно и не очень убедительно отвязываться от сопровождения. Наконец, он остался один и неторопливо пошел по улице. Через полчаса он стоял уже возле фельдшерского пункта, который ему показали местные.
Немолодая дородная женщина-фельдшер оказалась очень улыбчивой и приятной на вид. Представилась она Галиной Владимировной и охотно принялась отвечать на вопросы. После первых же фраз Антон понял, что улыбчивость и приветливость фельдшера не более чем любезность к гостю из района. По натуре она была бабой бойкой, которая за словом в карман не полезет, не смолчит и на своем настоит.
Именно из уст Галины Владимировны о пострадавших в районной больнице и узнали, когда она заказывала необходимые препараты для амбулаторного лечения.
– Да, Пашутин получил сотрясение мозга, – рассказывала она. – Я для него магнезию заказывала. Пришлось спорить и с больницей, и с Пашутиным. Никак он не хотел ехать на рентген, даже расписку написал. Ну, признаков никаких я у него не нашла и рискнула оставить здесь. Внутривенно ему проколола, вроде обошлось. Да и башка у него битая-перебитая. Но крепкая!
– Местный буян? – на всякий случай спросил Антон.
– Такой он у нас! То работает, то не работает. То пьет, то пропадает куда-то. Чумурудный, одно слово! А второй, этот степенный, положительный – Кузьмин. Он у нас фермером оформился еще лет пять назад. Все крутится, крутится, все выдумывает что-то. Он и в район к вам постоянно ездит, там пытается то ли торговлю открыть, то ли ли еще чего. Он ведь в Каменске долго жил, хотя родом и от нас. А потом, как у него бабка Федосия умерла, приехал, дом в наследство получил и остался. Уж чего там они не поделили я не поняла, только вроде его Пашутин ножом пырнул. Вы с Галкиным поговорите, с участковым нашим. Они их вроде помирили с Захарычем вместе. Чтобы, значит, сор из избы не выносить. А что же я сижу, я вас сейчас молочком домашним напою! У меня корова на весь поселок славится.
Антон с удовольствием пил холодное молоко из погреба и слушал болтовню Галины Владимировны. Говорила она много, по любому поводу имела свое мнение, каждому давала свою характеристику. Антон понял, что у фермера Кузьмина отношения с Иваном Захаровичем не складывались, что сельские кто уважал его, а кто завидовал. Чего они не поделили с Пашутиным, непонятно. Скорее всего, зависть. Участковый пьет, толку от него никакого, а местный глава самоуправления самоуправствует и своего не упустит.
Найти Пашутина оказалось легко. Дом его показали, только предупредили, что он второй день пьет и недавно подался в магазин. Антон не отправился в сторону магазина, решив лишний раз по селу не мелькать, присел на бревно и стал ждать. Не прошло и получаса, как в переулке показалась растрепанная личность в резиновых глубоких калошах на босу ногу и драной фуфайке на голое тело. Судя по состоянию, беседовать с ним сегодня было бесполезно. Но Антону показалось странным, что человек в состоянии запоя несет из магазина не совсем тот набор, за каким запойные туда идут. Четыре бутылки водки Антон разглядел точно и две буханки хлеба тоже. А еще в пакете торчали бока консервных банок и хвостик колбасы. Чтобы мужик во время запоя хорошо и много ел, такого Антон в жизни не слышал. Он прикинул, на какую сумму потянули покупки, выходило, что на приличную. Премию человек получил и ее пропивает?
Дом Кузьмина Антон узнал по новому забору, как ему и объясняли. Подойдя к калитке, сразу услышал мужской голос, который кому-то что-то громко доказывал, судя по всему, по мобильному телефону. Он решил не входить, а подслушать разговор, вдруг услышанное прольет свет на бизнес Кузьмина. Но предприниматель уже прощался с кем-то, и Антон толкнул калитку:
Дом Кузьмина Антон узнал по новому забору, как ему и объясняли. Подойдя к калитке, сразу услышал мужской голос, который кому-то что-то громко доказывал, судя по всему, по мобильному телефону. Он решил не входить, а подслушать разговор, вдруг услышанное прольет свет на бизнес Кузьмина. Но предприниматель уже прощался с кем-то, и Антон толкнул калитку:
– Можно к вам, Павел Андреевич?
– Заходите, чем порадуете?
Уже по манере говорить и смотреть было понятно, что Кузьмин – человек дела, и дела энергичного. И это при его невысоком росте и щуплой фигуре. Да, подумал Антон, вспомнив фигуру Пашутина, не побоялся связаться, хотя и слишком разные весовые категории. Если только все правда насчет их конфликта.
– Да чем мне вас радовать? – улыбнулся он. – Вот познакомиться зашел, поговорить кое о чем. – И он протянул хозяину свое удостоверение, одновременно наблюдая за его лицом. Никакой особой реакции не последовало, кроме легкого пожатия плечами – ну, раз приехал, значит, скажет зачем. – Можно с вами, Павел Андреевич, поговорить откровенно и… конфиденциально?
– Можно, почему же нет, – усмехнулся предприниматель. – Пойдемте в дом.
К удивлению Антона, почти сразу разговор стал доверительным и откровенным. Видимо, он чем-то Кузьмину понравился, или он просто никого и ничего не боялся. Но, скорее всего, глаз у него был на людей наметан.
– Ты вообще-то из местных? – спросил хозяин. – Что-то я тебя в вашем РУВД раньше не видел.
– Из Екатеринбурга, по распределению.
– Понятно, упичужили тебя в нашу дыру. Ну, дыра дырой, а в Екатеринбурге, я думаю, с этим дело тоже не лучше обстоит. И там твои коллеги пытаются на каждом шаге заработать. Увы, жизнь такая у нас стала, каждый норовит бизнесом заниматься, независимо от профессии. Думаешь, у нас с Пашутиным пьяная драка была? Это, дорогой мой лейтенант Копаев, меня терроризируют. И не первый год уже. И цель я знаю. Они не хотят меня с моим бизнесом в Каменск пустить. Мне тут многие доверяют, и многие готовы сельхозпродукцию на реализацию отдавать. Я пытался пробиться в администрации со своими лотками. Хрен! Ручная работа тоже не пошла, хотя спрос был. И причина простая – чужих не пускать, чтобы конкуренции своим не составлять. Они дождутся, я в антимонопольный комитет поеду.
– Вы считаете, что Пашутина на вас натравливают?
– Да что вы все с этим Пашутиным! Пашутин лишь один из тысячи способов выжить меня, такого настырного, отсюда. А ведь они меня всерьез не все принимают. Никто же не знает, что у меня в Екатеринбурге бизнес налажен, да и связи кое-какие есть. Мне просто время нужно, чтобы подготовить ответный ход. А уж потом я сюда вполне цивилизованно приду, на равных.
– А если они готовы вас кардинально остановить? – спросил Антон. – Если уже знают про ваши связи?
– Да что, убивать они меня, что ли, будут? Кишка тонка! Они трусоваты здесь, исподтишка любят гадить! Да и в Макушево я дома, я здесь всех знаю, и меня все знают. А в Каменске твое начальство не решится, слишком спокойно им живется, зачем им связываться с преступлениями.
Кузьмин много еще чего рассказал. И чем больше Антон слушал, тем больше убеждался в безрассудной храбрости предпринимателя. Или в непонимании истиной опасности, которая может ему грозить. Судя по всему, он неоднократно открыто угрожал местным чиновникам и должностным лицам. Фактически раскрыл свои планы внедрения на местный рынок и доказал, что станет серьезным конкурентом тем, кто на этом рынке уже присутствует. Может, все сложилось бы иначе у Кузьмина, но взятки он платить категорически не намеревался и рэкетировать себя тоже не позволял.
Антон подумал, что Кузьмин – это все же зацепочка, это ниточка, и она может вывести на тех людей, которые, по выражению Оли Рекуновой, держали город. Нужный Антону человек просто не мог не входить в этот местный криминальный клан. Самый первый возможный шаг – это попытаться припугнуть Пашутина и заставить проболтаться о тех, кто его заставил давить на Кузьмина. Вряд ли этого местного алкаша и бузотера держали в курсе всех своих затей, наверняка использовали «втемную». Вот тебе выпивка дармовая или деньги, а ты, дружок, придави там при случае этого Кузьмина. И разговор мог быть по пьяному делу. Легко таких людей, как Пашутин, подталкивать на нехорошие дела с похмелья, когда он жаждет, когда ему плохо и он настолько зол, что на все согласится ради «добрых людей».
И Антон решил остаться в Макушево ночевать. Утром у Пашутина будет похмельный синдром, вот тогда его и надо «колоть». Приняв решение, Антон разыскал участкового и не терпящим возражений тоном приказал отправляться в РУВД со всеми материалами, и по апрельскому происшествию в частности, и имеющимися планами обеспечения общественного порядка во время массовых мероприятий.
Если верить Кузьмину, командировка Антона повернется кое для кого в Каменске совсем другой стороной. Ведь его послали те, кто не знал о тайном противостоянии Кузьмина с местной властью. А тут всплывет новая ситуация, где опять фигурирует Кузьмин. Интересно, какая будет реакция начальства в РУВД?
Убедившись, что участковый Галкин уехал в районный центр на своем служебном «уазике», Антон стал выяснять, у кого можно остановиться на ночь. Оказалось, что у макушевской администрации имеется что-то вроде гостиницы. И даже с сауной. Фактически это были четыре комнаты в здании администрации, только вход устроен с другой стороны. Туалет общий, в каждой комнате раковина для умывания и две кровати.
Пришлось немного поиграть по местным правилам и дать возможность Ивану Захаровичу проявить свое гостеприимство. Антон с удовольствием пожарился в сауне и уселся за накрытый для него стол. Пришлось категорически отказаться от выставленной на стол водочки, что местного главу, кажется, огорчило, но он настаивать не стал. Ограничились хорошим чаем и ужином.
Грех было не воспользоваться таким случаем и не разговорить главу. Но ничего нового Антон не услышал. По большому счету все, что говорил Иван Захарович, сводилось к простому тезису – все такие-сякие, но каждый на свой лад. И еще – как ему тут трудно работается, но этого никто не ценит.
В восемь утра Антон был готов к беседе с Пашутиным. Сначала он собирался разыграть напористую сцену. Вломиться в дом, поднять ничего не понимающего человека с постели, потрясти удостоверением и начать требовать признаний. Но потом от этой идеи отказался. Во-первых, возможно, Пашутин полностью и не осознает, что его кто-то подкупил и на Кузьмина натравил, поэтому и не поймет, что от него требуют. А во-вторых, местный дебошир, да еще в состоянии похмелья, может спросонок огреть чем-нибудь и… придется его побить, если вообще не придется применять оружие. До этого доводить не стоило, чистейшей воды провокация, а человеку потом из-за него сидеть.
Антон избрал простой путь. Прийти по-хорошему, с бутылкой, которую он выставит, если без этого совсем разговора не будет получаться, и с нормальным допросом. Спокойно, методично, с заходом с разных сторон.
Потоптавшись у калитки, он осмотрел двор Пашутина. Говорят, что у него была жена, но года три назад уехала в другое село к матери. М-да, ведением хозяйства и элементарным порядком тут и не пахло. Двор зарос травой, везде виднелись следы запустения. Из бурьяна торчало какое-то ржавое железо, полусгнившие деревяшки, у завалинки два пенька – все, что осталось от лавки, такой типичной для деревни. Веранда покосилась и готова была рухнуть под напором хорошего ветерка. А уж окна в доме, так те казались совсем черными от пыли и паутины.
Антон заранее поморщился от предчувствия того, с каким запахом он сейчас столкнется в доме. Но дело надо было доводить до конца, и он, открыв калитку, по утоптанной дорожке прошел к дому. Ступени на веранду выглядели совсем ненадежными, поменять их надо было еще лет пять назад. Антон посмотрел на дверь, ведущую в дом, и понял, почему на него уже пахнуло затхлой кислятиной и застарелой удушливой грязью. Она была приоткрыта.
Ничего удивительного в этом, конечно, не было, учитывая состояние, в котором вчера вечером пребывал Пашутин. Нормально, теперь можно с ним и поговорить, пока у него «сушняк» во рту, голова раскалывается и сердце работает с перебоями. За стакан водки и ответы кое-какие получишь.
Антон поднялся по страшно скрипевшим ступеням и, дыша ртом, потянул дверь на себя. Обычные для сельского дома сени напоминали жилище Бабы-яги из фильмов-сказок. Тут вообще все заросло паутиной. И почерневшая тюль на маленьком оконце, и какой-то хлам под потолком и на стеллаже у дальней стены. Еще одна дверь, покрытая изодранной клеенкой неопределенного цвета и торчащим из дыр тряпьем. Антон брезгливо взялся за ручку двумя пальцами и открыл ее.
Здесь пахло совсем уж невыносимо. Грязный, захарканный «мойдодыр» у стены, под которым стояло абсолютно черное, источающее миазмы ведро, заставил поспешно отвести от него глаза, пока в горле не появились тошнотные позывы. Но взгляд бросить было абсолютно не на что. Грязная кухонька, сто лет не беленная печка. Грязная, в цветочек, занавеска прикрывала дверной проем, ведущий в большую часть дома.