– А как же пропустят нас? – изумился князь.
– Дайте мне еще десять тысяч и наденьте свои длинные варварские плащи. Будьте спокойны, – вас не обыщут. Только смотрите, не проходите в личные покои: там уже досматривают всех. Дожидайтесь у выхода.
Князь Ино Рваная Щека всплеснул руками:
– За что же это мы должны вам давать еще десять тысяч! Раньше мы давали вам деньги, чтобы вы убили совершенно постороннего человека, а теперь мы должны давать деньги, чтобы убить вашего же врага? Где это слыхано, чтобы человеку давали деньги за то, что он позволяет убить своего врага! По справедливости, это вы должны нам давать деньги, а не наоборот!
– Где вам понимать все тонкости, – усмехнулся Руш. – Раньше этот мальчишка был маленьким варваром и от его смерти не пошевелился бы даже лепесток сливы. А теперь он привлек внимание государыни. Представляете, сколько голов полетит после этой истории? И мне нужно много денег, чтобы наши головы не оказались в их числе.
Делать нечего: варварам пришлось отдать еще десять тысяч.
* * *Во дворце царило немалое смятение. Все знали, что покои, смежные с покоями государыни, временно пустуют: вот уже третью неделю гадали об официальном преемнике. Толки, по поводу Идасси, поднялись самые необычайные. Ведь о преемниках в таких случаях обычно заботился сам Руш, а тут всесильный министр и молодой выскочка не очень-то любили друг друга. Кое-кто стал подумывать: не приходит ли власти Руша конец? Но люди умные пожимали плечами: еще не было случая, чтобы государыня пускала своих любимчиков дальше спальни, а Руш, как ни был охоч до подарков, стал министром все-таки не потому, что умел ловко сажать свой корешок, а потому, что был умен, трудолюбив и предан государыне. Чтобы Касия заменила умницу Руша полудиким варваренком, было невероятно, а чтобы Касия отставила человека, который ей приглянулся, – это было вполне возможно.
А сама государыня Касия тем временем призвала одного шпиона, который под видом торговца ходил в желтые земли, и сказала ему:
– Отправляйся и заключи союз с «черноголовыми» – восточными ласами. Скажи им, что если они нападут на вархов и разобьют их, то дань, которую мы платим вархам, перейдет к ним.
* * *Вечерняя аудиенция состоялась в саду: зале, имеющей вместо крыши небо. Народу было довольно много, и все непринужденно ходили по дорожкам и болтали. Когда Идасси вошел, многие стали украдкой на него оглядываться. Наконец некоторые, кто хотел бы завести дружбу с возможным фаворитом, подошли к Идасси поближе, а другие, решившие держаться подальше от врага министра Руша, принялись считать тех, кто подошел поближе.
Сад был освещен хрустальными фонарями, в струях фонтанов прыгали разноцветные шарики, и цветы на деревьях были такие диковинные, что Идасси не мог разобрать: это настоящие цветы, или вышитые серебром и золотом?
Между двух деревьев стоял Белый Бог Каналов и выливал из кувшина в золотых руках целый водопад. Это был очень красивый бог, из слоновой кости и золота, и когда из его кувшина текло полной рекой, все каналы и реки ойкумены исправно орошали поля. А семьдесят лет назад кувшин треснул, – и в тот же миг каналы и реки стали пересыхать.
Идасси уставился на бога и раскрыл рот, словно хотел, чтобы из его рта тоже полилась вода. Руш увидел это, показал пальцем на Идасси и засмеялся.
– А где же государь? – спросил Идасси у соседнего чиновника.
– Государь с утра жаловался, что у него болит голова, и отказался от вечерних церемоний.
Тем временем неслышно вынырнувшая из темноты государыня подошла к мальчику и промолвила:
– А скажи, Идасси, кто лучше: боги империи или боги твоей родины?
Идасси обернулся и посмотрел на государыню – а она была дивно хороша в сиреневом платье с белой подкладкой и белым же шлейфом, – и грустно ответил:
– О государыня, откуда нам взять таких богов, как ваши? Ведь вы делаете богов из слоновой кости и нефрита, из золота и черного камня: с правильными чертами, маленькими ручками и чарующим обликом. Наши же боги нечесаны и немыты, они живут в лесу и видом – все равно что какая-нибудь коряга, или водяной столб, или спаленное молнией дерево. Тьфу, а не боги: разве может гнилая коряга даровать столько удачи нам, сколько ваши боги даруют империи?
Государыня сама совершила подобающие церемонии, рассыпала в саду перед богами семь видов злаков, возлила молоко. Накормили богов и стали есть сами.
Для всех присутствующих накрыли столы, уставленные всем, что родится из яйца, всем, что родится из икры, всем, что родится из зерна, всем, что родится из животной утробы, и всем, что зарождается само собой.
Идасси, будучи голоден, побежал к первому же столу, но чиновник-распорядитель окликнул его:
– Пожалуйте, господин Идасси! Вам сюда!
И провел в глубину сада, туда, где на веранде павильона Горных Хризантем был накрыт стол для государыни и еще десяти гостей.
За едой Идасси извертелся, разглядывая своих сотрапезников: девятеро были самые высшие чиновники империи, а десятый – монах-шакуник Даттам, самый страшный колдун ойкумены: говорили, что этому человеку было достаточно одного волоса, чтобы загнать душу владельца волоса в стеклянный кувшин.
Подали закуски, и государыня протянула Идасси маленький зеленый плод: в этих плодах делают дырочку и выдавливают сок себе в рот. Но Идасси никогда не видел этого плода, повертел его в руках и откусил половинку, – сок брызнул во все стороны. Некоторые засмеялись, а Руш, сидевший напротив Идасси, сказал:
– Наш маленький гость не знает, как есть «Зеленые Шарики». У этого плода пьют только сок, а шкурку бросают.
Идасси возразил:
– Я бы не возражал, господин Руш, помериться с вами силой один на один, но я не хотел бы оставлять вам шкурку от съеденного мной плода.
Многие захохотали, а колдун Даттам улыбнулся.
– Наш маленький варвар, кажется, верит в колдовство, – усмехнулся Руш. Наклонился через стол к Идасси и заметил: – Право, что разделяет варвара и глупца?
– Только этот стол, – ответил Идасси.
Кое-кто из сотрапезников прыснул от такого ответа, а Даттам захохотал.
– Господин министр, господин Идасси, – проговорила государыня, – как вам не стыдно пререкаться друг с другом!
Но в глубине души она была довольна, что кто-то осмелился перечить первому министру, потому что слишком мало людей решались на это в последнее время. Она даже была довольна, что чиновники засмеялись от ответа Идасси: теперь Руш будет обижен на тех, кто засмеялся, или, во всяком случае, те, кто засмеялся, будут бояться, что он на них обижен, а это удивительно, до какой смелости может дойти чиновник, если ему кажется, что его начальник на него обижен. Так, однажды чиновник Дахан… не забудьте, уважаемые слушатели, напомнить мне рассказать о чиновнике Дахане в другой раз, потому что это история, приятная для ушей и поучительная для того, что между ушами.
Остаток вечернего приема прошел мирно. Государыня, в отсутствие государя, сама благословила подписанные за день указы, отдала их чиновнику в алом кафтане, украшенном единорогами, зверями справедливости, и промолвила, обращаясь к Идасси:
– Я прощаю ваше самоуправство, господин Идасси, а прощение должно сопровождаться подарком, – просите, чего пожелаете.
Все, конечно, ожидали, что Идасси попросит один из кубков со стола, или должность, или домишко.
Глаза Идасси жадно сверкнули, и он произнес:
– Государыня! Мой народ невежествен и дик, и у нас дети учатся ездить на коне раньше, чем учатся ходить пешком, и учатся держать в руке меч тогда, когда вы учите держать их вилку и ложку. Все свое детство я ходил с мечом и здесь без меча чувствую себя как голый. Государыня! Говорят, в императорской казне хранятся два волшебных меча, отец и сын: одним из них император Иршахчан отсек голову бунтовщику Шехеду, а другим великий Бужва покарал семь непокорных князей: дозвольте хоть полюбоваться на них!
Государыня улыбнулась и велела:
– Принесите мечи.
Приказание немедленно было исполнено; Идасси так и вцепился глазами в мечи. По кивку государыни он вынул один из них из ножен: это был длинный двуострый клинок, слегка суженный к концу и с желобком для стока крови посередине лезвия. Рукоять его была сделана из двух пластинок, выточенных из панциря тысячелетней черепахи, стянутых золотой проволокой, и по этой проволоке вилась надпись: «защищаю справедливость, устанавливаю порядок». Гарда меча, выполненная в форме листа лотоса, была усыпана небольшими бриллиантами и украшена золотой нитью, как-бы оторачивавшей силуэт дракона. По преданию, это был меч великого Бужвы.
Идасси выполнил мечом несколько упражнений, и глаза его сверкали ярче, чем золотая нить на мече. Государыня посматривала на ловкого воина с нескрываемым удовольствием.
– Нравится ли тебе этот меч? – спросила государыня Касия.
– Это великий меч великого воина, – ответил Идасси.
– Это великий меч великого воина, – ответил Идасси.
– Тогда он твой, – сказала государыня.
От этих слов Идасси закричал, как выпь, и станцевал танец радости. А Руш возмутился:
– Это в нарушение этикета! Да его арестуют, когда увидят, что из личных покоев государыни выходит человек с мечом!
Касия усмехнулась и сказала:
– Действительно, так нельзя.
После этого она приказала принести длинный шелковый плащ, затканный золотыми рыбами и водорослями, и своими ручками накинула его на плечи Идасси так, что меч совершенно скрылся в складках.
Руш даже посерел от злости, и подумал: «Тем лучше. Можно будет представить дело так, что маленький варвар, опьянев от подарка, сам напал на своих врагов!»
* * *Государь между тем скучал и волновался в своих покоях: он пожаловался матери, что устал и не может быть на вечернем приеме, чтобы не ловить насмешливые взгляды придворных после ареста Идасси: как он теперь раскаивался! Он сидел и глядел в серебряную жаровенку, в углях прыгали бесенята, кувыркались… Государю вновь и вновь представлялась картина: его мать стоит, вполоборота к окну, и прижавшийся к ней мужчина держит руки под ее юбкой, государь кричит, мать оборачивается, мужчина тоже, – боги! У него лицо Идасси!
От нечего делать государь принялся играть: вынул из ларца волшебный жезл, с круглой шишкой на конце из яхонтов и изумрудов, обвел жезлом круг на столе и велел слуге принести мышь. Слуга сбегал куда-то, принес совсем маленького мышонка. Государь посадил мышонка в круг, тот побегал-побегал и подох: такая была у этого жезла волшебная сила, что если государь обводит этим жезлом вокруг зверушки, то эта зверушка погибает.
Государь взял мышонка в руки и заплакал в тоске. «Хорошо, что меня нет на приеме, – подумал он, – как мне смотреть в глаза Идасси, если я подписал приказ об его аресте?» А потом ему опять пригрезились государыня Касия и Идасси, и Идасси стоял в точности так, как охранник, которого Инан застал с государыней, и государь подумал: «Почему Идасси не мышонок?»
* * *Между тем князь Ино Рваная Щека и два его сына стояли в зале Ста Полей среди других чиновников, дожидаясь назначенной на вечер аудиенции. Минул час, другой, – двери на личную половину оставались закрытыми. Князь впервые был в зале Ста Полей, и она произвела на него столь сильное впечатление, что он было начисто забыл, зачем пожаловал во дворец. И впрямь, зала Ста Полей была не чета кочевым шатрам его народа, да облезлым скалам, да замерзшим ручьям или прочей варварской природе. Тысячи колонн отражались в тысячах зеркал залы, и на капителях резвились боги и ангелы, и меж каждых двух колонн ходило на медной петле золотое солнце, так что от одной колонны до другой пролегал целый дневной переход.
Князь углядел было еще одного варвара, подошел, чтобы спросить, отчего это у варвара на плече княжеские знаки его дома, – оказалось, это не живой варвар, а его собственное отражение в зеркале. Хотел было сожрать персик с ветки, укрепленной на колонне, а персик оказался из яшмы. Князь смирно стал подле колонны, так, чтоб не облизываться зря на персик, и подумал: «Эх, если в мире и есть рай, то уж верно он в точности такой, как это изображено на стенах залы! Ах, все бы, кажется, отдал, чтоб ее ограбить!»
Вдруг придворные заволновались, двери с личной половины отворились, и из них вышел Идасси в сопровождении четырех чиновников. На нем был длинный, расшитый золотыми рыбами плащ. Идасси шел на седьмом небе от счастья. Князь Ино Рваная Щека шагнул к нему и сказал:
– Ах ты, сын козла и рабыни! Значит, королевских послов держат стреноженными в этом каменном винограднике, пока ты треплешь языком перед государем?
Тут князь выхватил спрятанный под плащом меч и нанес Идасси такой удар, что, если бы Идасси была суждена в этот день смерть, то меч пронзил бы его насквозь, как солнечный луч пронзает стакан воды. Но Идасси отпрыгнул за розовую колонну, – меч ударился о колонну и перешиб тот самый яшмовый персик, на который недавно позарился князь.
– Клянусь тем, кто крутит солнце! – сказал старый князь, – какая жалость! – и прыгнул, чтобы не дать персику расколоться о землю.
А Идасси скинул свой плащ и выхватил только что подаренный ему меч. И не успел князь поймать свой персик, как Идасси нанес ему такой удар, что меч разрубил князя от шеи и до тяжелой золотой цепи с бляхами, изображавшими разных животных, которая висела у Рваной Щеки на груди. Князь Ино Рваная Щека булькнул, упал и умер. Чиновники вокруг закричали и запрыгали прочь, как горох из разбитой миски. После этого Идасси обернулся и ударил младшего сына Ино. Тот оттолкнулся ногой и отпрыгнул, и так получилось, что меч не попал варвару в бок, а снес ему ногу чуть выше колена. Варвар упал, и из него вылилось три миски крови.
В этот миг старший сын князя опамятовался и бросился на Идасси.
Он был искусный боец, и они схватывались по многу раз, и мечи их летали, как веера в руках танцовщицы. Чиновники бросились врассыпную, а нефритовые львы на верхушках колонн вытянули от изумления головы: ведь они никогда не видали поединков в зале Ста Полей. В этот миг распахнулась дверь, и вверху на резной галерее показалась государыня Касия.
– Великий Вей, – вскричала она, – разнимите их!
Но прежде чем она кончила, Идасси размахнулся и нанес молодому князю такой удар, что снес ему шапку и все, что было под шапкой. Шапка упала на пол, князь растерянно посмотрел на нее и сказал:
– Эй, ты сбил мою шапку! А что это за грязь внутри?
– Сейчас поймешь, – отвечал Идасси.
Тут князь повалился на пол рядом со своей шапкой и умер. А Идасси вытер меч великого Бужвы о кафтан покойника, подхватил свой плащ и бросился вон из залы: никто, от изумления, не решился его задерживать.
* * *Поздно вечером государь Инан услышал осторожный стук в окно. Инан поднял голову от углей:
– Идасси!
Государь открыл окно, и рыжеволосый юноша скользнул внутрь.
– Государь, – сказал Идасси, – я обеспокоился, увидев, что вас нет на вечерней аудиенции. Мне было грустно.
– Ты на меня не сердишься? – спросил Инан.
Идасси посмотрел на него с таким недоумением, что государь опустил глаза.
– Вот что, – сказал Инан, – мне понравилось с тобой ночью ловить рыбу. Пойдем-ка ловить рыбу.
И они пошли ловить рыбу.
* * *На следующий день Инан и Идасси играли вместе.
Идасси показывал ему всякие штуки с мечом, а потом вынул из рукава свой нож, широкий и плоский, как акулий плавник, и бросал его стоя и лежа. Он истыкал весь ствол молодого ореха, росшего напротив государева окна, пока к ним не подошел чиновник и, почтительно кланяясь, не сказал, что это будет нехорошим знамением, если орех засохнет. Тогда Идасси сказал, что они пойдут бросать ножик к покоям Руша, но государь отговорил его и увел пить чай в собственные комнаты.
После чая государь Инан захотел показать Идасси, что он тоже что-то умеет, и вынул из ларца государев жезл, с яхонтами и изумрудами. Государь обвел жезлом круг на столе и приказал Идасси принести что-нибудь живое. Идасси поискал на окне и снял с рамы жука. Государь посадил жука в круг. Тот побегал-побегал и подох. То же случилось и со вторым жуком, и с третьим.
– Это жезл государя Иршахчана, – сказал Инан, – и в руках императора он обретает волшебную силу. Все живое, вокруг чего государь его обведет, умирает.
– Даже человек? – спросил Идасси.
Государь вздохнул и сказал:
– Не знаю. Государь Иршахчан усмирял им целые народы, а в руках такого ничтожества, как я, он годится только против мышей.
– Почему ты называешь себя ничтожеством? – изумился Идасси.
Государь вздохнул и изящным движением поправил свои каштановые кудри.
– Моя мать все время называет меня так, – промолвил он, – а я как-то не привык ей противоречить.
– Не бывает на свете ничтожных богов и ничтожных государей, – сказал рыжеволосый мальчик с крепкими кулаками и широкими плечами, – ничтожными бывают только бесы да женщины, да еще простолюдин, который торгует на базаре горшками, пьет водку и бьет жену. Как не стыдно повторять бабьи слова, государь! У любого вашего подданного, кто назовет вас ничтожеством, надо отрубить голову, а ты говоришь такое!
Государь понурил голову, потому что ему нечего было возразить, да и слова Идасси ему понравились. Поворошил угли и вдруг сказал:
– А я думал, ты не придешь. Все говорят о тебе и моей матери.
– Не подобает, – сказал Идасси, – чтобы женщина сидела на троне. Не подобает, чтобы ей прислуживали свободные мужчины.
– Не ходи к ней, – попросил государь.
– Ни за что, – ответил Идасси, – к тому же у нас в лицее завтра экзамены, и я должен повторить все, что знаю.
Маленький варвар ушел из государевых покоев только после полудня.
У золотой курильницы на четырех толстых ножках, стоявшей у выхода из павильона, маялся почтовый чиновник. Когда Идасси проходил мимо, чиновник выступил вперед и, кланяясь, протянул ему надушенный конверт.