"В науке нет широкой прямой дороги, и только тот сумеет достичь ее сияющих вершин, кто, не боясь трудностей, карабкается по ее каменистым тропам".
Юрка прочитал эту выдержку медленно и выразительно. Потом сказал:
- Не так просто научиться читать чертежи или разбираться в схемах. Еще более сложно - конструировать самому. Так что легких путей здесь не ищите. Тот, кто пожелает открыть двери нашего Клуба, должен будет сперва написать сочинение, в котором нужно ответить на вопрос: "Почему я хочу записаться в Клуб юных изобретателей?"
- А, это можно!
- Хоть завтра!
- А где писать: здесь или дома? - послышались голоса.
- Конечно, дома. Попытайтесь рассказать, как вы представляете себе завтрашний день нашей техники. Кем бы вы хотели стать?
- И про кибернетику можно?
- И про счетную машину?
- А что, если про объемное кино?..
Венька прислушивался к вопросам ребят и чувствовал какую-то растерянность. Определенного мнения относительно сочинения у него не было. Он никогда не ставил перед собой такую цель - стать изобретателем.
- Подождите, друзья, не все сразу, - вдруг сказал Агей Михайлович. - А знаете, кто у нас будет главным консультантом? Наш добрый знакомый, наш друг из Академии наук...
- Вадим Иванович?.. Руденок?..
- Он, - улыбнулся учитель.
Веньку словно обухом по голове ударили. Казалось, он не слышал ни возбужденного говора, ни аплодисментов, взорвавших комнату. Венька в одно мгновение сник, подумал, что в таком случае сюда он больше не ходок.
- Когда Вадим Иванович придет? - нетерпеливо допытывались у Агея Михайловича. - Когда мы начнем занятия?
Учитель отвечал, что-то объяснял, но Веньке все это было безразлично. Он чувствовал себя посторонним. Нет, он теперь постарается с Вадимом Ивановичем не встречаться, а в Клубе и вовсе не покажется. Да и вообще нечего было сюда соваться!
Потихоньку, не оглядываясь, Старовойтенко медленно отошел к двери. Никто не остановил его, никто не окликнул.
На следующий день Агей Михайлович однако поинтересовался:
- Куда же ты вчера подевался? Что-то я тебя под конец не видел.
По лицу Веньки пробежала тень растерянности. Конфета во рту показалась ужасно горькой.
- Я, я... - не сразу нашелся что сказать Венька, стараясь проглотить конфету, - я не буду записываться в Клуб.
- Почему?
- Да так, - ответил Венька, глядя в сторону.
- Экзамена испугался?
- Нет...
- Ничего не понимаю. А я думал, что ты будешь вместе с нами. Будешь мастерить с друзьями "Первоклассницу".
- Счетную машину?
- Да.
- Ведь это же очень сложно.
- Конечно, не просто, но главное - желание. К тому же мы начнем с обыкновенного реле. Так что не спеши с ответом. Слышишь, Веня, подумай. Как говорится, не боги горшки обжигают.
Разговор с учителем не выходил у Веньки из головы. И так и этак примеривался он к сказанному Агеем Михайловичем. Прикидывал: а что, если и в самом деле записаться в Клуб? Кто у него будет спрашивать о черепахе? Вадим Иванович? Он же ничего не знает. А там...
После уроков, нигде не задерживаясь, Венька сразу же заспешил домой. Всю дорогу думал, с чего бы начать сочинение. Но как ни ломал голову, ничего придумать не смог. Полет человека на Луну?.. Путешествие в глубины океана?.. Фотонная ракета?.. Про все это говорили в классе, писали уже. Да и не его это стихия.
Он зачитывался книгами о пиратах и индейцах, о таинственных кладах, о мужественных людях, которые на обыкновенных парусниках открывали новые страны и материки. В мыслях он часто путешествовал по океанам и морям. Плыл на катамаране или индейской пироге где-нибудь в дельте Амазонки, охотился на анаконд, крокодилов...
И только однажды, когда папа взял его с собой на работу, чтобы показать, чем он занимается, и они поднялись на самолете метеослужбы, Веньку захватило совсем иное. Не папины приспособления, с помощью которых он брал пробы воздуха, измерял температуру, определял силу ветра на высоте, заинтересовали мальчишку. Он сидел в кабине летчика рядом с пилотом и не сводил глаз с множества рычажков, кнопок и разных приборов. "А это что? спрашивал он. - А это для чего? А вон тот рычажок?.."
К концу полета ему казалось, что он уже отличает их, знает, какие показывают высоту и скорость полета, а какие следят за работой моторов. Казалось, что сам бы смог в точности повторить каждое движение пилота, а это значит - поднять машину в воздух и повести ее сквозь толщу голубого океана навстречу солнцу.
Как-то, разговорившись с ним, отец сказал:
"Хорошая у тебя мечта, сын, но вряд ли ты сумеешь ее осуществить".
"Почему?" - едва не крикнул Венька.
"Летчик, - сурово сказал отец, - должен быть волевым, мужественным человеком, а ты - куда ветер подует, туда и клонишься, словно былинка какая".
Тогда Венька не очень обиделся, потому что почувствовал в отцовских словах справедливый укор. Что он мог ответить?
Но теперь он не согласен с отцом. Никакая он не былинка. И не трус. Раньше, может, и был, но сейчас - ни в коей мере! Он добьется своего. Не отступится от того, что задумал. Никто его силой не тянет в Клуб. Да он, скорее всего, и сам бы не пошел, если б не эта черепаха, не угрызения совести. А как же иначе починишь киберноса, как докопаешься до истинной причины того, что сломано в этой чертовой черепахе? А ведь он должен раскумекать, что там и к чему. Обязательно должен, чтобы поставить черепаху на ноги.
Глава пятнадцатая
ЭВРИКА, ОТКРОЙ ДВЕРЬ!
Прошло еще несколько невеселых для Веньки дней. Никто особенно не докучал ему с приглашением в Клуб изобретателей: ни друзья, ни Агей Михайлович. Обидно было и то, что в подготовке к сбору, который решили провести широко и празднично, не только как встречу с Ириной Владимировной, он, в сущности говоря, не принимал никакого участия.
"Ну что это за поручение - пригласить бабушку, привести ее в школу! переживал Венька. - Нашли работу!.. Ему, командиру "Красных следопытов"!"
Он приходил на занятия задолго до звонка, садился за парту и раскрывал перед носом какую-нибудь книгу. Делал вид, что споры ребят не интересуют его, подготовка к сбору его не касается. На самом же деле Венька чутко прислушивался к каждому разговору, с какой-то болезненной настороженностью следил за всем, что происходило в классе. Он знал, что Казик и Шурка уже проявили пленки, на которых была снята их экскурсия в Академию наук. К сбору отряда они готовили свой кинофильм и все спорили, нужно ли подключать к новым кадрам те, какие Казик сделал летом на Палике.
- Не надо все мешать в кучу, - говорил Шурка и доказывал, что Палик с экскурсией не монтируется.
- Тогда пустим впритык или после перерыва. - Казику очень хотелось показать пленку с партизанскими землянками.
Поля, у которой был магнитофон, предлагала подобрать музыку и сделать текст для кинофильма. Эта мысль понравилась и Шурке и Казику. За нее сразу ухватилась редколлегия стенной газеты "Знайка и Незнайка", которая была ответственной и за альбом "Герои революции". Алиса Николаевна посоветовала разучить к сбору несколько песен времен гражданской войны, принесла Маше ноты.
С приближением сбора в классе крепли согласованность и хорошее настроение. И только Венька по-прежнему чувствовал себя человеком со стороны. Ему казалось, что это торжественное событие незаслуженно проходит мимо него.
"Посмотрим еще, - Веньку так и распирало упрямое самолюбие, - что у вас получится..."
Но пока суть да дело, у самого Веньки ничего не получалось: не ладилось с сочинением, которое должно было дать право на зачисление в Клуб юных изобретателей. В тетради, специально для этого заведенной, не появилось ни строчки. Правда, кроме одной. В самом верху, подчеркнутый двумя красными черточками, красовался заголовок: "Не боги горшки обжигают". О чем писать дальше, с чего начинать, как рассказать о том, что еще так неопределенно зрело в голове, Венька не знал.
Бывало иной раз, вернувшись из школы и пообедав, он сразу хватался за эту свою тетрадь. Раскрывал ее, брал карандаш и... мечтательно глядя на нее, задумывался. Страничка тетради, разлинованная едва заметными, как бы выцветшими линиями, таяла, исчезала. Вместо нее откуда-то наплывала и бежала навстречу бесконечная снежная бель. Глаза щурились от морозного ветра, и он никак не мог разглядеть, что там впереди за этой метельной мутью. Куда подевались нарты с Машей? Им, геологам и исследователям, ведущим поиски новых кимберлитовых трубок, нужно совсем б другую сторону. Он это знает наверняка, потому что стрелка компаса его не обманывает.
"Ма-а-ша! М-а-а-ш-а-а!" - кричит он, захлебываясь от ошалевшего, бьющего в лицо ветра. Но напрасно. В ответ только жалобный посвист метели. Не слышно уже и собачьего лая. Венька проваливается в снег по самую грудь. Последние силы покидают его. Не выручить ему Машу, не выбраться и самому...
И тут внезапно очень знакомыми звуками начинает полниться тундра. Что это?.. Самолет?.. Вертолет?.. Аэросани?.. Венька молниеносно выхватывает ракетницу. Надо скорей! Скорей подать сигнал о помощи. Но пальцы, скованные морозом, не слушаются. Скорей, скорей, а то будет поздно... И тут он видит, что на выручку им спешит не самолет, и не вертолет, и не аэросани. Словно привидение появляется из мрака полярной ночи кибернос Вадима Ивановича. Не такой маленький, как тот, что свалился по его, Венькиной, вине с балкона, а огромный, точно танк. Черепаха уверенно таранит сугробы снега, слепит глаза стеклянным глазом-прожектором... Ни бездорожье, ни метель, что валит с ног, не могут остановить ее, кибернос пробивается на помощь геологам...
И тут внезапно очень знакомыми звуками начинает полниться тундра. Что это?.. Самолет?.. Вертолет?.. Аэросани?.. Венька молниеносно выхватывает ракетницу. Надо скорей! Скорей подать сигнал о помощи. Но пальцы, скованные морозом, не слушаются. Скорей, скорей, а то будет поздно... И тут он видит, что на выручку им спешит не самолет, и не вертолет, и не аэросани. Словно привидение появляется из мрака полярной ночи кибернос Вадима Ивановича. Не такой маленький, как тот, что свалился по его, Венькиной, вине с балкона, а огромный, точно танк. Черепаха уверенно таранит сугробы снега, слепит глаза стеклянным глазом-прожектором... Ни бездорожье, ни метель, что валит с ног, не могут остановить ее, кибернос пробивается на помощь геологам...
А бывало иначе. Веньке представлялось, что он уже не ученик, не просто Венька, которого могут оскорбить кличкой Кривой Зуб, а Вениамин Захарович, взрослый человек, известный путешественник. Недавно он вернулся из Уссурийской тайги, где когда-то охотился Дерсу Узала, и привез с собой шкуру тигра.
Он возлежит на тигровой шкуре, которой застлана тахта, покуривает, как отец, трубку и перебирает свои путевые заметки. Ему надо срочно подготовить статью в журнал "Вокруг света". Дома никого нет, и никто ему не мешает. И вдруг телефонный звонок. Но Венька не реагирует. Знает, что это Маша.
"Поздно", - мстительно шепчет Венька и приказывает киберносу переговорить с Васильковой, сказать, что его нет дома, что он снова в путешествии. А сам следит, как робот снимает телефонную трубку, подносит ее к стеклянному глазу, чтобы убедиться, что звонит действительно Маша, и холодным металлическим голосом произносит:
"Поздно. Вениамин Захарович просит передать, что его нет дома..."
"Дурак, что ты наделал!" - Венька хочет вскочить с тахты, броситься к киберносу, но уже и вправду поздно: телефонная трубка лежит на аппарате. А куда звонить Маше, он не знает. И не может сказать, что пошутил, что ничего еще не поздно, что виноват во всем этот глупый кибернос! Правду говорил Вадим Иванович про машину и мозг человека! Как же теперь встретиться с Машей?
"Поздно... Поздно... - словно живая, издевательски бубнит черепаха. Ничего ты не знаешь... Ты глухой, слепой, немой..."
Венька был в отчаянии. Он швырял карандаш, так и не написав ни одной строчки. Тетрадка для сочинения оставалась чистой, как первый снег.
Так было не однажды.
Сегодня Венька пришел домой хмурый как никогда. Обед, поданный бабушкой, показался невкусным. Ел без всякого аппетита. Только ради приличия ковырял вилкой, чтобы не огорчить бабушку. Из головы не выходило услышанное в школе. Клуб изобретателей назвали "Эврика". Сегодня собираются. Будут начинать, как говорил Агей Михайлович, с простого реле.
А он, Венька? Будет сидеть дома... Даже сочинение написать не может.
- Что-то ты сам не свой? - допытывалась бабушка, убирая со стола. Неприятности какие в школе?
- Да нет, ничего, - неохотно отозвался Венька. - Просто устал.
И пожаловался, что много задают на дом, что еще и сочинение надо писать.
Какое сочинение, он тем не менее не сказал.
До тетрадки Венька не дотронулся. Постоял немного, издали поглядывая на письменный стол, на котором рядом с тетрадкой лежала черепаха, а потом, не разуваясь, развалился на мягкой тахте. С наслаждением потянулся, устраиваясь поудобней. Закинул ногу на ногу. Притих.
- Так вот как ты сочинение пишешь! - удивленно проговорила бабушка, вернувшись с кухни и увидев Веньку на тахте. - Совсем не замечаешь, что только свою лень-матушку тешишь.
- Я немножко, - скрипнул пружинами Венька. - Папа после обеда тоже любит полежать. Газеты читает или телевизор смотрит.
- Во-первых, отец никогда не позволяет себе разлечься на тахте в обуви. Немедленно разуйся, слышишь?
Венька неохотно сбросил ботинки.
- А во-вторых, - продолжала бабушка, - у него не твои годы, он работает, понимаешь, тру-дит-ся!..
- Но ведь папа говорит, что я тоже работаю. - И, поддразнивая бабушку, закончил: - Тру-жу-усь!
- Брось прикидываться! - Бабушка опустилась в кресло рядом с тахтой и уже добродушно сказала: - Ну, конечно, и ты работаешь. Не какой-нибудь там трутень. Учишься... К сбору готовишься?
- Где там готовлюсь! - приподнялся Венька. - Это тебе готовиться нужно. Тебя же пригласили выступить.
- А ты что будешь делать?
- Я слушать буду. Тебя в школу провожу.
- Вот как! Только и всего?
- Разве мало?
- Отчего же мало. Как говаривали в старину, по Емельке и сошка. Нет, не завидую я тебе.
Тахта Веньке вдруг показалась жесткой. Он сел и, чтобы изменить тему разговора, спросил:
- Скажи, бабушка, а о чем ты будешь рассказывать? Про тачанку? Как била врагов революции? Или, может, про Чапая?
- О чем я расскажу?.. - задумчиво проговорила бабушка. - Пока еще не знаю, хотя, скорей всего, о самом могучем оружии...
- Про ракеты? - живо встрепенулся Венька.
- Нет.
- Про танки?
- Нет, и не про танки.
- Авиацию?.. Артиллерию?.. - гадал Венька, но в ответ слышал все то же "нет". - Тогда про что же, бабуля?
- О завете Ильича, о его наказе молодежи...
- Учиться?
- Вот теперь ты угадал.
- Какое же это оружие?
- Какое, говоришь? А вот послушай.
Бабушка замолчала. Взгляд ее стал глубоким, задумчивым. Ей припомнился теперь уже далекий и очень тяжкий для нашей страны год...
- Была осень, - начала она, - а я только из госпиталя. Иду в райком - а у самой ноги подгибаются. Голодная, обессиленная. "Ну, думаю, никому я такая не нужна. Никуда меня не возьмут". Пройду немного и останавливаюсь, чтобы передохнуть. Стараюсь останавливаться там, где объявление или листовка висит. Стою и читаю...
Тяжело на фронте. Ох, как тяжело. Белополяки на западе. А с юга Врангель жмет. Никак не могут буржуи угомониться, хотят во что бы то ни стало задушить власть Советов, чтобы снова на шею рабочим и крестьянам сесть.
- А где Чапай был? - не выдержал, вскочил с тахты Венька.
- Подожди про Чапая. Ты сиди, сиди. Послушай... Так вот, прихожу я, значит, в райком и говорю: "Я - пулеметчица. В Ленинском полку была. Теперь из госпиталя. Поправилась. Снова хочу на фронт, бить нечисть всякую". "Хорошо, - говорят мне, - садитесь, пожалуйста", - и просят документы показать. Достала я свои бумаги, билет комсомольский секретарю показала. А тот посмотрел и говорит: "Извините, Ирина, я здесь человек новый - не знал вас. Только на фронт мы вас не пошлем".
- Так и сказал?
- Слово в слово, как теперь слышу.
- Эх, меня не было с тобой, - вздохнул Венька. - Я бы ему показал!
- Ты слушай, герой... Слушай, что дальше-то было... Спрашиваю это я: "Почему на фронт не пошлете?" - "А потому, - говорит секретарь, - что на вас пришли другие документы и распоряжение откомандировать в Москву, на съезд комсомола". - "Как это?" - не понимаю. "А так, - снова говорит он. - Вас выбрали делегатом съезда. Так что поздравляю", - и пожимает мне руку. Велит оформить документы на проезд, талоны выдать на питание.
- И ты поехала?
- Поехала, внучек. Товарняком добралась до Москвы. И вот тут мне хочется рассказать тебе про самое главное... Многие из делегатов съезда прибыли прямо с фронта. Приехали питерцы и крестьяне с Украины. Казахи и узбеки в тюбетейках, сибиряки в кожушках, горцы в бешметах... В зале пестрота одеяний, разноязыкий говор. Настроение у всех бодрое, праздничное. Еще утром мы узнали, что на съезде должен выступать Ленин. Ждем этой волнующей минуты. Обсуждаем между собой, о чем же скажет Ильич. О трудностях на фронте? О разрухе в стране? Оказалось, что совсем не об этом. Ленин раскрыл перед нами завтрашний день. Просто и понятно показал, в чем состоят задачи молодежи, как надо строить коммунизм. "Перед вами, - говорил Владимир Ильич, - задача строительства, и вы ее сможете решить, лишь овладев всеми современными знаниями..." Коммунизм строится не на пустом месте. И он призвал нас учиться, учиться и учиться. Вот как было... А теперь посуди сам, какое это оружие - знания. Без знаний - ничего нет. Ни спутников, ни атомных электростанций, ни вычислительных машин... Это следует хорошо понять, внучек. Раз и навсегда.
- Я понимаю.
- Ой, так ли это?
- Ты что, бабуля, сомневаешься? - беспокойно заерзал на тахте Венька.
- Да вот, как погляжу, ты все никак в толк не возьмешь. Как котенок слепой: в блюдечко не ткни - сам ни за что не догадается, не найдет, где молоко.
Это уже было слишком. Венька стал возражать бабушке. Доказывал, что он вовсе не такой. И учится неплохо, и много читает, и в Клуб изобретателей записаться собирается. Вот только сочинение одолеть.
- А о чем ты написать хочешь?
- Как о чем? О кибернетике. О том, что задумал починить черепаху.
- Молодец, я именно так о тебе и подумала. И что же тебе мешает?
- Я и сам не знаю...
- В таком случае нечего одному возиться. К друзьям надо идти. К Агею Михайловичу. Ведь вы, кажется, сегодня собираетесь?
- Собираемся, - неуверенно ответил Венька. - Только что из того? Я же все равно не знаю пароля.