Она схватила жир на животе, сжала его – так сильно, как только могла, и держала до тех пор, пока не стало больно. На коже остались ярко-красные следы. Энда плакала от боли и стыда, от того, что – господи! – она теперь не просто толстуха, а толстуха с диабетом...
***– Боже, Энда, где ты была?
– Извините, сержант. Комп сломался.
Почти правда – компьютер был в нерабочем состоянии. И был заперт в отцовском кабинете. Весь месяц она глотала какое-то лекарство и усиленно физкультурилась – в компании других тюленеподобных девчонок. Телик и игры были объявлены вне закона. Плохо было круглые сутки, изо дня в день, и впереди не светило ни-че-го, кроме похода в кондитерскую, что в пятистах одном метре от школы, и поглощения нескольких шоколадок да бутылки шипучки в парке, рядом с гоняющими в футбол дебилами.
– Надо было дать о себе знать. А то я уже беспокоиться начала, девочка.
– Простите, сержант.
Клуб «ПК-Отрыв» ломился от мальчишек, прыщавых и вонючих. Вонючих в самом прямом смысле – пахло козлом, вокзальным сортиром. Все они непереносимо галдели. Потрепанные наушники покрывал достойный хорошей пиццы слой сала, а микрофон был липким от слюны тысяч игроков, возбужденных давно завершившимися сетевыми драками.
Без разницы. Главное – она снова играла; и это было очень кстати, потому что деньги заканчивались.
– Вот полный лог миссий за месяц. Ходила с парой девчонок... – Энда ощутила укол ревности при мысли, что ее место в Игре было занято другой. – Но ты незаменима, понимаешь? Есть четыре заказа, на сегодня. Идешь?
– Четыре?! Как же мы успеем? Это же на несколько дней работы!
– А мы BFG10K возьмем, – ответила Люси с интонацией хищницы на охоте.
***BFG10K! Это многое упрощало. Найти коттедж, навести машинку, пальнуть, трах-бах – нет больше ротондочки.
У них было лишь пять зарядов – каждый собран из двадцати стрел для обычной BFG, а каждая стрела для обычной BFG стоила целое состояние, – и они потратили их за три миссии. Заглянув в арсенал за парочкой «простых BFG» (удивительно, какими ничтожными казались BFG после работы с Настоящей Большой Пушкой!), они отправились на последнее задание.
– В конце прошлой кампании я встретила одного парня, – сказала Энда. – Ньюбиса из коттеджа. Сказал, что профсоюзный активист.
– Рэймонда?
– Ты его знаешь?
– Встречала. Этот урод повсюду отирается.
– Так ты все знала?
– Ммм. Ну да. В основном догадалась сама. А Рэймонд – так, рассказал подробности.
– И после этого ты можешь вот так спокойно отнимать у детей деньги?
– Энда, – ответила Люси резко, – ты ведь любишь играть? Это для тебя важно?
– Конечно, важно.
– Насколько важно? Это твое маленькое хобби? Ты казуал или ты предана игре?
– Я предана, Люси, ты же знаешь. Господи, ну что у нее было, кроме Игры? Физра, гадкий акантозис нигриканс и, в перспективе, инсулиновые инъекции по утрам. – Я люблю Игру, Люси. В ней все мои друзья.
– Знаю. И поэтому ты моя правая рука, поэтому я беру тебя на задания. Мы обе оторвы, ты и я. И мы крутые – выше крыши, и мы добились этого, потому что тренировались, потому что вкалывали за четверых, потому что, наконец, мы любим Игру, так?
– Да, так, но...
– Ты ведь встречалась с Лайзой-Органайзой?
– Ага, она в мою школу приезжала.
– И в мою тоже. Она попросила меня присмотреть за тобой – она думает, что в тебе что-то есть.
– Лайза-Органайза бывает в Огайо?
– В Айдахо. И в других штатах. Ее по телику показывают. Она потрясающая, необыкновенная, и ей не по фигу Игра, – это черта всех Фаренгейтов. Мы преданы друг другу, команде, честной игре.
Энда много раз слышала это раньше – цитата из кодекса Фаренгейта, – но все равно раздулась от гордости.
– А все эти люди, в Мексике или где там, что они делают? Зарабатывают, паразитируя на Игре. Мы с тобой никогда не станем продавать золото за деньги, покупать персонажей или снаряжение на eBay – мы не читеры. А эти мексиканки круглосуточно – каждый день – лудят всякую хрень, чтобы превратить ее в золото на продажу. Вот откуда лузеры берут свое золото! Энда, именно так богатые ньюбисы покупают вообще все в Игре – в Игре, в которой мы добились результата тяжким трудом. Вот поэтому мы и убиваем. Если мы будем продолжать жечь эти фабрики – их закроют, детишки найдут себе другую работу, а Игра станет чище. Если этого не делать, нам с тобой будут меньше платить – потому что Игра будет все скучнее и скучнее. Этим людям наплевать на Игру. Для них это место, где можно делать деньги. Они не игроки, они пиявки, которые высасывают все веселье.
Они уже почти подошли к коттеджу, четвертому по счету, оставив за собой четыре разоренных снайперских гнезда.
– Так ты со мной, Энда? Ты здесь, чтобы играть, или тебе дороже эти паразиты на другом конце света?
– Я с вами, сержант, – ответила Энда. Она взвела обе BFG и направила их на коттедж.
– Буу-йаа! – завопила Люси. Ее орчиха натянула лук.
> Привет, Кали.
– О боже, нарисовался, – простонала Люси. Аватар Рэймонда украдкой подобрался к ним сзади.
> Посмотри-ка.
Он положил что-то на землю и отступил. Энда осторожно приблизилась.
– Пошли, это ловушка, нам некогда, – сказала Люси.
Это были фотообъекты. Энда подобрала их и просмотрела. На первом – пятьдесят или больше маленьких девочек, невероятно тощих, в простых белых футболках. Держа руки на клавиатурах, они сидели за рядами одинаковых белых компьютеров. Угрюмые, с пустыми глазами, все не старше Энды.
Следующий объект. Трущобы, лачуги из жестяных листов и прочего хлама, грязные улицы, граффити до неба, слоняющаяся без дела малолетняя шпана; ветер носит мусор.
Еще один. Лачуга изнутри, три девочки и маленький мальчик сидят на облезлом диване, их мать выкладывает что-то белое на пластиковые тарелки. От их улыбок мучительно сжималось сердце.
> Это те, кого ты собираешься лишить дневной зарплаты.
– О нет. Нет! – сказала Люси. – Снова за свое. В прошлый раз я убила его, ясно объяснив, что убью еще раз, если он будет продолжать показывать фотографии. Все, он труп!
Она повернулась к аватару Рэймонда, сменив лук на короткий меч. Рэймонд попятился.
– Люси, не надо, – сказала Энда. Она встала между Люси и Рэймондом. – Не надо. У него есть право говорить.
Она вспомнила старые американские сериалы, которые шли на правах бедных родственников между индийскими киношками.
– Разве это не свободная страна?
– Черт возьми, Энда, да что с тобой? Ты сюда играть пришла или трепаться с этим психом?
> рэймонд что мне делать?
> Не убивай их – пусть получат свои деньги. Играй еще где-нибудь.
> Они пиявки
– написала Люси,
> они рушат игровую экономику, помогают всяким богатым задницам покупать золото за деньги. Им на игру плевать, и тебе тоже
> Если они не будут играть, им нечего будет есть. Думаю, поэтому игра важна для них, как и для вас. Вы ведь не бесплатно их режете? Значит, тоже играете ради денег. Наверное, у вас с ними все-таки есть что-то общее?
> отсоси!
– отбарабанила Люси. Энда отодвинула своего персонажа. Рэймонд удалился настолько, что сообщения над головой его аватара читались с трудом. Люси опять вытащила лук и вставила стрелу.
– Люси, нет! – крикнула Энда. Ее аватар наотмашь ударил аватара Люси; орчиха пошатнулась и выронила лук.
– Ах ты сука, – сказала Люси. И достала меч.
– Прости, Люси! – Энда отступила на безопасное расстояние. – Но я не хочу, чтобы ты его убивала. Я хочу выслушать его.
Аватар Люси быстро двинулся вперед, щелчок, голосовая связь оборвалась. Энда, доставая меч, набрала одной рукой:
> не люси давай погрим
Люси дважды взмахнула мечом, и Энде пришлось защищаться двумя руками – иначе осталась бы без головы. Энда с силой выдохнула и перешла в контратаку; клавиатура подпрыгивала под ударами. У Люси было больше XP, но Энда играла лучше, прекрасно это понимая. Под ее ударами Люси отступила – на шаг, другой, по дороге, по которой они пришли сюда бок о бок.
Неожиданно Люси повернулась и помчалась прочь. Энда подумала, что Люси просто струсила, и решила ее не преследовать, но потом поняла, куда она бежала – к заряженной и изготовленной к стрельбе BFG.
– Ах, черт! – выдохнула Энда, когда BFG развернулась в ее сторону. Пальцы забегали по клавиатуре. Она кастанула файербол на Люси и одновременно выставила щит. Люси выпустила стрелу – файербол испепелил Люси – стрела врезалась в щит – Энда подлетела в воздух. Действие щита кончилось до того, как она коснулась земли; от удара у Энды пропала половина хитпойнтов, содержимое инвентории рассыпалось по земле. Она проверила голосовую связь.
– Люси?
Ответа не было.
> Очень жаль, что ты поссорилась с подружкой.
У Энды онемели руки, а потом лицо. У Фаренгейтов были правила, много правил, и наказания за их нарушение были разными, но за нападение на другого Фаренгейта полагалось только одно... Она даже подумать не могла об этом слове, она закрыла глаза и увидела его, написанное большими светящимися буквами: «ИСКЛЮЧЕНИЕ».
«Но ведь Люси начала первой? Ведь я не виновата?»
Но кто ей поверит?
Она открыла глаза. От слез расплывалась картинка. Сердце стучало в ушах.
> Настоящий враг не игрок. Дело не в игроках, которые охраняют фабрики, дело не в девочках, которые там работают. Люди, которые разрушают Игру, платят тебе. Они же платят девочкам на фабрике. Это одни и те же люди. Тебе платят владельцы конкурирующих фабрик, понимаешь? Вот они-то уж точно об Игре не заботятся. Моим девочкам Игра небезразлична. Тебе – тоже. Ваш общий враг – люди, которые хотят уничтожить Игру, люди, которые губят жизни этих девочек.
– Чё такое, корова ты жирная? Из-за игрушки ревешь? – Энду как будто ударили. Этого дебила раньше в клубе не было: маленькие, близко посаженные глазки, футболка. Он был не старше Энды, но выглядел злобным, агрессивным, с совершенно безумной ухмылкой.
– Отвали, – выдавила, собрав всю храбрость, Энда.
– На кого ты пасть разеваешь, толстомясая?! – заорал он прямо в ухо Энде. В клубе стояла мертвая тишина, все смотрели на нее. Пакистанец, заправлявший этим свинарником, висел на телефоне, несомненно вызывая полицию, и это значило, что ее родители узнают, где она была, и...
– Я с тобой разговариваю, сучка. Да меня блевать тянет от одного твоего вида! У тебя хоть один парень был? И как он на тебя забирался – по лестнице?
Энда отодвинулась, встала. Размахнулась и влепила ему пощечину, со всей силы. Мальчишки заржали. Он покраснел, сжал кулаки, Энда отшатнулась. На его щеке остались красные отпечатки ее пальцев.
Он шагнул вплотную и ударил ее в живот, Энда выдохнула со свистом и упала на другого игрока, который оттолкнул ее, – она съехала по стене, обливаясь слезами.
Злой мальчишка был рядом, прямо перед ней, дышал на нее чили. «Ты тошнотворная сука...» – начал он очередной монолог, и Энда что есть мочи врезала ему коленом в пах, он завопил по-девчачьи, упал на спину. Она взяла свою сумку и побежала к двери, тяжело дыша, утирая слезы.
***– Энда, милая, тебя к телефону.
Глаза жгло. Уже несколько часов она лежала в темной спальне, шмыгая носом, стараясь не реветь и не смотреть на пустое место, когда-то принадлежавшее ее писюку.
Голос отца был мягким и нежным, но Энде он показался скрипом несмазанной дверной петли.
– Энда?
Она открыла глаза. Отец держал в руке телефон, черный силуэт на фоне светлого дверного проема.
– Кто?
– Кто-то из твоей игры, я полагаю, – он вручил ей телефон.
– Алё?
– Здравствуй, цыпленок. – Она уже год не слышала этого голоса.
– Лайза?
– Да.
Кожа Энды вдруг оказалась натянутой на кости как-то слишком уж туго. Вот оно, исключение. Пульс замедлился до одного удара в минуту, время остановилось.
– Привет, Лайза.
– Так что там сегодня случилось?
Энда рассказала, сбиваясь, заикаясь, путаясь в подробностях. Они не помнила точно, Люси напала на Рэймонда или Энда попросила ее остановиться, и Люси набросилась на нее? а может, Энда ударила первой?.. Все смешалось. Надо было сохранить ролик и взять его с собой, но она убежала из клуба...
– Понимаю. Похоже, ты крупно влипла, не так ли, моя девочка?
– Наверное, – сказала Энда. И, зная, что исключения не миновать, добавила: – Мне не хотелось убивать этих девочек. Вот и все.
– Вот как, – сказала Лайза. – Интересная мысль. Я, кстати, полностью согласна. Этим девочкам наша помощь нужна больше, чем кому-либо еще в Игре. Сила Фаренгейта – в заботе друг о друге. Заботе о других. Поэтому мы лучше мальчишек. Нам не наплевать. Я горжусь тобой и тем, что ты сделала. Хорошо, что я про все это узнала.
– Меня не исключат?
– Нет, цыпленок, не исключат. Я думаю, ты поступила правильно.
Это значило, что исключат Люси. Пролилась кровь Фаренгейта – это не прощается. Правила! Энда сглотнула.
– Если исключат Люси, я тоже уйду, – сказала она скороговоркой, боясь передумать.
Лайза рассмеялась.
– Какой храбрый цыпленок! Никого не исключат, не бойся. Но я хочу поговорить с этим Рэймондом.
***Энда вернулась с хоккея уставшая, но не такая, как в прошлый раз, и далеко не такая, как в позапрошлый. Теперь она могла без труда дважды пересечь все поле, хотя поначалу ей кое-как удавалось доковылять лишь до середины, где она хваталась за бок и нянчила свои жиры, покуда они не переставали ныть. Она серьезно сбросила вес; свободно перемещаясь по полю, Энда могла позволить себе следить за игрой, прицельно бить по мячу, ее удары были сильны и точны, и все это доставляло почти столько же удовольствия, как и игра за компьютером.
Когда Энда умылась и переоделась, в ее комнату постучался отец.
– Как там моя дочка?
– В трудах. – Энда швырнула в него учебником математики.
– Как хоккей?
– Тебе интересно, не отдавили ли мне голову?
– Типа того.
– Отдавили, конечно. Но я тоже много кого затоптала.
Эти бестолковые хоккеистки не умели работать в команде. Энда же, успевшая побывать на войне, быстро поняла, кого прикрыть, а кому доверить прикрытие.
– Умница какая... – Отец задумчиво уставился в стену рядом с выключателем. – На весах мы сегодня стояли?
Стояли, конечно: в школе, утром, под наблюдением врачихи и десятка жирных девчонок.
– Да, папа.
– И?..
– Почти шесть кэгэ сбросила.
Вообще-то почти семь. Вчера она без труда влезла в прошлогодние джинсы.
Она уже месяц не покупала сладкого. А когда думала о шоколадках, вспоминала темнокожих мексиканских девочек. Кондитерская рядом со школой не могла не соблазнять маленьких невинных деточек. Их, конечно, никто не заставлял покупать сладости, но ведь это всего лишь дети, а за детьми, по идее, кто-то должен присматривать. К примеру, взрослые.
Папа просиял.
– Я и сам полтора килограмма сбросил, – гордо сказал он, похлопывая себя по брюху. – На твоей диете сижу.
– Знаю, папа... – Как же все-таки стыдно обсуждать такие вещи с отцом.
Взрослые эксплуатировали детей, заставляя работать их на фабриках. Дикая ситуация: тот, кто должен присматривать за детьми, держит их за рабов.
– Просто хотел сказать, что горжусь тобою. И мама тоже. И уже завтра компьютер переедет обратно в твою комнату. Ты его заслужила.
Энда порозовела. Она уже и надеяться перестала. Ее пальчики сжали невидимый геймпад.
– Ох, папочка...
Он успокаивающе выставил ладони.
– Ничего не говори, детка. Мы так тобой гордимся.
***Энда не включала машину ни в первый день, ни во второй. Эти дети в Игре... Она не знала, как им помочь. На третий день, постояв под душем после хоккея и переодевшись, она уселась в кресло и надела наушники.
– Привет, Энда.
– Привет, сержант.
Люси отследила момент, когда Энда вошла в игру, – это значило, что Энда по-прежнему была у Люси в друзьях. Что ж, хороший знак.
– Не называй меня сержантом. Мы теперь в одном звании.
Энда открыла меню и убедилась: за время отсутствия ее действительно повысили до сержанта. Она улыбнулась.
– Ух ты.
– Ну, ты заслужила, – сказала Люси. – Я долго говорила с Рэймондом о том, каково это – работать на такой фабрике, и...
Она замолчала.
– Прости меня, Энда.
– И ты меня, Люси.
– Мне не за что тебя прощать.
Они углубились в Игру, выполнили несколько стандартных заданий. Весело, но по сравнению с прошлыми кампаниями – бледно и пресновато.
– Ужас, конечно, – сказала Энда, – но я скучаю по прежним делам.
– Ну слава богу! – откликнулась Люси. – А то я уж думала, я одна такая. Клево было, правда? Крутые драчки, высокие ставки...
– Так что, скучать всю оставшуюся жизнь? Чего делать-то будем?
– Я надеялась, ты что-нибудь придумаешь.
Энда задумалась. Ей понравились слова про общего врага, про взрослых, не играющих в Игру, а делающих на ней деньги. Ломающих ее. Достойные соперники, и их убийство ни у кого не вызовет угрызений совести.
– Спросим у Рэймонда, как ему помочь, – сказала она.
***– Я хотел, чтобы они покинули цех – устроили забастовку, – сказал Рэймонд. – Только так можно чего-то добиться: объединившись, отказаться работать.
У Рэймонда был отчетливый мексиканский акцент, требующий привыкания, но по-английски он говорил очень правильно – уж точно лучше Люси.
– Выйти из фабрики в игре? – спросила Люси.
– Нет, – ответил Рэймонд. – Неэффективно. Я предлагал им выйти из компьютерных подвалов в Тихуане и Сьюдад-Хуаресе. Я собрал бы журналистов, и мы подняли бы большой шум. Мы можем победить – я уверен.
– Так в чем проблема? – спросила Энда.
– Как всегда. В организации. Я думал, в Игре это будет легче, ведь мы годами пытались поднять девчонок с ткацких и игрушечных фабрик, но владельцы закрывали ворота, девочки шли домой, и родители запрещали им иметь с нами дело. А вот в Игре, я думал, общаться будет куда проще...
– Хозяева не дают подобраться?
– Меня каждый раз убивают. Я тренируюсь, специально прокачиваю владение мечом, но это так трудно...