Ствол пистолета чеченца резко повернулся от шеи Максима в сторону Антона, и прозвучали два выстрела. Уже падая, Антон увидел, как Максим забился в руках террориста. Риск, конечно был, но минимальный. Антон умел уходить от прицельных выстрелов. Такое умение достигалось тренировками, в которых у Антона недостатка не было. Да и расстояние до Автаева было метров шесть.
Первая пуля прошла впритирку к боку, даже чуть задела куртку. Антону хватило доли секунды, чтобы убрать корпус от траектории ее полета. А потом он, издав болезненный вскрик, упал боком в снег так, чтобы его закрывала машина. Вторая пуля, пущенная в него, прошла тоже мимо, но чеченцу должно было показаться, что Антон по крайней мере серьезно ранен и не представляет больше опасности. Вряд ли он с заложником в руках пойдет смотреть на результаты своей стрельбы и попытается добить Антона. У него в руках не просто заложник, а перепуганный заложник. Максим сейчас в таком состоянии, что может начать вести себя неадекватно. Может начать орать, вырываться. Может упасть на снег и отказаться куда-то идти. И что останется Автаеву? Только пристрелить его. А где он прямо сейчас возьмет другого заложника? За другим заложником надо идти на людные улицы или в гипермаркет. А в любую секунду на парковку может влететь, мигая синими маячками и завывая сиренами, полицейская машина.
Дальше все пошло совсем не так, как предполагал Антон. Или как он надеялся. Максим впал в психологический ступор и вел себя как тряпичная кукла. Автаев что-то зло проворчал по-чеченски и потащил парня в сторону здания гипермаркета. Пистолет он держал прижатым стволом к пояснице заложника. Что же ему нужно, что он задумал?
Антон повернулся и посмотрел на свой бок. Да, пуля прошла совсем рядом, не задев его. Это хорошо, а вот что делать с террористом? Куда и зачем он двинулся, прикрываясь своей жертвой? Захватить машину на парковке? Или в гипермаркет? Во втором случае это может означать взрыв в людном месте, террористический акт.
Дождавшись, пока фигура Автаева скроется за первым рядом автомашин на парковке, Антон поспешно вытащил телефон и набрал номер Быкова. Более гадкого ответа в данной ситуации и не придумаешь. Женский голос монотонно известил, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Антон зарычал и набрал номер Великанова. Сашка ответил почти сразу. И, главное, он не удивлялся и не перебивал, выслушал все от начала до конца. Пообещав все сделать как следует и доложить шефу, Сашка отключил связь. Ползком Антон добрался до места, где бросил «вальтер», поднял оружие и отряхнул с него снег.
Теперь перед Антоном стоял вопрос: спешить или не спешить. Если Сашка сейчас поднимет шум, на место предполагаемого теракта выедут немедленно. Немедленно – это несколько минут для патрульных машин, которые блокируют район и начнут изучать обстановку и производить эвакуацию из зоны. Еще минут пятнадцать на прибытие спецназа и хоть какого-то начальства, которое имеет право принимать решения. Блин, долго! Очень долго!
Пригибаясь и стараясь прятаться за машинами, Антон поспешил следом за Автаевым. Где он там? Ага, до него два ряда машин, и до входных дверей два ряда машин. Только бы он не успел войти внутрь, а то следом за ним попасть в здание незамеченным будет сложно. По крайней мере, придется искать служебный вход или что-то в таком роде.
Автаев успел первым. Антон ругнулся, когда двери на фотоэлементах послушно раскрылись, пропуская террориста и заложника внутрь. Кто-то из покупателей увидел пистолет и шарахнулся в сторону, а потом с улицы на место происшествия бросился куривший до этого на улице охранник. Мужик лет сорока, сотрудник какого-то ЧОПа, даже не понимал, что он делает и что в такой ситуации следует делать.
Антон хорошо все видел. Сначала двери разъехались перед охранником в униформе, который что-то стал кричать и вытаскивать из кобуры пистолет (наверное, травматический). Автаев мгновенно повернулся на голос и, ни секунды не раздумывая, выстрелил в охранника. Фигура в униформе отшатнулась и повалилась на бок. И как раз в проеме входной двери, заблокировав ее.
Автаев двигался вглубь, что-то выкрикивая и поводя пистолетом. Максим не вырывался, и было видно, что ноги у него как ватные и что он их еле передвигает. Вот попал парень в переплет. Думал, что все так и будет ему с рук сходить! Антон понял, что злится. И злится потому, что не успевает. Народу в зале очень много, и чеченцу ничего не мешает привести в действие свое взрывное устройство. В любую секунду!
Держа пистолет в опущенной руке так, чтобы он был прижат к бедру и не бросался в глаза, Антон пересек открытое пространство и прижался спиной к витринному стеклу. Поверх коробок, сложенных штабелем внутри, он видел, как Автаев крутился на месте и гнал всех подальше от себя. Рывок, и Антон, влетев в тамбур, присел за платежным терминалом. До террориста метров пятнадцать, а укрытий… всего два. Стойка дежурного администратора у входа и дальше и правее выставленная паллета с незамерзающей жидкостью для автомобильных стеклоочистителей.
Бросок, и Антон присел на одно колено за стойкой администратора. Человек десять покупателей его прекрасно видели, находясь по другую сторону от Автаева. Антон стиснул зубы! Если они сейчас начнут паниковать или, наоборот, выражать радость от появления человека с оружием, который этого бандита нейтрализует, то чеченец может обо всем догадаться. Тогда все закончится мгновенным взрывом.
Как бы преодолеть эти четыре метра до паллеты, а там было бы легче, там всего метра три. Три метра – это не расстояние, их можно преодолеть в два прыжка. Антон выждал, когда чеченец снова повернется к нему спиной, и вскочил на ноги. Он не успел даже набрать скорость для преодоления расстояния до паллеты, как Автаев рывком, чуть не свалив Максима с ног, повернулся к нему лицом. Наверное, он все же по лицам людей догадался, что за спиной происходит что-то важное и опасное для него. И главное, чеченец не церемонился.
Выстрел ударил, отдавшись эхом под высокими сводами гипермаркета, бывшего здания заводского цеха. Антона спасло то, что он интуитивно упал на колени. Только так можно было мгновенно остановиться и сбить возможность прицельной стрельбы по себе. Не так просто переключиться с прицеливания по движущейся мишени на неподвижную. Да еще сместившуюся вниз.
Этой заминки Антону хватило для попытки сделать последнее, что было возможно. Он упал на бок с таким расчетом, чтобы линия огня проходила выше голов людей. Максим, бледный как полотно, таращился на Антона и держался скрюченными пальцами за локоть террориста, прижимавшего ему горло. Видимо, парень совсем уже распрощался с жизнью.
И все-таки Автаев опять успел выстрелить первым. Молодец, но это была его ошибка, потому что прицелиться он толком не смог, а может, помешал пленник. Пуля ударилась в бетонный пол рядом с головой Антона и с противным протяжным воем ушла куда-то вверх. Не успел звук отрикошетившей пули затихнуть, как Антон выстрелил… Один раз, второй… на третий раз затвор пистолета остался в крайнем заднем положении. Это были два последних патрона.
Гадкий страх, который всегда трудно побороть, у храбрых людей приходит потом, а у трусов «перед». Видя, как Автаев разжимает руку, державшую Максима, как он бессильно опустил правую руку с пистолетом, как его лицо исказила гримаса боли и предсмертной ненависти, Антон испугался. Испугался, что мог промахнуться сам, что чеченец мог попасть в него первым. А теперь все…
Тело террориста падало на пол, из пробитого легкого и горла толчками выходила кровь, заливая грудь, распахнутую куртку, пакеты со взрывчаткой. Тело еще падало, а Антон догадался, что Автаев успеет сделать то, что задумал. Он просто не может не сделать этого, несмотря на смертельное ранение. Помешать ему могла только мгновенная смерть…
Антон вскочил, отшвырнул бесполезный пустой пистолет и бросился к террористу в тот момент, когда рука Автаева дотянулась до гранаты, укрепленной на груди, когда его палец подцепил кольцо чеки и потянул его. Максим в полубессознательном состоянии лежал рядом, забрызганный чужой кровью, и пытался отползти в сторону. Антон перепрыгнул через него и в прыжке попытался дотянуться рукой до руки Автаева.
Упали они вместе. Ударившись во время падения коленом о бетонный пол, Антон зашипел от боли, но его пальцы все же вцепились мертвой хваткой, прижав к корпусу гранаты спусковой рычаг. И только после этого Антон с облегчением почувствовал, как предохранительная чека выскользнула. Наверное, усики чеки Автаев заранее немного разогнул, чтобы она легче и быстрее вышла. Но радоваться было рано. Чеченец был еще жив, он судорожно вцепился в пальцы Антона, пытаясь разжать их. Борьба длилась почти минуту. Антон слышал хриплое с кровяным клекотом дыхание Автаева, их руки стали липкими и скользкими от крови, граната норовила выскользнуть. А потом руки чеченца вдруг ослабли и соскользнули.
Антон некоторое время лежал, приходя в себя и восстанавливая дыхание. Рука, зажимавшая гранату, устала. Террорист, кажется, уже перестал дышать, но смерть норовила вырваться из руки Антона на волю и поразить все вокруг в радиусе десятков метров. Надо найти чеку… Антон приподнялся на трупе и посмотрел по сторонам. Чека валялась в полутора метрах в стороне, куда ее Автаев и отбросил. Дотянуться невозможно, выпускать гранату нельзя, а дотащить тело до чеки нет уже сил. Антон уронил голову на труп и стиснул зубы. Еще немного, еще чуть-чуть восстановить силы, а потом позвать кого-нибудь на помощь… Он всем своим существом чувствовал, как тело парализует от осознания того, что в его руке рвется наружу, ждет только одного движения страшная смерть.
А потом он услышал знакомый голос. Он шел как из вязкого тумана, откуда-то издалека:
– Антон, как ситуация? Ты держишь?
– Держу… Кто это? Алексей Алексеевич? Возьмите… вон там сзади чека валяется… не могу больше держать.
Чья-то сильная рука легла поверх руки Антона и сдавила гранату. Потом ловкие пальцы что-то сделали, кто-то со смешком похлопал Антона по плечу:
– Все, герой, отпускай! Теперь можно, мы вставили чеку на место.
Антон усилием воли заставил затекшие заскорузлые от крови пальцы разжаться. Со стоном он поднялся на четвереньки, потом сел на полу, схватившись за ушибленное колено. Быков стоял перед ним с серьезным, но в общем одобряющим выражением лица. Черные фигуры омоновцев суетились в зале, выпроваживая посетителей гипермаркета на улицу. Двое в гражданском надевали на запястья Максима наручники, а третий держал его под мышки, чтобы тот мог стоять. От входа уже двигалась громоздкая фигура взрывотехника в спецкостюме из группы разминирования.
– Эти у въезда, – Быков кивнул назад, – из его компании?
– Из его. Где-то еще третий в светлой куртке. Киллер. У него пистолет с глушителем. Они Максима караулили возле его дома, но я его увел. Кстати!
– Что?
– Там моя машина брошенная стоит, а в ней ноутбук. Между прочим, денег стоит.
Быков повернулся и кому-то резко бросил:
– Быстро на улицу Никитина, пять! Во дворе оперативная машина с частными номерами…
Глава 6
После произошедших событий Максим выглядел плохо. Он был бледен, его отрешенный взгляд был направлен постоянно куда-то в пространство. Душевный надлом выдавали только руки. Они беспрестанно шевелились, как бы живя своей отдельной от человека жизнью. Пальцы то сплетались, то расплетались, кисти сжимались в кулаки, а потом разжимались и начинали с дрожью гладить колени или края стула.
Антон вспомнил, как Автаев держал возле головы Максима пистолет, как тащил его в гипермаркет и кричал, что убьет заложника, если к нему кто-нибудь приблизится. А потом стрельба, чужая кровь на лице. Для Максима каждый выстрел тогда был как выстрел в него самого, он ждал неминуемой смерти каждую секунду. А потом вид окровавленного тела, которое судорожно выплевывало при дыхании кровь, взрывное устройство на груди, борьба за гранату. Тут новичок запросто может свихнуться. А если потом тебя запирают в камеру, да объявляют об аресте и переводят в СИЗО, где сидят отъявленные уголовники, то жизнь в самом деле может показаться неожиданно наступившим концом света или адом. А может, и сознание совершенного довлело над этим парнем, который совсем недавно был вполне доволен жизнью.
Антон сидел, сложив руки на груди у двери камеры для допросов, и наблюдал. Допрашивал Быков. Алексей Алексеевич был угрюм. Во-первых, ему приходилось ловить на себе недоумевающие взгляды и думать, что отвечать, если за этими взглядами последуют вопросы начальства. А какого… начальник Управления собственной безопасности ГУВД занимается этим делом. В частности, получил разрешение и сам приехал в СИЗО допросить подозреваемого.
Конечно, всегда можно отговориться, что по оперативным данным это дело может иметь выход на сотрудников полиции, которые имеют отношение к криминалу. Но все равно найдутся злопыхатели, которые начнут шептаться по углам, что вот и Быков «спекся», вот и его потянуло на нарушение долга, на сытую жизнь. Вот и он полез в чужие разборки, чтобы сорвать свой куш. А ведь нет ничего хуже недомолвок и слухов. На прямое обвинение всегда можно ответить не менее прямыми доказательствами своей невиновности. А недомолвки и слухи так и останутся недомолвками и слухами. И будут они бродить по углам и закоулкам ГУВД, действовать на нервы и создавать тебе репутацию. А потом найдется человек, скажем, новый начальник ГУВД, который решит, что проверять и доказывать себе дороже, а не проще ли просто избавиться от полковника. Например, отправить его на пенсию по выслуге лет. Или найти причину объявить о служебном несоответствии.
Но что-то заставляло полковника Быкова заниматься этим делом. И Антон понимал, что спроси он сейчас «в лоб», и Алексей Алексеевич не ответит. Огрызнется, посоветует больше думать о работе, нежели на отвлеченные темы. И еще Антон очень остро ощутил сейчас, что Быков в стенах ГУВД все-таки очень одинок. И это несмотря на массу единомышленников в собственном управлении, на тщательно подобранных сотрудников, для которых закон и честь офицера – не пустой звук. Ведь отвечает за безопасность рядов полиции в области он, с него спрос за все и за всех. В том числе и подчиненных. И тут уж никто ему не поможет, не защитит, не прикроет. Он один на один с системой, складывавшейся десятилетиями.
– А скажи-ка мне, Максим, – проговорил Быков, пожевав бесцветными губами и прищурив глаза под нависшим веснушчатым лбом, – а какого хрена тебе не работалось в банке? Почему тебе не жилось нормальной жизнью? Профессия у тебя современная, уважаемая, перспективная. Зарплата в твоем возрасте не в пример молодым сотрудникам полиции, я думаю. Зачем было все это? Тебя же уважали, ценили, а ты…
– Кто меня уважал и ценил? – вдруг с болью выпалил Максим. – Кто вам сказал, что я жил сладкой и безмятежной жизнью. Может, он вам это сказал?
Дрожащий палец Максима ткнул в сторону Антона, сидевшего в сторонке.
– А он что знает? То, что ему Галка наплела? А Галка что знает? Она начальник отдела, а почему, я не знаю. Может, она там с начальством трахается, а может, она умная… не как я.
– Вот как? – удивленно спросил Быков. – Про Романову мы потом поговорим, а сейчас давай-ка о тебе. Так что тебя на работе не устраивало?
– Не устраивало… – обреченно и тихо проворчал Максим, уставившись в пол. – Много чего не устраивало. Вы полковник, вам не понять…
– Ну, почему же? Я и лейтенантом был в свое время. Так значит, обида в тебе, гложет она тебя? Не признавали в тебе специалиста, уважения не хватало? Кстати, на Антона ты не косись! Он, между прочим, хвалил тебя как программиста. Говорил, что ты талант.
– Спасибо, только поздно меня хвалить. Вы бы раньше пришли и моему начальству это рассказали, – пробурчал Максим. – Я такое мог… могу, а меня за мальчика держали! Финтифлюшкам всяким зарплату регулярно два раза в год повышали, а я как балласт.
– И ты решил аферой свое самолюбие потешить, наказать свое начальство? А ты не подумал, что наказываешь простых и ни в чем не повинных людей? Деньги-то ты воровал чьи-то, не с личного же счета вашего управляющего? Ладно, идем дальше. И ты в своем круге компьютерщиков на эту тему по пьянке распинался, так?
Максим поднял настороженные глаза на Быкова, потом глянул на Антона и снова уставился в пол.
– Подельников ищете?
– Быстро ты тут жаргонных словечек нахватался, – усмехнулся Быков.
– Нахватаешься тут! А только я вам никого называть не буду. Да и не знаю я, через кого все это пошло. Трепал языком и трепал…
– Значит, ты плакался в среде компьютерщиков, что тебя не признают и что ты на весь свет обижен? Так?
– Да! – выпалил Максим. – Нашло на меня, понимаете, накатило! Вот и решил, что богатеньким не повредит, а мне компенсация за моральный ущерб. Да и снимал я со счетов по их меркам копейки. Так, чтобы в клубе оторваться разок-другой…
Получалось, что Максим придумал способ взламывать «личные кабинеты» владельцев счетов из чувства собственной неудовлетворенности. А потом до кого-то из преступников дошла информация о Максиме как о талантливом хакере. Наверное, они давно наблюдали за средой программистов, приглядывались к людям. И вот в один прекрасный день, в смысле, ночью в клубе, к Максиму подошли двое. Был он сильно «под градусом», да еще раздражен недавним разговором о своей непризнанной долюшке, судьбинушке. И предложили они ему солидный куш за то, чтобы парень придумал, как в конкретном банке взломать электронную защиту, отключить на некоторое время сигнализацию. А потом, когда грабители будут далеко, снова включить.
Максиму тогда удалось скрыть свою радость от того, что банк эти кавказцы выбрали именно тот, в котором он и работал. Он не стал в этом признаваться, отлично понимая, что в глазах неискушенных грабителей будет выглядеть чуть ли не богом. И потешить самолюбие ему тоже очень захотелось. Одним словом, Максим согласился помочь. А спустя пару дней до него дошло, что преступление доведет его до колонии, а профессионализм до хорошей должности, любимой работы и больших заработков. Он вообще решил больше воровством денег со счетов не заниматься. Побаловался, и хватит.