Последним выходит хозяин, муж той штучки, у него на голове — я же говорил! — шапка Санты, отделанная пушистым мехом. Мы с Олли подходим ближе. Рожи у нас обоих такие, будто мы держим во рту по лимону.
— Замечательно! Что вы нам споете? Может, «Тихую ночь»? — спрашивает Колпак Санты.
— Я такого гимна не знаю, — отвечаю я.
— Тогда «В яслях», — предлагает кто-то другой.
— Не-а, — говорю я.
— Значит, — произносит Колпак, — спойте то, что сами захотите.
Мы с Олли киваем и запеваем:
— Желаем вам счастливого Рождества, желаем вам счастливого Рождества, желаем вам счастливого Рождества и Нового года. Мы принесли для вас и для короля прекрасные подарки. Желаем вам счастливого Рождества и Нового года.
С несколько секунд они пялятся на нас в гробовом молчании, потом Санта констатирует факт:
— Вам нездоровится.
— А что, вашу мать, вам не понравилось? И что вы знаете о пении? — кричит Олли.
Они дают нам пакетик с несколькими сладкими пирожками с изюмом и миндалем и два пластиковых стаканчика с красным вином, быстро удаляются и закрывают за собою дверь. Мы с Олли возвращаемся к фургону и отправляемся на поиски другой вечеринки.
— И как так получилось, что тот лысый не попал на вечеринку? — спрашивает Олли.
Мы едем в другой конец города.
— Откуда мне знать, черт возьми? — отвечаю я. — Может, он им не нравится или же, наоборот, они ему не нравятся. А вообще какая тебе разница?
Все, что я знаю, что этого очкарика следует ограбить. Только не сегодня.
Три следующих праздника мы пропускаем, останавливаем свой выбор на четвертом. Расположенный с ним рядом дом приходится нам по вкусу. Здоровый домина с четырьмя спальнями, на приличное расстояние отдаленный от дороги, окруженный чудесным темным садом и высокой изгородью. Вечеринка в соседнем доме такая же шумная, как у Колпака Санты, только здесь, как мне кажется, все более дорогое — и выпивка, и закуски, и сладости. А люди — такие же придурки, как те, что угостили нас пирожками.
Я припарковываю фургон у обочины, вдоль которой тянется шеренга других тачек, мы выходим и, внимательно следя за окружающей обстановкой, приближаемся по обсыпанной гравием дорожке к приглянувшемуся нам дому. Олли надавливает на кнопку звонка.
— Сигнализация есть, ты не заметил? — спрашивает он.
Я оглядел стены дома, еще когда мы только вышли из машины, коробки сигнализации не увидел, поэтому качаю головой.
— Я спросил про сигнализацию, — говорит Олли.
— А я, черт возьми, сказал, что ничего не заметил!
— Когда?
— Только что. Я покачал головой.
Я еще раз качаю головой.
— А-а, но ведь я не смотрел на тебя.
Олли опять отворачивается.
В холле по-прежнему темно, и Олли уже собирается взломать дверь, но я, вспоминая, как мы нарвались на очкарика, звоню еще раз, чтобы избежать очередного сюрприза. Проходит секунд тридцать, и я соглашаюсь с Олли, что никого нет. Мы обходим дом и обнаруживаем отличный путь проникновения — небольшое узкое окно над раковиной в кухне.
Олли достает из заднего кармана лом и взламывает окно. Мы мысленно считаем до пяти, удостоверяемся, что в доме по-прежнему тихо, я подтягиваюсь на руках и пролезаю вовнутрь.
С сушки с грохотом что-то летит на пол. Я становлюсь ногой в раковину и чертыхаюсь про себя — эти болваны оставили кучу грязной посуды. Второй ногой я, к счастью, опираюсь на что-то твердое, спрыгиваю вниз и открываю для Олли широкое окно. Он, забираясь, роняет на пол еще больше посуды — судя по звукам, и из металла, и из стекла.
Я быстро осматриваюсь по сторонам, замечаю микроволновку и портативный телевизор, выдергиваю шнуры из розеток, переношу и то, и другое к задней двери и опускаю на пол.
Олли уже включил фонарик и прошел в гостиную. Обычно мы берем в гостиных телеки, видаки, стереосистемы и идем наверх, но Рождество — особое время года, в рождественские дни мы работаем по иной схеме. Когда я захожу в гостиную, Олли уже лежит на пузе, выгребая из-под елки подарки и разворачивая их. Я присоединяюсь к товарищу.
Фонарь у Олли в зубах, согнутыми в коленях ногами он и я пинаем воздух. Мы увлеченно рассматриваем, что приготовил для нас Санта. «Нинтендо», «Шанель № 5», часы «Ротари», радиоуправляемый поезд и железная дорога, фен, Экшн-Мэн — все это нам подходит. А тапочки, галстук, перчатки, настольная игра «Секретные материалы», зонт и полдюжины книг (дарить книги на Рождество?!) остаются для тех, кому они нужны. Мы упаковываем выбранное и смотрим, что еще можем прихватить.
Олли выпивает бокальчик хереса, оставленного для Санты, и глядит на коллекцию фарфоровых кошек в серванте, вероятно, прикидывая, войдут ли они все в его карманы, а я выношу к задней двери телевизор.
— Оставь ты эту дрянь на месте, и пошли наверх, — говорю я.
Мы находимся здесь минут пять, не больше, а дело почти уже сделано. Не люблю задерживаться в доме надолго, если знаю, что хозяева где-то поблизости. Стоит одному из них надумать вернуться и немного вздремнуть или поставить видак на запись, когда по телеку начинается что-нибудь интересное, и мы по уши влипли.
Я прохожу в спальню хозяев, а Олли — в соседнюю комнату. Судя по всему, сегодня над нами летает святой покровитель грабителей: на тумбочке рядом с кроватью я нахожу бумажник с семьюдесятью фунтами наличными и двумя кредитными картами. Хозяин, по-видимому, решил, что на пьянке в соседнем доме все это ему не понадобится. Хозяйка же свой кошелек не оставила. Наверняка утащила с собой в сумке вместе с набором принадлежностей для боевой раскраски, тампонами и половиной всех своих шмоток.
Я шарю по выдвижным ящикам комода, когда Олли входит в комнату и направляет луч фонаря мне в лицо.
— По-моему, мы нарвались на неприятности.
Мое сердце с силой ударяется о грудную клетку, а мочевой пузырь мгновенно наполняется до отказа.
— В чем дело? — спрашиваю я, шмыгая к окну и выглядывая наружу.
На улице никого нет, но, возможно, кто-то уже вошел в дом, хотя я ничего не слышал.
— Пойдем со мной, — говорит Олли, жестом показывая, что нам следует выйти из спальни. — Вот там.
Я следую за ним по коридору к третьей комнате справа. Олли останавливается в проеме двери и отступает в сторону. Я жду каких-нибудь объяснений, но Олли молчит. Просто стоит и светит фонарем вовнутрь комнаты. Я протискиваюсь мимо него и смотрю туда, куда падает луч.
— О господи! — все, что я могу сказать.
Мальчику на вид лет семь, а девочке и того меньше, максимум пять. Они смотрят на нас, парализованные от страха.
По щекам катятся струйки слез. Оба в пижамах и сидят на полу, прижавшись друг к другу. Мы не заметили бы их, если бы они спрятались где-нибудь в дальней части комнаты, но подобная мысль, наверное, даже не пришла им в голову. Я опускаюсь перед ними на корточки.
— Не свети прямо на них, — говорю я Олли. — Все в порядке, не происходит ничего страшного, не стоит нас бояться. Мы просто… Мы не сделаем вам ничего плохого. Верите? Как вы себя чувствуете? — Дети дрожат как осиновые листы. — Все в порядке, все в порядке…
— Нас прислали сюда ваши мама и папа, — говорит Олли.
— Да, ваши мама и папа попросили нас прийти с вечеринки и посмотреть, как вы тут. Они очень за вас беспокоятся.
Первым звук подает мальчик — громкое сопение, почти хныканье.
— Ваши родители захотели, чтобы мы проверили, спите вы или нет, и чтобы сообщили Санта Клаусу, что уже самое время положить под елку подарки.
— Эй, дядя Бекс, — говорит Олли. — Нам пора.
— Иди отнеси телек в фургон, — отвечаю я. — А я пока побуду здесь, надо убедиться, что они в порядке.
Олли разворачивается и выходит из комнаты, даже не попытавшись вступить в спор, что я расцениваю как очередное рождественское чудо.
— Эй, постой! — кричу я ему вдогонку. — Оставь поезд и Экшн-Мэна.
Спустя пять минут мне удается-таки уговорить детей вернуться в кровати и узнать после вереницы вздохов и всхлипываний, что их зовут Эшли и Сара. Любимая игрушка Эшли — его тираннозавр Рекс, а на Рождество он хочет получить велосипед, а Сара любит свою куклу и ждет от Санта Клауса дом для Венди.
Олли возвращается и кивает мне.
— Готово, пойдем.
— Мне и дяде… Роджеру пора уходить, но не волнуйтесь, ваши мама и папа…
— Два чертовых придурка, можете так им и передать, — отрезает Олли. — Бекс, твою мать, пойдем наконец отсюда!
— Поосторожнее с выражениями! — рычу я в ответ. — Здесь ведь дети.
— Ты меня достал!
Олли хватает меня за рукав, поднимает на ноги и тащит к двери.
— Нам пора, — шепчу я малышам. — Пока.
Мы сбегаем вниз по лестнице, вылетаем через заднюю дверь, на цыпочках крадемся по гравиевой дорожке к фургону, садимся в него и уезжаем.
— Вот ведь твари, — говорит Олли. — Бросили детей одних. Парочка скотов! А что, если бы мы были извращенцами, педофилами, убийцами или кем-нибудь еще?
— Вот ведь твари, — говорит Олли. — Бросили детей одних. Парочка скотов! А что, если бы мы были извращенцами, педофилами, убийцами или кем-нибудь еще?
Я полностью с ним согласен. Парочка скотов! Олли в таком бешенстве, что собирается вернуться, заявиться на ту проклятую вечеринку, выцепить этих двоих и устроить им такую порку, какой они оба заслуживают. Мы решаем, что это не лучшая затея, но оставлять все как есть не желаем. Поэтому двадцатью минутами позже звоним по 999 с автомата за пределами города, и я, накрыв рот старым носовым платком, сообщаю, что в таком-то доме на такой-то улице оставлены родителями двое маленьких детей.
Через десять минут в дом приезжает спецбригада. Они взламывают дверь и находят детей. В этот момент веселящиеся в соседнем доме начинают обращать внимание на посторонний шум, и родители детей с бокалами в руках наконец-то выходят на улицу.
Об этом случае написали в местной газете. РОДИТЕЛИ, ОСТАВИВШИЕ ДЕТЕЙ ОДНИХ ДОМА, АРЕСТОВАНЫ ПОСЛЕ ЗВОНКА ГРАБИТЕЛЕЙ. Этих двоих оштрафовали на пятьсот фунтов, а детей взяли на заметку как «воспитываемых в ненадлежащих условиях». Нас же с Олли прямо в статье поблагодарили за донесение на Осгудов.
Осгуды.
Как непонятно устроен мир.
Парочка скотов!
11 Дома кто-то есть
Естественно, встреча в доме Осгудов была не первой в моей практике. Нечто подобное случилось со мной и в тот раз, когда несколько лет назад я обчищал дом в новом жилом массиве на берегу реки. Готовились и я, и Олли к этому делу на протяжении нескольких месяцев. Один из наших приятелей, участвовавший в строительстве того дома, снял копию с ключа от парадной двери и продал ее мне за определенную сумму. Нам оставалось лишь дождаться момента, когда дом достроят, и в него въедут люди.
Прошло пять месяцев. Однажды, проезжая мимо, я заметил, что в доме горит свет, а на окнах увидел занавески. К сожалению, Олли — этот дурачина — в тот момент в очередной раз сошелся со своей старой подружкой, опять завязал с грабительством и стал порядочным человеком; он даже устроился на прежнюю работу — охранником у дверей «Глитси», в чьи обязанности входило не впускать вовнутрь посторонних и скидывать с лестницы пьяных. Я говорил ему, что его пташка наверняка спит с кем попало, пока он ночи напролет торчит на своей идиотской работе, но все без толку.
И вот я иду на дело один, хотя такой расклад не особенно меня устраивает. Но я нуждаюсь в деньгах, а другие парни, кому я предлагаю сходить со мной в паре, отвечают отказом.
К Роланду я вообще не подхожу, выпить с ним чаю я всегда успею.
Вообще-то я и раньше не раз работал в одиночку, но, как уже сказал, не особенно люблю подобное положение вещей.
Короче говоря, в один из ближайших вечеров я еду в тот район на разведку. Оказывается, в этом коттеджике, приютившемся между здоровыми доминами с четырьмя и пятью спальнями — их бы я ограбил с гораздо большим удовольствием, — всего лишь одна спальня.
Я выжидаю несколько минут и принимаюсь следить за парадным коттеджа. Свет не горит, машин во дворе нет.
Войду и выйду, решаю я. Войду, пробуду внутри максимум пять минут и сразу назад. Я пересекаю дорогу, приближаюсь к дому, стучу в дверь, вытаскиваю из кармана ключ, быстро открываю замок, осторожно и бесшумно проникаю внутрь и негромко спрашиваю, есть ли кто дома, чтобы не нарваться на неожиданные неприятности. Потом закрываю шторы, достаю фонарик и приступаю к делу.
В гостиной стоит маленький телек, безбожно старая и ужасно маломощная стереосистема, в кухне микроволновка, в прихожей велосипед (дамская модель), привязанный — представьте себе! — цепью к батарее. Единственная более или менее приличная вещь, и та привязана цепью к батарее! И зачем хозяевам понадобилось это делать? Неужели просто закрыть дверь дома на замок для них недостаточно? Живут же на свете такие параноики!
В общем, я решаю быстро осмотреть шкафы и комоды на втором этаже, взять что смогу и умотать. Я нахожу шкатулку с драгоценностями, фотоаппарат, радиоприемник-будильник и пару штуковин для волос — не знаю точно, для чего они, но видел, как такими же пользовалась при мне Мэл. Я уже собираюсь спуститься на первый этаж в тот момент, когда раздается шум раскрывающегося парадного и в прихожей зажигается свет.
Проклятие! — думаю я. Вот черт!
Я подскакиваю к окну, но на нем специальные замки, их так просто не откроешь. Фомку я оставил в фургоне, подумал, она мне не понадобится, ведь в дом я вошел, открыв дверь ключом. В окно не выпрыгнуть и по лестнице не сойти вниз — я в западне. Все, что мне остается, так это, подгадав момент, все же быстро спуститься в холл, а пока где-нибудь спрятаться. Я шмыгаю под придвинутую одним краем к стене кровать и надеюсь, что все сложится наилучшим образом.
Мои надежды не оправдываются.
Она входит в спальню, скидывает с ног туфли и начинает снимать с себя форменные одежды медсестры. Конечно, я с удовольствием рассказал бы, что эта особа — высокая сногсшибательная блондинка и что, обнаружив меня под своей кроватью, она приятно удивляется. Но это было бы чудовищной неправдой. Здоровая, жирная и ужасная телка, увидев мою ногу, выглядывающую из-под кровати, безумно пугается.
Я выбираюсь из своего убежища и пулей устремляюсь на лестницу, а хозяйка оседает на пол и впадает в истерику. К тому моменту как я подлетаю к парадному, мое сердце уже бьется в груди в неистовом танце, как какой-нибудь чертов южноафриканский зулус на тропе войны, а когда я обнаруживаю, что дверь закрыта изнутри уже на два замка, оно начинает стучать с удвоенной частотой. Я хватаюсь за задвижку и усиленно пытаюсь открыть ее, но она даже не двигается с места. Бегу к задней двери, но на ходу вспоминаю, что в этом доме черного хода вообще нет.
— Черт! — восклицаю я. — Хрень какая-то! — Я понимаю, что, если обращусь к хозяйке, еще больше ее напугаю, но мне не остается ничего другого. — Вы можете открыть мне парадную дверь?
В ответ слышу лишь истеричные вопли.
— Я хотел бы уйти отсюда, но не могу, потому что вы закрылись изнутри.
Молчание.
Мне до жути не хочется опять подниматься наверх, но ситуация такова, что без этого не обойтись. В эту самую секунду я вспоминаю, что на тумбочке возле кровати видел телефонный аппарат.
Я взлетаю вверх по лестнице и вбегаю в комнату. Хозяйка сидит на полу, сжавшись в комок и шепча в трубку не то «скорее», не то «старее». Скорее всего «скорее», к данным обстоятельствам это слово больше подходит. Я подскакиваю к ней, выхватываю трубку у нее из руки, одновременно надавливая на рычаг.
— Не трогайте меня, умоляю, не трогайте меня, — взмаливается она, хныча и скуля. — Не трогайте меня.
И так еще и еще раз.
Признаюсь, видя ее в таком состоянии и сознавая, что всему виной один я, я ощущаю себя препаршиво. Ее лицо опухшее и красное, и она смотрит на меня так, будто перед ней сам Джек-потрошитель с торчащим членом.
— Послушайте, я не собираюсь причинять вам вред, честное слово, — говорю я, отходя от нее на некоторое расстояние и опускаясь на колени.
— Только… Не трогайте… меня… прошу, — стонет она.
— У меня и мыслей таких нет, поверьте. Я совсем не за этим сюда пришел. Я обычный грабитель, только и всего. Простой грабитель. А сейчас мне очень хотелось бы уйти, но дверь заперта. Дайте ключи, я ее открою.
Я протягиваю руку к сумке, которую она бросила на кровать, и начинаю рыться в ней. Я прекрасно знаю, что подобный жест любую женщину — даже ту, с которой встречаешься, — может повергнуть в шок. А особенно эту. Ведь она видит во мне злодея, удерживающего ее в спальне чуть ли не в качестве заложницы. Я, естественно, не удерживаю ее здесь, ну, вы понимаете. Если уж на то пошло, все как раз наоборот. Это она, жирная уродливая медсестра, удерживает меня в своем треклятом доме.
Продолжая исследовать содержимое сумки, я вновь заговариваю с ней:
— Послушайте меня внимательно и поверьте мне: если я выберусь из вашего дома, то никогда больше сюда не вернусь. Буду считать, что этот район для меня закрыт.
Я перебираю разный хлам в ее сумке, копая все глубже, но чертовых ключей никак не могу найти.
— Ни я, ни один из моих товарищей — к вам никто больше никогда не нагрянет, обещаю.
Щетка для волос, лак для волос, антиперспирант, клипсы, обруч, шпильки…
— Гарантирую вам, что ваш дом никогда больше не подвергнется нападению грабителей.
…салфетки, губная помада, зеркальце, пачка сигарет, зажигалка, ручки, карандаши…
— Все, чего мне хочется, так это вернуться домой. Вернуться домой к малютке сыну.
…открытки, ножнички, ватные палочки, завернутые в кусок бумаги, коробочка «Тик-Так», тампоны, кошачий антипаразитный ошейник…
— К больному сыну!
…записная книжка, еще какие-то спреи, пара колготок, еще несколько ручек, ватные шарики, кошелек — о, а в нем двадцать фунтов! — марки, погашенный счет за пользование газом, непроявленная фотопленка…