- Дыши глубже, успокойся. Я все знаю. Пойдем, обсудим, потом в Рэмбо будешь играть и не с Азиатом это точно. Давай, пошли, Терминатор хренов.
Царев развернулся и пошел в салон, Руслан тяжело выдохнул и направился за ним. Отец спокойно открыл бутылку коньяка и разлил по бокалам, протянул один сыну, а другой залпом осушил и даже не поморщился.
- Значит так, мы на уступки этой мрази не пойдем, понятно? Один раз товар провезем и все, мы в игре, дорожка открыта. Молчи, не перебивай, знаю что Оксана у него, не досмотрел твой Серый и мои прозявили. Азиат специально там кашу заварил, менты наехали, толпа собралась вот они и смылись незамеченными. Сегодня я своим прозвоню, товар у него возьмут, завтра утром ты, вместе с ребятами, на вокзал поедешь. Кипешь поднимать не станешь, на все согласишь, Оксану заберешь, а потом мы эти цистерны к чертовой матери взорвем вместе с Азиатом, понял? Там внутри тротила на весь район хватит. А сейчас успокойся. Не тронет он ее, я Камрана хорошо знаю. Ему видно сильно приспичило. Слово дал кому-то, бабки получил. А мы все обламываем. Так что пока состав не отъедет тебя и ее не тронет. Так что ты должен сначала Оксану на безопасное расстояние отправить. А потом уже взрывать там все к такой-то бабушке.
Руслан смотрел на отца, дыхание постепенно восстанавливалось. Налил себе еще коньяка и снова осушил залпом бокал. Обожгло горло, но стало немножко легче.
- Похож ты на меня, Рус, похож как две капли воды. Я такой же был в твои годы взрывной, ненормальный. Это потом научился все ходы просчитывать, а поначалу рвался в бой, под пули.
Руслан смахнул пот со лба.
- А Оксана, не увлечение я смотрю. Запал ты на нее, так запал что на все наплевать.
- Я ее люблю, - тихо ответил Руслан и громко выдохнул.
- А дальше что? Вот вернешь ты ее обратно, что дальше? Допустим, от мужа уйдет, а у нее сын.
- Да хоть десять. Я не могу без нее. Увезу ее куда-нибудь, женюсь. Все по-другому будет. Работать на хрен пойду. На завод или еще куда.
Отец усмехнулся.
- Не ожидал.
- Чего не ожидал? Что я кого-то любить могу?
- Нет, не ожидал, что ты когда-нибудь это скажешь. Ну, на завод это ты загнул, а вот бизнес свой можно открыть, вполне легальный, настоящий, бросить свои игры в войну.
- Наигрался я уже, устал. Жить хочу, спокойно жить.
- Ну, спокойно не получится никогда, а вот нормально без вот этого всего дерьма, которые ты вытворяешь последнее время, вполне сможешь. Да и я помогу, коли не шутишь? Давай, звони Серому, вытащим твою Оксану.
Царь никогда раньше не говорил с Русланом таким тоном, вот так, как настоящий отец, без подколов, унижений, без привычного высокомерия.
- Отец, я хотел у тебя кое-что спросить.
- Спрашивай, я сегодня добрый.
Царев встал со стула и поправил воротник рубашки, застегнул пиджак на все пуговицы.
- Где мама? Ты ее…ты…
Отец резко повернул голову.
- Нет, я ее не убил. Хотел очень. Мечтал. Во сне видел, как прирежу их обоих, но не убил.
Руслан почувствовал, как с души камень свалился, даже засаднило в груди.
- Где она?
- В Испании. Живет там одна, на моем полном обеспечении, благотворительностью занимается.
- Все эти годы ты молчал…ничего мне не говорил и она…
- Все, хватит. Потом об этом поговорим.
- Обещаешь?
- Слово Ца… слово отца даю. Расскажу все. Потом.
***Я сидела в кромешной тьме, и слышала только стук собственных зубов. Я не знала где я, я не знала, кто меня схватил и что им нужно. Мои руки были связаны за спиной, а на глаза надета повязка. Я все помнила как в тумане, отчетливо ровно до того момента как Руслан меня отправил домой, мне было слишком плохо в самолете, послестрессовое состояние давало о себе знать, меня и сейчас неимоверно тошнило, так что слюна выделялась. А перед глазами я постоянно видела раненого Руслана, в голове звучали звуки выстрелов. Я пыталась успокоиться, считала до ста, потом до тысячи, прислушивалась к каждому звуку, но меня, наверное, держали в каком-то подвале со звуконепроницаемыми стенами, было тихо как в гробу. Мне было страшно. Настолько страшно, что сердце отказывалось биться, оно замирало каждый раз, при каждом вздохе. Оказывается, нет ничего ужаснее вот этой тишины, она вселяет дикий страх, первобытный. Я пошевелилась, пытаясь ослабить веревки на руках, но еще сильнее впились в кожу.
Где то совсем рядом лязгнул замок. Я дернулась и чуть не закричала от ужаса. Последний раз, когда ко мне пришли, я получила сильный удар по лицу, наверное, били кулаком, у меня до сих пор кровила губа. Я вжалась спиной в стену, лихорадочно пытаясь освободить руки. Но меня, схватили под мышки, рывком подняли на ноги и куда-то повели. Я мочала, наверное, лучше молчать, не злить их.
Как-то далеко сейчас был Сергей, я почти не думала о нем последнее время. Ванечка у мамы, я только молила бога, чтобы это его не коснулось. Если я вернусь домой, то мы уедем. Я и Ваня. Уедем куда-нибудь далеко. То, что я уже не вернусь к Сергею, я знала точно. О Руслане было больно вспоминать. Хотя, я сейчас уже не сомневалась, что мое похищение связано с ним и ни с кем больше. Сидя во тьме, не зная где я что меня ждет дальше я много думала о нас и самое страшное – я ничего не решила. Я больше не могла сказать себе с уверенностью, что готова от него отказаться. Несмотря ни на что, я любила его. Наверное так любят последний раз в жизни или в первый, но у меня уже не было сил сопротивляться. Наверное, я готова была принять его таким, какой он есть. Я плохая мать, я отвратительная жена. Пусть меня осудят! Я не могу больше жить без Руслана. Я не представляю себя без него, меня просто нет. Сейчас, когда меня тащили по каким-то бесконечным коридорам и лестницам, я знала, что Руслан найдет меня, он вытащит меня отсюда. Он может. Я в этом не сомневалась. Перевернет чертов город и найдет. Пусть не сегодня, так завтра…если конечно меня не убьют…
Меня снова затолкали в машину. Теперь я слышала их голоса, пыталась определить, сколько их человек и не могла. Да и какая разница я не справлюсь в любом случае. Ни с кем из них. Оставалось только ждать. Наверное, скоро я узнаю зачем меня похитили и что им нужно.
Мы куда-то приехали и, судя по звуку, доносившемуся совсем рядом – мы совсем рядом с железнодорожными путями.
- Выходи, никаких лишних движений не то башку прострелю. Давай, шевели поршнями.
Кто-то вытащил меня за шкирку из машины и я едва удержалась на ногах.
- Эй, потише там. Нам велено не трогать…пока не трогать, вот и угомонись. Не лезь.
- Трахнуть даже не дали, уроды. Я не понял, я что просто так за ней присматривал?
- Тебе заплатят, потухни!
Меня вели под руку, довольно грубо, наверняка на локте останутся синяки. Значит, кто-то дал им приказ меня не трогать. Это радовало. Хоть немножко можно расслабиться. Хотя я с трудом справлялась с паническим желанием вырваться и побежать. Вперед, куда-нибудь, просто побежать от них.
Внезапно с меня сдернули повязку и я быстро заморгала, осмотрелась по сторонам – утро, совсем раннее, вот-вот появятся первые лучи солнца.
Мы на перроне, явно для грузовых поездов, один из локомотивов стоял совсем рядом, с огромными цистернами на которых было написано "осторожно взрывоопасно".
Меня обступили со всех сторон пятеро мужчин, их широкие спины скрывали от меня то, что делалось впереди. В руках они сжимали автоматы. Меня охраняют. Зачем? От кого? Я судорожно глотнула воздух свежий, холодный. Немного полегчало. Было очень холодно, я вся дрожала в легкой блузке и юбке, с порванными колготками и сломанным каблуком. Мы чего-то ждем. Но чего? Зачем меня привезли сюда? Кто эти люди? Что им нужно от меня?...Или не от меня?...
У одного из них зазвонил сотовый, и он быстро ответил на чужом языке. Я не знала о чем, и с кем он говорил, но едва закончился разговор, моя охрана расступилась. Вдруг, тот детина, который говорил по сотовому, дернул меня за волосы к себе и приставил дуло пистолета к моей голове. Он медленно повел меня вперед. Я всхлипнула, но не закричала. Мы шли очень медленно, по-над вагонами и я уже начала различать впереди две группы людей. У всех на взводе автоматы, держат друг друга на прицеле. С обеих сторон кортежи по нескольку черных мерседесов. Я видимо в самом эпицентре каких-то разборок.
Посередине, между группами мужчин с автоматами стояли двое, друг на против друга, о чем-то громко беседовали, до меня не доносились слова. Только звук их голосов. Внезапно я почувствовала, как у меня подкосились ноги, и из груди вырвалось хриплое рыдание. Я узнала Руслана. Это он там, впереди, разговаривает с …О боже…с Камраном. Это его держат на прицеле люди Нармузинова и судя по всему, и меня тоже.
Вся картинка для меня сложилась в большой пазл, в чудовищную, уродливую головоломку. Из-за меня Камран заставил Руслана пойти на какую-то сделку…Господи, я же знала, что нас не просто так сюда пригласили…совсем не просто так …
Вдруг Руслан обернулся ко мне и я закричала, так громко, что голос сорвался. Руслан оставался на месте, не двигался, только смотрел на меня и я видела как его руки сжались в кулаки. Я сделала шаг в его сторону, но меня дальше не пустили, дуло пистолета сильнее впилось в мой затылок.
- Не дергайся, сука, пристрелю.
Я услышала голос Камрана:
- Отдавай приказ, Бешеный, я жду. Отдашь приказ, и ее отпустят. Давай, звони. Отъедут составы, и получишь свою девку в целости и сохранности. Только без лишних телодвижений, а то ее мозги разлетятся на несколько метров.
Руслан снова посмотрел на меня, а потом медленно повернулся к Нармузинову.
- Пусть она сначала сядет в мою машину.
- Ты не шути со мной, мальчик…я сказал, что сначала ты отдашь приказ.
- Я похож на шутника, Азиат? Чего тебе бояться? Она тебе больше не нужна. Я здесь, под дулами твоих братков, так что я никуда не денусь. Давай, отпусти ее. И я позвоню кому надо.
Нармузинов повернулся в мою сторону и быстро кивнул, мне развязали руки и толкнули в спину.
- Иди.
Я пошла медленно, не оборачиваясь, постепенно ускоряя шаг, глядя Руслану в глаза, судорожно сжав руки на груди, а потом я побежала, к нему, непроизвольно, чувствуя, как слезы текут у меня по щекам.
- Оксана, в машину, я сказал. В машину, - лицо Руслана исказилось как от боли, - Серый! Уведи ее!
Я уже ничего не слышала бежала к нему, сбросила туфли, холодный асфальт обжигал босые ноги, но меня вдруг подхватили под руки и потащили к джипу. Вот теперь я сопротивлялась, кричала, громко, надрывно, но Серому все же удалось затолкать меня в джип и заблокировать все дверцы.
Мое сердце билось как бешеное, я хватала ртом воздух, стараясь не разрыдаться в голос, цепляясь поломанными ногтями за опущенное окно. Я видела, как Руслан куда-то позвонил. Состав очень медленно двинулся с места. Люди Руслана и Нармузинова опустили автоматы и разошлись по машинам. Еще никто не уезжал, но и перестрелки теперь тоже не будет. Я с облегчением вздохнула.
Руслан шел ко мне, слегка хромая. Шаг за шагом. И мое сердце отсчитывало каждый удар. Он подошел к джипу, опустилось стекло, и я высунулась наружу, меня трясло как в лихорадке. Руслан осторожно тронул мою разбитую губу большим пальцем, его глаза потемнели, брови сошлись на переносице.
- Ты в порядке? Они ничего с тобой не сделали?
Я отрицательно качнула головой, и протянула руку, сжала его ладонь так сильно, что у самой занемели пальцы. Я хотела кричать и плакать и не могла, только шумно, со свистом дышала и смотрела на него. Такого любимого, такого родного. Не отпущу его, никогда больше. Он мой. Плевать кто он, плевать на все. Я так люблю его. Я так сильно его люблю.
- Оксана, Сергей отвезет тебя в безопасное место, слышишь? Ты сегодня же уедешь. Я уже обо всем позаботился.
- Я хочу с тобой, – прошептала едва слышно и сжала его руку еще сильнее. Сама не поняла, что плачу.
Руслан вытер слезу с моей щеки и улыбнулся устало, вымученно.
- Нельзя. Ты должна уехать. Сейчас, немедленно. Я потом приеду к тебе. Обещаю.
Но мне почему-то было страшно. Мне казалось, если я отпущу его сейчас, нас обязательно что-то разлучит…мне было больно с ним прощаться даже на короткое время. Даже на мгновение. Хватит расставаний, с меня довольно. Еще одного я не выдержу.
- Серый, увози ее.
"Нет, не сейчас, только не сейчас"
Джип медленно тронулся с места, я все еще пыталась удержать его руку, но наши пальцы разъединились и Руслан пошел следом за автомобилем, провожая, глядя на меня. Такой бледный, похудевший за эти два дня, с синими кругами под глазами. Почему-то это расставание давалось мне гораздо труднее, чем все те, которые мы уже пережили. Мое сердце сжималось от тоски.
Грохот отъезжающего локомотива заглушил все остальные звуки, и вдруг я увидела, как Руслан дернулся и резко остановился, потом дернулся еще раз и еще. Его глаза в удивлении распахнулись, он схватился за грудь, упал на колени, все еще смотрел на меня, потом перевел взгляд на свою руку, снова на меня. Я увидела, как Нармузинов опустил пистолет, и вдруг все поняла, закричала, дернула дверцу машины. Голос Руслана донесся до меня издалека:
- Гони, Серый, гони, сейчас рванет.
Джип резко сорвался с места, я орала, я колотила руками по стелу, прижимаясь к нему лицом. Но мы мчались на немыслимой скорости. Начался дождь, ливень. Он хлестал в окна джипа, а я кричала и кричала. Мой голос срывался, я оглохла от собственного крика, но меня никто не слышал и вдруг раздался оглушительный взрыв. Столп пламени взметнулся в воздух вместе с обломками рельс, кусками железа, стелами и падающими с грохотом разорванными на клочки вагонами. Я смотрела на огонь и уже только шевелила губами:
- Вернись…вернись обратно, пожалуйста…Вернись обратно.
Я повернулась к Сергею, и сама не знаю, как это сделала - я выдернула пистолет из кобуры на его поясе и наставила дуло прямо ему в лицо:
- Вернись туда.
Серый посмотрел на меня. Челюсти сжаты, лицо серое, перекошенное, глаза налились кровью:
- Нет.
- Вернись, твою мать, не то я разнесу твою тупую башку и вернусь сама!
Я хрипела, голос сорвался окончательно.
- Нам не зачем туда возвращаться, - глухо сказал он и сильнее надавил на газ. Я выронила пистолет и почувствовала, как у меня разрывается голова, в ней нарастал рев, цунами. Я попыталась выбить стекло и в этот момент Сергей вдруг резко надавил на тормоза. Джип остановился прямо посередине дороги. Серый вдруг резко прижал меня к груди.
- От него ничего не осталось, поверь, там не на что смотреть…
Я вздрагивала, пыталась его оттолкнуть, но он сжимал меня очень сильно, до боли.
- Там не на что смотреть…от него ничего не осталось – повторял он, как заведенный и я чувствовала, как он дрожит, вместе со мной.
Я отрицательно качала головой, мне было нечем дышать, я пыталась вздохнуть и не могла. Серый разжал руки, он смотрел на меня, по его щекам текли слезы, а я сквозь него, я уже ничего больше не видела, я словно ослепла.
"От него ничего не осталось…ничего не осталось…ничего не осталось"
Это от меня больше ничего не осталось, ни кусочка…меня больше нет.
Я сгорела в этом пламени, вместе с Русланом.
20 ГЛАВА.
Спустя четыре месяца…
Я сидела на больничной кровати и раскачивалась из стороны в сторону. У меня не осталось слез. У меня больше ничего не осталось. Он забрал меня с собой. Там, отпуская меня навсегда и зная, что он больше никогда ко мне не вернется. Я не сходила с ума, я не билась в истерике, я просто умерла вместе с ним. Так бывает, когда ты вроде и живешь, но на самом деле тебя больше нет. Мою душу подтачивала тоска. Это дикое чувство безысходности и слово НИКОГДА. Оказывается, нет ничего ужасней и страшней. Даже слово смерть не настолько сводит с ума, оно материализуется в образы в воспоминания, а вот "НИКОГДА" смотрит на тебя пустыми глазницами, трогает ледяными щупальцами отчаянья и оплетает паутиной безысходности. Оно убивает своей обреченностью. Прошло четыре месяца, а мне все хуже, боль не притупляется, не отпускает, а становится въедливой, хронической. Я даже начала к ней привыкать, я просыпалась с ней, я с ней засыпала. Точнее я проваливалась в сон. Воспоминания терзали и рвали мне душу в клочья.
Я никогда не увижу его глаза, я никогда не услышу его голос и я никогда больше не почувствую его запах. Он ушел. Он всегда уходил, но возвращался, ко мне, потому что любил меня. Пусть по-своему, но любил, и я знала об этом. Меня никогда и никто не будет любить, так как он. Да, я буду жить дальше, я буду растить Ванечку, я буду работать, я даже, может быть когда-нибудь, буду улыбаться, но я уже НИКОГДА не буду счастливой, потому что мое счастье ушло вместе с ним. Назовите это депрессией, безумием, постстрессовым синдромом, назовите, как хотите.
Вначале я отчаянно хотела увидеть его, как это пишут в мистических книгах, я надеялась, что он придет ко мне, и я буду ощущать его рядом, но нет везде так пусто, так одиноко. Я никогда не забуду звук взрыва, который разорвал его на куски. Господи, почему я даже не успела поцеловать его? Почему он ушел вот так, не оставив мне возможности закрыть его глаза, попрощаться? Почему я все еще не верю, что его нет, и каждый раз вздрагиваю, когда звонит мой телефон? Каждый раз жду, что он войдет в мою квартиру или будет ждать меня в машине, под окнами, со своей вечной жевательной резинкой, растрепанный и такой молодой? Очень молодой, таким он останется для меня навсегда! Я ни разу не сказала ему, как сильно люблю его. Ни разу. А теперь уже поздно и я говорю с ним сейчас, иногда про себя, иногда шепотом в темноту и неважно день сейчас или ночь – для меня всегда темно, там, у меня в душе, мрак, черная дыра бездонная, наполненная болью. Моей личной, понятной только мне одной, всеми осуждаемой, презираемой, извращенной болью. Я, молча кричу, я грызу подушку по ночам и вою как подстреленное животное, захлебываясь слезами : "Я люблю тебя, слышишь? Я люблю тебя!"