— Ладно, пойду я спать, Оббо, — сказала она, не глядя в его сторону. — В другой раз как-нибудь.
— Я слышал, у вас Кэт умерла. Мне Черил рассказала.
Лицо Терри исказилось мукой; она вдруг постарела, как баба Кэт.
— Спать пора. Пошли, Робби. Идём со мной, Робби.
Робби не хотел отпускать Кристал, пока рядом стоял Оббо. Терри протянула руку-клешню.
— Иди, Робби, — подбодрила его Кристал. Терри порой брала его на руки, как плюшевого медвежонка; пусть уж лучше сына в руках держит, чем дозу. — Ступай. Иди с мамой.
Что-то в голосе Кристал убедило Робби, и он позволил Терри увести себя наверх.
— Бывай, — сказала Кристал, не глядя на Оббо, и пошла в кухню, где достала из кармана последнюю самокрутку Пупса и наклонилась к плите, чтобы прикурить.
Услышав, как хлопнула входная дверь, она возликовала. Пошёл он к чёрту.
— Миленькая у тебя попка, Кристал.
Она так вздрогнула, что смахнула на жирный пол одну из немытых тарелок, которая разлетелась вдребезги. Значит, он не ушёл, а прокрался за ней. Теперь он пялился на её грудь, обтянутую тесной футболкой.
— Отвали, — сказала Кристал.
— Какая большая девочка, а?
— Отвали.
— Я слыхал, ты бесплатно даёшь, — сказал Оббо, подходя ближе. — А могла бы зарабатывать поболее мамаши.
— Кому говорю, отва…
Его рука стиснула ей левую грудь. Она хотела его оттолкнуть, но он перехватил её запястье другой рукой. Её зажжённая сигарета обожгла ему лицо, и он дважды ударил Кристал в висок; тарелки посыпались на грязный линолеум. Отбиваясь, Кристал поскользнулась и упала затылком на пол; Оббо мгновенно навалился сверху и сдёрнул с неё спортивные штаны.
— Нет, гад, не смей!
Упираясь суставами пальцев ей в живот, он расстегнул ширинку. Кристал вскрикнула, но он залепил ей пощёчину. Его запах не давал ей дышать. Оббо прорычал ей в ухо:
— Пикнешь — порежу.
Он грубо проник к ней внутрь; она слышала его хрип и свой тихий писк, которого стыдилась — такая перепуганная, такая маленькая.
Оббо кончил, слез с неё и поднялся на ноги. Мгновенно натянув штаны, она вскочила и оказалась с ним лицом к лицу; у неё текли слёзы; он глумливо ухмылялся.
— Я скажу мистеру Фейрбразеру, — услышала Кристал свой голос, прерываемый рыданиями.
Она сама не знала, откуда взялись эти слова. Надо же было сморозить такую глупость.
— Это что ещё за хрен? — Оббо подтянул молнию и неторопливо закурил, преграждая ей дорогу. — Ты ему тоже даёшь? Мочалка поганая.
Вразвалочку пройдя по коридору, он исчез.
Кристал трясло, как никогда прежде. Она думала, её сейчас вырвет; от всего тела разило его запахом. В затылке стучало; внутри горела боль; в штаны стекала липкая жидкость. Кристал бросилась из кухни в гостиную, обхватив себя руками, чтобы унять дрожь; вдруг на неё накатил ужас оттого, что он может вернуться, и она побежала запереть входную дверь.
Вернувшись в комнату, она раскопала в пепельнице окурок подлиннее и закурила. Втягивая дым, дрожа и плача, она упала на любимое кресло Терри — и тут же вскочила, потому что на лестнице послышались шаги: на пороге появилась Терри, смурная и настороженная.
— Что с тобой такое?
Кристал давилась словами.
— Чего?
— Оббо… он меня…
— Он не такой.
Терри всегда инстинктивно открещивалась от изнанки жизни: он не такой, нет, быть не может, нет, я не виновата.
Кристал набросилась на неё и толкнула в грудь; тщедушная Терри с визгом и бранью отлетела назад в коридор. У запертой двери Кристал трясущимися руками не сразу сумела отпереть замок. Всхлипывая, она пробежала ярдов двадцать по тёмной улице, но испугалась: там мог подкарауливать Оббо. Тогда Кристал рванула напрямик через соседский сад и зигзагами, переулками помчалась в сторону дома Никки; всё это время у неё в штанах растекалась сырость, и Кристал думала, что в следующий миг её стошнит.
Она понимала: то, что он с ней сделал, — это изнасилование. Такое случилось со старшей сестрой Лианны на парковке у ночного клуба в Бристоле. Кое-кто побежал бы, Кристал знала, в полицию, но если мать у тебя — Терри Уидон, полицию к себе в жизнь впускать опасно.
Я скажу мистеру Фейрбразеру.
Её рыдания участились. Она могла бы сказать мистеру Фейрбразеру. Он знал жизнь. У него один из братьев отсидел в тюрьме. Мистер Фейрбразер сам рассказывал Кристал истории из своей юности. У него была не такая юность, как у неё, — понятное дело, так низко никто не падал, — но примерно такая, как у Никки, как у Лианны. Денег вечно не хватало; его мать выкупила в собственность свой муниципальный дом, а потом не смогла выплачивать по займу, и они какое-то время жили в прицепе, одолженном у брата матери. Мистер Фейрбразер улаживал любые дела, во всём мог разобраться. Как-то раз он пришёл к ним домой, чтобы поговорить насчёт её занятий спортом, потому что она поругалась с Терри и та отказывалась подписывать заявление, без которого Кристал не могла поехать с командой на регату. Он не испытал отвращения; ну, по крайней мере, не подал виду, что в принципе одно и то же. Терри, которая никому не симпатизировала и не доверяла, сказала: «Нормальный вроде» — и поставила свою подпись.
Однажды мистер Фейрбразер ей сказал: «Тебе придётся труднее, чем другим ребятам, Крис; мне тоже было труднее. Но ты сможешь пойти дальше. Тебе не обязательно повторять мой путь». Он имел в виду учёбу и всё такое, но учиться ей поздно, да и потом, это фигня полная. Допустим, умела бы она читать получше. А толку-то?
«— Как мой мальчик?
— Он не твой.
— А ты почём знаешь?»
Сестра Лианны тогда приняла такую специальную таблетку, которую глотают на следующий день. Кристал собиралась расспросить об этом Лианну. Вдруг у неё будет ребёнок от Оббо? Эта мысль наполняла её омерзением.
Надо уносить ноги.
Она мельком вспомнила Кей, но тут же выбросила её из головы: рассказать инспектору ненамного лучше, чем заявить на Оббо в полицию. Если Кей пронюхает, она тут же заберёт у них Робби.
Отчётливый, чистый голос в голове у Кристал заговорил с мистером Фейрбразером — единственным из взрослых, с кем она могла обсуждать всё, что вздумается, не то что с миссис Уолл, правильной и зашоренной, не то что с бабой Кэт, не желавшей слушать правду.
«Робби тоже здесь не место. Как мне отсюда выбраться? Надо уносить ноги».
Единственное убежище, домик на Хоуп-стрит, уже захватила склочная родня…
Под фонарём она ускорила бег, а потом оглянулась через плечо и убедилась, что Оббо за ней не гонится.
И ответ пришёл к ней сам собой, будто подсказанный мистером Фейрбразером.
Если она забеременеет от Пупса Уолла, ей дадут муниципальное жильё. Тогда, если Терри опять сядет на иглу, Кристал сможет забрать у неё Робби и будет растить двоих: его и младенца. И Оббо никогда, никогда в жизни не переступит её порога. Дверь у неё будет запираться на засовы, цепочки и замки, а в доме будет чистота — чистота и порядок, как у бабушки Кэт.
Кристал замедлила бег; в уличной темноте она немного успокоилась.
Уоллы, наверное, помогут деньгами. Они такие. Кристал представила, как некрасивое, озабоченное лицо Тессы склоняется над детской кроваткой. Кристал родит им внучку.
Пупса она, конечно, потеряет, как только забеременеет; все они одинаковы; у себя в Полях Кристал убеждалась в этом не раз. А может, ему даже интересно будет; странный он всё-таки. Но ей без разницы. Он по-любому её уже порядком достал — просто без него сейчас не обойтись. Ей нужен был ребёнок, причём не просто для достижения намеченной цели. Она любила детей, и Робби всегда любила. С ней малыши будут в безопасности; она для них станет такой, как бабуля Кэт, только моложе, добрее и лучше.
А там, глядишь, и Анна-Мари к ней наведается, прослышав, что она съехала от Терри. Их детишки будут двоюродными. Терри явственно представила себя рядом с Анной-Мари: как они стоят у калитки пэгфордской школы Святого Фомы и машут вслед двум маленьким девочкам в голубых платьицах и носочках.
В доме у Никки, как всегда, горел свет. Кристал опять припустила бегом.
Часть четвертая
I
Саманта Моллисон теперь сама купила все три DVD, выпущенные любимым бой-бэндом Либби. Она прятала их в ящике для носков и колготок, рядом с противозачаточным колпачком. У неё была готова легенда на тот случай, если их заметит Майлз: это подарок для Либби. Иногда в рабочее время, если торговля шла вяло, она искала в интернете фотографии Джейка. И вместе с очередным уловом — Джейк в костюме, но без рубашки, Джейк в джинсах и белой майке — выудила информацию о том, что через две недели группа выступает на стадионе «Уэмбли».
В Уэст-Илинге жила её университетская подруга. Можно было бы остановиться у неё и представить это Либби как приключение, как возможность провести время вместе. С самым искренним за последнее время волнением Саманта купила два очень дорогих билета на концерт. Вернувшись в тот вечер домой, она вся сияла от восхитительной тайны, как будто пришла со свидания.
Майлз, всё ещё в костюме, расхаживал по кухне с телефонной трубкой в руке. Он уставился на жену отстранённым, непонятным взглядом.
— Что? — с некоторым вызовом спросила Саманта.
— Не могу дозвониться до папы, — сказал Майлз. — Всё время занято; что за чертовщина? Появилось ещё одно сообщение.
В ответ на её озадаченный взгляд он с некоторым раздражением объяснил:
— Призрак Барри Фейрбразера! Очередное сообщение! На сайте совета!
— А, — сказала Саманта, разматывая шарф. — Понятно.
— Встретил сейчас на улице Бетти Росситер; она только об этом и говорила. Я проверил на форуме, но ничего не нашёл. Наверное, мама уже удалила — чёрт, надеюсь, что удалила, на неё ведь посыплются все шишки, если Бен-Задира пойдёт к адвокату!
— Стало быть, очередь дошла до Парминдер Джаванды? — спросила Саманта нарочито равнодушным тоном.
Она не уточняла, в чём состояли обвинения: во-первых, не хотела уподобляться Ширли и Морин, любопытным старым сплетницам, а во-вторых, считала, что и так знает: из-за Парминдер умерла престарелая Кэт Уидон. Через пару секунд она даже слегка оживилась:
— Говоришь, на твою маму все шишки посыплются?
— Как администратор сайта она обязана удалять клеветнические или потенциально клеветнические сообщения. Не уверен, что они с папой понимают, какие могут быть последствия.
— Если что, выступишь её защитником, она будет довольна.
Но Майлз не услышал; он повторно набирал номер и хмурился, потому что мобильный его отца по-прежнему был занят.
— Это уже серьёзно, — сказал он.
— Вы все потирали руки, когда грязью облили Саймона Прайса. В чём же разница на этот раз?
— Если ведётся кампания против какого-либо члена совета или кандидата…
Саманта отвернулась, чтобы скрыть усмешку. Значит, он волновался вовсе не из-за Ширли.
— Но тебе-то бояться нечего, правда? — невинно спросила она. — У тебя нет никаких позорных тайн.
«Да откуда они возьмутся у такого зануды?»
— А как же то письмо?
— Какое письмо?
— Господи… родители говорили, что обо мне поступило письмо, анонимное! В нём говорилось, что я недостоин занять место Барри Фейрбразера!
Распахнув холодильник, Саманта принялась изучать малоаппетитное содержимое, чтобы за отворённой дверцей скрыть от Майлза свою злорадную гримасу.
— Не думаешь ли ты, что у кого-то есть на тебя компромат? — спросила она.
— Нет… но я как-никак адвокат, правда? У кого-то могут быть ко мне претензии. Не думаю, что анонимки… Я хочу сказать, меня это пока не задело, но может быть и продолжение… Не нравится мне всё это.
— Ну, это политика, Майлз, — сказала Саманта, больше не скрывая усмешки. — Грязное дело.
Майлз удалился из кухни, но ей было всё равно; мыслями она уже вернулась к точёным скулам, разлёту бровей и подтянутому упругому прессу. Теперь она могла подхватить большинство песен. Надо бы купить футболку с изображением группы — и для Либби тоже. Джейк будет от неё совсем близко. Давненько у неё не бывало такого праздника.
Говард тем временем прохаживался туда-сюда по закрытой кулинарии, прижимая к уху мобильный телефон. Шторы были опущены, внутри горел свет, а за проёмом в стене суетились Ширли и Морин, готовясь к открытию кафе; они распаковывали фарфор и стекло, взволнованно переговаривались и краем уха слушали односложные реплики Говарда.
— Да… мм, хм… так…
— Кричала на меня, — сказала Ширли. — Кричала, ругалась. Требовала: «Удалите это, чёрт побери!» А я ей: «Удаляю, доктор Джаванда, и буду благодарна, если вы перестанете на меня кричать».
— А я бы оставила повисеть пару часиков, если б она вздумала на меня чертыхаться, — сказала Морин.
Ширли заулыбалась. На самом деле она пошла заваривать чай, оставив на сайте анонимное сообщение о Парминдер ещё на сорок пять минут. Они с Морин уже потешились от души; ещё имелся простор для дальнейших обсуждений, но первоначальный интерес был удовлетворён. Теперь Ширли жадно заглядывала вперёд, представляла реакцию Парминдер на публичное разглашение её делишек.
— Выходит, это не она отправила то сообщение про Саймона Прайса, — сказала Морин.
— Да, скорее всего, не она, — согласилась Ширли, протирая нарядный бело-голубой фарфор, который выбрала по своему вкусу, несмотря на то что Морин нравился розовый.
Порой, хотя она и не занималась бизнесом непосредственно, Ширли любила напомнить, что у неё, как у жены Говарда, всё же гораздо больше прав.
— Да, — говорил в трубку Говард. — Но не лучше ли… Мм, хм…
— Кто же это мог написать, как по-твоему? — спросила Морин.
— Понятия не имею, — жеманно протянула Ширли, будто вынюхивать и подозревать было ниже её достоинства.
— Некто лично знакомый и с Прайсами, и с Джавандами, — сказала Морин.
— Скорее всего, — повторила Ширли.
Говард наконец-то повесил трубку.
— Обри согласен, — объявил он им обеим, входя в кафе со свежим номером газеты «Ярвил энд дистрикт» в руке. — Весьма слабый материал. Чрезвычайно слабый.
Женщины не сразу вспомнили, что обязаны проявлять интерес к посмертной статье Барри Фейрбразера. Куда интереснее был его призрак.
— Да-да, я тоже подумала, когда читала, что статья ни о чём, — поспешила заверить его Ширли.
— А интервью с Кристал Уидон — просто прелесть, — хохотнула Морин. — Говорит, любила рисование. Ну, разве что рисование на партах.
Говард засмеялся. Ища предлог, чтобы отвернуться, Ширли взяла с прилавка шприц-ручку «Эпипен», которую Рут утром занесла в магазин для Эндрю. Ширли зашла на свой любимый медицинский сайт, прочла там об этих инъекторах и теперь могла бы с лёгкостью объяснить действие адреналина. Однако вопросов не последовало, и она убрала маленькую белую шприц-ручку в шкаф, стукнув дверцей, чтобы пресечь дальнейшие остроты Морин.
В огромной руке Говарда задребезжал телефон.
— Да, алло? А, Майлз, да… да, мы в курсе… Мама увидела сегодня утром… — Он посмеялся. — Конечно удалила… Не знаю… Думаю, разместили вчера… Нет, не думаю… мы уж сколько лет знаем Бен-Задиру как облупленную…
Но его игривость заметно шла на убыль по мере того, как он слушал Майлза. Немного погодя Говард сказал:
— Ага… да, понимаю. Да. Нет, в этом смысле пока… хорошо бы поручить кому-нибудь проверить защиту…
Трое, находившиеся в магазине, почти не обратили внимания на проехавший в сумерках автомобиль, но водитель успел заметить огромную тень Говарда Моллисона, плывущую за кремовыми шторами. Гэвин нажал на педаль газа, торопясь к Мэри. Во время телефонного разговора ему показалось, что она доведена до отчаяния.
— Кто этим занимается? Кому это нужно? У кого ко мне такая ненависть? — спрашивала она.
— Ни у кого, — сказал он. — За что тебя ненавидеть? Никуда не уходи… Я еду.
Он припарковался у её дома, хлопнул дверью и быстро пошёл по дорожке. Мэри открыла входную дверь ещё до того, как он постучал. Её глаза снова опухли от слёз; на ней был шерстяной халат до пола, который делал её ниже ростом. В противоположность алому кимоно Кей он вовсе не выглядел соблазнительным, но его незамысловатость и поношенность знаменовали новый уровень близости.
Все четверо детей Мэри были в гостиной. Мэри жестом пригласила его на кухню.
— Они знают? — спросил он.
— Фергюс знает. Ему в школе сказали. Я просила его не говорить остальным. Честное слово, Гэвин… Я уже на пределе. Откуда такая злоба…
— Там всё враньё, — сказал он, а затем, поддавшись любопытству, добавил: — Так ведь?
— Да! — страстно выпалила она. — То есть… Не знаю… Я действительно её почти не знаю. Но вкладывать это ему в уста… Приписывать ему эти слова… Неужели им всё равно, каково мне это читать?
Мэри снова расплакалась. Он решил не обнимать её, пока на ней этот халат, и порадовался своей осмотрительности, потому что секундой позже в кухню вошёл восемнадцатилетний Фергюс.
— Привет, Гэв.
Её сын выглядел устало, старше своих лет. Он обнял мать, а та положила голову ему на плечо, по-детски утирая слёзы широким рукавом.
— Думаю, это разные люди, — сказал без предисловий Фергюс. — Я внимательно перечитал. Здесь совершенно другой стиль.
Текст сохранился у него на мобильном телефоне, и Фергюс начал вслух:
— «Член местного совета доктор Парминдер Джаванда, которая делает вид, что печётся о бедных и обездоленных, всегда преследовала тайную цель. Пока я был жив…»