Бьорн и Архипцев переглянулись:
– Мить, понимаешь, это еще не все… – выдавил Сева. – Мы, когда Дениса искали, то сразу, то есть не сразу… Короче, Мить, когда машину нашли, кузов «Урала» был открыт, а находки исчезли.
24. Крах археолога Лобова
Все последующие дни прошли для Лобова как в тумане. Он будто спал и видел кошмарный сон. В этом сне вся деревня с ее жителями и лагерь с археологами были окружены и захвачены в плен какими-то космонавтами в скафандрах. Они деловито сновали взад-вперед, ни слова не говоря; одни опрыскивали какой-то зловонной жидкостью все, что попадалось им на пути, другие забирали пробы воды, земли, ловили комаров, мух, мышей, птиц, а потом исчезали за дверями-шлюзами в блестящих вагонах-лабораториях. Дину и Казимира разлучили, козленок истошно блеял, не понимая, почему с ними так поступают, овчарка пыталась укусить одного из «космонавтов», и тот пригрозил ее усыпить. Пришлось несчастную Дину привязать на цепь. По небу над лагерем кружили вертолеты, а на поле у леса, где проходила дорога, в авральном режиме работали экскаваторы, рыли траншею. В считаные часы вся деревня и прилегающая к ней зона в радиусе нескольких километров были полностью отрезаны от внешнего мира. Заболевших поместили в мобильный госпиталь, умерших – в морг, близким даже не дали с ними проститься, а тех, кто еще не заболел, просто изолировали. Все дома, дворы и палатки помечались какими-то загадочными опознавательными знаками. По границе зоны люди в скафандрах натянули колючую проволоку и установили шлагбаум, его круглосуточно охраняли вооруженные люди.
Прожив сорок с лишним лет, Дмитрий Сергеевич никогда ни с чем подобным не сталкивался и даже на секунду не мог представить, что где-то рядом существуют некие эпидемиологические службы экстренного реагирования, которые в мгновение ока способны превратить обычную деревушку в настоящий концентрационный лагерь.
Да-да, именно в концлагерь. Потому что после изоляции, дезинфекции и вакцинации люди в скафандрах приступили к допросам.
– От обширной эпидемии нас может спасти лишь быстрая и четкая работа всех занятых в операции служб, – чеканил слова руководитель бригады эпидемиологов. – Возможно, наши методы покажутся кому-то чересчур жесткими, даже жестокими, но выбора у нас нет! – Надетая на его лицо большая маска-шлем искажала голос, что делало его похожим на Дарта Вейдера.
И допрашивал он всех без исключения:
– Есть ли среди членов экспедиции мигранты из Средней Азии? Имел ли кто-то из членов экспедиции контакты с мигрантами из Средней Азии? Посещал ли кто-то из членов экспедиции страны высокой эпидемиологической активности? Индию, Пакистан, африканские страны?
Больше других досталось Лобову, успевшему побывать в Новгороде, мучили его долго и с особой дотошностью. Отчаянные попытки самого Дмитрия Сергеевича заступиться за дочь и отправить ее обратно в Москву ни к чему не привели.
– Товарищ Лобов, наверное, вы плохо меня понимаете? Или не хотите понимать? Вы и ваша дочь попали в зону ВЭР, высокого эпидемиологического риска! Ваша дочь находится в группе контактёров и останется в лагере! – властным голосом ответил Дарт Вейдер и придвинул к Лобову диктофон. – А нам с вами необходимо выявить все, я подчеркиваю, абсолютно ВСЕ ваши контакты в городе. Вирус, с которым мы имеем дело, по всей видимости, передается воздушно-капельным, самым, так сказать, эффективным путем. Мы должны выявить всех возможных контактёров! Ошибки исключаются!
В ответ Лобов, сбиваясь, диктовал нескончаемый список фамилий сотрудников Новгородской экспедиции, всех, кого видел на Базе, на Троицком раскопе. Фамилий соседей, которые встретились ему на лестничной клетке, а также хозяйки кафе под домом, где они с Алей выпили кофе, равно как и телевизионщиков из Москвы, Дмитрий Сергеевич не знал. Эпидемиолог потребовал от него сообщить имена, адреса, особые приметы людей и аккуратно занес все данные в блокнот. Он уже хотел закончить допрос, но тут Дмитрий Сергеевич вспомнил о железнодорожном вокзале.
– Бог ты мой! Там была целая толпа!!! Что же я натворил! – Лобов в отчаянии схватился за голову.
– Да уж, успели наследить. Возможно, придется расширить зону карантина, – заключил Дарт Вейдер, и даже скафандр не скрыл его раздражения.
Последовала гнетущая пауза.
– Чего вы ждете, вы свободны.
И Дмитрий Сергеевич нетвердыми шагами побрел к себе в палатку.
Надо сказать, что беседа с эпидемиологом только подлила масла в огонь. Лобов и без того винил себя во всем произошедшем.
С момента его возвращения в лагерь он сильно изменился. Человек, полный уверенности, бодрости и оптимизма, исчез. Теперь на Лобова было страшно смотреть – усталый, изможденный, почерневший от навалившихся на него бед, он почти ничего не ел, не спал, лишь притворялся спящим, чтобы Тася и Аля оставили его в покое.
Он винил себя во всем: что уехал из лагеря невовремя и задержался в городе, искренне полагая, что при нем ничего подобного бы не случилось, он мучился из-за того, что не отговорил дочь от поездки и привез ее в Торново. И, главное, он как-то сразу и безоговорочно взвалил на себя ответственность и за пропажу находок, и за смерть землекопов, хотя умерли они от оспы.
– Пап, но ты-то тут при чем! – пыталась возражать дочь.
– Ведь это я привел всех сюда и заставил работать, – отвечал он, уставившись в брезентовые стены палатки, бормоча что-то о проклятом месте, проклятых раскопках, разбудивших страшную средневековую хворь.
– Чушь! Пока даже специалисты и этот мерзкий Дарт Вейдер не понимают, откуда пришла болезнь.
– Нет, Алечка, не чушь. Твой отец – непроходимый идиот. Прав был Шепчук, какой из меня начальник экспедиции! Если б я отдал ему находки, то сейчас они были бы целы и невредимы. А я побоялся, не отдал. Значит, буду отвечать…
Впрочем, о своей дальнейшей жизни Лобов не думал, втайне надеясь, что вскоре оспа заберет и его. Но болезнь, выбирая следующую жертву, словно нарочно обходила Дмитрия Сергеевича стороной. Выглядел он, конечно, скверно, но никаких симптомов оспы у него не наблюдалось. Симптомов не было и у остальных обитателей лагеря. День шел за днем, а новых заболевших, слава богу, не прибавилось. Паника и страх немного поутихли, хотя общее настроение подавленности не прошло. Бьорн и Сева пытались заглушить его коньяком, Гронская – бессмысленным перекладыванием каких-то бумаг. Аля и Гарик дрессировали собаку и козленка, Марья Геннадьевна, роняя слезы, писала дневник. Лобов же лежал на раскладушке, отвернувшись от всех, и буравил взглядом брезентовые стенки палатки. Он давно потерял счет дням. Время тянулось невообразимо медленно.
– В деревне тоже не выявлено новых случаев заболевания! – по секрету сообщил им один из врачей, судя по голосу, это была женщина. Утром и вечером она приходила к археологам в лагерь, чтобы осмотреть их и взять анализ крови. В отличие от «Дарта Вейдера», который даже не счел нужным представиться, женщина сказала им, что она вирусолог и зовут ее Жанна, однако на вопросы отвечать не стала, сославшись на инструкции.
Это была единственная просочившаяся к ним новость, так как Торново, переведенное «на казарменное положение», держали в полной информационной блокаде, даже мобильные у них временно забрали, а у Бьорна изъяли станцию спутниковой связи. В ответ на отчаянные протесты шведа и угрозы обратиться в посольство, в прессу и в суд по правам человека прозвучало безапелляционное: «Это необходимо во избежание распространения панических настроений и слухов!»
Хотя слухи все равно поползли – такого не скроешь! Ведь обязательно кто-то где-то что-то видел… Скупые сведения перевирались на все лады. Одни говорили, что археологи откопали могилу древнего ведуна, а на ней было заклятие… Другие утверждали, что нашли, дескать, не захоронение, а чумной могильник, и теперь область «закроют», мол, кто-то видел колонну военных грузовиков на дороге. Количество жертв измерялось уже не десятками, а сотнями. Старухи предсказывали конец света. В окрестных деревнях поднялся ропот, пошли волнения.
Торновцы тоже роптали, жить в полном информационном вакууме было невыносимо. До сих пор они ничего не знали о судьбе своих товарищей – доктора Дэна и двух Вадимов. Их в первый же день поместили в мобильный госпиталь и держали за семью замками.
– Умоляем, скажите, как там наши? – слезно просила Маша, в который раз пытаясь разговорить людей в скафандрах.
– Неужели трудно вымолвить одно слово, живы ли? – вторил ей Архипцев. – Как вы не понимаете, мы же с ума сходим!
Но те молчали – на любую информацию был наложен запрет.
Лишь на пятнадцатый день (впрочем, так сказала Гронская, сам же Лобов давно потерял счет дням) обстановка в лагере стала меняться. Сначала стихло громыхание экскаваторов и еще каких-то зловещего вида агрегатов, техника уехала, и Торново погрузилось в тишину. На следующее утро Тася, вставшая, как обычно, первой, объявила всем, что куда-то исчез шлагбаум с часовыми, к вечеру исчезло и ограждение.
Но те молчали – на любую информацию был наложен запрет.
Лишь на пятнадцатый день (впрочем, так сказала Гронская, сам же Лобов давно потерял счет дням) обстановка в лагере стала меняться. Сначала стихло громыхание экскаваторов и еще каких-то зловещего вида агрегатов, техника уехала, и Торново погрузилось в тишину. На следующее утро Тася, вставшая, как обычно, первой, объявила всем, что куда-то исчез шлагбаум с часовыми, к вечеру исчезло и ограждение.
– Ура! Свобода! – выкрикнул было Гарик, но старшие сказали ему, что радоваться рано, так как пока ничего не ясно и надо дождаться официального объявления о снятии карантина.
Наконец на следующий день в Торнове появились люди, на которых уже не было костюмов-скафандров. Без этого облачения Дарт Вейдер утратил свою пугающую значительность. Он оказался неприметным лысым очкариком, и если бы не зловредность, то его никто бы не узнал. Он подошел к командирской палатке, у которой было велено всем собраться, и, цедя слова сквозь зубы, объявил, что угрозы заболевания больше нет, карантин снят.
– Все выводы о вспышке заболевания неизвестной этиологии и выполненной работе, – продолжил он довольно пространно, – будут своевременно направлены в надлежащие инстанции. – Затем он сообщил, что мобильный госпиталь на короткое время останется в лагере до окончательного выздоровления двух пациентов.
– Почему вы сказали двух? – не понял Архипцев.
– Потому что третий больной умер. Он поступил в крайне тяжелом состоянии, и спасти его было невозможно, – недрогнувшим голосом ответил Дарт Вейдер.
– Кто? – одними губами спросила Марья Геннадьевна.
Им оказался Вадим Маленький, который умер еще в день поступления.
Все были потрясены. Маша вскрикнула и прижалась к Севе, тот нахмурился:
– Эх, Вадик, Вадик… Что же мы теперь его родителям скажем?
Лицо Лобова исказила гримаса боли.
– Очень вам сочувствую. Но молодой человек был уже в коме, реаниматологи ничего не смогли сделать, – выступила вперед молодая худощавая женщина, знакомая археологам как вирусолог Жанна. Растерянно проводив взглядом своего начальника, когда тот ушел, посчитав, что сделал свое дело, она тихо продолжила: – Не обращайте внимания, такой уж он человек, терпеть не может неясности, неопределенности. А в вашем случае этого хоть отбавляй. Что же касается ваших товарищей, то они идут на поправку и скоро вернутся в лагерь.
Под натиском торновцев добродушная доктор Жанна поддалась и взялась провести разъяснительную беседу и ответить на все вопросы, которых за время карантина накопилось немало.
– Основная задача нашей службы заключается в ликвидации эпидемиологического очага, для этого необходимо выявить источник заражения, пути распространения болезни, установить всех контактеров… ну, и так далее, – уверенно заговорила доктор. – Но в случае с Красным Рыболовом мы не нашли никакого эпидемиологического очага.
– Как так, очага нет, а эта проклятая оспа откуда-то взялась?! – удивился Сева.
– Да, почему же погибли люди? – обратилась к врачу Гронская.
– Я – вирусолог, а не Господь Бог, и всего знать не могу. Я знаю только то, что говорит мне мой микроскоп. А он говорит, что ни в одном из препаратов не обнаружены тельца першена. Это вообще не оспа, то есть не вирус, а нечто абсолютно другое, просто имеющее аналогичную клиническую картину, – видя, что не все ее понимают, Жанна пояснила: – То есть похожие симптомы, как и при заражении натуральной оспой. Жар, болевой синдром, обливная сыпь, вирулентность…
Архипцев многозначительно кашлянул.
– Это когда зараза передается от одного к другому, – с гордым видом вставила Алевтина.
– Примерно так, – улыбнулась врач. – И все же, несмотря на совпадение клинической картины, это оказался не вирус какой-либо из осп, так как цитологические и иммунохимические исследования его не выявили… – Она запнулась, потому что Архипцев снова кашлянул и по-ученически поднял руку. – Хорошо, попробую объяснять иначе. Итак, любой вирус имеет свои характерные микробиологические признаки. Но признаков этих мы не нашли, хотя провели сотни, если не тысячи, разных анализов, собрали пробы воды, почвы, растений, досконально исследовали насекомых, грызунов, птиц… Помимо этого были проведены посевы всех возможных биологических материалов, и они также не выявили ни одного патогена. Таким образом, бактериальная составляющая тоже исключается.
– Но тогда отчего же люди умерли?! – спросила Маша.
Доктор Жанна замялась:
– Скажу прямо, лично я не знаю. Слишком многое в вашем случае остается необъяснимым, даже… загадочным.
– А мутация нам не грозит? – спросил Гарик.
– Тебе стопудово грозит! – прыснула Аля.
– Плохое время для шуток! – оборвала их Гронская.
Доктор Жанна продолжила:
– Завтра наш основной состав уедет отсюда, шеф – тоже. Он доложит свои выводы начальству, начальство суммирует все и отпишет заключение в Минздрав. Что в нем будет, я не знаю. Лично мое мнение сводится к тому, что в случае с Красным Рыболовом мы столкнулись с какой-то атипичной формой отравления. Все заболевшие могли иметь разовый контакт: вдохнуть, съесть, выпить или просто дотронуться… да-да, тактильный фактор не исключается, словом, контакт с некоей агрессивной ядовитой средой.
– То есть как? А как же мы? – забеспокоилась Гронская. – Мы ведь тут остаемся!
– На данный момент никакая опасность вам не грозит. В противном случае мы бы остались.
– Значит, экспедиция продолжит работу?
– На этот вопрос я вам ничего не отвечу, просто не знаю. – Доктор Жанна виновато улыбнулась. – Вчера краем уха я слышала, что сразу после отъезда нашей бригады сюда приедет другая… полицейская. Следователи уже несколько раз шефу звонили.
25. СОГ
В последние дни новгородскую администрацию трясло как в лихорадке, все титанические усилия «не предавать события огласке» пошли прахом. История с ложной эпидемией оспы, во-первых, и факт кражи уникального исторического объекта, во-вторых, все-таки просочились в СМИ и вскоре достигли столицы. Масла в огонь подлили, без сомнения, археологи. В плену карантина замученные прививками ученые мужи не могли молчать. Последовал звонок сверху. Глава области отрапортовал в Москву, что «угроза эпидемии ликвидирована, ситуация взята под контроль». Но ему не поверили. Пришлось вылететь с докладом лично. Ну а перед отъездом губернатор, само собой, поставил на уши всех силовиков. Прокуратура и Управление МВД взяли под козырек и экстренно сформировали особую следственно-оперативную группу (СОГ). Руководителем ее назначили майора юстиции Кудимова из Петербурга. «Из своих выбирать не будем, лучше призовем варягов, – подчиняясь традиции, решили новгородцы. – С ленинградскими кадрами оно как-то надежней». Тем более что коллеги отзывались о Кудимове положительно, он, дескать, хоть и молодой, но шустрый, успел поработать, и отец у него в Генпрокуратуре.
Как отнесся к своему назначению сам Кудимов, сказать сложно, так как Юрий Юрьевич никогда не демонстрировал на людях свои чувства, человеком он был сдержанным, стрессоустойчивым, на суматоху, царившую в городе, не повелся. По телефону, который у него практически не умолкал, отвечал четко, лаконично, перед начальством не лебезил, хотя звонили ему чиновники всех рангов. На десятом звонке профессиональное чутье подсказало Кудимову, какой из аспектов предстоящего, весьма запутанного дела является более приоритетным, а какой – менее приоритетным. И если на самом верху интересовались кражей уникального золотого артефакта, то, значит, и работать следует в этом направлении.
Что же касается выяснений обстоятельств смерти жителей деревни Красный Рыболов, то для начала, решил Кудимов, надо бы дождаться отчета вирусологов, а уж потом делать какие-то выводы. Но вирусологи, как назло, тянули.
Пока по этому вопросу не было ничего конкретного – туман, домыслы, мистика. Слухи о древнем проклятье Юрия Юрьевича, разумеется, не миновали, но такими категориями майор мыслить не привык. «Подождем, пусть эксперты поработают».
Словом, пробыв в городе всего несколько часов и отказавшись от предложения отобедать в соседнем ресторане, Юрий Юрьевич отбыл на место.
– В кабинетах еще успеем насидеться! – сказал он, отлично понимая, что при нынешней конъюнктуре выезд на место не просто процессуальная необходимость, но и дополнительный плюсик в его работе. Действовать надо быстро, а то потом всех повестками придется вызывать, и дело затянется.
Знакомство с коллективом СОГ Кудимов продолжил в пути, благо времени на то было достаточно – дорога плохая, ехать пришлось долго. Кроме того, он наметил примерный план расследования, так сказать, крупными мазками. Когда кавалькада служебных автомобилей миновала Жевский брод и выехала на поле перед Красным Рыболовом, майор юстиции взял продолжительную паузу и прикрыл глаза. Трансформация в идеальную следственную машину требовала максимальной собранности и концентрации. «Штаб» группы решили разместить в бывшем сельсовете. Допросов предстояло много, длинный список свидетелей был распределен между следователями: археологов Кудимов взял на себя, практикантов и жителей Красного Рыболова поручил опрашивать помощникам…