Бенни пожимает плечами, но в глазах у него что-то проскакивает. Может, очень даже может, что нарочно забыл — то есть не захотел.
— Ты какой-то феерический рохля! — Манга уже почти рычит. — Когда надо для твоих дурацких исследований, ты готов всех затрахать. А если надо для себя — будто неродной. Алан с твоим отцом были не разлей вода друзья, когда мы с Гришкой ползали в подгузниках, а о тебе вообще никто даже не думал! Какого черта, Бенни?! Ладно, если тебя так страшно клинит, если такой стеснительный — для этого есть мы! Только свистни! И это тебя ни к чему не обяжет. Нам незачем требовать, доказывать, биться головой о стену, и уж тем более обивать пороги. Мы можем просто вежливо попросить, чтобы в порядке исключения твою коллегу пропустили через дипломатический коридор. Сэр Алан мило улыбается, делает один звонок — и нет проблем. И Урсула уже на Земле безо всех этих глупостей. А потом мы устраиваем ей встречу с дедом и с кем еще захочет… Нет, ты должен вломиться, как слон в посудную лавку! Можно было все уладить по-человечески, Бенни. Зачем еще нужна семья? А? Чтобы ты всегда мог шепнуть пару слов человеку, который рад тебе помочь. И поможет он вовсе не потому, что ты родственник, а потому, что ты хороший парень, иначе тебя бы с нами не было… Вот зачем семья.
— Да черта с два она для этого, — бурчу я. — Ладно, ладно, сугубо личное мнение…
— А я согласен, она не для этого, — говорит Бенни. — А ты, Манга, словно забыла, о чем моя диссертация. Я все понимаю не хуже некоторых.
— Так какого же хрена?..
— Сам хотел. — Бенни расправляет плечи. — Без рукопожатий. Без просьб. Без дипломатических коридоров в обход закона.
— Это я слышу от человека, который дал взятку государственному чиновнику?
Все-таки Манга — редкая зануда.
— Хватит, — говорю. — В общем, Бенни, диссертация о серийной семье — штука хорошая, только ничего ты в этой семье не понял, на чем и остановимся. А то сейчас Манга тебе в бороду вцепится. Она сегодня добрая, уже меня обещала пристукнуть…
А сам гляжу на сэра Алана и вдруг понимаю, что Бенни-то здорово на него смахивает, и чем дальше, тем заметнее это становится. Интересно, он в курсе, кто его биологический отец? Или сторонится Алана чисто инстинктивно? Надо бы заглянуть в семейную хронику — кажется, Алан Макмиллан и Торвальд Нордин как-то очень резво поменялись местами. Там сложился классический любовный треугольник, вполне мелодраматичный, типа «если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло». Нордин был в семье изначально, где-то нам с Мангой троюродный или вроде того, а Макмиллан — пришлый, его тетя Лена привела, и он сразу всем понравился. И с Тором они хорошо дружили, а потом вдруг года через три ка-ак настучали друг другу по мордасам, и Тор говорит: «Извините, теперь я Ленкин муж, ну что поделаешь — любовь». С Аланом они еще лет пять не разговаривали. Считается, что их Дик помирил, на самом деле и без него справились, перегорела обида, а симпатия осталась. Проклятье, какой же я старый, если помню столько интересного! А ведь у нас с Бенни не наберется и двадцати лет разницы… Да, точно, сами помирились. В полном согласии с кодексом семьи, прямо хоть бери их историю за эталон. Хороших людей на свете полным-полно, а вот таких, к которым у тебя, что называется, «душа лежит», очень мало, контакты с ними надо беречь, холить и лелеять. На этом и держится серийная семья. В ней отношения не рвутся, они надстраиваются и достраиваются. Из нее, бывает, уходят — обычно в сердцах, по ссоре, — пропадают надолго, но рано или поздно возвращаются. И еще с собой приводят новых душевных людей. Это родство на каком-то экстрасенсорном уровне. Кто сам не чувствовал, тому трудно объяснить.
И вводят новых членов в семью осторожно, плавно, чтобы все успели присмотреться и сам человек к нам принюхался и понял: «Ух ты, как мне с вами хорошо». А жениться можешь, повторю, хоть на курице. К семейным отношениям не имеет отношения. Например, мой папуля свою первую любовь даже не думал сюда привести — хотя был молодой, втрескался по уши, да еще у кровных родичей иногда ум за разум заходит, будто они равнее других и их куриц тут будут терпеть… Не-а, не будут, даже если курица с золотыми яйцами. Семья в этом смысле довольно жестока.
Отчасти жестокость вынужденная: редкий человек с нами уживется, потому что внутри семьи принципиально не лукавят и не тянут одеяло на себя. Вне семьи, в общем, тоже. Быть честным и открытым трудно, судьба такого человека на планете Земля зачастую складывается как у «мишек»: народ тебя любит, а начальники гнобят. Иногда — к счастью, редко — семье приходится выстраиваться клином и переть в атаку, защищая своего. Но в целом семья, конечно, не для этого, что бы там Манга ни думала. Мы создали мафию не ради выживания, а чтобы нормально жить.
— Мне за девчонку обидно, — говорит Манга. — Все должно быть по правилам, а тут профанация какая-то… Бенни ничего про семью не понял, так он всегда был остолопом, и Урсула ничего не поймет, хотя умненькая, ей просто не дадут… Никто не будет с ней серьезно разговаривать. И я не буду, чисто из принципа!
И в полном расстройстве присасывается к своему шампанскому.
А над столом гул, все уже сидят, откровенно развалясь, на веранде кто-то пробует гитару, сейчас начнется спонтанный джем-сейшен с разудалыми плясками. Здесь нет скучных людей, здесь умеют веселиться. А Дик все никак от Урсулы не отлипнет. Ну, ему виднее.
А я крепкого хлопнул — и меня осенило:
— Чего обижаться, да у нее все прекрасно! Мы Бенни выпрем из семьи к такой-то матери, а Урсулу себе оставим. В команде замена. Вместо выбывшего из игры социолога Нордина на площадку выходит социолог… Кстати, как ее фамилия? Естественно, Нордин. Посмотри, она ведь намного лучше Бенни, правда? Ее можно гладить. Можно любоваться и умиляться. Зимой можно ее использовать как коврик с подогревом…
— Да ну тебя! — отмахивается Бенни, но отчего-то вдруг потеет.
— Хватит водку жрать, Григорий, — говорит Манга строго. — Просохни малость.
— А когда мне еще жрать-то? У меня знаешь какой график? Послезавтра на старт — и в Рио. И далее везде, по самым жарким точкам. По всей Латинской Америке чешем, я даже теперь знаю, что такое Гондурас.
Чувствую, Бенни напрягся. Ага, не просто так ты именно к нам подсел, социолог хренов.
— Да я в общей сложности два месяца стакана не увижу!
— Это в Латине-то? — не верит Манга. — Да там квасят даже в промежутках между выпивками — те, кто не курит и не нюхает!
— Пускай квасят, веселее будут. Я туда не пьянствовать, а работать еду. На работе мне просто нельзя. Ты меня пожалей, сестренка!
— Ты несешь радость людям, дубина, — сообщает Манга пафосно. — Это твоя миссия. Нашел чего жалеть — стакана. Печенку бы пожалел!
Только я собираюсь в ответ тонко пошутить, тут у меня в левом ухе щелкает — вызов от деда. Гляжу через стол — а Дик смылся куда-то, вместо него с Урсулой баба Варя сидит. Прислал старик надежную замену, чтобы поддатые родичи не обидели мохнатую невестку. Баба Варя имитирует учтивую беседу, а сама, очень заметно, мыслями далеко-далеко. Ну да, ей сейчас приходится вокруг стола десять роботов гонять. Одно слово, что роботы, а дураки те еще. Поэтому и молодежь на подхвате, да и старшие не гнушаются пробежаться до кухни с грязными тарелками и пустыми бутылками — вон Виктор, отчим мой, самолично за добавкой поскакал…
— Гриша, будь другом, — говорит дед в левом ухе. — Прогуляйся со мной до площадки. Вот прямо сейчас вставай — и дуй. Есть дело по твоему профилю.
— Клоунаду учинить? — спрашиваю. — Или трагедию?
— Маленькую комедию.
Ладно, раз надо — значит, надо. Сейчас приду. Налью-ка себе, чтобы, как говорится, рука не дрогнула…
— Слушай, Гриш, — встревает Бенни. — Я помню, у тебя есть несколько скетчей, в которых участвует «мишка». Ты их еще играешь? А кто у тебя там в медвежьей шкуре?
— Его зовут, допустим, Вася. Заслуженный артист малоизвестных театров. Дальше что?
— Дальше — что скажешь, если сыграет настоящий «мишка»?
— Весь комический эффект потеряется, — отвечаю мгновенно.
— А ты подумай. Вдруг только усилится?
У меня глоток застрял, я аж закашлялся. Отдышался кое-как, горло прополоскал соком и говорю хрипло:
— Бенни, дорогой мой младший братец, если тебе позарез надо сплавить Урсулу в турне по Гондурасу — найди смелость это сказать прямо, как положено между братьями. А раз кишка тонка — позволь торжественно послать тебя в задницу! Нашелся, блин, импресарио…
— Мальчик сегодня явно не в себе, — поддакивает Манга. — Надо провести с ним воспитательную работу.
— Да идите вы… — бормочет Бенни и затравленно озирается.
Встаю, прошу ребят не убивать друг друга, пока не вернусь — я ненадолго. Уворачиваясь от желающих пропустить со мной стаканчик, иду вдоль стола и натыкаюсь на взгляд Урсулы.
— Да идите вы… — бормочет Бенни и затравленно озирается.
Встаю, прошу ребят не убивать друг друга, пока не вернусь — я ненадолго. Уворачиваясь от желающих пропустить со мной стаканчик, иду вдоль стола и натыкаюсь на взгляд Урсулы.
Ах, какая она пушистая…
— Я ваша большая поклонница, — говорит Урсула. — Но сейчас я хочу принести извинения. Мне уже объяснили, какую нелепую бестактность я допустила в отношении вашей подруги…
— Да какая она мне подруга… — отвечаю машинально.
— Опять бестактность… — бормочет Урсула. — Ничего у меня не получается. Извините.
И тут она на мгновение теряет над собой контроль, и я вижу: убита совершенно. Мертвая. Воля к жизни на нуле. Господи, да что же с ней?!
— Нужна помощь? — спрашиваю быстро.
— Нет-нет, я просто устала. Слишком много работала. Извините еще раз.
— Мы ведь можем… Почти все в пределах разумного.
— Я знаю, — говорит она и улыбается почти совсем по-человечески. — У вас удивительная семья. А Бенни… Он может и неразумное. Очень добрый человек.
Ишь ты. Сильная характеристика, а главное, честная.
— Все будет хорошо, — говорит она, — не беспокойтесь.
Я уже здорово обеспокоен и действительно хочу помочь, вплоть до того, чтобы отвезти Урсулу в Гондурас, но не нахожу подходящих слов и просто учтиво киваю. Потом поговорим, сейчас некогда решать медвежьи проблемы, меня дедушка ждет.
Очень пушистая, очень приятная и очень несчастная — вот и все, что я успеваю запомнить об Урсуле.
Выхожу на веранду. Тут же спотыкаюсь о толстенный кабель: это наша доморощенная рок-группа так одаренно подтянула себе питание.
— Хотите, чтоб убился кто-нибудь?
— Дед сказал — кидайте здесь.
— Своих мозгов нет?
— Ты чего злой такой?
— Техника безопасности, елки-палки. Если мне за сценой бросят кабель на проход и это менеджер заметит, человека уволят.
— Ну дед сказал…
— Ты ногу у деда видел?.. Нашел кого слушать. Он инженер-испытатель, ему этой ТБ всю жизнь мозги полоскали. Естественно, он как вырвался на пенсию — сразу перестал ее соблюдать!
Воха, первая скрипка большого симфонического оркестра, лауреат международных конкурсов и так далее, чешет в затылке и говорит:
— А между прочим, у нас провода вечно лежат черт-те как, и не только за сценой. Некоторые спотыкаются. Очень странно, потому что ТБ для всех концертных площадок должна быть, в принципе, одна. Надо будет заняться этим. Ты прав, Гриша, учту на будущее.
Он берется за кабель и дергает его вверх, чтобы переложить удобнее. В следующее мгновение через кабель летит кубарем сэр Алан Макмиллан, но я успеваю его поймать.
— Грег, нам нужно идти, — говорит Алан как ни в чем не бывало. — Нас ожидают.
Мы спускаемся с крыльца и идем вдоль рядов машин к посадочной площадке. Я полной грудью вдыхаю запахи лета — и кружится голова. Что это за кусты такие? Жасмин, кажется. Господи, как тут хорошо! Дик купил дом в заброшенной деревне лет восемьдесят назад — и потихоньку начал подтягивать наших. Зазывал в гости, показывал местные красоты и агитировал здесь строиться. Теперь не деревенька, а загляденье, и почти на километр во все стороны своя земля. А дальше фермеры орудуют, в которых семья вложилась с одной только целью: чтобы хорошим людям было чем заняться, а плохие сюда не лезли… Почему я редко бываю здесь? Только из-за профессии. Шебутная она, не засидишься.
Дик — на краю площадки, его коляска нервно переступает с ноги на ногу.
— Как ты это делаешь? — спрашиваю.
— Задницей, — просто объясняет Дик. — Алан, ты ему сказал?..
— К сожалению, не успел. Я упал, — произносит Алан с достоинством. — Мне надо было восстановить равновесие.
И прячет в карман фляжку.
Дик качает головой. Легкий по жизни человек, ироничный и добродушный, он сейчас выглядит непривычно серьезным.
— Ерунда, — говорит ему Алан. — Не напрягайся из-за ерунды. Это все несерьезно. Когда серьезно, они действуют на другом уровне. Присылают эмиссара с особыми полномочиями.
Дик оглядывается: на горизонте возникает маленькая черная точка.
— На что и надеюсь, — говорит он. — Уровень — так себе… Гриша, я собрал вас здесь, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие — к нам едет ревизор, хе-хе… То есть главный местный полицай, а с ним чиновник миграционной службы. Полицай, я так понимаю, чтобы проявить уважение, ну и в надежде на выпивку — мы с ним давно и прочно знакомы. А вот чего ради сюда намылился мигрант, даже думать лень. Сейчас узнаем. У меня к тебе просьба: надо так их встретить, чтобы сразу поняли, куда попали. Чтобы на них снизошло неописуемое счастье — и максимальная неловкость одновременно. Лучшего человека, чем ты, для этого просто не придумаешь. А досточтимый сэр Алан прикроет наши тылы юридически. Он разбирается во всякой фигне. Если что, он еще и неприкосновенная персона.
— Если что, всегда можно спрятаться в моей машине, — говорит Алан.
И глупо хихикает.
Дик глядит на него пристально.
— Я просто вспомнил: у меня там много чего есть, — Алан снова лезет в карман за фляжкой. — Ричард, умоляю, ну перестань ты нервничать. Такой замечательный день. Наконец можно расслабиться. А ты напрягся, будто к тебе летит батальон морской пехоты.
— Для морской пехоты я нашел бы дело, — говорит Дик. — Надо пруд вычистить, и это сугубо ручная работа, технику не подгонишь к нему. Что я, в армии не служил? Добрая беседа с офицерами, пара бутылок, а солдатики пускай копают…
— Ты не поверишь, у нас было то же самое, только это надо делать очень тихо, а то полно стукачей, — говорит Алан, завинчивая крышечку. — Обычно использовали новобранцев.
Черная точка уже превратилась в полицейский вертолет. Он идет в режиме глушения и вместо обычного стрекота — негромко чпокает. Уважает, значит. Обычно в сельской местности они не церемонятся: глушилка быстро выжирает ресурс лопастей. Машина заходит на посадку, ветер треплет мои волосы. Я закрываю глаза, контролирую дыхание…
Я на работе. Я очаровательный. Я несу радость людям. Вот прям щас и принесу.
И вместо простого русского парня Гриши Грачева, заметно поддатого и слегка расхристанного, перед официальными лицами возникает знаменитый на всю планету комик, любимец публики Грег Гир.
Надо видеть эти лица.
Кажется, их миссия провалена, толком не начавшись. Все-таки неплохой я артист. Не зря пошел в профессию.
Внешне не стушевался только мужчина в штатском, о визите которого нас не предупредили, но я-то вижу, каких усилий ему стоит сдержать радостное изумление.
— Вот это да! — Полицай даже руками всплеснул. — Как же я… Ну разумеется! Вы же внук!.. Вот это да!
Миграционный чиновник просто растерян. У него в руках папка, и он, похоже, думает, а не сунуть ли ее мне для автографа. Это все, что его занимает сейчас; остальное, как верно заметил досточтимый сэр Алан, — ерунда.
Тем временем мужчина в штатском просовывается к сэру Алану и крепко жмет ему руку, как старому знакомому. Вот он и пожаловал, тот самый эмиссар с особыми полномочиями…
Полицай обнимается с Диком, путано и многословно поздравляя его со стодвадцатилетием. Инвалидная коляска тут же сует полицаю выпивку под нос. Немая сцена.
— Послушайте, господа хорошие, — говорит штатский. — Раз уж так получается, давайте я, ага?
— Нет-нет, — возражает полицай, — я же обязан.
— Да у вас стакан в руке, чего вы обязаны…
Полицай удивляется. Рефлекторно схватил, не иначе.
— Дипломатический советник Русаков, — представляет штатского Алан. — Переводя на человеческий язык, офицер по особым поручениям вашего МИДа. Он тут неофициально, для информации, и это все упрощает. Давайте и правда по-домашнему. А потом выпьем! Вон там, в беседке, можно отлично сесть.
Дипломатический советник глядит на часы.
— Можно и сесть, — говорит он.
— Нет, но я обязан, — встревает полицай. — Это чисто протокольное. Буквально пара минут. Уважаемый Ричард Викторович. Находится ли сейчас на вашей территории некто Бенджамен Нордин?
— А почему вы спрашиваете? А не позвать ли мне адвоката? Вон в том доме их человек десять на любой вкус, есть красивые женщины, — заявляет Дик. — И все очень недовольны тем, что им портят праздник.
— Так и запишем: от ответа уклонился…
— Нет-нет. Будучи по случаю праздника в состоянии алкогольного обвинения… Тьфу, опьянения!.. Отвечать членораздельно не смог.
— Ну, причина уважительная, — говорит полицай. — Находится ли сейчас на вашей территории урсуноид, называющий себя Урсулой Нордин?
— Будучи в состоянии алкогольного опьянения, мне что урсуноид, что гнидогадоид — не различаю лиц!
— А провести осмотр территории и опрос свидетелей я без ордера не могу, — заключает полицай. — Значит, официальная часть закончена. Твое здоровье, Дик! Поправляйся и живи еще сто лет как минимум.