Грустничное варенье - Елена Вернер 16 стр.


— Это было так серьезно? — непонимающе сощурилась Лара.

— Для нашей семьи — да. Потому что в один прекрасный день отец взял и выбросился из окна администрации. Аккурат на площадь перед памятником Ленина.

Лара охнула, поспешно прикрыв рот ладонью. Если бы она была за рулем, машина наверняка завихляла бы по дороге, но в руках Егора руль был все так же ровен.

— Мой отец… — Егор подбирал слова. — Он всегда казался сильным. Но такой поступок — это не сила, ну ни капли. Если бы он нас бросил, я бы еще понял. Но это… Он сдался. Бросил, предал самого себя. Мы с мамой остались одни… Я не мог ему этого простить. Начал таскаться по дворам, пил, прогуливал школу, связался с компанией не очень хороших пацанчиков… Не буду углубляться, тебе это ни к чему. Короче, я почти завалил выпускные экзамены и сразу после этого ушел из дома.

— А как же твоя мама?

— Я же сын своего отца! Поступил как он, бросил все, вот такой я молодец. Ночевал в каких-то притонах, дрался, воровал по мелочи. Целый год…

— Год? Ты год бомжевал? — она не могла поверить во все это и пыталась отыскать в лице Егора хоть намек на шутку.

— Ну, на вокзалах я не околачивался, но в общем можно и так назвать. Прохудившиеся кеды, китайские штаны с закосом под «Адидас». Куча знакомых разной степени уголовности… Матери на глаза я старался не попадаться, потому что понимал, конечно, что я ничем не лучше отца, а даже хуже, потому что, когда он помахал нам ручкой, с нею оставался я, а сам я бросил ее уже совсем одну… В общем, мне было все безразлично. Однажды вечером кривая вывела меня в тот кабак. Его тогда «крышевала» одна из местных банд, а меня пару недель назад угораздило нарваться на неприятности с этими грозными ребятами… Все дело, как всегда, упиралось в деньги, у меня — хоть шаром покати, и я задолжал им довольно много. В тот вечер мне было уже нечего терять, живым я оттуда уйти не надеялся. Так что мы с Тулупом — это у них главный был — сели играть. От удачи зависело, уйду ли я домой — или меня застрелят из пистолета через карман малинового пиджака…

— И?.. — затаив дыхание, замерла Лара.

— И… Я же здесь! — беспечно тряхнул головой Егор. — Если ты себе сейчас представила картинку из кино, пиджаки, закрытую комнату, стол с сукном и пятикарточный покер с ройал-флашем… Все было совсем не так. Занюханный бар, запах дешевого алкоголя и перегара, сигаретный дым и борзые, нетрезвые парни с судимостями. Но знаешь, в тот вечер все изменилось, потому что я понял две вещи. Первая: если я живу, дышу, если утром я встаю и вижу, что солнце тоже встало, — это уже неслыханная удача. И не стоит спускать ее в унитаз и сдергивать воду. И вторая: каждый день я могу проиграть. И когда-нибудь я проиграю. И он проиграет. И ты проиграешь. И все проиграют, вопрос только — когда. И раз уж я не знаю ответа, значит… Значит, утром я встаю, вижу, что солнце тоже встало, и понимаю, что удача улыбается мне всеми полутора тысячами своих зубов. В тот же вечер я вернулся домой, и мама плакала. Я ненавидел себя за то, что она плачет из-за меня. Но можно было снова сбежать, чтобы не видеть ее слез, а можно было сделать так, чтобы она больше не плакала. Я выбрал последнее. Завязал со своей гопнической жизнью, поступил в институт. Начал работать. Ты вот презираешь меня за то, что я зарабатываю много денег…

— Я не… — начала Лара.

— Ладно, расслабься, было такое дело! Просто за тот год я понял, что деньги могут решить много проблем, и лучше иметь деньги, чем не иметь. И заработать лучше, чем украсть. Я испытал и то, и другое на собственной шкуре. Так что знаю, о чем говорю. Деньги — это, если хочешь, такой способ вернуть утраченный рай. Любой психолог тебе скажет, что самая яростная мечта человека — вернуться в лоно матери, где было спокойно, уютно и тепло. В детстве мне тоже было тепло. И сытно. А потом как ядерный взрыв в миниатюре: на стене остаются тени от людей, которые уже превратились в ничто. То же было с моей жизнью. И мне пришлось приложить много усилий, чтобы вернуть себя и свою жизнь, достаток, уют…

— Ты именно тогда научился видеть людей насквозь? В тот год?

— Так уж и насквозь? — усмехнулся Егор. — Никогда об этом не задумывался. В детстве я жил в вымышленном мире. Меня от всего ограждали. А потом выпал из гнезда, и пришлось быстренько шевелить мозгами, чтобы не сожрали другие. В таких ситуациях учишься быстрее, экстерном. Тогда я научился ценить многое. Верность, стойкость, честность. Это не просто слова. У человека всегда есть где споткнуться: соврать, предать, напакостить по мелочи, даже изменить. А ангел-хранитель, который ведет за ручку, встречается не так уж часто. Я не встречал.

Немыслимо, непостижимо. Лара так привыкла видеть в Арефьеве чуть ли не «золотого мальчика», в нем всегда чувствовалось хорошее воспитание и спокойствие человека, которого судьба хранила от потрясений и непредвиденных осложнений. А тут вдруг такое. Как ему удалось вернуть себе свою жизнь, построить ее заново? Лара ломала голову, представляя этого мужчину в застиранных спортивных штанах, спящим на мешке какого-нибудь старья на пригородной станции. Слезящиеся глаза, дрожащие руки в цыпках. Это все могло стать действительностью, если бы он не одумался тогда! Ни этого джипа со сверкающим полировкой кузовом, ни костюмов и офиса. Возможно, его бы даже в живых-то не было. И Лиля бы с ним не познакомилась.

Егор обернулся к Ларе. Она неожиданно остро уловила запах его парфюма, к которому вообще-то должна была привыкнуть за эти дни, и скользнула взглядом по красиво очерченным скулам и выбритому, еще по-утреннему гладкому подбородку.

— Что во всем этом невероятном откровении правда? — поинтересовалась Лара.

— Каждое слово. И ты это знаешь. Так что перестань играть роль вздорной девчонки, — молниеносно припечатал ее Егор. Она прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Ее вдруг охватила радость от одной мысли, что Арефьев справился и стал таким, какой есть сейчас, — и что он рядом. Насмешливый, острый на язык и, кажется, понимающий ее, даже когда она сама себя уже не понимает.


И снова была дорога. Несмотря на название, по сути она совсем не была похожа на федеральную трассу, порой превращаясь едва ли не в проселочную, когда джип, подобно длинными скачками несущемуся зверю, нырял мордой в глубокие ухабы, едва не оставляя там подвеску.

Остался позади Омск, наполненный сухой жарой и желтой пылью. Покупая шоколадку на заправке, Лара в поисках мелочи сунула руку в карман и тут же выдернула, ошпарившись: мелочи там не оказалось, зато до сих пор ждал своего часа флакончик со снотворным. Еще вчера (или это было уже позавчера?) Лара находила извращенное наслаждение в том, чтобы потрогать его через карман, убедиться в его существовании. Так когда-то давно она языком касалась молочного зуба, готового выпасть и болтающегося на тонком корешке, — невозможно не трогать. Но сегодня выпуклость под вытертой голубой тканью джинсов стала ее тяготить. Выбросить ее, сняться с этого якоря было нельзя: иначе, страшилась Лара, ее охватит какая-то стихия, унесет в неведомое море, для которого у нее не составлено карт.

Вернувшись к машине, она решилась напомнить Егору:

— У нас ведь был уговор. Ты рассказываешь мне правду, а я честно отвечаю тебе на один вопрос. Так что спрашивай.

— Ух ты. Я уж думал, сделаешь вид, что забыла. Трусишка.

— Я не трусишка! — возмутилась она.

— Ладно, смелость у тебя и правда есть. Просто ты часто сомневаешься и тянешь кота за хвост. Или наоборот, кидаешься в авантюру совсем без мозгов.

— Ты знаешь… Может, ты даже прав, — внезапно согласилась Лара, самой себе удивляясь. — Эта поездка — кажется, первое в жизни, что я не откладывала. Я имею в виду, из действительно важных дел. И то только ради… ради нее, Лили. Все остальное — пойти к стоматологу, записаться на курсы, позвонить кому-то… я все всегда откладываю. Мне же лень! Она всегда мне говорила, что я могу возглавлять департамент по откладыванию дел в долгий ящик.

— А еще ты любопытна.

— Так что за вопрос?

Последние две фразы были произнесены ими одновременно, и Лара хмыкнула, снова признавая его правоту. Егор махнул рукой:

— Не буду больше тянуть резину. Вопрос довольно простой. Расскажи мне о самом счастливом дне своей жизни.

Брови девушки взметнулись вверх:

— Серьезно? И это твой вопрос?

— Нормальный вопрос…

— Я думала, будет что-то… Мужское, обычное… Ну знаешь, на вечеринках игра в откровение всегда этим заканчивается. Вопросами, сколько у меня было мужчин, когда потеряла девственность…

— Если это у тебя был самый счастливый день, готов выслушать со всеми красочными подробностями!

Лара одарила Арефьева убийственным взглядом, а тот в ответ только ухмыльнулся и открыл капот. Пока он доставал длинный гибкий щуп и проверял уровень масла, а потом тщательно вытирал руки тряпкой, пока доливал жидкость в бачок стеклоомывателя, чистил лобовое стекло, — она следила за ним. Пыталась найти ответ на его вопрос, но не могла припомнить ничего стоящего. Может быть, потому, что отвлекалась на самого Арефьева. Она понимала, что в его манипуляциях нет ничего выдающегося, не компьютер же он собирает из скворечника, в самом деле… Но все равно ей было приятно украдкой следить за его неторопливыми, расслабленными движениями. Его левый локоть, тот, что постоянно опирается на окно, уже успел покрыться водительским загаром, и только на запястье полоска кожи светлее — след от часов, недавно снятых. «Чему я удивляюсь, я ведь и до этого догадывалась, он не из тех пижонов и «белых воротничков», — думала Лара, — которые не знают, с какой стороны бензобак у их навороченной тачки…» Взять даже саму машину — она прекрасно дополняет Егора, как и все его вещи, без излишеств, но безупречного качества. Человек, знающий, где отыскать золотую середину.

Золото… Как это раньше ей не приходило в голову, что его волнистая шевелюра не просто русая, а словно пронизана тончайшими золотистыми нитями. Да и не русая она вовсе, а медовая, теплого тягучего оттенка, густеющего на солнце. Задумываясь о чем-то своем, он неосознанно запускал руку в волосы, проводя по затылку, и все пять пальцев утопали, увязали в этом шелковом меду.

— Я вспомнила! — заявила Лара, садясь за руль. — Однажды Лиля две недели пролежала в инфекционке. А меня, горемыку, угораздило не заразиться. Так что нас разделили, и все стало совсем скверно. Чего я только не перепробовала, чтобы добраться до нее! Разыгрывала больную, глотала слабительное, чтобы было похоже на отравление… Даже пыталась залезть в ее палату по пожарной лестнице, но меня перехватила медсестра. Ее уже предупредили, чего от меня можно ожидать.

— Когда дело касается Лили, ты безрассудна, — вздохнул Егор.

Лара сочла это комплиментом:

— Да, именно так. Но тогда мне пришлось сдаться, папа провел беседу и вправил мозги как следует. Он ведь спокойный, как слон, никогда голоса на нас не повысил, ни разу. Так что его фраза «Лара, ты меня очень огорчила» заставила меня потом полночи умываться горючими слезами… И оставшиеся дни разлуки я сносила стоически, без жалоб. Но когда через две недели Лилю выписали — это и был тот самый день!

Лара следила за дорогой и не могла сдержать счастливой улыбки. Одного воспоминания о том далеком дне хватило, чтобы внутри все всколыхнулось. Мелкие, как кусочки смальты в мозаике, детали их долгожданной встречи с Лилей — топот ног по лестнице, конфеты, полуночный шепот, рука в стиснутой руке — Лара сейчас опустила, они не для Егора. Только для нее. Да и не поймет он, это все равно что рассказывать сон: магия сна растворяется от человеческой речи, это невыразимо, как невыразимо счастье, и попытка поймать его сачком слов оборачивается лишь разочарованием и горечью.

Егор смотрел на улыбающуюся Лару. Его лицо было сосредоточенно и серьезно, в лоб впилась глубокая морщина, а челюсти сомкнулись так, что на щеках выступили желваки. Но его спутница этого не замечала.


Движение вперед превратилось в привычку. Сотня километров, еще несколько дней назад казавшаяся Ларе приличным расстоянием, теперь пролетала, даже не осознанная ею. Перестав воевать с Егором, она сделала большое одолжение самой себе и теперь стала понимать, что он имел в виду, когда говорил, что в дороге ему нужен союзник. Они как будто стали заодно, а все остальное — там, снаружи.

Пару раз Лара открывала окно, чтобы вместо прохладного неживого воздуха кондиционера почувствовать дыхание степей, но вскоре снова поднимала стекло: пыль оседала повсюду, забивала рот и глаза, и не было от нее спасения. Несколько километров после очередного привала на капоте их джипа проехала, держась цепкими лапками, большая коричневая саранча: сидевшая за рулем Лара специально сбросила скорость, чтобы насекомое не сдуло ветром.

— Смотри, какая деловая. Мне кажется, или все в ее облике говорит о ее независимости? — посмеивалась Лара.

Она заметила, что Егор не имеет ничего против ее любимой музыки, энергично бьющей из динамиков. Из вежливости она пару раз предлагала ему поставить свой диск, но тот только пожимал плечами:

— Зачем, мне и так нравится. По крайней мере, пока звучит американский рок, можно не бояться, что ты заснешь за рулем. От моей музыки тебя явно укачивает.

— Ты мне не доверяешь! — возмутилась Лара наигранно.

Музыка по-прежнему делилась на его и ее. Два дня назад, когда Лара только обнаружила, что Егор еще в Москве переложил из ее машины в свою пару ее любимых сборников, это открытие взбесило ее. Но теперь все было в прошлом. Теперь их диски мирно соседствовали под замком бардачка, постукивая на ухабах, как горох в банке. За несколько дней вдвоем Лара и Егор обжили салон автомобиля так, словно он был их общей квартирой на колесах. В гнезде прикуривателя до сих пор стояло зарядное устройство от ее мобильного телефона, из кармана на спинке кресла торчал пакет мармеладных мишек, купленных ею позавчера. Рядом с ее фотоаппаратом на заднем сиденье лежала его полукруглая подушка, которую Егор клал под голову в краткие периоды отдыха.

До Новосибирска они домчали даже быстрее, чем предполагалось, длинный июньский день еще не угас. И, впервые не вняв советам Лили заночевать в городе, Егор предложил проехать еще пару сотен километров, пока не стемнело. Они были в пути так долго, что желание двигаться вперед стало нормальным состоянием, словно из людей они превратились в перелетных птиц. Лара неосмотрительно согласилась.

То ли это решение было ошибкой, то ли желание следовать навигатору вместо карты — точно уже никто не смог сказать. Когда дорогу со всех сторон обступил лес, оказалось, что внезапно приходит ночь.

— Так-так-так… Кажется, я переоценил…

Лара не дала ему договорить:

— Нестрашно. Скоро будет большой поселок, там и остановимся.

Дневной режим навигатора сменился ночным, и на темном экране среди белых меток их путь горел желтой полосой с направленной вперед стрелкой. Повинуясь ее запрограммированной уверенности, Егор вел машину дальше. Вскоре оба заметили, что дорога стала хуже. Свет метался по колдобинам и неровной обочине, которую давно уже не сопровождала белая, светящаяся в полутьме каемка разметки.

Лара задремала, кажется, только на минуту, и очнулась от тихого раздраженного бормотания Егора. Тот, притормозив у края дороги, стучал пальцем по экрану навигатора.

— Что случилось?

— Все зависло, — он снял устройство с подставки и нажал на кнопку перезагрузки. Экран погас и больше не загорелся.

— Шикарно… — проворчал Арефьев. — Навигатор приказал долго жить.

— Едем по пачке «Беломора»? — пошутила Лара.

Через несколько километров шоссе из асфальтированного превратилось в гравийку, а потом и вовсе наполнилось сумрачными светлыми тенями, взлетающими при приближении автомобиля. Тени метались в свете фар, их было так много, будто сама дорога впереди зашевелилась, разрываясь на неровные мягкие клочья, и начала взмывать ввысь. Лара испуганно вцепилась в ручку:

— Боже, что это?

— Совы.

Зрелище было довольно мистическим, и Ларе стало не по себе. Она пристально вглядывалась в окружившую их темноту, пока джип, переняв неуверенность его обитателей, медленно, крадучись шуршал шинами по гравию. Наконец Егор остановил машину и, включив в салоне свет, углубился в изучение атласа дорог. Вывод, к которому он пришел, был неутешителен:

— Мы заблудились.

— Как мы могли заблудиться? — удивилась Лара. — Тут и дорога-то одна.

— Было несколько развилок без указателей. С маршрута я не съезжал, но кто знает, что пришло на ум этому тетрису… — Он швырнул теперь уже бесполезный навигатор под сиденье. — Сколько раз убеждаюсь, что надеяться надо только на свою черепушку, от техники одни проблемы…

Они долго решали, что делать дальше. Вернуться назад? Но Новосибирск остался позади довольно давно. Точного местонахождения своего они не знали, а блуждая в незнакомых лесах и проселках, можно было лишь напрасно сжечь бензин, но так и не выбраться на трассу. Лара вдруг поразилась, что так быстро привыкла к одиночеству на дорогах. Ведь за последние полчаса они встретили, кажется, всего пару машин — при каждом таком сближении и та, и другая машина тактично сменяли дальний свет на ближний. А ведь где-то там, в трех тысячах километров на запад, обливается электрическим огнем огромный город, который никогда не спит. Сейчас для Егора и Лары он был не реальнее Атлантиды.

Машина, управляемая Арефьевым, послушно соскользнула с дороги по какой-то неприметной тропе в лес. Через пару минут Егор дернул ручник и заглушил мотор.

— И что, ты хочешь сказать, что мы заночуем здесь? В лесу, черт знает где?

— Это лучше, чем… — Егор закусил губу и весело взглянул на Лару. — Тем ребятам из гостиницы «Апельсин» надо вывесить слоган — «Наши стены самые тонкие, а стоны самые громкие».

За весь день Арефьев впервые прокомментировал неловкость прошлой ночи, подтвердив опасения Лары — он и правда все слышал. Неожиданно она покраснела и смешалась, будто он подловил ее на чем-то запретном.

— По крайней мере, тут нам никто не помешает… — продолжил он. — Я имею в виду спать! А засветло разберемся, куда нас занесло…

— Ну да… — колебалась она. — Если забыть про сов, медведей и еще какое-нибудь зверье…

— Не того ты боишься! В долгой дороге звери менее опасны, чем сомнительные личности на ненадежных стоянках. А животные что? Замки они вскрывать не умеют… А наружу будем выходить только вместе. Так что, если приспичит в туалет, тебе придется меня разбудить.

— Феерично… — буркнула Лара под нос. — Так и знала, что надо было послушаться Лилю…

Назад Дальше