— Да. Как можно большего размера.
— Ты что, хозяин, спятил?
— И заткнись, — велел Шельма. Установив ящик на столе, он присел рядом.
Из иконографа слышались тихие «ших-ших» от мазков кистью. В конце концов послышался шум от поворачивающейся ручки и из щели вылез еще слегка сыроватый рисунок.
Шельма взял его. Потом постучал в ящичек. Люк открылся.
— Да?
— Еще крупнее. Большой, на весь лист. Фактически… — Шельма скосил взгляд на рисунок в руках. — Нарисуй только зрачок. Круг в середине глаза.
— На весь лист? Не, ты точно чокнулся.
Шельма пододвинул ящичек поближе к трупу. Послышались щелчки от рычагов, пока бесенок настраивал линзы, затем несколько секунд усердной работы кистью, и…
Вылез еще один сырой рисунок, на котором красовался большой черный диск.
Ну… в основном черный.
Шельма вгляделся. Какие-то очертания, неясные очертания…
Он опять постучался в дверцу ящичка.
— Да, господин Тронутый Гном? — отозвался бесенок.
— А теперь самый центр зрачка, как можно крупнее. Спасибо.
Линзы снова зажужжали. Шельма нетерпеливо ждал. Из соседней комнаты доносилась размеренная поступь Детрита. Бумага вылезла в третий раз, и люк открылся.
— Все, кранты, — возвестил бесенок. — У меня кончилась черная краска.
Лист в самом деле был весь черным… за исключением крошечной области.
Вдруг дверь, ведущая на лестницу, с грохотом распахнулась, и в комнату под давлением небольшой толпы влетел констебль Посети. Шельма с виноватым видом сунул листы в карман.
— Это уму непостижимо! — воскликнул какой-то человечек с длинной черной бородой. — Мы ТРЕБУЕМ, чтобы нас впустили! Кто ты такой, юноша?
— Я Ше… Капрал Задранец, — представился Шельма. — У меня даже есть значок…
— Хорошо, КАПРАЛ, — кивнул человек, — а меня зовут Венджел Реддли, я представляю интересы общины и требую, чтобы вы передали нам тело несчастного отца Трубчека сию же минуту!
Сзади себя Шельма почувствовал какое-то движение, и на лицах стоящих перед ним людей внезапно проявился легкий испуг. Он обернулся и увидел в дверном проеме Детрита.
— Все нормально? — осведомился тролль.
Денежные фонды Городской Стражи (то растущие, то падающие до нуля) наконец позволили Детриту приобрести себе более-менее подходящий нагрудник вместо куска слоновьей брони, которым он раньше пользовался. Как правило, на форменных нагрудниках изображались рельефные мускулы, должные имитировать силу и мощь. Детриту это не понадобилось, его мускулы и так не умещались в нагрудник.
— Проблемы? — уточнил он.
Толпа подалась назад.
— Совсем нет, офицер, — откликнулся господин Реддли. — Просто вы, э-э, так неожиданно возникли, мы думали…
— Это правильно, — согласился Детрит. — Возникать я люблю. И не люблю тех, кто возникает. Значит, нет проблем?
— Никаких, офицер.
— Странные штуки, эти проблемы, — задумчиво протянул Детрит. — Я всегда ищу проблемы, а когда вроде бы уже нахожу, мне говорят, что их и нет вовсе.
Господин Реддли слегка собрался с духом.
— Но мы хотим забрать тело отца Трубчека, чтобы достойно его похоронить, — заявил он.
Детрит повернулся к Шельме.
— Ты все тут?
— Да, думаю, что да…
— Он мертв?
— О да.
— То есть лучше ему уже не будет?
— Лучше, чем сейчас? Вряд ли.
Двое стражников расступились, позволяя вынести тело.
— А зачем ты рисуешь мертвецов? — спросил Детрит.
— Ну, э-э, может пригодиться. Чтобы потом рассмотреть поподробнее, как он тут лежал, в какой позе…
Детрит с подозрением посмотрел на него.
— Ты увлекаешься священнослужителями? Странные вы все-таки, гномы.
Задранец вытащил рисунок и еще раз взглянул на него. Лист был почти черным. Но… Снизу к лестнице подбежал какой-то констебль.
— Эй, есть там кто-нибудь, кого зовут, — приглушенное хихиканье, — Шельма Задранец?
— Ага, — угрюмо ответил Шельма.
— Так вот, командор Ваймс велел тебе немедленно прибыть во дворец патриция. Понятно?
— Для тебя он КАПРАЛ Задранец! — рыкнул Детрит.
— Ничего, — отмахнулся Шельма. — Я привык. И «капрал» тут не поможет.
Слухи — это информация, продистиллированная настолько, что она способна просачиваться сквозь что угодно и куда угодно. Слухам не нужны двери и окна, иногда им не нужны даже люди. Они свободно порхают по воздуху, не касаясь человеческих губ и прямиком перелетая из уха в ухо.
И толстые стены дворца патриция не стали им помехой. Из высокого окна Ваймс видел людей, стекающихся ко дворцу. Движение было как бы хаотичным, никаких вам колонн или демонстраций, но все больше людей случайным образом подходили все ближе и ближе.
Увидев парочку стражников, что вошли в ворота, Ваймс слегка расслабился.
Лежащий на кровати лорд Витинари открыл глаза.
— А… командор Ваймс, — пробормотал он.
— Что происходит, сэр? — спросил Ваймс.
— Кажется, я лежу, Ваймс.
— Вы были у себя в кабинете, сэр. Без сознания.
— О боги. Я, наверное… переработал. Ну, спасибо. Не мог бы ты… помочь мне встать…
Лорд Витинари попытался сесть, качнулся и снова опрокинулся на кровать. Лицо у него было бледным. На лбу проступил пот.
В дверь постучали. Ваймс чуть приоткрыл дверь.
— Это я, сэр. Фред Колон. Я получил вашу записку. Что случилось?
— Э, Фред. Кто там еще с тобой?
— Констебль Кремень и констебль Шлеппер, сэр.
— Хорошо. Пусть кто-нибудь сбегает до моего дома и велит Вилликинсу принести мои уличные доспехи. А также мой меч и арбалет. И спальный мешок. И немного сигар. И пусть передаст госпоже Сибилле… пусть скажет госпоже Сибилле… ну, в общем, что у меня возникли срочные дела. Это все.
— Но что происходит, сэр? Поговаривают, будто бы лорд Витинари умер!
— Умер? — пробормотал патриций с кровати. — Чепуха!
Он рывком сел, свесил с кровати ноги и упал вперед. Это было медленное, кошмарное падение. Лорд Витинари был высоким человеком, поэтому падать было высоко. И делал он это вскладчину. Сначала у него подкосились ноги и он упал на колени. Которые звучно ударились о пол, после чего начала сгибаться поясница. В конце концов его лоб громко стукнулся о паркет.
— Ох, — только и смог сказать Витинари.
— Его сиятельство немного… — начал было Ваймс, а затем схватил Колона за руку и втащил его в комнату. — Я думаю, его отравили, Фред, вот в чем дело.
Колон переменился в лице.
— О боги! Мне сбегать за доктором?
— Ты с ума сошел? Мы же не хотим, чтобы он умер!
Ваймс прикусил язык. Он сказал то, о чем думал, и очень скоро новая волна слухов наводнит город.
— Но кому-то все-таки надо осмотреть его… — промолвил он вслух.
— Правильно, черт побери! — кивнул Колон. — Может, позвать волшебника?
— А вдруг именно волшебники в этом замешаны?
— О боги!
Ваймс постарался собраться с мыслями… Все городские лекари — настоящие лекари, разумеется, — завязаны на Гильдии, а все Гильдии ненавидят Витинари, значит…
— Когда подойдет еще кто из наших, пошлешь гонца к конюшням в Королевских низинах, пусть приведет Джимми Пончика, — приказал он.
Это еще больше поразило Колона.
— Пончика? Да он ведь ничего не смыслит в медицине! Он накачивает всякой гадостью лошадей на скачках!
— Просто приведи его, Фред.
— А что, если он откажется?
— Тогда передай ему, что командор Ваймс знает, почему на прошлой неделе Смеющийся Мальчик не выиграл знаменитый Щеботанский стодолларовый забег. И добавь, что тролль Хризопраз потерял на этой скачке десять тысяч долларов.
Колон был поражен.
— Вы бьете ниже пояса, сэр.
— Очень скоро здесь будет очень много людей. Я хочу, чтобы ты поставил парочку стражников сразу за дверью — лучше всего троллей или гномов. И чтобы никто без моего разрешения не входил. Ясно?
На лице Колона одно выражение сменяло другое. В конце концов он только и смог выдавить:
— Но… отравлен! Есть же пробовальщики еды и все такое!
— Тогда, быть может, это один из них, Фред.
— О боги, сэр! Вы что, вообще никому не доверяете?
— Стараюсь не доверять, Фред. Между прочим, а может, это ты сделал? Шучу, шучу, — быстро добавил Ваймс, увидев, как слезы чуть не брызнули из глаз Колона. — А теперь иди. У нас не так уж много времени.
Ваймс закрыл дверь и облокотился на нее. Потом повернул ключ в замке и подставил под ручку стул. Затем, подтянув патриция по полу, перевалил его на кровать. Тот что-то пробормотал, и его веки вздрогнули.
«Яд, — подумал Ваймс. — Хуже не придумаешь. Ни шума, ни пыли, и отравитель уже может находиться отсюда за много миль. Яд нельзя увидеть, зачастую у него нет ни запаха, ни вкуса, его легко добавить в еду, да куда угодно! А потом лишь остается ждать…»
Патриций открыл глаза.
— Я хочу стакан воды, — сказал он.
Около кровати стояли кувшин и стакан. Ваймс взял кувшин и задумался.
— Я пошлю кого-нибудь за водой, ваше сиятельство, — ответил он.
Лорд Витинари очень медленно моргнул.
— А, сэр Сэмюель, — узнал он. — Но можешь ли ты кому-либо доверять?
Когда Ваймс наконец спустился вниз, в большой зале для аудиенций уже собралась приличная толпа. Люди судачили, волновались и были не уверены в собственном будущем. И, как все взволнованные и неуверенные важные персоны, они злились.
Первым к Ваймсу подскочил господин Боггис, председатель Гильдии Воров.
— Что происходит, Ваймс? — требовательно вопросил он.
И напоролся на взгляд Ваймса.
— Я хотел спросить, что тут происходит, сэр Сэмюель, — быстренько поправился он, несколько растеряв самоуверенность.
— Я думаю, лорда Витинари отравили, — сообщил Ваймс.
Толпа притихла. Боггис понял, что раз он задал вопрос, то теперь все внимание сосредоточено на нем.
— Э… насмерть? — уточнил он. Наступила такая тишина, что было слышно, как пролетает муха.
— Пока нет, — ответил Ваймс.
Все в зале повернули головы. Теперь мир сгустился вокруг господина Низза, главы Гильдии Наемных Убийц.
Низз кивнул.
— Мне не известно о каких-либо планах касательно лорда Витинари, — возвестил он. — Кроме того, я думаю, все знают, что мы оценили патриция в один миллион долларов.
— И у кого реально есть такие деньги? — поинтересовался Ваймс.
— Ну… например, у тебя, сэр Сэмюель, — усмехнулся Низз.
Кто-то нервно подхихикнул.
— В любом случае мы хотим видеть лорда Витинари, — сказал Боггис.
— Нет.
— Нет?… А почему?
— Указания доктора.
— Правда? Какого же?
Позади Ваймса сержант Колон прикрыл глаза.
— Доктора Джеймса Мнимсома, — сказал Ваймс.
Прошло несколько секунд, пока до всех дошло.
— Что? Уж не хочешь ли ты сказать… Джимми Пончика? Да он же коновал!
— Я тоже так думаю, — согласился Ваймс.
— Но почему именно он?
— Потому что большинство его пациентов живут и здравствуют поныне, — ответил Ваймс и вскинул руку, требуя тишины. — А теперь, господа, я вынужден вас покинуть. Где-то бродит отравитель. Я хочу найти его до того, как он превратится в убийцу.
И Ваймс принялся подниматься по лестнице, стараясь не обращать внимания на крики позади себя.
— Вы уверены в старине Пончике, сэр? — схватив его за рукав, уточнил Колон.
— А ты ему доверяешь? — спросил Ваймс.
— Пончику? Конечно же, нет!
— Правильно. Ему нельзя верить, поэтому ему никто не доверяет. Так что все нормально. Но я собственными глазами видел, как он выходил лошадь, про которую сказали, что она годится только на колбасу. Коновал должен делать свою работу, Фред, иначе у него будут большие проблемы.
И это было чистой правдой. Когда обычный, человеческий доктор после долгих кровопускательных процедур вдруг обнаруживает, что его пациент наконец не выдержал и скончался, он разводит руками и говорит: «Ну что поделаешь, на все воля божья, с вас тридцать долларов». И спокойненько себе уходит. Это все потому, что человеческая жизнь почти ничего не стоит. А хорошая скаковая лошадь, со своей стороны, может стоить все двадцать тысяч долларов. И доктору, который позволит лошади слишком быстро отбыть на бескрайние небесные пастбища, лучше не гулять потом по темным улочкам. Иначе одним прекрасным вечером он услышит за своей спиной: «Господин Хризопраз ОЧЕНЬ РАССТРОЕН», после чего этому самому доктору весьма доходчиво продемонстрируют, что жизнь полна несчастных случаев.
— Никто не знает, где капитан Моркоу и Ангва, — сказал Колон. — У них сегодня выходной. Шнобби также не могут найти.
— Ну, хоть одно приятное известие…
— Дзынь-дзынь, дзынь-подзынь, — послышался голос из кармана Ваймса.
Он вытащил маленький органайзер и поднял крышку.
— Да?
— Э… ровно полдень, — сказал бесенок. — Обед с госпожой Сибиллой.
Возвестив это, бесенок с подозрением уставился на лица Ваймса и Колона.
— Э-э… я надеюсь, у вас все нормально? — осведомился он.
Шельма Задранец вытер лоб.
— Командор Ваймс прав. Очень похоже на мышьяк, — промолвил он. — Вы только посмотрите на цвет его лица.
— Дрянное дело, — признал Джимми Пончик. — Но еще такое бывает, когда ешь то, на чем спишь. За ним могли не углядеть?
— Все простыни на месте — таким образом, я думаю, этот вариант отпадает.
— А как он мочится?
— Э. Мне кажется, нормальным образом.
Пончик всосал воздух через зубы. У него были замечательные зубы. В том смысле, что их сразу в нем замечали. Они были цвета внутренней поверхности немытого чайника.
— Прогуляйте его по кругу на спущенных вожжах, — посоветовал он.
Патриций открыл глаза.
— А ты точно доктор? — поинтересовался он.
Джимми Пончик ответил ему неуверенным взглядом. Он не привык к пациентам, которые умеют разговаривать.
— Ну да… И у меня много клиентов, — сказал он.
— Правда? Я могу быстро исправить эту проблему, — огрызнулся патриций.
Он попытался подняться и снова опрокинулся на кровать.
— Я подготовлю микстуру, — пробормотал Джимми Пончик, потихоньку отступая. — Зажимаете ему нос и вливаете в горло дважды в день. И никакого овса.
И он торопливо отбыл, оставив Шельму наедине с патрицием.
Капрал Задранец оглядел комнату. Ваймс не был особо щедр насчет инструкций. «Я уверен, что это не пробовальщики еды, — сказал он. — Они знают, что их могут заставить съесть всю тарелку. Но все равно, Детрит допросит их. Тебе лишь надо узнать, КАК. А я потом выясню, КТО.
Если яд попадает не с едой или питьем, то что остается? Яд можно рассыпать по подушке, чтобы человек его вдохнул, или налить в ухо, пока твоя жертва спит. А еще яд может попасть на пальцы при прочтении какой-то книги. А можно подкинуть в комнату какое-нибудь ядовитое насекомое…
Патриций шевельнулся и посмотрел на Шельму влажными, покрасневшими глазами.
— Скажи, юноша, ты стражник?
— Э… Совсем недавно им стал, сэр.
— Ты чертовски похож на гнома.
Шельма не стал отвечать. Отрицать было бесполезно. Каким-то образом люди распознавали гномов с первого взгляда.
— Мышьяк — очень популярный яд, — сказал патриций. — Сотни способов использования. Алмазная пыль была в моде несколько веков, несмотря на то что она по сути своей бесполезна. Огромные пауки — также, по некоторым причинам. Ртуть — это для терпеливых, а серная кислота — для тех, кто ждать не любит. У белены есть свои последователи. Много чего можно сделать с экстрактами из секреций кое-каких животных. Жидкости, извлеченные из гусеницы квантовой бабочки, превращают человека в бесполезную куклу. Но мы все же возвращаемся к мышьяку, как к старому доброму другу…
Голос патриция становился все более сонливым:
— Не так ли, юный Витинари? Да, сэр, конечно. Правильно. Но где мы его спрячем, ведь искать будут все? Там, где будут искать в последнюю очередь, сэр. Неправильно. Глупо. Мы спрячем его там, где искать не будут вообще…
Голос стал совсем неразборчивым.
«Постельное белье, — подумал Шельма. — Даже одежда. Сквозь кожу, медленно…»
Шельма забарабанил в дверь. Открыл какой-то стражник.
— Срочно подготовьте другую кровать!
— Что?
— Другую кровать! Возьмите где хотите. И принесите постельное белье.
Он посмотрел на пол. На полу был только маленький ковер. И все равно, в спальне, где люди ходят босиком…
— Унесите ковер и принесите другой. Так, что еще?
В комнату вошел Детрит, кивнул Шельме и внимательно оглядел комнату. В конце концов он взял один табурет.
— Этот сойдет, — сказал он. — Если потребуется, я могу прибить к нему спинку.
— Что? — удивился Шельма.
— Старине Пончику понадобился образец стула патриция, — уже выходя из комнаты, бросил Детрит.
Шельма открыл было рот, чтобы остановить тролля, но потом пожал плечами. Все равно, чем меньше мебели в комнате, тем лучше…
И если так подумать, не мешало бы ободрать со стен обои.
Ваймс тупо смотрел в окно.
Витинари не держал телохранителей. Правда, он прибегал — и пока что еще прибегает — к услугам пробовальщиков еды, но это обычная практика. У Витинари был собственный подход. Пробовальщикам хорошо платили, их содержали, и все они были сыновьями шеф-повара. Но по большому счету защищало его то, что для всех он был чуть более полезен живым, чем мертвым. Большие сильные Гильдии не любили его, однако в роли хозяина Продолговатого кабинета они предпочитали видеть именно его, а не кого-то из своих соперников. Кроме того, лорд Витинари олицетворял стабильность; именно он открыл простую и гениальную вещь: в стабильности люди нуждаются куда больше, нежели в чем-либо еще.