- Около тридцати.
- Она красивая?
- Ничего, миловидная.
- Ну, тогда все обойдется. Сегодня, по крайней мере. Не так-то просто убить хорошенькую жену после шести лет разлуки!
- А это мы посмотрим, - повторил Джангир.
С балкона все было хорошо видно: ворота двора, в котором жил Агабала, ларек Сафарали и противоположный тротуар улицы, соединяющий их. Милиционер Мустафа все еще читал газету. Время от времени он оглядывался, не смотрит ли жена, расстегивал кобуру и отщипывал кусочек от бутерброда с сыром, который она давала ему на ночное дежурство. Несколько мальчишек окружили грузовик с поднятым капотом и о чем-то оживленно спорили, то и дело заглядывая в двигатель. Тут же рядом, в тени машины, прямо на тротуаре, подстелив под себя носовые платки, играли в нарды двое пожилых мужчин; они азартно вскрикивали после каждого сбрасывания костей и с силой ударяли шашками по доске. Сафарали у ларька не было.
Первым из ворот вышел Мишоппа. Агабала шел следом. В руках у него была свернутая в трубку газета. Как только они прошли мимо Мустафы, тот перестал читать газету, но не отложил ее - не годится мужчине откровенно проявлять любопытство. И все остальные - и те, кто находился на улице, и те, кто следил за событиями из окон и с балконов, - старались сделать это как можно незаметнее. Мальчишки продолжали крутиться около грузовика, пожилые мужчины играть в нарды. И хотя с балкона Джангира не было видно сапожной лавки, можно было поручиться, что и те, кто стоял возле нее, не покинули своего места - вся улица продолжала заниматься своими делами, но ни один шаг Агабалы, ни одно его движение не ускользали от ее внимания.
Когда Агабале оставалось метров пять до ларька, оттуда выскочил с двумя бутылками Сафарали и побежал через улицу. Агабала бросился за ним.
- Скорей на улицу, - сказал Джангир, - отсюда мы ничего не увидим. Однако все трое остались у балконной двери, потому что Сафарали опять перебежал улицу и оказался возле грузовика и мужчин, играющих в нарды. Он тяжело дышал, живот его бурно вздымался и опускался.
- Не подходи! - рычал он. - Дети мои сиротами останутся, не подходи!
Агабала приблизился. В руках его была все та же свернутая в трубку газета.
- Куда ты бежишь? - спрашивал он почти ласково. - Люди смотрят, неудобно, - и оглядывался в подтверждение своих слов на людей, которые уже не помнила о приличиях и держались поодаль только из соображений безопасности.
- Клянусь твоей жизнью! - кричал Сафарали. - Не подходи!
- Не кричи, - упрашивал Агабала, - тише. Неудобно.
Расстояние между ними сокращалось, несмотря на то, что Сафарали довольно быстро двигался вдоль стены, прижимаясь к ней спиной, а 'Агабала с такой же примерно скоростью шел по мостовой.
- Подожди минутку, - продолжал упрашивать Агабала, - два слова тебе скажу, не больше.
Он сам, очевидно, верил сейчас, что единственно, что ему нужно, это сказать два слова - настолько искренне звучал его голос.
Наконец Сафарали не выдержал и, сильно размахнувшись, кинул в Агабалу одну из бутылок. Тот еле у спал увернуться, и бутылка, чудом не угодив в шедшего следом за Агабалой Мишоппу, со звоном разбилась об асфальт мостовой, зализ ее лимонадом.
Больше они уже не переговаривались. Сафарали, изловчившись, отбил об стенку дно у второй бутылки, и теперь у него из правой руки торчали толстые стеклянные зазубрины. Агабала, чуть пригнувшись, короткими шажками приближался к своему врагу.
Рена бросилась к телефону и торопливо набрала номер милиции. Джангир, не отрываясь, смотрел вниз.
- Незачем, - кинул он ей через плечо, когда она спросила у него адрес, чтобы сообщить дежурному. - Поздно.
- Адрес, говори адрес, - настаивала Рена. - Хоть ее спасти надо!
В этот момент Агабала прыгнул на Сафарали и, подставив под удар бутылки левую руку, мгновенно обагрившуюся кровью, с силой ударил своей газетой по голове одноглазого продавца. Сафарали выронил обломок бутылки и, замотав головой, как ослепленный буйвол, рухнул на колени. Газета еще раз опустилась на его голову. Сафарали, словно в недоумении, развел свои могучие руки и повалился на асфальт у камня, на котором милиционер Мустафа по вечерам читал газету.
И сразу набежали люди. Одни отняли у Агабалы завернутый в газету лом и принялись связывать ему руки, другие наклонились к Сафарали.
Милиционер Мустафа долго не решался сквозь плотное кольцо людей приблизиться к убитому и убийце. Он все время повторял:
- Нельзя же так... Ну, нельзя же...
И спрашивал у своей жены, которая не страшилась смотреть на труп:
- Крови много? Я тебя спрашиваю, крови много?..
- Все залито, хлещет. И глаз выскочил, - отвечала Сакина, - стеклянный. И снова лезла в толпу.
Наконец чувство долга взяло верх, и Мустафа начал медленно пробираться к Агабале. И тут как раз подъехала милицейская машина, из нее выскочили четыре милиционера. Мустафа сдал преступника и облегченно вздохнул.
К тему времени, когда Джангир и его гостьи вышли на улицу, Агабала и Сафарали были увезены, маленький круглоголовый мальчуган лег шести поливал из огромного чайника тротуар под своим окном, а люди вновь обрели способность любоваться красивыми девушками.
- Ну что из него вырастет, из этого мальчика? - сказала Рена. - Такой же бандит!
- Тише, - прошипел Джангир. - Сейчас не время для дискуссий. Поспешим.
И опять их разглядывала вся улица.
- Вот до чего доводят такие вещи, - сказал Гасан, глядя вслед Джангиру и девушкам и тыча большим пальцем правой руки туда, где был убит Сафарали. Думаете, у этих стиляжек нет братьев и отцов? А когда они узнают о том, что Джангир их домой к себе водит, думаете, они ему это простят? Такого волка, как Сафарали, видали, как отправили на тот свет? Думаете, с Джангиром будут цацкаться?
- Ничего мы не думаем, - перебил Тофик. - Мы его предупреждали.
- Значит, надо еще раз предупредить. Всем вместе вправить ему мозги.
Все согласились с тем, что Джангира следует еще раз окончательно предупредить.
- Не принимай это так близко к сердцу, - сказал Гасану Мурад. - Расскажи лучше о вчерашней поездке в Шалгам. Гасан оживился.
- Прямо отсюда махнул туда, - начал рассказывать он. - Всю дорогу восемьдесят-девяносто давал, за два часа был там! Захожу в чайхану - народу еще больше, чем в прошлый раз. Выпил два стакана чаю, потом встал и говорю: "В этом паршивом городишке ни одного мужчины нет! Кто с этим не согласен?!" Все молчат, ЯЗЫКИ проглотили, как собаки, боятся меня. Тогда я вышел, сел в машину и - назад. К десяти уже был в гараже.
- А что ты скажешь об Агабале? Вот тебе и шалгамец,- сказал Тофик.
- Да, - согласился Гасан. - Агабала мужчина. Ну ничего, в следующий раз скажу: "В этих Шалгамах был один мужчина- и того посадили!> Последние слова Гасан проговорил, направляясь к своей машине. Подогнав ее к углу, он приоткрыл дверцу: "Махмуд, ты что, не едешь? Уже десять!"
Махмуд и еще двое заторопились к своим машинам.
- Мурад, - спросил Тофик, - ты завтра работаешь?
-Да.
- Не забудь привезти земли, - напомнил Тофик. Потом, чуть помявшись, добавил: - Отойдем в сторону, небольшое дело.
Они отошли на несколько шагов.
- Ты знаешь, как я тебя уважаю, Мурад, и всю вашу семью, - начал Тофик. И для меня большая честь, что вы согласились отдать за меня Солмаз. И ты знаешь, что, я не такой темный человек, как Гасан, я понимаю, что она студентка, ей и в кино хочется пойти, и в театр, и учатся они вместе, парни и девушки, и все такое.
- Что "все такое"? - нахмурился Мурад.
- На днях видел ее в кино с парнем. Парень плевый, конечно, сопляк такой в очках, и я вообще-то понимаю, не дикарь какой-нибудь, как Гасан. Но вдруг кто-нибудь другой увидит, представляешь? - Голос Тофика стал жестким. - Ты представляешь, что будет?
Мурад кивнул.
- Я долго сомневался, сказать тебе или нет, но после того, чТО сегодня случилось... Я жених все-таки.
- Не беспокойся, - сказал Мурад. - Я вкручу ей мозги. Извини ее. Сам поникаешь, образованная. - Мурад горько усмехнулся.
- Да я лично все прощаю. Лишь бы другие не видели,
- Больше не увидят, не беспокойся, - повторил Мурад и вошел к своему дому. Сабир побежал за ним.
Женщины обсуждали во дворе сегодняшнее происшествие. Мать Мурада и Сабира Мансура, сидевшая на крыльце, увидев сыновей, сейчас же поднялась и пошла за ними.
- Где Солмаз? - спросил у нее Мурад.
- Занимается. А в чем дело?
Мурад решительно шагнул к комнате сестры, приоткрыл дверь и, увидев Солмаз, склонившуюся над столом, тихонько отошел.
- В чем дело? Зачем тебе она? - забеспокоилась Мансура.
Мурад вытащил из кармана сигареты, одну дал матери, другую сунул себе в рот. Полез за спичками. Мать вытащила свои, и они закурили. Сабир стоял рядом и ждал, когда Мурад заговорит.
-Солмаз опять в кино ходила с очкастым каким-то, - сказал наконец Мурад.
- Кто видел? - быстро спросила Мансура.
- Тофик.
- Тофик.
Мансура успокоилась.
- Хочу с ней поговорить, - сказал Мурад.
- Я сама ей скажу, не вмешивайся, - предложила Мансура.
-От твоих разговоров никакого толку, больно все образованными стали. Мурад сделал неопределенное движение рукой то ли в сторону Сабира, то ли в сторону комнаты Солмаз. - Сам поговорю.
- А что ты собираешься ей сказать? - спросил Сабир.
- Сейчас услышишь. Есть в этом доме старший, в конце концов?
- Есть.
- Кто?
- Ты.
- Тогда не вмешивайся!
Услышав голоса, Солмаз вышла из комнаты.
- Добрый вечер, - улыбнулась она всем.
- Добрый вечер, - угрюмо буркнул Мурад и затянулся сигаретой.
- Мурад ругать тебя будет, - предупредил сестру Сабир.
- А я знаю за что, - ответила Солмаз. - За то, что я ходила в кино с ребятами из нашей группы, а Тофик нас видел. Правильно?
- Да, - согласился Мурад. - Он только что сказал мне...
- Странный человек! Сам был с нами, смеялся, шутил, а теперь склоку разводит...
- Он тебя случайно встретил.
- Ну и что? Встретил и потом все время был с нами.
- А кто этот парень в очках?
- Староста наш.
-Ну, вот что. Слушай меня внимательно, сестренка. Я все делаю, чтобы вы получили образование - и ты и он, - Мурад кивнул на Сабира. - Но это не значит, что, став образованными, вы можете потерять честь и совесть. Хорошо еще, тебя видел сам Тофик, а если б кто другой? Ты понимаешь? Тофик пока все терпит из уважения к нашей семье, ко мне, но если об этом узнают люди и он не станет сносить позор?
- Ну и пусть не сносит! - вмешался Сабир. - Мало того, что мы отдаем сестру за этого бездельника и трепача, еще должны ее взаперти держать!
- Не суйся.
- Она и моя сестра!
- Почему же твоя сестра согласилась выйти за него замуж, если он врун и бездельник? Разве ее заставлял кто-нибудь? Я тебя спрашиваю, заставлял я тебя? - повернулся Мурад к Солмаз, очень смущенной этим разговором.
- Нет - отвечала она. - Я против него ничего не имею. Но неужели я не могу разок в кино сходить? Он все время торчит на углу со своими товарищами, а я дома сиди?
- Поженитесь - и будете смотреть кино. Тогда уж не мое дело. Но пока ты живешь под этой крышей, ты должна соблюдать приличия. Уж я не говорю, что Тофик мой лучший друг...
Мурад подошел к столу, давая этим понять, что можно приступить к обеду.
- Ты так уважаешь своего друга, - сказал Сабир. - А почему бы ему из уважения к тебе и твоей сестре не бросить бездельничать?
- Не беспокойся, он уже устроился на работу. Будет ездить по районам и привозить воду из всех рек и озер на анализ в лабораторию. И в вечернюю школу будет ходить.
Сабир хмыкнул, а Солмаз сказала:
- Ну, это уже не обязательно, в тридцать два года в пятом классе учиться...
Ранним утром Мурад, одетый в телогрейку и сапоги, вышел на улицу. Дворник еще не успел подмести ее, но она казалась удивительно чистой - ночной норд унес все бумажки. На углу Мурад остановился.
На 9-й Хребтовой еще два человека начинали свой день так же рано - Мишоппа и сапожник Давуд. К этому же времени иногда возвращался с ночного дежурства и милиционер Мустафа. Обычно они перекидывались словцом-другим, Мурад угощал всех сигаретами, и, покурив, друзья расходились. Мустафа шел спать, Мурад и Мишоппа направлялись к вокзалу, а Давуд с большим, кульком, в руках пускался по соседним дворам. По ночам он шил чувяки, и каждое утро ему приходилось избавляться от улик - рассовывать обрезки резины и кожи по чужих мусорным ящикам. Эта нехитрая уловка давала возможность работникам ОБХСС не препятствовать частной инициативе.
...Мурад посмотрел на часы. Пора было уходить, а никто не появлялся. Он решил подождать еще немного.
Первым подошел Мустафа. Они поздоровались, Мурад вытащил сигареты, и оба закурили.
- Пусть земля ему будет пухом, хоть и неважный он был человек, - сказал милиционер. - Надо пойти посочувствовать горю вдовы и детей.
- Обязательно, - согласился Мурад. - Но я не знаю, где он живет.
Показался со своим кульком Давуд и, перейдя улицу, зашел в первый двор.
- Соберемся на углу к трем и пойдем все вместе.
- Хорошо, - согласился Мурад. - Надо остальных предупредить. .
Давуд зашел во второй двор и вышел оттуда вместе с Мишоппой.
- Можешь одолжить мне рубль? - попросил, по обыкновению, Мустафа.
Мурад полез в задний карман. Давуд и Мишоппа вышли из третьего двора и направились к ним.
- Скорей бы на пенсию, - мечтательно проговорил Мустафа, аккуратно складывая полученный рубль. - Ну как, осталось что-нибудь? - спросил он у Давуда.
- Да еще есть, - ответил сапожник.
- Давай я выброшу по дороге, - предложил Мурад.
Давуд передал ему кулек и закурил сигарету.
От первых переваливших через Похлударинскую гору солнечных лучей заполыхали стекла в окнах Центрального колхозного базара. Мурад попрощался с друзьями и быстро пошел к трамвайной остановке. Мишоппа побежал за ним, он тоже торопился на вокзал - к московскому поезду.
Мустафа и Давуд молча курили и смотрели им вслед. Они ждали, когда 'Мишоппа начнет приставать к Мураду с предложением подвезти его на своей машине. Это всегда происходило на остановке трамвая, и, как всегда, они засмеялись, когда Мурад отогнал Мишоппу и сел в трамвай, а обиженный Мишоппа помчался рядом.
Мураду надо было ехать на электричке до Сураханов, оттуда на машине до острова Песчаного, уже лет десять соединенного с берегом насыпной дамбой, а дальше - катером до одной из разбросанных вокруг острова морских буровых. Было уже около восьми, когда Мурад добрался до пристани конторы бурения, Автобусы и крытые грузовики продолжали подвозить рабочих, но ребята из его бригады уже обменивались впечатлениями о проведенных дома часах, заняв единственную на пристани скамейку. Как всегда, в центре внимания был рыжий помбурильщика Семен. Он недавно женился на дочери своей школьной учительницы и теперь при любой возможности рассказывал о том, какой стервой оказалась учительница и какие он ведет с нею бои за счастливую семейную жизнь/
Мурад помахал им издали рукой и подошел к инженерам конторы, окружившим диспетчера и капитанов катеров. Ему нужен был Гусейнов, капитан кранового узла. Мурад потянул его в сторону.
- Ну как? - спросил Мурад тихо.
- Будут, будут, - успокоил Гусейнов, заговорщически оглянувшись. - Клянусь твоим здоровьем, будут! Только ради тебя. Как лучшему бурильщику. И никому ни слова. Узнают - разорвут.
- Когда?
- Сегодня не смогу.
- Что ты говоришь, слушай? У меня забой пять тысяч метров, ты понимаешь? Пять тысяч! Кто будет отвечать, если обрыв случится? Неужели из-за этих труб останавливать?
- Тише, - сказал Гусейнов. - Попытаюсь сегодня. Как лучшему бурильщику.
- Ты мне уже две недели голову морочишь! Бабаян уже получил, Мамедов подучил, я мне только обещаешь, а работа не идет.
- Работай, работай! Ради тебя постараюсь сделать все, что смогу.
Недоверчиво качая головой, Мурад пошел к своим ребятам, а Гусейнова атаковал следующий бурильщик. Мурад расслышал слова:
- Дорогой мой, такому человеку, как Мурад Эйвазов, я отказал, ругается идет, а ты говоришь: директору скажу. Ну и скажи! Что мне директор сделает? Я на этой работе здоровье потерял!..
Уже пять лет работали они вместе, и все эти годы Гусейнов делал бурильщикам сплошные одолжения: обязан привезти свечи - одолжение, обязан доставить долота - одолжение, нужно в штормовую перебросить людей - тоже одолжение.
Мураду не пришлось долго уговаривать бурильщика, которого он должен был сменить. "Мне на похороны надо", - объяснил он и, записав показания приборов, тем же катером вернулся на пристань. Попутных машин долго не было, и Мурад успел наскрести земли для Тофика. Постарался так, как тот просил, чтобы была из разных мест: пару горстей он наскреб у диспетчерской, немного у обочины шоссе, а остальную землю решил набрать в Сураханах
Сафарали жил в одном из новых домов, построенных выше 9-й Хребтовой. До кладбища оттуда было недалеко, поэтому носилки с покойником несли на руках, несмотря на то, что машин было достаточно - приехала вся 9-я Хребтовая.
Впереди в окружении стариков шел молла и читал молитву, следом несли накрытые черным покрывалом носилки. За носилками шагали мужчины и три сына Сафарали, старшему из них было восемнадцать. Трехлетнюю дочь по очереди брали на руки женщины. Все они были в черных накидках и Держались отдельно от мужчин. Мишоппа шел в колонне машин между ЗИЛом, на котором предполагалось везти покойника, и черной "Волгой".
Яростно палило солнце, отбрасывая на асфальт четкие тени людей и машин. За исключением Сафарали, завернутого в белый саван и еле уместившегося на носилках, все потели и утирались носовыми платками. Особенно трудно приходилось тем, кто нес носилки. Пет застилал им глаза, а руки, были заняты. Мурад, Гасан, Мустафа и еще трое мужчин, все примерно одного роста, шли с правой стороны, то и дело сменяя друг друга. С другой стороны, как назло, подобрались высокорослые люди, носилки кренило на правую сторону, и они давили на шеи.