В Наташе никакого стремления в ЗАГС не было, зато невооруженным глазом было заметно разочарование. К счастью, пока еще не им, а лишь впустую потраченным вечером. Алешу усадили рядом, и он, уплетая салат, искоса наблюдал за гостьей, чье невнимание к его неотразимой персоне вскоре начало заметно задевать.
Наташа сидела, сложив руки на коленях, изредка тихо вздыхала и то и дело бросала взгляд на часы. Модное синее платье с белым воротником и манжетами ужасно шло к ее серым глазам, делая их глубже и значительнее, а из-под мини-юбки торчали стройные округлые коленки.
Алексей откусил кусок пирога.
— Вкуснотища. У мамы такие не получаются.
Наташа искоса взглянула на него, но ничего не ответила.
Тогда Алексей предпринял новый заход, даже вилку с ножом отложил. В конце концов, он парень видный, спортсмен, и девчонки всегда на него заглядываются. В институте у него даже был роман с Ирочкой Ефимовой, первой красавицей курса, мама ужасно боялась, что они поженятся и он забросит учебу. Ира казалась ей девушкой несерьезной. Сейчас бы она, наверное, передумала, потому что у Ирки муж, двое детей, и при этом она умудряется над кандидатской работать.
Алексей прокашлялся и перешел в открытое наступление.
— Наташа, где вы научились так вкусно готовить? Просто пальчики оближешь!
Еще в юности он прочел в какой-то умной книжке, что ни одна женщина не устоит перед лестью и что лести не бывает много. Опробовав этот принцип на однокурсницах и убедившись в его беспроигрышном действии, Алексей взял прием на вооружение и с тех пор не знал поражения у женского пола. Возраст объекта, социальный статус и внешние данные не имели ровным счетом никакого значения. И сейчас, желая привлечь внимание гостьи, он прибег к проверенному методу.
Вопреки ожиданиям, девица не зарделась от удовольствия и не одарила его благосклонным взглядом. Напротив, она скользнула глазами по присутствующим и призналась с легкой усмешкой:
— Пирог пекла не я, а мама. Я вообще готовить не умею, у меня даже яичница не получается. А про пирог выдумала тетя Аня.
У Алексея рот открылся. Такого коварства от «невесты» он не ожидал. Ах вот вы какие, мамины протеже! А он-то до сих пор принимал за чистую монету рассказы о кулинарных, вязальных и прочих способностях претенденток на его сердце. Уж они и шьют, и вяжут, и крестиком вышивают, и цыпленка табака каждый день на ужин готовят. Он и удивлялся, как только маме удается находить таких, если все знакомые девушки как одна даже пуговицу пришить были не в состоянии. Но эти мысли как-то вскользь пронеслись в Алешиной голове. Что же, если Наташа так откровенна с ним, должно ли это означать, что он категорически ей не понравился? Это соображение неожиданно задело его за живое.
Проглотив застрявший в горле пирог, он собрался с мыслями и продолжил.
— Так, значит, вы учитесь в педагогическом? И какой же предмет вы хотите преподавать? Русский и литературу, математику, а может, географию? — Разговаривая с Наташей, Алексей снял теплый джемпер, в котором ездил сегодня по делам, и остался в рубашке, которая — так он надеялся — подчеркнет его спортивный торс. А для пущего эффекта он расстегнул манжеты и закатал рукава. — На каком вы факультете?
— Вообще-то на филологии, французский язык. И я вовсе не хочу быть учителем, просто провалилась в университет, вот и пришлось в Герцена идти. — Девушка наконец-то повернулась лицом к Алексею. — А вы всегда хотели в милиции работать?
— Вообще-то не в милиции, а в уголовном розыске, — не без обиды поправил он. Может, она думала, что он работает простым участковым? — Да, всегда. С детства увлекался Шерлоком Холмсом и комиссаром Мегрэ.
— И как успехи, много преступлений раскрыли? — Наташа спросила вполне серьезно, но Алексею в ее вопросе послышалась обидная ирония. Может, показалось? Девица была какой-то непонятной, совершенно неправильной. Хотя и симпатичной. Было в ее лице что-то такое… Перчинка какая-то, что ли?
Взрослые уже доедали горячее, на них внимания почти не обращали. Папа с Иваном Николаевичем порядком подогрелись и жарко обсуждали футбольные баталии, мама и Анна Семеновна постоянно их одергивали, подкладывали закуску, успокаивали и пытались вовлечь в общий разговор. Тетя Рая призывала всех дружно спеть и сетовала, что нет теперь таких веселых застолий, как раньше, — с баяном, гитарой, с песнями и танцами.
— Наташа, хотите, пойдемте в мою комнату музыку послушаем? У меня есть неплохие пластинки.
Она с сомнением взглянула на часы, на Анну Семеновну, кивнула и поднялась из-за стола.
Приглашая девушку в свою комнату, Алексей очень рассчитывал произвести впечатление. Он почти год копил на проигрыватель и только в начале осени с помощью тети Раи раздобыл вожделенный «Аккорд-001 стерео». На колонки денег, правда, не хватило, а у родителей занимать было совестно. Но ничего, проигрыватель и без колонок смотрелся неплохо. Он стоял на полированной тумбочке, куда Алеша складывал постельное белье, прикрытый прозрачной крышкой. В комнате царил идеальный порядок — мама постаралась перед приходом гостей.
— Проходите, садитесь. Сейчас что-нибудь поставим. — Он небрежно перебирал пластинки. — Карел Готт, Шарль Азнавур, Мирей Матье, «Веселые ребята», «Самоцветы».
— Давай Карела Готта, — остановила его Наташа. — А тебе какая музыка нравится?
— Да не знаю, разная. Мне в последнее время и слушать ее некогда, — многозначительно поднял бровь Алексей, усаживаясь на край письменного стола. — Сегодня суббота, а я весь день со свидетелями работал. А как проводят досуг студенты? Ходят с тетушками по гостям?
Эх, нужно было удержаться от насмешек, но уж больно его задело полнейшее равнодушие «невесты». Кстати, это она пришла к нему знакомиться, а не он к ней.
— Это была мамина идея, — тут же надулась Наташа. — Это все из-за Жени. Он маме ужасно не нравится, она считает его самонадеянным пижоном, который плохо на меня влияет. Поэтому все время старается меня с кем-нибудь познакомить. Вот и тетю Аню подключила.
— Так и не приходила бы, раз так.
— Мама сказала, что, если я не пойду к вам в гости, она меня на зимние каникулы не отпустит с ребятами на Валдай на лыжах. Пришлось идти.
— Ты с гор умеешь кататься? — с интересом спросил Алексей. Наташа такой уж спортсменкой ему не показалась. Ножки у нее были хоть и стройные, но толстенькие, а руки, наоборот, какие-то слабые, и осанка, честно говоря, вялая. Но ему она все равно нравилась, была в ней какая-то уютная мягкость и изящество.
— Нет, я не умею. Женя обещал меня научить. А ты спортом занимаешься?
— Теперь уже нет, а вообще у меня разряд по самбо, на лыжах неплохо бегаю, плаваю прилично. Нам же регулярно приходится нормативы сдавать, так что держу себя в форме, — расправил плечи Алексей.
— А-а, — протянула Наташа и взяла с полки журнал «Огонек».
Что-то напевал сладкоголосый чех, за стеной заливисто смеялась тетя Рая, Наташа листала журнал, а Алексей никак не мог придумать, как снова завести беседу. В голове назойливо вертелся вопрос, кто такой этот Женя и что в нем такого особенного. Наконец он не выдержал.
— А Женя — это твой однокурсник?
— Теперь нет, он академку взял. Хочет попробовать самостоятельной жизни. Ему надоело сидеть на шее у родителей, — подняла она голову от журнала.
— Да? И чем он сейчас занимается?
— Сейчас киоскером работает в «Союзпечати», — чуть покраснела Наташа. — Но это временно. Он просто дело себе еще не нашел настоящее, и потом…
Она вдруг отчего-то замялась, а Алексей, наоборот, оживился.
— Что потом?
— У него недавно неприятности были, — начала она нерешительно, но вдруг рассердилась и закончила уже совершенно другим тоном: — Он одному другу джинсы помогал купить, американские, они для этого в «Гостиный двор» поехали. Говорят, там рядом есть такое место, можно что хочешь купить. Они как раз торговались, Женя джинсы в руках держал — а тут милиция. Приятель убежал, а Женю задержали и сказали, что он спекулянт. Из-за какой-то ерунды целый скандал раздули, даже в институт сообщили. Женя ведь просто другу помочь хотел, а тот, предатель, от всего отказался!
— Да, конечно. Он об этом месте впервые услышал, и раньше там никогда не бывал, и джинсы никогда не толкал, и все плохие парни убежали, а его, бедного, сцапали. И еще едва не отчислили из института. Но родители похлопотали, и его не выгнали, просто отправили в академку, пока скандал не утихнет, и теперь он продает газетки и собирается на каникулы в горы. Надо же, никогда не знал, что у киоскеров тоже бывают каникулы.
В таком ироническом изложении история Жени не выглядела столь романтично, как Наташе казалось, и она вдруг замерла, с недоумением глядя на своего нового знакомого, точно он ей сейчас рассказал какую-то неслыханную доселе историю.
В таком ироническом изложении история Жени не выглядела столь романтично, как Наташе казалось, и она вдруг замерла, с недоумением глядя на своего нового знакомого, точно он ей сейчас рассказал какую-то неслыханную доселе историю.
— А папа у Жени кто? — решил полностью разъяснить ситуацию Алеша.
— Он начальник глав…
Договорить ей не дали, в комнату заглянула веселая и румяная Анна Семеновна.
— Что, детки, уже подружились? Вот и славно. А нам, Наташенька, пора, Ваня уже такси вызвал. В следующий раз увидитесь и наговоритесь, — хитро подмигнула им Анна Семеновна. — У меня через неделю именины, вот и встретитесь.
Наташа возмущенно сверкнула глазами, окинула высокомерным взглядом Алексея и вышла из комнаты.
Он решил, что на именины обязательно пойдет. Если, конечно, ЧП на работе не случится.
Глава 5
— Алеша, куда ты снова собираешься, воскресенье же? Хоть бы денек дали ребенку отдохнуть, — ворчала мама, накладывая ему в тарелку остатки вчерашнего салата и пирог, испеченный Наташиной мамой. — Да что ж это за безобразие такое? Петя, хоть ты ему скажи!
— Мать, ну что ты пристала к парню. — Папа отложил в сторону «Советский спорт» и взялся за вилку. — Он же на работу идет, а не пьянствовать, вон как те из соседнего подъезда. Тем что будни, что праздники. Охламоны! А пирог у вчерашней невесты знатный.
Зинаида Андреевна тут же замерла, навострив уши.
— А этот пирог не она пекла, а ее мама, — ехидно улыбнулся Алеша.
— Что еще за выдумки? Конечно, она.
— А вот и нет. Она мне сама призналась. Но девчонка ничего, забавная.
— Так ты с ней еще раз встретиться договорился? — спеша за ним в прихожую, засуетилась Зинаида Андреевна. О работе в выходные она уже забыла.
— Нет, мам, — с сожалением вздохнул Алексей. — У нее, видишь ли, парень имеется. Очень ревнивый.
— Ох ты господи, подумаешь, — возмущенно запыхтела мать, поправляя ему шарф, как маленькому. — А ты отбей.
— Обязательно.
И выскочил из квартиры.
Сегодня он двинулся прямиком на 6-ю Красноармейскую. Двор здесь был просторнее, чем тот, в котором жил покойный Коростылев, но не такой уютный. Малышни не видно было, наверное, вся окрестная детвора предпочитала сквер с большой горкой неподалеку. На лавочке скучали всего две старушки, и те, кажется, собирались уходить.
— Здравствуйте, — поспешил к ним Алексей. — Вы не подскажете…
Старушки завертелись на лавочке и подались ему навстречу.
— Я из уголовного розыска, старший лейтенант Выходцев. Скажите, вы не знакомы с Коростылевым Сергеем Игнатьевичем? Он, говорят, частенько заходил к вам во двор, вроде у него здесь приятель был. Сам-то он на 4-й Красноармейской жил.
— А зачем он тебе понадобился? Случилось что? — поинтересовалась бабулька в мохнатой меховой шапке, то и дело съезжавшей ей на глаза.
— Погиб он, вот и выясняем обстоятельства. Так знали вы такого?
Он достал из кармана фотографию Коростылева. Все-таки по имени или фамилии в чужом дворе его могли не знать, а в лицо, может, и узнают.
Бабульки сняли рукавицы, вцепились в фотографию.
— Как же, знаем, — ответила вторая старушка, спеша перехватить инициативу у соседки. — Ходил к нам одно время. Он больше с Тарасом Гавриловичем знался, с дворником нашим. Они иногда, бывало, и пива летом вместе выпьют, и с нами посидят. Только давненько его не видно.
— А как давно? — присаживаясь рядом и поправляя пальто, спросил Алексей.
— Да уж с полгода, наверное, будет. Как вы думаете, Тамара Сергеевна?
— Уж не меньше. Я его, наверное, летом последний раз видела. Жара еще была, а он аккурат вон там под акацией на лавочке сидел, один, и вроде ждал кого-то. Я ему кивнула, он мне ответил. А больше я его и не видела.
— Значит, он с дворником дружил, — убрал фотографию Алексей. — А где он сейчас, дворник-то?
— Где ему быть? У себя. Все утро снег греб, сейчас, наверное, отдыхает.
— Вон его окна, на первом этаже, возле арки. Постучите. А мы уж пойдем, спина мерзнуть начинает, зимой-то не больно рассидишься, — посетовала бабушка в мохнатой шапке, поднимаясь с места.
Кряхтя и поддерживая друг друга под локотки, старушки направились к своему подъезду. А Алексей отряхнул снег с пальто и двинулся искать дворницкую.
Короткие, в пол-окна шторы на окнах были задернуты, но Алексею с высоты своего роста было прекрасно видно кухню и сидящего за столом крупного седого мужчину. Он не спеша прихлебывал из чашки и слушал радио — в приоткрытую форточку лился тягучий голос всенародно любимой певицы Людмилы Зыкиной. Алексей поморщился, он терпеть не мог эти напевы о Волге и полустаночках. Хотя о полустаночках, кажется, пел кто-то другой.
Осторожно постучал в форточку, потом еще раз чуть громче — перекрыть поющую Зыкину было непросто.
— Тарас Гаврилович? — позвал Алексей в самую форточку.
Дворник наконец услышал, убавил звук и выглянул в окно.
— Чего надо?
— Надо поговорить. Можно войти? — Алеша решил не тыкать сразу в нос коркой.
— Заходи. Вон подъезд, первая квартира. Чего случилось? Карбюратор барахлит или свечи поменять? — спросил он, едва Алексей показался на пороге.
— Что? Какие свечи? — растерялся поначалу Алексей. — Нет, Тарас Гаврилович, я к вам по другому делу.
— По какому другому? — насторожился дворник, хмуря кустистые брови.
— По поводу вашего знакомого Коростылева Сергея Игнатьевича. — И Алексей достал удостоверение и фотографию покойного.
Тарас Гаврилович внимательно посмотрел удостоверение, потом крякнул и взглянул на фотографию.
— Я слыхал, вроде он того, умер?
— Так и есть. А вы его хорошо знали?
— Серегу-то? Да так, приятельствовали. — Дворник явно не торопился приглашать Алексея в комнату. — А теперь-то что с того?
— Тарас Гаврилович, может быть, мне все-таки можно войти? Неудобно как-то на лестнице разговаривать.
— Ладно, ступайте на кухню, только сапоги снимите, чисто у меня, — без особого энтузиазма велел хозяин.
Приятный мужик, приветливый.
— Итак, сколько лет вы были знакомы с погибшим? — отказавшись от дружеского тона, сухо, как на допросе, спросил лейтенант.
— Да лет шесть уж поди.
— Где вы с ним познакомились?
— Да здесь, во дворе, — кивнул за окно Тарас Гаврилович. Болтливость явно не была его пороком.
— Расскажите подробнее.
— Летом дело было вроде. Я двор мел, он зашел, присел на лавочку, спросил спички, папиросой угостил. Разговорились. Он сказал, что по соседству живет, недавно переехал.
— Переехал? — заинтересовался Алексей. — Откуда и почему?
Сколько лет Коростылев прожил на Красноармейской, они с майором как-то не проверяли.
— Почем мне знать? Переехал и переехал. Потом еще раз зашел, сказал, что у него в этом дворе перед войной знакомые какие-то жили.
— Знакомые? — еще больше заинтересовался Алексей. — Кто такие, фамилия, номер квартиры?
— Ничего такого он не говорил. Сказал просто, что в третьем этаже, он даже на окна их все поглядывал, привычка у него такая была, — пожал плечами дворник, доставая папиросы.
— А кто на третьем этаже до войны жил?
— Почем мне знать? Я тогда дворником не был, да и жил в другом месте, на Звенигородской. Наш дом разбомбили. — Он затянулся крепкой вонючей папиросой.
— Хорошо, а сейчас на третьем этаже кто живет?
— Да много кто, дом-то большой. Лютиковы, это справа, они три комнаты занимают, много их. Соседи их Петровы, у тех одна. Потом баба Маня с ними же. В другой парадной Тихоновы, Кострюковы, Воронин, Горловы и Лепикова с дочкой. А в следующем подъезде…
— Стоп. Вы мне их лучше напишите.
— А чего писать-то, мало ли напутаю? Ты лучше в контору сходи, они тебе по документам все распишут.
Точно. Надо будет вместо архива с утра в жилконтору сходить за списком жильцов. Вдруг кто-то из них по старым делам Коростылева проходил.
— Хорошо, — вернулся Алеша к беседе. — Зашел, значит, Коростылев к вам раз-другой, а дальше?
— А дальше что? Стал захаживать. Летом почти каждый день, зимой пореже. Он сторожем где-то работал, сутки через трое, вот выспится и на другой день зайдет. Сын у него на флоте служил, а жены и вовсе не было, так что он, как и я, бобылем жил. Одинокий, значит.
— Может, он о каких-нибудь знакомых, друзьях рассказывал? Или, может, о родственниках? Были же у него родственники?
— Кроме сына, никого. А он ни о ком и не говорил больше. О работе или о сослуживцах бывших, бывало, вспомнит, так то вскользь, к слову.
Дворник заметил его неудовольствие.
— А вот сыном он очень гордился. Хоть тот ему и не родной.
— Как это не родной? — вскинулся Алексей.
— А так. Приемыш. Усыновил он его, когда мать умерла. Отец-то Костин еще в войну погиб, а мать уже после, в 1955-м, что ли? Парнишке тогда уже лет пятнадцать было или больше. Сергей говорил, да я как-то не запомнил.