— Ты сказала, это похоже на Крым, — подсказал Марк.
Анна натянуто улыбнулась:
— Мне показалось… К тому же Крым — полуостров, а тут — остров.
Хьюг развернулся к ней всем своим мощным корпусом скандинавского викинга:
— Крым — это в России? Да?
— Теперь это часть Украины, — принужденно сказала Анна. — То есть раньше это была Россия, но Хрущев подарил этот полуостров Украине. Тогда, при нем, это не имело значения, все равно все было в СССР — и Украина, и все. Зато теперь…
— В Крыму Сталин встречался с Рузвельтом и Черчиллем, — продемонстрировал Марк свою эрудицию. — А вообще Крым для России завоевала Екатерина Вторая. Правильно, Аня? Я помню по учебнику русской истории. А до этого там жили кто угодно — греки, татары, турки…
— И амазонки, — насмешливо сказал доктор, взяв Лану Стролл за руку и слушая ее пульс.
— Нет, — возразила Анна. — Амазонок в России не было. И вообще я сказала, что это только похоже на Крым…
— Мы высадились на берегу Меотийского озера, — вдруг не своим, а сухим, хриплым голосом произнесла Лана Стролл, не открывая глаз. — Точнее, у Кремен. Тогда там жили свободные скифы…
Роберт, Марк и Анна изумленно застыли, не веря своим ушам. Голос, которым вещала спящая Лана, был женский, но это не был ее знаменитый, мягкий и известный всей Америке голос, а странный, гортанный и с нотками какого-то восточного акцента.
Врач, держа ее за руку, тоже замер с видом человека, подстерегшего уникальную добычу.
— Продолжай, мы слушаем, — сказал он ей вкрадчиво, как говорят только врачи.
— Нас было сорок шесть, — хрипло продолжала Лана. Ее лицо как-то странно ожесточилось, огрубело, тело вытянулось и выпрямилось, а левая грудь холмом округлилась под простыней. — Остальные погибли во время шторма. Потому что греки, которые захватили нас в устье Фермодонт, держали нас в трюмах, связанными, и не давали нам никакой еды. Но мои подруги зубами перегрызли веревку у меня на руках, мы освободились и захватили судно. Греков мы выбросили за борт. Мы хотели плыть обратно, домой, но начался шторм, и ветер носил нас по морю. Так было много дней — не знаю сколько, ведь солнца не было, и шел страшный дождь. По воле богов мы не перевернулись. Но я все время держала курс в одну сторону, потому что слышала сердцем тот маяк, который слышу в себе и сейчас. И наконец мы прошли через узкий пролив и оказались спасены. Потому что из бурного моря попали в тихое озеро и увидели берег. Мы не знали, что это Крым…
Лана опять замолкла.
— Ты устала? — спросил ее врач.
— Да, очень. И я хочу пить.
Роберт, Марк и Анна оглянулись в поисках воды.
— Сейчас я принесу. — Роберт направился к двери.
— Подождите! — сказал врач. — Если дать ей пить, она проснется.
— Я устала. Я хочу пить, — повторила Лана.
Роберт решительно вышел из палаты.
— О’кей, — сказал Лане врач. — Расслабься. Отдыхай.
Лицо Ланы стало расслабляться и приобретать свой привычный абрис телезвезды.
— Док, — сказала она вдруг тихо и своим собственным голосом. — Он здесь? Мне кажется, я слышала его голос.
Врач заговорщически улыбнулся Марку и Анне и спросил у спящей Ланы невинным тоном:
— Чей голос, Лана?
— Хьюга, агента ФБР.
— Да, он здесь. Но он ушел принести тебе пить. А как ты узнала его голос?
— Не строй из себя дурака, док. — Лана улыбнулась во сне своей знаменитой улыбкой телемадонны. — Я тебе на каждом сеансе говорю, что влюбилась в него по уши. Еще там, в Катскильских горах…
Дверь открылась, Роберт Хьюг вошел с бутылкой кока-колы и керамической кружкой «I love N.Y.». И с недоумением посмотрел на воззрившихся на него Марка и Анну. Потом осмотрел себя и спросил у Марка:
— Что-то не так?
— О’кей, Лана, на счете «три» ты просыпаешься! — деловито сказал Лане врач и скомандовал: — Раз! Два! Три! Ты проснулась!
Лана открыла глаза.
Прямо перед ней стоял Хьюг все с тем же недоумением на крупном лице скандинава.
Лана зарделась, как влюбленная шестиклассница, даже уши у нее заалели.
— Док, — произнесла она слабым тоном. — Развяжите меня. Пожалуйста!
— А ты будешь себя хорошо вести?
— Буду.
— Ты не будешь кусаться, драться, ломать мебель и поднимать новое восстание?
— Не буду.
— Обещаешь?
— Клянусь.
Доктор вопросительно глянул на Хьюга. Тот кивнул. Доктор отстегнул широкие кожаные ремни, которыми Лана была привязана к кровати. Роберт налил ей кока-колу в кружку «I love N.Y.». Лана села и спросила у Анны:
— Я выгляжу ужасно, да?
— Вы выглядите отлично, — ответила та.
— Тут нет ни одного зеркала, это античеловечно! — жеманно сказала Лана и взяла кружку из рук Роберта. По ее прекрасному лицу еще блуждали остатки сна. Но по мере того как она пила коку — большими, емкими глотками, — заспанность стала исчезать с ее щек, плечи развернулись, фигура вновь ожесточилась, и вдруг она резким жестом, наотмашь, как булавой, саданула врача этой кружкой по лицу с такой силой, что тот опрокинулся на пол, обливаясь кровью. А Лана рывком вскочила с кровати, в два прыжка оказалась у окна, схватила стоявшее под окном кресло и с такой нечеловеческой силой грохнула этим креслом по окну, что оно разлетелось вдребезги.
Анна испуганно выскочила из палаты, а Марк и Роберт бросились к Лане, но она, стоя на подоконнике, пяткой лягнула Марка так, что он отлетел к противоположной стене, и тут же замахнулась на Роберта поломанным креслом. Этот удар мог проломить Роберту череп, но Лана вдруг встретилась взглядом с глазами Роберта, и… ее рука замерла, зависла, плечи обмякли, и лицо вновь стало принимать свое женское выражение. Выронив кресло, она упала Роберту в руки.
— Укол! Снотворное! — жалобно попросила она. — Боже, со мной что-то ужасное… Я не могу с этим справиться… Господи, пусть мне сделают укол, или я убью себя, вас…
Анна вбежала в палату с санитарами, медсестрой и коробкой со шприцами. Санитары, дюжие, как самбисты, метнулись к Лане, но Роберт заслонил ее своим телом.
— Нет! Стоп!
— Укол! Укол! — Лана сама протянула медсестре свой локоть.
Медсестра профессионально резким ударом всадила иглу. Через минуту, засыпая на койке, Лана тихо сказала:
— Роберт, я не знаю, что со мной. Я схожу с ума. Но я хочу, чтоб ты знал: я нормальная женщина. Пока еще… Помоги мне, пожалуйста!..
По ее лицу было видно, что, произнеся последний звук, она провалилась в сон.
16
Начальнику Федерального управления
силовыми ведомствами
при Администрации Президента РФ
генерал-майору ПАШУТИНУ А.Б.
ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА
Выполняя Ваше указание по срочному выявлению бывших сотрудников Лаборатории экспериментальной биоэнергетики (ЛАЭКБИ), Следственное управление ФСБ установило:
1. ШВАРЦ Илья Исаакович, руководитель лаборатории, 1935 года рождения, доктор биологических наук, проживавший по улице М. Пироговской, 8, кв. 16, погиб 21 августа 1991 года на Московской окружной дороге в результате столкновения его «Жигулей» с грузовиком «ЗИЛ-130». Водитель грузовика скрылся с места происшествия, следственными органами его личность не установлена.
2. АКОПЯН Ашот Суренович, зам. руководителя лаборатории, 1940 года рождения, доктор биологических наук, проживавший по улице Красного Маяка, 7, кв. 34, погиб 22 августа 1991 года в результате автодорожного происшествия на Моховой улице. Обстоятельства происшествия выясняются, дело Акопяна затребовано мною из ГАИ.
3. ШАЕВИЧ Аркадий Ефимович, старший научный сотрудник, 1955 года рождения, доктор химических наук, проживавший по улице Академика Несмеянова, 230, кв. 117, в ночь на 22 августа 1991 года покончил жизнь самоубийством, прыгнув с балкона своей квартиры на 11-м этаже.
4. БЕШМЕТОВА Зара Селимовна, младший научный сотрудник, 1938 года рождения, проживавшая в Мытищах Московской области, улица Гайдара, 2, кв. 49, по словам ее соседей, исчезла 16 августа 1991 года. Место пребывания неизвестно, квартира явочным порядком занята соседями.
5. ЖУРАВИН Станислав Анатольевич, лаборант, 1967 года рождения, проживавший по адресу улица Веснина, 26, кв. 12, пропал без вести 23 августа 1991 года, числится во всероссийском розыске по заявлению матери.
6. ФЕТИСОВА Алла Борисовна, лаборантка, 1960 года рождения, кандидат биологических наук, проживавшая по улице Первомайская, 6, кв. 17, скончалась при родах 1 сентября 1991 года.
Других сведений о Лаборатории экспериментальной биоэнергетики в архиве бывшего КГБ, а ныне ФСБ не имеется. Поскольку гибель и исчезновение всех вышеперечисленных лиц не может быть случайностью, считаю необходимым создать при Следственном управлении ФСБ оперативную бригаду для расследования этого дела.
Яшин и дочь президента дважды прочли этот рапорт. Убрать все руководство лаборатории Шварца — на такое могла решиться только очень серьезная организация! Русская или американская. У Яшина отяжелело дыхание и первым импульсом было желание вызвать начальника ФСБ и вытрясти из него душу за исчезновение документов по ЛАЭКБИ. Но он сдержал себя. Во-первых, этих документов могло в архиве и не быть изначально, последний хозяин КГБ был мастером прятать концы в воду. Во-вторых, у тех, кто ликвидировал Шварца и его сотрудников, было шесть лет на то, чтобы тихо изъять всю нужную им документацию. Еще и два года назад любой сотрудник архива ФСБ/КГБ мог за сотню долларов вынести оттуда даже ящик с документами!
Яшин поднял глаза на Пашутина.
— Я уже дал команду создать эту бригаду! — поспешно сказал Пашутин.
Яшин, не мигая, смотрел на него. Они были из разных поколений, но Яшин знал послужной список Пашутина. До 1991 года Пашутин занимался координацией работы КГБ с Главным разведуправлением Министерства обороны, а в 1991-м, когда разваливался КГБ, сумел пересесть с гэбэшного шестка на должность начальника Московской пожарной охраны и так бы и гнил на этой должности до конца своих дней, если бы не октябрьские события 1993-го. В ночь, когда рать Руцкого — Ампилова штурмовала Московскую мэрию и Останкинский телецентр, когда разбежалась московская милиция, а единственная «верная» президенту дивизия Министерства обороны почему-то заблудилась на подступах к Москве, — именно в этот момент Пашутин привел к Кремлю восемнадцать пожарных машин и поставил их у Спасской, Боровицкой и Кутафьей башен. Конечно, с военной точки зрения они не представляли никакой силы, но президент оценил этот «подвиг Матросова», и сразу после ареста Руцкого, Хасбулатова, Баранникова и Ко Пашутин был произведен в генералы, а пять месяцев назад, при очередной перетасовке кремлевской колоды, назначен куратором силовых структур. Но способный, возможно, и вправду закрыть своей грудью амбразуру, Пашутин, по сути, так и остался пожарником.
— И с начальником архива ФСБ вы уже говорили?
— Конечно! — заверил Пашутин Яшина и дочь президента. — Но он ничего не знает, он даже не слышал про эту лабораторию.
Яшин пожевал губами и тут же поймал себя на этом жесте — черт возьми, он так сжился с хозяином, что копирует его манеры! В принципе этот Пашутин не такой уж и олух, если решил сразу сгрести всех, кто имел отношение к «Кедру-1».
— Так! — сказал наконец Яшин, решив взять игру в свои руки. — Когда вы получили первые сведения об этой лаборатории? И от кого?
— Первой пришла пленка с лекцией Шварца, — сказал Пашутин. — Позавчера.
— Как пришла? Ногами?
— Аня, моя племянница, передала из Нью-Йорка со стюардессой «Аэрофлота», а мой адъютант встретил ее в аэропорту. Я посмотрел пленку и позвонил ей, говорю: что ты мне прислала? И тогда она передала мне эти фотографии. Тоже со стюардессой.
— А как ваша Аня получила эти фото? — спросила дочь президента. — И пленку с лекцией Шварца? Какое она имеет к ним отношение?
— Она что, спала с этим Шварцем? — уточнил Яшин.
— Да вы что! — возмутился Пашутин. — В 91-м ей было девятнадцать лет, она заочно училась в инязе и работала в «Аэрофлоте».
— Это вы ее туда пристроили?
— Ну, я, — признался Пашутин и объяснил: — У меня нет детей. Она мне как дочь.
— Хорошо, ладно, — отмахнулся Яшин. — Но откуда у нее пленка с лекцией Шварца?
Пашутин пожал плечами:
— Не знаю. Я думаю…
— Что?
— Она… — Пашутин замялся и выговорил через силу: — Она по первому мужу Журавина. Вот. — Он показал пальцем в пятый параграф списка. И тут же добавил: — Но она развелась с ним еще до путча, они вообще прожили меньше года…
Яшин посмотрел на дочь президента. Не нужно было быть ни Пуаро, ни Мегрэ, чтобы связать тут концы с концами. Только два человека из бывших сотрудников ЛАЭКБИ могли на сегодня оставаться в живых — этот Станислав Журавин и какая-то Бешметова. И именно жена Журавина, находясь в Нью-Йорке, первой связала тамошние ожоги с лабораторией Шварца.
Яшин посмотрел на часы. Было 14.22 по Москве или 06.22 по нью-йоркски.
— Будите свою племянницу, — сказала Пашутину дочь президента.
— Вы думаете, ей что-то грозит?
— Будите, ё-моё! — вдруг рявкнул Яшин. И тут же понизил тон: — Говорите ее номер!
Пашутин прочел со своего настольного календаря:
— 1-212-665-12-87…
— Не так быстро! — Яшин набрал на его селекторе код США и нью-йоркский номер. В ожидании ответа с иронией сказал Пашутину: — И вы обсуждали с ней все это по телефону? Вы не знаете, что все телефоны прозрачные?
— Конечно, знаю, — разозлился Пашутин. — Но я с ней ничего не обсуждал. Я даже не сказал ей, что послал к ней нашу бригаду.
— Какую бригаду? Зачем? — спросила дочь президента.
— Ну как же! Ваш отец разрешил провести там операцию. Чтобы американцы не узнали о «Кедре». И люди из ГРУ уже в полете…
— Алло! — вдруг сказал в трубку Яшин и включил динамик. — Алло! Можно Анну?
— Ее нет. А кто спрашивает? — ответил ему настороженный мужской голос.
— Это из Москвы. С кем я говорю?
— Это… это ее сотрудник… — ответил голос с заминкой.
— Сотрудник в 6.20 утра? — усмехнулся Яшин. — И что вы — спите с ее телефоном?
— Я… я дежурю…
— А где Анна? Что с ней?
— Это… дядя Саша? — настороженно спросил голос.
— Почти. Он тут рядом со мной, я его начальник.
— Начальник? — изумился голос на том конце. — Вы — президент?!
— Нет, я не президент, я его помощник. Так что с Анной? Она жива?
Пауза. На том конце провода — ни звука.
— Алло! — нетерпеливо сказал Яшин. — Говорите!
— Кажется, я понимаю, кто вы… — сказали из Нью-Йорка.
— Вот и хорошо. А я знаю, кто вы, — сказал Яшин. — Вы понимаете, что вы в опасности?
— Да. Но это не телефонный разговор, — поспешно ответил голос.
— А какой?
— Только личный.
— Где вы хотите разговаривать?
— Здесь, в Нью-Йорке.
— А в другом месте? В Москве?
— Отпадает! Вы сами знаете: там слишком легко попасть под грузовик.
— Мы гарантируем вашу безопасность.
— Нет.
— Но вы же понимаете, что ни я, ни ваш «дядя Саша» не можем прилететь в Штаты.
— А я и не стал бы с вами разговаривать.
— Так. А с кем?
— Только с президентом. Или с его дочкой.
— Ну-ну… По-вашему, они сейчас сядут в самолет и полетят к вам? — Яшин с усмешкой глянул на дочь президента и спросил у своего заморского собеседника: — Как вы себе это представляете?
— Я могу встретиться с ней в Европе. В любом месте.
Дочь президента отрицательно покачала головой.
— Отпадает! — сказал в телефон Яшин.
— Ну, тогда… Тогда с Вернохлебовым! — сказал голос из Нью-Йорка.
— С кем? С кем? — изумился Яшин.
— Завтра тут открывается сессия ООН. Я прочел в газетах, что на ней будут Примаков и Вернохлебов. С ними я могу встретиться, — повторил нью-йоркский голос.
— Почему с ними? Вы знакомы?
— Я же сказал: все подробности — не для телефона. Я могу встретить Примакова или Вернохлебова завтра в шесть утра на рыбном рынке.
— Где? — удивленно переспросил Яшин.
— На рыбном рынке, в шесть утра. И еще: дядя Саша, вы меня слышите?
— Слышу, — отозвался Пашутин.
— Кто бы из них ни пришел, дайте ему шумовую авторучку. Вы знаете, что я имею в виду, да?
— Знаю, — сказал Пашутин. — Стасик, последний вопрос! Где Зара Бешметова?
— Все, гуд бай! — отрезал голос из Нью-Йорка. И в трубке прозвучали гудки отбоя.
17
Конечно, они вели себя бесцеремонно. То есть, может быть, при иных обстоятельствах они сначала провели бы скрытое наблюдение за сотрудниками журнала «Нью-Йорк, Нью-Йорк», выяснили бы их биографии, хобби и тайные пороки, установили круг знакомств и прочее и прочее — в полном соответствии с классическими правилами уголовного расследования. Но у Джеймса Фаррона не было на это времени: последняя ночь, помимо бунта в «Покано-Форест дрим-отель», принесла еще 93 «космических ожога» и шесть нападений «новых амазонок» на мужчин в барах Нижнего Манхэттена. Рапорт городской полиции в ФБР, не будь он подписан лично комиссаром полиции Марвином Ревиком, выглядел сочинением в духе дешевых таблоидов:
«Согласно показаниям потерпевших, сегодня, в 0.15 утра, в бар „Яблоко Евы“, 32, Варрак-стрит, вошли три одногрудые женщины не старше тридцати пяти лет. Они были одеты в черные кожаные брюки и куртки с белыми круглыми наклейками на месте отсутствующей правой груди. Сев за стойку бара, они заказали „дабл водку стрэйт“ — двойную водку без льда и, услышав одобрительное замечание соседа, выбросили его из бара, а хозяину бара заявили, что, если он посмеет вызвать полицию, они оторвут ему яйца…