- Фиговый ликер, - бормочу я, пытаясь совладать с ее чарами, - ээ... нет пока.
- Тогда пойдемте, я вас угощу.
Она подводит меня к бару с напитками.
- Вас сильно беспокоят ваши раны?
- Уже почти все прошло. Я встречаюсь глазами с Глорией. Меня не удивит, если она устроит сцену ревности.
- Мне сказали, вы очень отважный человек, господин Сан-Антонио, - говорит Экзема, глядя мне в глаза.
- Очень мило со стороны тех людей, кто вам это сказал, мадам Окакис.
Грациозно, как индийская танцовщица, она наполняет рюмку ликером. Мы с ней лицом к лицу, и между нами устанавливается электрический контакт.
Вы меня знаете... Не были бы мы сейчас в большой гостиной при скоплении королей, я б завалил ее прямо на ковер без всяких церемоний. Она так хороша, что может взорваться ваш термометр, но все - ни слова больше!
- Мне нужно с вами поговорить, - мило шепчет чаровница, - и срочно!
Надо же, какое совпадение: аналогичное пожелание ваш покорный слуга только что высказал Берю.
- Слушаю вас, - произношу я, вежливо улыбаясь.
- Но не здесь. Приходите лучше в мои апартаменты.
- Когда?
- В четыре часа начнутся соревнования в стрельбе по голубям. Приходите в это время. Я живу на втором этаже, дверь в глубине направо по коридору.
Мне остается лишь хлопать глазами.
- Непременно приду.
Я, должно быть, страшно покраснел, как красный перец, настолько остро мозг пронзила похотливая мысль.
Ла Кавале продолжает терзать свои голосовые связки и чужие уши. На подносах звенят хрустальные бокалы.
Я опустошаю свой.
- Благодарю, мадам, за знакомство с таким великолепным напитком.
Ее взгляд отвечает мне: "Если ты настоящий любитель, мальчик мой, то я могу познакомить тебя с вещами более великолепными".
Скосив глаза в ту сторону, где только что был Берю, я с удовольствием констатирую исчезновение Его Величества Берю-Верзиля Первого, короля обжор.
В свою очередь тоже решаю слинять. Хоть бы малышка Глория не начала за мной слежку. Похоже, вторая половина дня будет очень напряженной, поэтому мне нужна полная свобода действий.
Используя момент, когда все награждают певицу овациями и истошными криками "браво", после того как она разрядила легкие последним оглушительным фа-диез, я перехожу в разряд отсутствующих.
* * *
Спускаюсь в порт по дорожке, уложенной плитами розового мрамора. Она лавирует, как сказал бы Лависс (не знаете такого? Это мой знакомый историк, любимый Академией!), между диковинными холериями серповидными, микроцефалумами однояйцевыми из семейства апокалипсисовых, лепрозормумами разметельчатыми и циститусами душистыми. Ах, как же прекрасно пахнут экзотические растения! Держа нос по ветру и одновременно принюхиваясь, я про себя делаю краткое резюме предыдущих глав. Опыт научил меня не пренебрегать такой важнейшей деталью, как ежеквартальная инвентаризация. Если вам не хочется слушать, пойдите на балкон выкурить сигарету, я к вам сейчас подойду.
Значит, я, Сан-Антонио, получил наконец полный отпуск, поехал на Лазурный берег и там познакомился с немного трехнутой миллиардершей. Мадемуазель чуть было не похитили прямо у меня из-под носа, но благодаря быстроте моих реакций дело было улажено.
Обалдев от знакомства со мной и будучи в восхищении опять же от моей персоны (ее понять можно), цыпочка берет меня с собой в круиз с коронованными особами и тузами всех мастей.
На борту яхты Окакиса группа гангстеров вновь предпринимает попытку свистнуть малышку Глорию. Опять же благодаря смелости и решительности прекрасного Сан-Антонио (у меня превосходные степени всегда под рукой - в карман лазить не надо) она вновь выходит сухой из воды (в переносном смысле).
Вы пока еще слушаете? Не устали? Если дамы натрудили себе мозги и получили мигрень, пусть присядут на колени к мужчинам - меня это не шокирует. С вашего позволения, я продолжу...
Мы благополучно прибываем на остров, и после торжественного приема с шампанским и все такое прочее я нахожу труп на дне моря, завернутый в сетку-рабицу. Возвратившись во дворец господина судовладельца, обнаруживаю двойника Берю, который позже именно им, Толстяком, и оказывается, из плоти и жира.
Следите за мыслью? Хорошо. Если будете следовать за моей мыслью, как за гидом, то всегда выйдете на дорогу моей славы и страшных приключений.
Чтобы поднять моральный дух и провести рекогносцировку местности, я кладу глаз на дочку хозяина дома и играю с ней партию в теннис, но чья-то явно преступная рука посылает нам заминированный мяч, то есть, попросту, ручную гранату в оболочке от мяча, которая чуть не отправляет меня к древним грекам. Но мы с дочкой Окакиса отделываемся несколькими (на двоих) незначительными царапинами, в то время как основную порцию получает усатая знаменитость от живописи, наблюдавшая за нашей игрой.
После этого вполне серьезного покушения мы идем на званый обед, где Берю, исполняющий, в принципе, служебные обязанности, устраивает небольшой дивертисмент, а после еды хозяйка дома приглашает меня к себе в апартаменты. Все, что ли? Кажется, я ничего не забыл. Если и потерял пару деталей по ходу, то нашедшего прошу отложить для меня в сторонку - возьму на обратном пути. А теперь если вы считаете, что в моей книге мало интриги и всяких перипетий, то смотайтесь быстро на базар около мэрии, где всегда можно купить по сходной цене агрегат для электрошока.
Если хотите знать, эти проклятые тайны начинают переливаться через край моего котелка. Я надеялся, что присутствие Берю прояснит ситуацию, ну хоть в малейшей степени. Хотя бы узнаю, почему он вдруг появился на окакисовском острове.
Я обнаруживаю внизу его массивный силуэт, сидящий толстым задом на чуть менее толстом причальном кнехте. Ноги свисают вниз, шляпа сдвинута на глаза. Месье дремлет.
Подкрадываюсь к нему сзади и - классическая шутка - приставляю указательный палец к его спине между лопаток, гаркая:
- Руки вверх!
Он, естественно, бросается вперед.
Но вперед - значит в океан. Друзья, можете себе представить, что происходит: Толстяк летит в воду в прекрасном броске - шлеп! - плашмя всей скульптурой. Огромный столб брызг обдает меня с головы до ног. Я нагибаюсь, предвкушая удовольствие от созерцания результата своей невинной шутки, но вижу лишь страшную борьбу за жизнь - барахтанье и пену. Будто сам Нептун решил выйти из воды на солнышко и погреть кости. Господин Толстяк пропадает с поверхности. Неужели он решил залечь на дно? Собственно, после такого обильного обеда немудрено. Быстро соображаю, что подобный исход был бы вполне естественным!
Сбрасываю пиджак, туфли и изготавливаюсь прыгнуть в воду в элегантном стиле "лас точкой", как вдруг мощная голова Толстяка вновь появляется на поверхности воды. Он, спасая свою единственную жизнь, энергично работает руками. Осознав наконец ситуацию, фыркает и красивым брассом начинает перемещаться в направлении лестницы. Отплевавшись, он приходит в себя полностью и в страшном гневе поносит меня на чем свет стоит.
- Идиот! Кретин! - гудит Толстяк снизу. - Чтоб ты сдох! Недоносок!
- Спокойно, инспектор, не будем оскорблять вышестоящих начальников, будь то даже на чужой территории!
Он показывает рукой на то место, которым оценивает всех вышестоящих. При этом ему приходится перевернуться на спину, и он чуть опять не тонет, несчастный. Меня даже мороз по коже пробирает. Единственное, что успокаивает, - в такой теплой воде он, по крайней мере, не простудится.
- Ладно, прежде чем пойдешь переодеваться, расскажи-ка мне, каким чудесным образом ты очутился здесь, Толстяк?
Он вылезает из воды, снимает пиджак, штаны, ботинки и раскладывает на нагретых солнцем камнях. В майке и трусах мой Геркулес особенно хорош.
- Знаешь, тут целая история, - начинает Берю, продолжая смачно отплевываться. - Черт, какое соленое это чертово море!
- Скоро все изменится, - обещаю я. - Американцы уже вычерпали у себя всю соль и скоро доберутся до Мирового океана. Теперь валяй рассказывай свою историю.
- В общем, так. В один из дней профессор В. Кюветг, которого я имею честь сопровождать, был приглашен на знатную тусовку к Окакису, то есть сюда.
- Поскольку он тут, то верю тебе на слово.
- Не надо иронизировать. Все наши газеты об этом писали. Но вдруг профессору звонят - анонимный звонок, - и человек, не назвавший себя, просит профессора не ездить к Окакису.
- И он не объяснил причины?
- Вначале нет. Профессор, понятное дело, подумал, что его разыгрывает какой-то сумасшедший. Но скоро, когда было объявлено о подготовке приема на острове, человек снова позвонил. На этот раз он сказал: "Если вы поедете на Кокпинок, то обратно не вернетесь". Мы, мол, очень уважаем ваши открытия и вообще вашу деятельность, поэтомуто и предупреждаем. Но не думайте, что мы какие-нибудь шутники. Мы-де вообще шутить не любим. А чтобы доказать, что вы имеете дело с людьми серьезными, завтра вечером пошлем вам маленький сюрприз... Тут профессор наконец сделал в штаны и предупредил полицию. Но мы, сам знаешь, не предохранительные органы, а тем более средства: можем утешить, но защищать - не наше дело.
Выдав такой мощный аргумент, он сплевывает и хмурит брови.
- Что с тобой, Толстяк?
- У меня из котелка не выходит одна мысль, но об этом я тебе скажу позже... Так вот... О чем я говорил? А! Когда профессор пришел к нам со своими опасениями, мы ему сказали: "Не волнуйтесь, в мире полно чокнутых". Но уже на следующий день профессор получает посылку с головой своей секретарши, аккуратно уложенной в корзинке, какие продают на рынках.
- Да ну! - вскрикиваю я.
- Точно, так он и сказал. Его секретарша была вечной старой девой. Жила в одиночестве. Короче, они пришли к ней, отделили голову от туловища и послали профессору В. Кюветту в виде рождественского подарка. Елевый презент, скажи?
- Да уж!
- А на следующий день последний звонок. Голос в трубке сказал: "Мы предупреждали, что не шутим. Доказательство вам преподнесли. Словом, если поедете на Кокпинок, пеняйте на себя". И повесили трубку.
Не правда ли, очень занятную историю поведал мне Его Величество Берюрье? Пролил-таки свет на мою темную голову! Значит, неспроста я ощущал витающую в воздухе опасность. А те из вас, кто сейчас крякают, мол, и сами предвидели, пусть наденут тапочки, на цыпочках пройдут в кухню и сделают себе яйцо всмятку, а я продолжу для тех, у кого вытянулось лицо от удивления... Согласитесь, угрозы людей, звонивших В. Кюветту, не банальный розыгрыш. Они хотели предупредить ученого об опасности и в то же время отрезали голову старушке - вот ведь странный, если не сказать зловещий, менталитет убийцы.
- Берю, - произношу я так тихо и значительно, что Толстяк отрывается от созерцания своего сохнущего в трусах кенгуру, - Берю, мы, кажется, попали в самую гущу событий, о которых и не помышляли.
- Знаешь, я тоже так думаю, - отвечает Толстяк без всякого энтузиазма.
- Ладно, рассказывай дальше.
- Шеф созвал большой совет. Попросил профессора воздержаться от поездки. Но папаша В. Кюветт, ты не представляешь, какой он воли человек! С виду прыщ, но сердце как у тореадора. Представляешь? Заслуживает парень уважения с моей стороны! И не думайте, говорит, не останусь! Все равно туда поеду!
Шеф скрепя сердцем согласился, но при условии присутствия телохранителя.
- В общем, шеф доверил тебе эту миссию? Тут Толстяк как-то меняется и тушуется.
- Да понимаешь... Если честно, он поручил мне найти тебя, поскольку считает, что дело как раз по тебе.
- Ну и что?
От ушей Толстяка начинает валить пар. Он опускает глаза.
- Я позвонил тебе домой. Твоя маман мне сказала, что ты на побережье, и... Я, знаешь, не хотел тебе мешать...
- Ах ты, сукин сын! Она дала тебе мой адрес, но ты сказал шефу, что я уехал неизвестно куда! А шеф страсть не любит, когда его подчиненные исчезают, не предупредив.
- Так и есть. Шефа вызвали на конференцию НАТО на несколько дней. Тогда я сам принял решение поехать сюда и все устроил наилучшим образом... Знаешь, мне хотелось совершить хоть раз в жизни круиз среди королей и миллиардеров! Такое искушение, понимаешь?
Я хмыкаю.
- Мне кажется, тебе придется вложить все свои сбережения в закупку мыла, поскольку шеф намылит тебе шею вместе с головой!
Толстяк вздыхает.
- Я тоже так думаю. А какой он был, когда с тобой разговаривал?
От неожиданности вопроса у меня лезут глаза из орбит.
- Я с ним не разговаривал! Что ты мелешь?
- А как же ты тут очутился?
Теперь я понимаю, почему Берю не удивился, увидев меня во дворце Окакиса. Мой толстопузый сослуживец не утруждал попусту свои разжиженные мозги, а просто решил, что наши службы направили меня сюда для охраны судовладельца.
Придется поставить в известность старшего инспектора о моих амурных отношениях с Глорией.
- Не хочу тебя обижать, - говорит он после некоторой паузы, - но она явно не фонтан, твоя цыпочка. Я о тебе был лучшего мнения, Сан-А.
Мне чихать на его сарказм. Я просто очень рад видеть рядом с собой своего верного помощника. Берю, это же мой лучший друг, - ну как можно на него обижаться? Тем более что сейчас он мне очень нужен!
Я ему рассказываю о своей утренней находке, и он так и ахает. Потом заявляет:
- Кстати, вот что я хотел тебе сказать...
- Ну так говори!
- Только что, когда ты отправил меня искупаться, столкнув с причала, я увидел на дне что-то очень странное.
- В каком смысле странное?
- Похоже на сундуки...
- Сундуки?
- Вроде того. В общем, железные ящики, если тебе так больше нравится. - Он показывает пальцем на воду. - Вон там, прямо у ступеней.
Я опускаюсь на колени и всматриваюсь. Но вода, на первый взгляд такая чистая и прозрачная, с глубиной становится непроницаемой. Похоже, придется опять провести сеанс подводной охоты. Я решаю отложить удовольствие на вечер после визита к очаровательной Экземе.
Каждому удовольствию свое время, правда?
- Послушай-ка, Толстяк, - говорю я, - пойди порыскай по дворцу, понюхай, чем пахнет. Можешь не беспокоиться за своего профессора, гангстерам он не нужен. Изучи поведение гостей, понаблюдай. Если чтонибудь заподозришь, дай мне знать. - Я тыкаю кулаком ему в живот. - Но если ты, несчастный, начнешь снова в своем духе выдрючиваться за едой, будешь иметь дело со мной, понял?
Он склоняет голову в знак согласия, и поскольку на нем нет штанов, а соответственно карманов, то, не имея под рукой носового платка, он энергично сморкается на мраморные плиты, удерживая нос всей пятерней...
Глава 9
Когда женщина сама назначает мне свидание, я, как воспитанный человек, считаю делом чести не опаздывать. Так что с первым выстрелом, означающим открытие охоты на придурковатых голубей, я тихонько крадусь через окакисовский дворец к апартаментам мадам. А что вы хотите? Я взрослый, здоровый, даже вакцинированный, да и не подглядывать иду, а сами знаете куда, и к работе своей отношусь профессионально. И всетаки каждый раз, отправляясь на первое свидание, ощущаю биение сердца и волнение где-то под ребрами. Мужчины, дело известное, растут, стареют, но в душе остаются гимназистами.
Дверь Экземы не заперта. Коротко стучу, только чтобы показать, что я мальчик очень вежливый, и проскальзываю внутрь.
Быстро закрываю за собой дверь и легко, как облако, почти не касаясь пола, вхожу в комнату. Апартаменты Экземы состоят из холла, гостиной, ванной, гардеробной и спальни. Поскольку все двери открыты настежь, я прекрасно ориентируюсь.
Покои мадам служат как бы изящной раковиной для драгоценной жемчужины, коей является сама хозяйка, как осмелились бы написать некоторые из моих собратьев по перу, желающие во что бы то ни стало пролезть в Академию, хоть бы и через черный ход, где разгружают мешки с углем. Стены помещений обтянуты тонкой кожей. Круглая кровать размером с танцевальную площадку подвешена на толстых золотых цепях, спускающихся откуда-то из поднебесья. Красиво, правда? Нравится, да? Конечно, ничего общего с образцами, выставленными в магазине "Национальная кровать". Да и для съемок фильма о жизни кармелиток спальня мадам Окакис вряд ли подойдет.
Как в американском кинематографе тридцатых годов, Экзема сидит перед зеркалами туалетного столика. На ней пеньюар, на котором следует задержать внимание - и неспроста! Он такой прозрачный, что создается впечатление, будто красотка окутана лишь дымом своей сигареты. Рамы зеркал выполнены из массивного золота - даже если бы я забыл вам об этом доложить, вы бы сами меня поправили. Она поворачивается ко мне и награждает взглядом, способным растопить даже обелиск на площади Согласия.
- Как мило с вашей стороны заглянуть ко мне, - шепчет она с придыханием, будто принимает рыцаря, перебившего ради нее всех крыс в подвале замка.
Ее низкий, я бы сказал, глубокий голос проникает не только в уши. Она поднимается, идет к двери и поворачивает ключ. Словом, делает то, на что я бы не осмелился.
- Господин Сан-Антонио, - продолжает Экзема грудным голосом (да еще каким грудным!), - мой муж рассказал мне: вы, оказывается, великий французский полицейский.
Я потупляю глаза и прикидываюсь скромной фиалкой, чтобы потешить ее самолюбие. Возможно, мне даже удастся заставить ее слегка покраснеть. С кротким терпением, как Иоанн Креститель, жду ее последующих шагов.
- Я боюсь, господин Сан-Антонио. Она срывается с места и опускается на свою кровать, похожую на круг сыра из "Книги рекордов Гиннеса". Я не могу оторвать глаз от совершенных линий, просвечивающих через пеньюар. Такие крутые изгибы могли бы вскружить голову альпинистам, лезущим на знаменитую Ланну Пурну, поднявшуюся по социальной лестнице на достойную высоту благодаря расположению в цепи Гималаев.
- Садитесь, я скажу вам все, - опять тихо произносит она.
Я ищу глазами, куда бы сесть, нахожу пуф и иду, чтобы взять его, но Экзема отрицательно качает головой.
- Сядьте сюда, так будет удобнее нам обоим.
"Сюда" - это на кровать. Я располагаю рядом с гостеприимной хозяйкой одну из самых важных частей своего туловища. А за окном перестрелка, хуже Бородина или Вердена. Я, наверное, никогда не пойму, почему господа обожают стрелять во всяких безобидных тварей, хотя на земле полно негодяев!