В крайнем ужасе Гордон ворвался в отель. Искомую жертву ему удалось обнаружить в большом обеденном зале, где она, ослабленная ночью на открытом воздухе, подкрепляла силы завтраком.
Обычный континентальный завтрак состоит из пойла, которое французы — видимо, в насмешку — именуют кофе, трех малюсеньких кусочков масла, булочки в форме булочки и еще одной — в форме подковки. Слаттери внес некоторые вариации собственного изобретения. Он только что прикончил омлет с травами, двойную порцию ветчины с яйцами и маленький бифштекс, а когда в зал ворвался Карлайл, вопросительно поднял на него глаза, пережевывая тост с джемом.
— А-а, — произнес он, проглатывая загруженные припасы, и повернулся к крутившемуся поблизости официанту. — Еще кофе.
Карлайл сверлил человека-питона лихорадочным взглядом, извергнув на него десятки вопросов, но когда Слаттери соизволил наконец заговорить, осушив пятую чашку кофе, не стал отвечать ни на один. Поделился он мечтой, переливчато-опаловым видением, навестившим его на вахте, ночью. Как говорится, облек ее в слова.
— Желаю я одного, — с чувством произнес Суп, — чтобы когда-нибудь, все равно когда, я встретил бы этого сивого субъекта в темном переулке, а поблизости чтоб не было ни одного копа!
Его пробрала дрожь, он вспомнил ночной кошмар.
— Выставить человека на подоконник! — с нарастающей горячностью продолжил он. — Нет, я вас спрашиваю, красиво это? Черт! А я еще вдобавок высоты боюсь, с тех пор как на спор с одной своей подружкой перегнулся через бортик небоскреба и плюнул на Бродвей. Если я оправлюсь от этой ночки к ста годам, так и то, считай, скорее скорого!
— Но как же?…
— Сейчас, сейчас расскажу. Рыскаю я себе по этому Шату, поглядываю туда-сюда, ищу, нет ли чего стянуть, и вдруг вижу эту дверь, за ней кто-то храпит. Поворачиваю я эдак тихонько ручку, а она не заперта. Н-ну, красота! Толкаю дверь… и что б ты думал? Заскрипела, гадюка, прям как тормоза у старой колымаги, и тут этот сивый тип наставляет на меня револьвер и приказывает, чтоб я тихо прикрыл дверь и шагал к окну. Черт меня раздери! Если б я не послушался, считай, мог бы надпись на могильном камне заказывать. Против револьвера не попрешь. А револьвер того и гляди пальнет, стоит чуток дернуться. Ну я и потопал к окошку, и не успел опомниться, как сижу себе на подоконнике, а этот субъект закрывает ставни. Закрыл, лег, захрапел опять, а мне, значит, куковать тут всю ночь. Так, через три тысячи лет начало светать, а еще через пару веков подвалил и ты. Ну, ты ушел, а я вдруг заметил трубу и сполз по ней вниз. И доложу я тебе, — прибавил Слаттери, — врагу того не пожелаю. Даже если б кто из тех жандармов задумал сползать по трубе, я б и то взял его за руку и сказал: «Остановись! Не придется тебе такое по вкусу! Нет, точно не понравится!»
Сердце, более чувствительное, чем у Карлайла, дрогнуло бы от такого повествования. Но он и языком не прицокнул.
— А как же насчет того типа, который выдает себя за виконта?
Суп Слаттери намазал на тост джем и впился в кусок точно всплывшая рыба.
— А, этот? Да с ним полный порядок.
— Как это порядок? Что значит — полный?
— Это мой старый приятель, — объяснил Слаттери. — Мы с ним поболтали немножко, и он мне все объяснил. Ты зря на него подумал. Не за брюликами он охотится. Ему позарез письмо какое-то там. Оно у этой Гедж. Канпреметирующее какое-то.
Сказав, что Карлайл был поражен ужасом при этих словах, мы ничуть не преувеличим. Ему всегда было известно, что у Супа Слаттери, хотя человек он и смелый, мозгов — самый минимум, но даже от него нельзя было ждать, что он проглотит такую явную фальшивку.
— А ты и купился?
— Конечно.
— Нет, ну будь я проклят!
— Я ему поверил. Потому что он мой друг.
Карлайл сглотнул, Слаттери — тоже. Но если Слаттери сглотнул, потому что так быстрее всего выпить шестую чашку кофе, Карлайла сглотнуть заставило крайнее смятение. Он понял, к чему все клонится.
— То есть ты хочешь сказать, что не станешь избивать этого типа?
Расхохотаться иронически, когда у тебя полон рот кофе, непросто, но Слаттери с этим справился.
— Кто, я? Да зачем? Мы ж с ним — вот так! — Он тесно сдвинул два похожих на бананы пальца, демонстрируя всю близость доверия и дружбы, связывавшие его и Пэки. — Не переживай ты из-за него. Он мне все рассказал. Письмо написал какой-то сенатор Опэл, и здорово вляпается, если про него узнают. А его захватила миссис Гедж. Вот за письмом виконт и охотится. Брюлики ему даром не нужны. Нет, правда, ни на что они ему. Сам мне сказал.
Карлайл резко втянул воздух. Сказочка вдруг показалась ему правдоподобной. У этого эксперта по мошенническим аферам выработалось шестое чувство, нюх на обман. Да, история правдивая, и на минутку он забыл свои тревоги. Глаза у него заблестели. Если сенатор Опэл написал настолько опрометчивое письмо, что ему пришлось человека нанимать выкрасть его, то, пожалуй, письмецом этим недурно бы и завладеть!
По каким-то неведомым причинам Карлайл, специалист многогранный, ни разу еще не пускался на эксперименты в шантаже. Не то чтобы у него возникали какие-то возражения нравственного порядка — он мало против чего возражал с точки зрения морали, — а просто шантаж никогда под руку не подворачивался. Но теперь, когда замаячил такой изумительный шанс!
Однако приподнятое его настроение продержалось недолго. Остужая восторг, возникла гнетущая мысль — ему ни за что не уломать Герти! Увидит Пэки здоровым и целехоньким, потребует объяснений и, конечно же, не пожелает верить тому, какое он только и сможет дать.
Карлайл торопливо распрощался с Супом. Взломщик сейфов углядел дыню на боковом столике, и теперь пытался заказать ломтик, а так как официант английским владел слабо, а Суп понятия не имел, как «дыня» по-французски, процесс обещал затянуться надолго. Они накрепко увязли в объяснениях, когда Карлайл покинул зал. Он достаточно насмотрелся на завтракающего друга.
Что теперь скажет Герти, горевал он по пути в шато, когда обнаружит, что он не выполнил своей похвальбы?
Очень скоро Карлайлу представилась возможность выяснить, что она скажет.
Встретив его на подъездной дороге, Герти ничего не Утаила.
— Эй! — едва завидев его, закричала она, и в голосе ее безошибочно слышался упрек. — Что ж это такое, интересно? Обещал, что отдубасишь этого фальшивого виконта ночью, а я только что встретила его — разгуливает себе так важно, и без единой царапинки! Как же это получается?
Карлайл облизнул губы, призывая на помощь всю свою профессиональную выучку. Теперь магическое красноречие требовалось ему больше, чем когда-либо.
— Ты удивишься, когда я тебе все расскажу, — приступил он, в замешательстве слыша, как жалко спотыкается о слова; в наиважнейший момент его жизни красноречие подвело! — Дело, видишь ли, в том, что мы с тобой промахнулись насчет этого типа…
— Как это?
— Видишь ли, охотится он не за брюликами, а за компрометирующим письмом.
— Что!
— Да. Сам мне сказал.
— Когда ж это, интересно?
— Ночью, когда я зашел к нему в спальню и…
— В спальню он зашел! Да ты и близко не подходил! Теперь все-все понятно! Могла б еще и вчера понять — ты блефуешь! Ты перетрусил!
— Даю тебе слово…
— А я-то еще подумала, может, ты все-таки не такой уж врун. Что ж, прощайте, мистер Карлайл!
— Куда это ты?
— Не ваше дело! А если и вправду охота знать, возвращаюсь к мистеру Эгглстону!
Спазм мучительной тревоги пронзил Гордона Карлайла. Прозвучал первый намек, что его и без того сложное ухаживание еще больше осложняется из-за появления соперника.
— Кто это?
— Камердинер сенатора Опэла. Очень мне нравится. Так что, извините, мистер Карлайл, я возвращаюсь к нему.
Герти отправилась своей дорогой, и даже ее черные волосы источали отвращение.
Карлайл застыл на месте. Ревнивая ярость обуяла его. Эгглстон!
При первой же возможности, решил он — единственное вразумительное решение, какое оказался способен выдать его взбаламученный ум, — надо взглянуть на этого Эгглстона. И если при осмотре выяснится, что тот не слишком уж грозный здоровила, он уж знает, как с ним поступить!
Глава XII
День возвращения миссис Гедж в шато, чьей временной арендаторшей и владелицей она была, был так же хорош, как и многие предыдущие.
Лето в Сен-Роке стояло на редкость прекрасное, и если иные из жителей городка и окрестностей, не оценили его в полной мере, вина целиком на них, а не на погоде.
Вовсю сияло солнце, невольно помогая читателям нашей повести произвести тот обзор с высоты птичьего полета, какой мы изредка совершаем, взяв паузу, чтобы ярче высветить наиболее интересных персонажей этих страниц.
Виконта де Блиссака, этого современного отшельника, забившегося в свою обитель, вполне можно пропустить. Нет нужды упоминать и Супа Слаттери, укрывшегося у себя в комнате из-за легкой простуды.
Вовсю сияло солнце, невольно помогая читателям нашей повести произвести тот обзор с высоты птичьего полета, какой мы изредка совершаем, взяв паузу, чтобы ярче высветить наиболее интересных персонажей этих страниц.
Виконта де Блиссака, этого современного отшельника, забившегося в свою обитель, вполне можно пропустить. Нет нужды упоминать и Супа Слаттери, укрывшегося у себя в комнате из-за легкой простуды.
Но передвижения остальной нашей маленькой компании заслуживают краткого упоминания.
На лужайке у озера, среди кустарников, Герти Галошка (она же Мэдвей) таяла от комплиментов Блэра, которые неизменно держались на самом высоком уровне, так как оратор ежесекундно ежился от присутствия своего хозяина — сенатора Амброуза Опэла, прячущегося в кустарнике поблизости и ловящего каждое словечко. Сенатор придерживался твердого убеждения, что под его неусыпным личным надзором подчиненные трудятся куда плодотворнее.
Гордон Карлайл удалился на прогулку по окрестностям — не из-за того, что так уж любил физические упражнения, а в надежде, что усталость тела несколько облегчит страдания души. Душу его снедала бешеная ревность.
Джейн Опэл сидела у себя в комнате, писала письма. Пэки усиленно отговаривал ее от этого занятия, но у нее, как и у всех женщин, наступил момент, когда откладывать корреспонденцию дальше уже некуда.
Так что Пэки побрел на террасу, воспользовавшись одиночеством для выработки плана — как убедить миссис Гедж, когда та приедет, чтобы она освободила венецианскую спальню, уступив ее мистеру Геджу. На этом, четко осознавал Пэки, зиждется весь успех предприятия.
Мисс Путнэм засела в библиотеке, решая кроссворды.
Кухарка возилась на кухне, пекла пирог для своего суженого, симпатичного молодого человека по имени Октав, жандарма из того летучего отряда, который преследовал Супа Слаттери в вечер праздника. Жандарм дожидался в кустах у кухонной двери.
Гедж находился на пристани — пришел встречать жену. А миссис Гедж, стоя на палубе парохода «Антилопа», болтала с пассажиркой, с которой познакомилась в плавании.
Пароход «Антилопа» осторожно скользил, причаливая. Процесс этот, как обычно, сопровождался гудками, криками, звоном колокола, и Геджу, старавшемуся затеряться в маленькой группке на пристани, казалось, что пароход не причалит никогда. Каждая минута, проведенная на открытом пространстве, на виду, вызывала невыносимые муки. Он уже приметил за углом двух жандармов; кто знает, глядишь, еще с десяток таятся в засаде. В любой момент бедняга ждал криков: «Караул! Убийца!» Не успеешь оглянуться, как вся французская жандармерия гурьбой накинется на тебя.
Гедж горестно размышлял о напасти, в которую ввергла его судьба. И за что, спрашивается? Он всего-то опрокинул несколько стаканчиков, как и полагается любому нормальному мужчине, в ком течет красная кровь, по случаю праздника. И что же? Теперь у него на совести убийство и ему приходится скрываться от полиции. Ну почему это приключилось именно с ним? Ведь на празднике была целая толпа гуляк, и все упились не меньше его, но они не набрасывались на виконтов. Этот жуткий поступок судьба приберегла только для него, Веллингтона Геджа, что представлялось ему дискриминацией чистейшей воды, крайне нечестной и несправедливой. Грохот опущенного наконец трапа прозвучал музыкой для его ушей.
Возвратившихся путешественников приветствовали родные и близкие. Вскоре показалась и миссис Гедж, переговариваясь через плечо с девушкой, такой ошеломительно красивой, что Гедж на минутку позабыл обо всех своих неприятностях и машинально поправил галстук. Хотя он и был смиренным мужем, но красивой девушки мимо глаз никогда не пропускал.
Качки за время плавания явно не было. После качки лицо миссис Гедж обычно приобретало зеленоватый оттенок, и передвигалась она едва-едва, на подгибающихся коленках. Сейчас же она находилась в отменной форме, шагала ровно, спокойно, спокойно же поцеловала Геджа и представила его своей спутнице.
— Леди Беатриса Брэкен. Мой муж.
Теперь девушка подошла поближе, и Гедж разглядел, что хотя она и впрямь поразительно красива, но тем не менее не из таких, с кем ему захотелось бы надолго оставаться вдвоем. Было в красавице нечто, от чего мужчине становилось не по себе. В блестящих ее глазах он заметил то же выражение, какое иной раз отмечал у жены, — сулящее неприятности. Если она приехала в Сен-Рок на встречу с представителем его пола, то ему никак не позавидуешь.
— Леди Беатриса была так добра ко мне, Веллингтон. Одолжила свои нюхательные соли. А с ними плавание переносишь совершенно по-другому!
Гедж выдавил какую-то благодарность, кося одним глазом на приблизившегося жандарма, очень зловеще крутившего свои усищи. Противное зрелище отвлекло его внимание, и он пропустил несколько фраз новой знакомой; когда же вынудил себя прислушаться, та говорила что-то про отели.
— Не могли бы вы мне сказать, — спрашивала она, — какие в городе самые крупные отели?
Миссис Гедж ответила, что останавливаются все обычно в отеле «Дез Этранжэ».
— Там очень комфортабельно. Мы сами жили в этом отеле несколько дней, пока для нас готовили шато. На лето мы арендовали здесь шато «Блиссак». Вон тот большой дом на холме принадлежит виконтессе де Блиссак. Не знакомы с ней случайно?
— Нет, но знаю ее сына. Слегка.
— Правда? Как раз сейчас он гостит у нас. Может, придете к нам на ленч завтра? Не сомневаюсь, ему будет очень приятно встретиться с вами опять. Ну что такое, Веллингтон?
Муж ее вдруг охнул, и миссис Гедж кинула на него учительски-порицающий взгляд — поведение его часто вынуждало ее смотреть так.
— Все в порядке, — промямлил Гедж. — Так, судорога.
И замер в ожидании рокового удара. В следующую секунду красавица примет приглашение, на следующий день приедет в шато, а встретив Пэки, конечно же, моментально раскусит, что никакой это не виконт — даже самого поверхностного знакомства с виконтом хватит, чтобы заметить подмену. «О-о, какую паутину мы плетем, — сокрушался Гедж, как задолго до него поэт, — когда впервые в жизни мы солжем!»
Но тут до его ушей донесся музыкальный голос, произносящий слова отказа, то есть дарующий ему жизнь!
— Очень любезно с вашей стороны, но, думаю, я уплыву уже вечерним пароходом обратно в Англию.
— Вы возвращаетесь сегодня вечером? — удивилась миссис Гедж. — Так скоро?
— Да. Я приехала только… В Сен-Роке проводит отпуск один мой приятель… Когда я спрашивала про отели, я хотела выяснить, в каком скорее всего могла бы найти его… Возможно, мы уедем вместе. О, вижу, носильщик уже нашел для меня такси! До свидания. Очень приятно было познакомиться.
— Хотите, мы подвезем вас в отель на нашей машине?
— Нет, благодарю. До свидания.
Миссис Гедж проводила ее недовольным взглядом женщины, с которой не поделились секретами.
— Англичане такие скрытные, — раздраженно заключила она. — Настоящие улитки в раковинах!
Супруги направились к выходу с пристани, причем мистер Гедж слегка напоминал Даниила, попавшего в львиный ров. Правда, пока никакой активности жандармерия не проявляла, но разве можно быть уверенным? Вероятно, просто выжидают благоприятного момента. Успокоился Гедж, только оказавшись в машине, когда шофер нажал на акселератор.
— Да, именно улитки! — откидываясь на подушки, повторила миссис Гедж, повторяя характеристику островной расы. — Только вспомнить, как мы подружились на пароходе! Всякий решил бы, что она поделится со мной всеми своими тайнами.
— Какими?
Машина катилась ровно, и Гедж чуть воспрял духом.
— Я, разумеется, только строю догадки, но, думаю, события развивались так. Леди Беатриса помолвлена с одним американцем по имени Франклин. Да что с тобой сегодня, Веллингтон?
— А что?
— Распыхтелся вовсю!
— Глубокое дыхание, — просипел Гедж. — Очень полезно для здоровья. Франклин, говоришь?
— Да. Про их помолвку было напечатано в газетах. Помню, прочитала, когда сидела в салоне красоты с миссис Уиллоуби Симе. У нее была «Дейли миррор», и она смотрела фотографии…
— Фотографии!
— Фотографии леди Беатрисы…
— И этого Франклина?
— Нет. Только леди Беатрисы. Я, конечно же, заинтересовалась, я ведь его знаю.
— Знаешь?
— Точнее, знаю про него. А мои знакомые в Америке знают его лично.
— А сама ты его встречала? — осведомился Гедж голоском слабеньким, словно предсмертный хрип очень мелкой инфузории.
— Нет, встречать я его не встречала, но наслышана про него много. Все в один голос твердят, что он несколько… хм… шалый. Это тот самый молодой человек, если помнишь, который после окончания колледжа, несколько лет назад, унаследовал кучу денег. Я всегда говорила, что давать деньги мужчинам — грубейшая ошибка!