— Белым?! — изумилась вышивавшая фрейлина.
— Но это же безвкусица! — выдохнула леди Виниен.
— В Токалле так не считают, — заметила я, забавляясь возмущённому шепотку, пробежавшему по гостиной. — Наоборот, её жители весьма косо посмотрят на невесту, надумавшую одеться в розовое или голубое. И предскажут ей недолговечный брак. В их стране белый считается символом чистоты и непорочности. А вот у мунгов, наоборот, белый — цвет смерти, и потому именно белые одежды надевают на похороны.
— Из крайности в крайность, — неодобрительно пробормотала одна из фрейлин. — А как же чёрный?
— Чёрное платье вполне можно надеть в повседневной жизни, например, на светский приём, — сообщила я, с откровенной усмешкой наблюдая за реакцией слушательниц. — Правда, это не мешает чёрному обладать своей символикой. Например, — я выдержала короткую паузу, — чёрный для мунгов — это цвет предательства.
В этот момент мой острый взгляд был предназначен только одной из присутствующих. Впрочем, интересовавшая меня горничная сего факта не заметила. Поскольку её услуги с зеркалом были более не нужны, она принялась протирать пыль на каминной полке. Вот только на последних моих словах тряпка отчего-то выпала у неё из рук и мягко приземлилась на пол. Девушка поспешила присесть на корточки, дабы её поднять. Всё это время горничная продолжала держаться к нам спиной.
Определённо, с этой персоной следует побеседовать.
Именно этим я вечером и занялась. Выяснить, как зовут служанку и где находится её комната, труда не составило. Пробраться в нужное крыло дворца — тоже. Оставалось лишь дождаться, когда Анита Ветт, а именно таково было имя горничной, возвратится к себе.
Я позаботилась о том, чтобы остаться незамеченной. Когда часы пробили девять, топот быстро приближающихся шагов возвестил о появлении интересующего меня объекта. Открылась и закрылась с лёгким поскрипыванием дверь. Я выждала для верности ещё пару минут, а затем, убедившись, что в коридоре никого нет, скользнула в комнату следом за подозреваемой.
Анита стояла ко мне спиной. Она успела повесить на стул передник и теперь снимала косынку, долженствующую придерживать волосы во время работы. Девушка обернулась на скрип и теперь застыла, с изумлением и опаской взирая на незваную гостью. Впрочем, она почти сразу меня узнала, и, кажется, узнавание принесло чувство облегчения.
— Леди? — Анита сделала неловкий реверанс: слишком уж странными показались ей обстоятельства. — Я могу чем-нибудь вам помочь? Должно быть, нужно прибраться в вашей комнате? — попыталась найти наиболее вероятное объяснение моему появлению она.
Объяснение и вправду одно из самых логичных, однако, сказать по правде, даже оно не выдерживало критики. Знатная гостья, которой требуется помощь с уборкой, просто позвонит в предназначенный для этой цели колокольчик На худой конец, выловит в коридоре дворецкого. Но уж никак не станет спускаться на этаж для прислуги и разыскивать горничных, вторгаясь в их комнаты.
— К сожалению, нет, — откликнулась я и в ответ на её недоумение объяснила: — Боюсь, что теперь, Анита, уборку вам предстоит делать разве что в тюремных помещениях.
Девушка испуганно отстранилась, в результате чего натолкнулась на спинку стула. Потревоженный передник сполз на пол.
— Измена карается сурово, — строго сообщила я. — Разве вы этого не знали? Впрочем, я пришла не для того, чтобы читать мораль. Мне нужно задать вам несколько вопросов. О чём вы разговаривали вчера ночью с эркландским подданным? Какое вам было дано поручение?
— Я н-не понимаю, о чём вы говорите, — с дрожью в голосе заявила Анита.
— Ах, не понимаете? — издевательски хмыкнула я.
Разумеется, я представления не имела, верны мои догадки или нет. Вероятность того, что верны, была чуть выше, но ровным счётом никаких гарантий это не давало. Так что я шла ва-банк, решив, что в таком деле лучше ошибиться, чем упустить нечто важное из-за лишних сомнений. Лучше потом принесу свои извинения и сообщу, что произошла ошибка.
Так что теперь я действовала решительно. Извлекла бутылку вина, которую нагло стащила в первом попавшемся зале и до сих пор прятала в складках пышного платья. Не успела горничная удивиться, с какой стати дама из высшего света могла заявиться к ней в комнате с бутылкой (только букета цветов для полноты картины не хватает, право слово!), я с размаху разбила оную о стоявшую справа от двери вешалку для верхней одежды. Анита завизжала, прижав руки к лицу. Я же, не обращая ни малейшего внимания ни на осколки, ни на алые пятна, украсившие, помимо пола и висевшего на вешалке плаща, моё собственное платье, направилась к ней, удерживая наподобие оружия отколовшееся горлышко.
Разумеется, ни малейшей необходимости в подобном использовании бутылки не было. У меня и без того имелась при себе пара кинжалов, да и кое-какие другие предметы первой необходимости (для человека моего рода занятий). Бутылка была задействована исключительно ради психологического эффекта. Вообще-то я терпеть не могу подобную показушность, но что поделать, существуют люди, с которыми именно такие методы срабатывают лучше всего.
Поудобнее перехватив горлышко, я зашагала прямо на Аниту, направляя на неё остриё осколка. Девушка вжалась уже не в стул, а в стену, после чего завизжала. Я своим поведением показала, что сей манёвр меня нисколько не волнует. Не слишком-то и кривила душой. Да, лишние свидетели мне ни к чему, но с другой стороны, если сюда набежит ещё пара служанок, разберусь.
— Вы ещё не надумали ответить на мои вопросы? — вежливо осведомилась я, когда между острым стеклом и девичьим горлом оставалась от силы пара дюймов.
Горничная осторожно кивнула, опасаясь случайно коснуться стекла. Я отвела руку с горлышком.
— Садитесь.
Девушка послушно опустилась, чтобы не сказать упала, на стул. Её лицо раскраснелось от переживаний, на лбу блеснули капельки пота.
— Я не предавала! — умоляюще проговорила она. — Да, я говорила с одним мужчиной, эркландцем, во время бала. Он сам подошёл ко мне в коридоре. Сказал, что представляет лорда Фернана Ромеро, что у него ко мне важная просьба.
Я слушала со всем возможным вниманием и не прерывала Аниту наводящими вопросами (а уж тем более едкими комментариями), боясь спугнуть и в итоге заставить снова замолчать.
— Он сказал, что его господин, лорд Ромеро, влюблён в принцессу Лемму. — Анита приступила к объяснениям без дополнительных просьб с моей стороны. — Но… многие дворяне против этого брака. И ему даже не позволили с ней объясниться. А он очень хотел бы это сделать. Ну, вот меня и попросили провести его к её высочеству завтра вечером, так, чтобы об этом никто не узнал. Чтобы он смог рассказать ей о своих чувствах. А дальше, как она решит, так и будет. Только и всего! — Она умоляюще уставилась на меня. — Я не предавала! — вновь воскликнула Анита, уже смелее жестикулируя, поскольку горлышко злосчастной бутылки давно спряталось в складках моей юбки. — Да, я согласилась, я даже взяла аванс — мне очень нужны деньги! — но я же не сделала ничего дурного! Принцесса Лемма — она… — Анита облизнула губы, взволнованно прикидывая, как правильно охарактеризовать некоторые черты принцессы, одновременно ни в коем случае её не задев. — У неё обо всём бывает своё мнение, и оно не всегда совпадает с мнением окружающих… и старших. А ведь речь идёт о её собственной свадьбе! Ну, возможной свадьбе. Вот я и подумала: пусть поговорят, почему бы и нет?
— А вам не пришло в голову, что лорд Ромеро может причинить принцессе вред в случае такого разговора? — не удержалась от колкости я.
— Здесь, во дворце? — с откровенным скептицизмом спросила Анита. — Если бы я должна была привести Лемму к Ромеро или в какое-нибудь пустынное место, тогда возможно. И я ни за что бы на это не согласилась. Речь идёт о нашем дворце. Стоит принцессе закричать, и набегут люди. Да и я собиралась потихоньку удостовериться, что всё пройдёт пристойно, честное слово! Мне ведь принцесса небезразлична.
Я поджала губы и поднесла к ним указательный палец. Иногда замечаю за собой подобное, когда задумаюсь. Горничная, конечно, могла безбожно лгать, но чутьё подсказывало: в данном случае она говорит правду. Девочка молодая и наивная, на чём эркландцы, собственно, и сыграли. Но вот другой вопрос: к чему на самом деле стремится Ромеро? Признаться, тут я тоже склонялась к тому, что сказанное по большей части соответствует действительности. Получив отказ от Анри, Ромеро решил пойти иным путём, а именно — действовать через принцессу. Учитывая упрямство девушки и возрастное чувство протеста, существовал неплохой шанс, что она из принципа пойдёт против воли отца. Который, к слову сказать, наверняка даже не упомянул при ней о предложении, сделанном эркландским лордом. И уж тем более не спросил её точку зрения на этот счёт. Если хотите знать моё мнение, то это ошибка, но, впрочем, в политике я понимаю куда больше, нежели в воспитании детей.
Одним словом, вероятнее всего, Ромеро и вправду решил первым делом просто побеседовать с Леммой, постараться её очаровать, впечатлить, а заодно сыграть на непростых отношениях с отцом. И что самое забавное (а точнее — тревожащее), шансы на этом поприще у него есть. Единственное, в чём я всерьёз сомневалась, — это что он отступится от своего в случае отказа Леммы. Я опасалась, что при этом варианте он перейдёт к иным мерам. Однако даже тут Анита права: сейчас, во дворце, он вряд ли позволит себе лишнее. Слишком опасно, чревато самыми неприятными для него последствиями.
— Расскажите подробнее, что именно от вас требуется, — предложила я.
Анита, уловив по моему тону, что я уже не пылаю праведным гневом, немного расслабилась.
— Просто встретить лорда Ромеро во дворе (через ворота он должен пройти сам, уж не знаю как) и провести его в покои её высочества. Так, чтобы никто его не заметил — ну, по крайней мере, не обратил внимания. А потом, когда они поговорят, вывести обратно. Вот и всё.
— Когда?
Мой голос прозвучал так резко, а взгляд был столь цепким, что Анита, кажется, снова слегка струхнула. Подобной цели я не преследовала, но незапланированный эффект поспособствовал быстрому ответу:
— Завтра ровно в десять часов вечера.
Десять вечера? Ну что ж. Весьма разумный выбор времени. По дворцовым меркам десять — это ещё не слишком поздно. Большинство аристократов как раз успевают разойтись по личным покоям, но ещё не укладываются спать, посвящая с полчаса обычным вечерним занятиям.
Я в задумчивости сложила губы трубочкой. Затем покивала собственным мыслям и проговорила:
— Значит, так, Анита. Если вы хотите, чтобы этот проступок не привёл вас за решётку, послушайте, что вы должны сделать.
Служанка вся обратилась в слух, взволнованно сцепив пальцы.
— Вы должны как-то подтвердить своё согласие? — спросила я.
— Нет, — девушка опустила глаза, — я уже согласилась.
— Хорошо. Значит, завтра в десять часов вы будете, как и назначено, поджидать лорда Ромеро. Когда он появится, вы проведёте его в покои принцессы Леммы и постараетесь сделать так, чтобы этого никто не заметил. Вот, собственно, и всё.
— Как?! — Горничная вытаращилась на меня во все глаза.
— Именно так, — бесстрастно откликнулась я. — Вы сделаете ровно то, о чём вас попросили. Я внесу лишь одно маленькое дополнение. Вы не должны ни словом, ни знаком дать лорду понять о нашем сегодняшнем разговоре.
Горничная медленно кивнула.
Отыскать во дворце принцессу было, разумеется, значительно проще, чем горничную. Так что в этом отношении сложностей не возникло. Конечно, Лемма, как и обычно, была окружена фрейлинами, но мне удалось решить эту проблему. Достаточно оказалось, понизив голос, обратиться с просьбой:
— Ваше высочество, не могли бы мы переговорить с вами наедине? Речь идёт всего о двух минутах. Дело в том, что совсем недавно я прочитала одну книгу, и мне кажется, что вам это было бы интересно. Но… — я покосилась на пытавшихся прислушиваться фрейлин, — …мне кажется, дамы могут не одобрить эту тему.
В общем-то после такого обращения интерес принцессы и, следовательно, её согласие были гарантированы. Хотя я ни капли не приврала касательно фрейлин. Да и книгу пролистать тоже пришлось, чтобы хоть немного разобраться в вопросе.
— О чём же идёт речь? — осведомилась Лемма после того, как мы отдалились от остальных дам на добрый десяток шагов.
Фрейлины кидали на меня чрезвычайно неодобрительные и ревнивые взгляды, но перечить принцессе всё же не решились.
— Ваше высочество, — я понизила голос до заговорщического шёпота, несмотря на то что в этом уже не было необходимости, — как вы относитесь к тому, чтобы провести ритуал призыва Орэнда?
— Призыва Орэнда? — Глаза Леммы вспыхнули огнём предвкушения. — Об этом была книга, которую вы прочитали?
— Да. — Я кивнула с видом ребёнка, который понимает, что нашкодил, но вместо вины испытывает от этого чувство запретного восторга. — Там всё описано в подробностях. Хотите попробуем?
— Всё это, конечно же, ерунда, — рассудительно заявила Лемма. И тут же радостно подытожила: — Ну конечно, хочу! А где? Для этого нужно особое место?
— Нет. Подойдёт любая комната. С условием, что она будет достаточно просторна. Мы можем сделать это в ваших покоях завтра вечером, около девяти, если к этому времени дамы уже разойдутся. Как вы полагаете?
— Давайте!
Наследница престола согласилась на проведение совершенно незаконного ритуала, не скрывая собственного ажиотажа. Думаю, напомни ей сейчас кто-нибудь об этой самой незаконности — и он был бы послан по не самому перспективному адресу (или, напротив, перспективному, уж это как посмотреть). Всё это при том, что к культу опального божества она, понятное дело, не имела ни малейшего отношения.
— В таком случае, я приду во дворец завтра к девяти часам?
Лемма наморщила носик:
— Стоит ли беспокоиться, ездить туда-сюда? Вы вполне можете провести эту ночь во дворце — или несколько ночей, если захотите. Я распоряжусь, чтобы вас обеспечили всем необходимым.
— Благодарю вас, ваше высочество! Вы невероятно добры. — Я присела в глубоком реверансе.
Хоть я и не планировала изначально такого поворота, ужасно захотелось прогуляться сейчас мимо комнат Нарцисса, а то и самого Эстли, эдак небрежно обронив при встрече что-нибудь вроде «Ах, милорд! Оказывается, наши покои расположены на одном этаже!». Впрочем, ради сиюминутного удовлетворения не следует рисковать успехом задания, пусть даже минимально. Поэтому, дождавшись, пока меня препоручат заботам горничной, я отправилась следом за ней в свою временную спальню. Предстояло ещё подготовиться к завтрашнему ритуалу.
— Ну… Вот как-то так, — неуверенно проговорила я, отходя на шаг, дабы оглядеть сомнительные плоды собственных трудов.
Принцесса тоже внимательно оглядывала пентаграмму, начертанную мною на полу гостиной, между ширмой и канапе. Во взгляде её высочества сомнений было не меньше, чем в моём. Но что тут попишешь? Я могу без особого труда пройти по узкому карнизу, ни разу всерьёз не качнувшись в сторону. Могу метнуть кинжал — и попасть точнехонько в цель. А вот нарисовать прямую линию мне, увы, отчего-то не дано. Мои «прямые» так и норовят по ходу дела искривиться, а то и вовсе превратиться в линии волнистые. Поэтому и пентаграмма сейчас больше напоминала большую ромашку, гадание на которой гарантировало оптимистичный итог (поскольку лепестков, по понятным причинам, имелось ровно пять). Ну, хоть что-то хорошее, и то хлеб. Впрочем, было в моём рисунке и ещё одно преимущество: даже если совершенно случайно мы с её высочеством что-то сделаем правильно, ни одно уважающее себя божество до подобных художеств не снизойдёт.
Я вздохнула и на сей раз нарочито уверенно произнесла:
— Да. Так.
Принцесса покосилась на меня несколько недоверчиво, но озвучивать свои сомнения не стала. А я поспешила продолжить:
— Теперь надо расставить свечи.
Я подхватила подсвечник и двинулась к первому углу. Лемма стояла чуть в стороне, наблюдая за приготовлениями.
— Та-а-ак…
Я глянула на часы, невозмутимо раскачивавшийся маятник которых привносил ощущение хоть какого-то порядка в устроенный посреди гостиной хаос. До десяти время ещё оставалось.
— Ну что ж, — я округлила глаза и заговорила страшным шёпотом: — Теперь нам надо принести Орэнду жертву!
— Надеюсь, не человеческую? — поинтересовалась принцесса.
Правильно так поинтересовалась. По тону было совершенно очевидно: если я скажу «человеческую», она не испугается и тем более не согласится, а просто предложит мне незамедлительно посетить лазарет для душевнобольных. Вот зря король переживает, честное слово! Его преемница — совершенно разумная девушка, а то, что любит пощекотать себе и другим нервы, — ну так кто этого не любит в известном возрасте?
— Нет, — честно призналась я. И, вновь перейдя на страшный шёпот, постаралась реабилитироваться: — Это — туша невинно убиенного животного.
С этими словами я взяла в руки один из припасённых заранее мешков. Лемма впилась взглядом в мой трофей, пытаясь разгадать, что же лежит там внутри. Мешок вызывал в ней ощущение жути и одновременно возбуждения, гремучая смесь, ради которой, собственно, и затеиваются мероприятия, подобные сегодняшнему.
— Где же вы его раздобыли? — Лемма тоже перешла на шёпот, только благоговейный.
— Э-э-э… Позвольте мне об этом умолчать, ваше высочество.
Умалчивать было о чём. Всё дело в том, что свой трофей я раздобыла на королевской кухне. Нет, вообще-то изначально я планировала достать какую-нибудь тушу в погребе. Но попасть туда незаметно оказалось практически невозможным для постороннего. И я решила, что рисковать разоблачением ради такой мелочи не стоит. Поэтому отправилась за трофеем на кухню. Я рассчитывала отыскать там тушу, заранее принесённую из погреба и оставленную до завтрашнего дня, но увы. Местные кухарки оказались женщинами обстоятельными. Поэтому единственное, что я смогла обнаружить, — это курица, уже ощипанная, щедро залитая маринадом и даже фаршированная яблоками. Вот она-то и лежала сейчас в мешке.