- Надо спешить, - сказал Гасан. - Опоздаем.
- Еще много времени, - возразил Тофик. - Погуляем еще немного.
На следующем углу Тофик попытался познакомиться с другой девушкой. Он слово в слово повторил ей то, что говорил первой. Результат был тот же. А когда он схватил ее за руку, она обозвала его нахалом.
- Надо идти, - настаивал Гасан. - Самолет не машина, улетит - не догонишь.
Он точно знал, что время еще есть, но хотел уберечь Тофика от окончательного
конфуза. Третья неудачная попытка была бы ударом по его авторитету среди друзей.
- Как хотите, - легко смирился Тофик. - Если вы считаете, что нужно ехать, поедем, но я уверен, что мы могли бы еще погулять.
- Чего здесь гулять? - возразил Гасан. - Что мы, стиляги, что ли...
Понурые, двинулись они в сторону городского аэроагентства. Тофик расстегнул ворот рубахи и подложил под него носовой платок. Было нестерпимо жарко, но пиджака он не снял.
А вокруг царило веселье. Кто-то шумно здоровался со своими знакомыми, парни обнимали за плечи своих девушек, из окон слышалась музыка. У кинотеатров и магазинов толпа настолько уплотнялась, что приходилось пробиваться сквозь нее, вытянувшись в цепочку.
Возле кинотеатра "Родина" они вдруг услышали крики. Нечленораздельно, и хрипло кричал мужчина. Идущий впереди Тофик ринулся в толпу и энергично заработал локтями. Друзья устремились за ним.
Крики уже прекратились, но на том месте, откуда они неслись, Тофик нашел Мишоппу. Сумасшедший стоял посреди мостовой перед высоким хорошо одетым парнем. Все с интересом, но не без некоторого смущения - то и дело озираясь по сторонам и всячески стараясь подчеркнуть свою непричастность к происходящему,следили за обоими.
Высокий парень насыпал на ладонь Мишоппы мелочь и выставил вперед две руки с растопыренными пальцами - десять, Мишоппа энергично замотал головой и выставил одну руку - пять. Парень согнул три пальца - семь. Мишоппа замычали прибавил один - шесть. На том и сошлись. Парень торопливо отошел от Мишоппы, а вместе с ним и зрители. Набрав в грудь воздуха, Мишоппа издал тот высокий хриплый вопль, почти стой, который только что слышали Тофик и его друзья. Улица остановилась. Все смотрели на сумасшедшего, прокричавшего еще пять раз согласно уговору.
Как и у всех людей, у Мишоппы были свои слабости и грехи, но, в отличие от нормальных людей, у него их было мало: один грех и одна слабость. Слабостью был сахар, грехом - способ, которым он его зарабатывал. Мишоппа , хорошо понимал, как постыден его промысел, и только уверенность в том, что жители 9-й Хребтовой никогда не бывают по вечерам в центре, позволяла ему иногда кричать за копейки на потеху бездельникам.
Первым порывом Тофика и его товарищей было броситься к несчастному, уговорить его уйти отсюда, а дылде-нанимателю дать по морде, но что-то остановило их. Может быть, впитанное с молоком матери уважительное отношение к любому, кроме проституции, способу зарабатывать деньги на хлеб насущный или нежелание обнаружить перед Мишоппой, что постыдная тайна его раскрыта. А возможно, они подумали, что, запретив Мишоппе кричать, лишат его даже этих жалких монет. Как бы то ни было, они быстро пошли прочь.
Впереди все еще шел Тофик в своем нелепом в этой липкой жаре, среди толпы, одетой во все белое, черном шевиотовом костюме. И, как всякий идущий впереди, Тофик меньше всех был огорчен и собственными неудачами и падением Мишоппы, первого шофера на 9-й Хребтовой, его кумира в прошлом. Тофика ждала Россия, загадочная и многообещающая.
А вдогонку друзьям снова неслись вопли Мишоппы.
Похоронили Сафарали, улетел Тофик, и вступил в действие обычный у Мурада распорядок жизни день - на буровой, день - дома. Но Мурад знал, что все, имеющее начало, должно иметь и конец, и поэтому совсем не удивился, когда его вызвали к директору конторы бурения, а в кабинете рядом с директором он увидел Рену, знакомую Джангира.
- Здравствуй, Эйвазов, - сказал директор. - Вот познакомься- товарищ журналист интересуется твоей буровой. Сейчас она должна пройти технику безопасности, а потом ты отвезешь ее к себе.
...Мурад просидел в пустом кабинете больше часа, прислушиваясь к шагам в коридоре. Наконец директор вернулся.
- Подожди еще немного. Этот Фейзуллаев, как клещ: пока все не заставит выучить, не разрешит ехать, - сказал директор. - Ничего, поедете на моем катере. Ребят отправил?
- Да, но без меня они...
- Не могу понять, почему она именно твою бригаду выбрала?- Директор подошел к своему креслу за длинным Т-образным столом. - Ты с ней повежливей обращайся, наделает нам хлопот. Я слышал о ней. И без гидротормоза колонну не спускай. Если захочет искупаться, разреши.
- А Фейзуллаев?
- С ним я улажу. Пусть купается. Сколько ни предлагал ей береговую буровую - нет, на твою хочет! У нее какая-то предварительная информация о вас, я уверен.
- Я маленький человек, такие вещи не понимаю, но у меня на буровой все в порядке,- обиделся Мурад. - Пускай смотрит.
- Не спорю, не спорю, ты хороший работник, но с ней надо ухо востро держать, она штучка тонкая, в Москве ее знают.
Голос инженера по технике безопасности заставил директора произнести последние слова шепотом. В дверь постучали, и в сопровождении Фейзуллаева вошла Рена.
- Ну, кончили? - спросил директор.
- Да, - ответил Фейзуллаев. - Но вот товарищ просит разрешения искупаться. Я ей говорю: "Кругом высокое напряжение"...
- Ну что ты, Фейзуллаев, можно же сделать исключение. Говорят, красивых девушек ток не бьет, - улыбнулся директор Рене.
- С себя я ответственность снимаю.
- Я не знала, что у вас так строго, - сказала Рена.
- Ничего, ничего, купайтесь, - повторил директор и пошел к двери. Все последовали за ним...
К полудню они спустили в скважину большую часть колонны, поэтому Мураду приходилось время от времени, когда, повизгивая, уходила вглубь очередная свеча, ложиться всем телом на ручку лебедки. Рыжий помбура Семен и монтер Алиага подтягивали новые свечи, сажали их на элеваторы, а после того, как свинченные с колонной они уходили в скважину, подавали освободившийся элеватор верховому Шихбале. Второму помбурильщяка, Васифу, дипломированному инженеру, Мурад поручил показать Рене буровую.
- Где они? - то и дело спрашивал Мурад у Семена и Алиаги.
- В культбудке, - докладывали те. - Пошли в насосную. Идут сюда.
Рена и Васиф шли по эстакаде, соединяющей культбудку с вышкой, и Васиф, высокий худощавый парень в очках, о чем-то беспрерывно говорил. - Вот чешет, вот чешет! Ни на минуту рта не закроет! - с усмешкой, но не без восхищения заметил Семен.
- Даром, что ли, пятнадцать лет учился, - хмуро сказал Мурад. - Скорей бы отправить ее на берег! Застрянет еще здесь, погода портится.
- Зачем отправлять? Пусть побудет с нами, раз сама нас выбрала.
- Готово, - крикнул монтер Алиага, он возился с двигателем. - Можно спускать.
- Иди знай, что он сейчас ей говорит! О дипломе своем, наверное.
- Да не волнуйся ты, все будет в порядке, - успокоил Мурада Семен.
- Э-э, что ты! Oн, наверное спит и видит, что сидит на моем месте. Хоть восемь классов я кончил, чтобы не волноваться? - Мурад включил привод и резко переключил скорости, ротор с ревом завертелся в одну сторону, потом в другую,
Рена и Васиф подошли к вышке. Здесь повторялось все то же: невысокий жилистый Мурад ложился на рычаг, чтобы замедлить движение висевшей на вертлюге двухкилометровой колонны бурильных труб, Семен и Алиага ворочали пятидесятикилограммовыми элеваторами и восьмиметровыми свечами, а вверху невидимо орудовал Шихбала; изредка оттуда доносилось: "Давай, давай, пошевеливайся" или "Подожди, подожди, застряла".
Васиф принялся что-то объяснять Рене, показывая то на ротор, то на лебедку. Рена записывала. Мурад выключил мотор и подошел к ним. Семен и Алиага вышли из-под вышки к сложенным на причале штабелям труб, чтобы отобрать шестидюймовые.
- Если хотите искупаться, то сейчас самое время, - вежливо сказал Мурад.
- А у вас не может быть неприятностей?
- Нет, раз директор разрешил. А после купания вам лучше уехать - норд будет, застрянете здесь надолго.
- Спасибо, - сказала Рена. - А что делают ваши рабочие на причале?
- Сортируют свечи.
- Я посмотрю, а потом искупаюсь, хорошо? - Рена отошла от них.
- Ну как? - тревожно спросил Мурад. - Все в порядке?
- Как будто да - ответил Васиф. - Но очень с ней трудно.
- Я тебя прошу, потерпи еще немного. Ты же знаешь, у меня образование не очень большое, мне трудно с ней говорить. Походи с ней еще. И постарайся побыстрее сплавить ее отсюда. На директорском катере можно. Говори ей, что вечером будет норд.
- Ладно уж, - покорился Васиф. - Ради тебя похожу еще. А если она захочет, чтобы я с ней искупался?
- Лучше не надо. Фейзуллаев узнает - голову мне оторвет.
- Это же не от меня зависит, пойми! Вдруг она будет настаивать? Мне и так не сладко с ней таскаться. Мурад растерялся.
- Это же не от меня зависит, пойми! Вдруг она будет настаивать? Мне и так не сладко с ней таскаться. Мурад растерялся.
- Ну хорошо, - согласился он. - Только быстрей. Вот не было печали...
- А она тобой интересуется! - усмехнулся Васиф. - Говорит, знает тебя, поэтому а приехала.
- Да, видела раз, - нехотя подтвердил Мурад и, заметив, что Семен и Алиага возвращаются, а Репа пошла к культбудке, торопливо добавил: - Иди, иди к ней.
Васиф, не торопясь, направился вслед за Реной. Но чем дальше он уходил от вышки, тем быстрее шагал, и озабоченность на его лице сменялась нетерпением.
Пока Рена переодевалась в культбудке, он умылся, легонько перекусил и присел на солнышке у той стены, которой не было видно с вышки. Некоторое время он прислушивался к шорохам в культбудке, потом не выдержал:
- Долго же вы переодеваетесь.
- А вы ждете? - изумилась Рена. - Я думала, вы уже работаете!
- Какая тут работа...
- А что случилось?
- Я готов сказать еще раз, если вы успели забыть. И вообще я не устану повторять...
- Ой, не начинайте все сначала, прошу вас!
- Я искупаюсь с вами?
- Ни в коем случае! Нарушение техники безопасности.
- Чепуха! Начальство идет на все, чтобы ублажить вас.
- Меня, но не вас! - возразила Рена. Она вышла из культбудки.
- Оденьтесь, прошу вас, - взмолилась она, увидев, что он уже в трусах. - Я не хочу, чтобы мое присутствие влияло на обычный ход работы.
- Только разок. Без вас мне никогда не позволят. Обидно же всю жизнь проработать на море и ни разу не искупаться. Будьте добры!-И, разбежавшись, Васиф бросился в воду. Она прыгнула вслед за ним.
Первым их увидел верховой Шихбала.
- Купаются, - сообщил он.
-Мурад выключил двигатель и подошел к краю, причала.
- Вот что значит иметь диплом! - подмигнул Семей Алиare.
- Если Фейзуллаев узнает, голову мне оторвет, - пожаловался Мурад.
Верзила Алиага молчал. Он вообще был молчаливым человеком. В бурение нанимался летом, на несколько месяцев, чтобы подработать для хозяйства, поэтому своего отношения к происходящим на буровой событиям не высказывал, поддакивал то одному, то другому.
- За такую девку и головы не жалко! - восхищался Семен. - Никогда таких не видел, только в кино.
- Кино и есть, - сказал Алиага.
Потом они молча разглядывали полноватую, но стройную фигуру вылезшей из воды Рены.
- Неудобно, - превозмог себя Мурад. - Увидит...
Они разошлись по своим местам.
Когда Васиф накупался и вышел, Рена уже оделась и что-то записывала в свою тетрадь. Он хотел было еще поговорить с нею, но передумал и, сняв с перил свою одежду, направился к вышке.
- Еле уговорил ее завтра не приезжать! - крикнул он Мураду. - Но сегодня никак не хочет раньше нас уехать, с тобой собирается говорить.
Мурад недовольно покачал головой и выключил ротор:
- О чем?
- Не знаю.
- А мне наплевать, - неуверенно сказал Мурад. - План даю, аварий нету. Не ворую, людей не убиваю. Что она мне сделает? Образования нету? Ну и что же! Мало у нас мастеров без образования? Пусть пишет, что хочет.
- Да не похожа она на плохого человека, - успокоил его Васнф.
...В обеденный перерыв Рене удалось поговорить с Мурадом. Они сидела на краю эстакады, свесив ноги к воде. На разделявшей их газете был разложен обед Мурада - жареное мясо, помидоры, сыр.
- Я отниму у вас совсем мало времени, - надкусывая помидор, сказала Рена. Мурад молча ждал продолжения. - Не буду скрывать, хочу написать о вас статью. Большой очерк.
Рена сделала небольшую паузу, чтобы выяснить, какое впечатление произвело это на Мурада, но тот как в рот воды набрал,
- А для этого нужно, чтобы вы были откровенны со мной. У меня к вам несколько вопросов. Почему вы не едите? Ешьте, ешьте. Скажите, как вы относитесь к тому, что произошло на вашей улице? Я имею в виду убийство.
Мурад задумался. Вопрос Репы несколько успокоил его, но он продолжал держаться настороже.
- Ну хорошо, я упрощу вам задачу. Ешьте, ешьте. Как вы считаете, прав был этот... как звали убийцу?
- Агабала.
- Да, Агабала. Он прав?
- Нет. Это пережиток.
- Пережиток чего?
- Прошлого. Капитализма.
- Хорошо! - поддержала его Репа. - Скажите, а вы могли бы так поступить?
- Нет, - уверенно сказал Мурад. - Но и Сафарали не прав. Воспользовался тем, что Агабала в тюрьме, а Мишоппа сумасшедший.
- Конечно. Это безнравственно. Но нельзя же конфликты разрешать такими дикими способами.
Мурад согласился, однако всем своим видом дал понять, что и у него есть на этот счет кое-какие соображения.
- Кстати, почему Мишоппа потерял разум? Он всегда был таким?
- Это после войны. Он был самым первым шофером на нашей улице. А после контузии доктора не разрешили ему водить машину. А у нас на улице, кроме меня, Тофика и еще двух-трех все - шоферы. Вот он и сошел с ума.
- Тофик - это сын Аскерова? А чем он занимается?
- Тоже шоферил, - увильнул от прямого ответа Мурад.- Но когда запретили гудки, перешел на другую работу. "Какой, говорит, я шофер, если гудеть не дают, когда захочу?>
Они рассмеялись.
Репа продолжала расспрашивать Мурада и в электричке, по дороге домой. Мурад уже поверил, что интервью ничем плохим его служебному положению не грозит, и ему далее начало нравиться давать ответы - никогда еще ему не уделяли столько внимания.
Когда они вышли из здания вокзала, было так поздно, чти кроме маячившей у стоянки такси фигуры Мишоппы, на площади никого не было. Мишоппа заметил их и радостно замычал Мураду, обычно безразличному к приставаниям Мишоппы, но этот раз было мучительно стыдно перед Реной.
Мишоппа демонстрировал возможности своей машины - гудел, лязгал зубами, выл. Не обращая внимания на уговоры и угрозы Мурада, он подбежал к ним с одной стороны, помычал немного и, просительно заглядывая в глаза, обогнал, чтобы подойти с другой. Рена ускорила шаг. Они вышли на ярко освещенный проспект Ленина. Несмотря на поздний час, здесь еще попадались прохожие. Мурад продолжал суетливо отгонять Мишоппу, а Река, решив, что сумасшедший просит денег, а заодно, чтобы как-то скрыть смущение, стала рыться в сумочке.
Наконец Мишоппа внял уговорам Мурада и повернул назад, к вокзалу. Мурад был очень удручен случившимся. Когда Рена засмеялась, он невнятно забормотал:
.- Война, что наделала, проклятая...
Больше он ничего из себя выдавить не смог. Некоторое время они шли молча, пока Мурад не переборол все-таки смущение:
- Можно вас попросить об одной вещи?
- Конечно.
- Можно написать в газете об отце Тофика? И о том, какое ему оказали уважение - пригласили на открытие памятника. Они подошли к дому, в котором жила Рена.
- Я и сама думала об этом в тот день, помните? Но не была уверена, что он поедет.
- Поехал! Это его долг.
- Сделаю все, что смогу. Думаю, что напечатают.
- Спасибо, спасибо большое, - расчувствовался Мурад.
- И вам спасибо за все. Уйма впечатлений! - Рена протянула Мураду руку.
Он стоял в подъезде и слушал стук ее каблуков, потом медленно вышел на улицу...
Торжества, устроенные маленьким русским городком в память о полковнике Аскерове, превзошли все ожидания Тофика. У въезда в город, неподалеку от завернутого в белую ткань памятника, была сооружена из свежевыструганных досок вместительная трибуна. Открытие назначили на шестнадцать ноль-ноль, но уже за час до начала церемонии трибуну и памятник окружила толпа. Все четыре школы города прибыли сюда в полном составе и разместились прямо перед трибуной. Пока бригада оформителей из областного центра торопливо заканчивала последние приготовления- обтягивала доски трибуны кумачовым полотнищем с надписью: "Да здравствует великая победа над фашизмом", - четыре преподавателя физкультуры пытались добиться от специально отобранных пионеров (рост не ниже 145 см) четкого исполнения церемониала приветствия почетного гостя, городских властей и представителей общественности. Одетые так же, как и их наставники, в белые рубашки и черные брюки, пионеры в который уже раз быстрым шагом подходили к трибуне с той ее стороны, где был установлен микрофон, через одного расходились влево и вправо, чтобы, образовав собой римскую цифру XX, снова сойтись перед трибуной, подняться на нее и застыть у заднего барьера а пионерском салюте. То и дело кто-нибудь из ребятишек делал что-то не так, и тогда наблюдавший с трибуны представитель роно хлопком давал команду остановиться, а к провинившемуся бросался преподаватель физкультуры, тот, что был поближе.
- НУ, неужели непонятно? - выговаривал он охрипшим голосом. - Вправо бежит он, влево ты, а потом наоборот. Нельзя же быть таким тупицей! Двадцать раз повторяем одно и то же...
- Поэтому и ошибаюсь, - огрызнулся школьник.
- Замолчи! - грозно сипел учитель, угрожающе выкатив глаза, - Не позорь школу!-И, -оглянувшись на представителя роно, отбегал назад с криками: "Приготовились!.. П-а-а-шли!>