От ледяного дыхания начали костенеть руки, ноги, Габриэль почувствовал, что уходит. Попытался не поддаться окостенению, но был слишком слаб.
— Габриэль! — закричала Клара.
Он вздрогнул. Клара звала его отчаянно, а он словно бы окаменел. Но ему стало легче от того, что она пришла в сознание.
Открыв глаза, он увидел Клару: она лежала в нескольких метрах от него. Он хотел ее окликнуть, успокоить, но голоса не было. Как привлечь ее внимание? Она не смотрела в его сторону, голова была повернута в другую. Почему она так закричала? С такой болью, так отчаянно! И почему она на него не смотрит? Если бы она его увидела, ей бы стало спокойнее.
Врач наклонился над Кларой, и она сразу затихла. Габриэлю тоже стало легче. Наверное, врач сказал ей, что он жив.
И снова у него все поплыло перед глазами. Он успокоился и отдался слабости и усталости.
* * *Тишину нарушил телефонный звонок. Дженна Дебер мгновенно проснулась, села на кровати и вгляделась в темноту, пытаясь понять, что происходит. Что? Уже утро? Она нащупала часы на тумбочке: 3 часа 8 минут. Телефон продолжал пронзительно трезвонить. Кто-то настойчиво хотел нарушить их покой. Дженна поняла, что телефонный звонок не ошибка, не скверная шутка — беда рвется к ним в дом.
Она соскочила с кровати, выбежала в коридор и столкнулась с дочкой, та тоже выскочила из своей комнаты. Они обменялись недоуменными взглядами, пытаясь найти успокоительное объяснение ночному звонку, но не получилось, пришлось вернуться к реальности.
Дженна сняла трубку.
— Мадам Дебер?
— Да.
— Служба «Скорой помощи».
— Боже мой! Что случилось?
Элоди с тревогой смотрела на мать.
— Ваш муж попал в аварию, — привычно сообщил мужской голос. — Мы отвезли его в ближайшую больницу.
— В аварию? Но… Как это случилось?
— Я ничего не знаю. Наша обязанность вам об этом сообщить.
Она не поблагодарила, дождалась, пока он окончит фразу, и повесила трубку. Волнение дробило мысли. Что делать? С чего начать? Сообразила, что Элоди рядом и ждет объяснений.
— Он… — выговорила Элоди и замерла.
— Нет, попал в аварию. Его отвезли в больницу.
Лоррен Сансье не спала. Воспоминания о вечере неотступно преследовали ее.
Ночные потемки выманивали темные тени, что осаждали ее душу.
До чего же наглая эта Клара! Конечно, при других обстоятельствах она бы отдала должное такому характеру, но речь шла о будущем сына! А сын! Тоже хорош! Оставить торжественный прием и броситься за этой бесстыжей! Что же? Неужели он от нее без ума?
Спору нет, она очень хороша собой. Но на внешности жизнь не построишь. Танцовщица… Почему не стриптизерша? А как она танцевала на свадьбе?! Да, двигаться она умеет, умеет выставить напоказ свои прелести. Но кто так похотливо танцует на свадьбе? В этом-то все и дело: полное отсутствие деликатности. Соблюдение правил хорошего тона, пусть даже самых поверхностных, требует тонкости и ума, их без хорошего воспитания взять неоткуда. Нет воспитания, и самозванец разоблачен. Не принят. Осужден. Изгнан.
Конечно, хороший тон могут считать замшелостью, ей тоже это известно. Приличия, условности — кто их теперь соблюдает? Но держаться за них — значит, иметь возможность гораздо быстрее продвигаться по социальной лестнице. У Габриэля есть все: он умен, обаятелен, красив. Ему не хватает только женщины, которая поддерживала бы его и помогала. И естественно, что мать печется о лучшей партии для сына. Почему она должна поддаваться теперешнему попустительству, соглашаться на все, принимать неведомо что, а через несколько лет собирать осколки? У нее богатый жизненный опыт, она знает, что нужно ее сыну, чтобы он благополучно прожил жизнь и справился со всеми препятствиями. Подтверждение этому — ее собственная семья, ее отношения с мужем.
Лоррен думала и передумывала все одно и то же, как вдруг услышала, что в дверь их номера стучатся. Она сразу взглянула на часы. Кто посмел тревожить их в неурочный час?
Дени тоже проснулся.
— Пойду узнаю, кто там, — сказала Лоррен.
Муж приподнялся на локте и смотрел, как она надевает халат.
Лоррен открыла дверь. За дверью стоял портье, лицо его выражало крайнее огорчение.
— Простите за беспокойство, мадам. Но к вам невозможно было дозвониться.
— Да, я сняла трубку.
— Это крайне важно.
— А вы знаете, что сейчас три часа ночи?! — в ярости прошипела Лоррен.
Молодому портье никогда еще не приходилось сообщать таких ужасных вещей. Он проглотил слюну и с трудом выговорил слова, которые сейчас раздавят эту женщину.
— Звонили из больницы… По поводу вашего сына… Положение очень серьезное…
Лицо Лоррен застыло, гнев в глазах погас, его сменило непонимание, потом страх. Она вцепилась в косяк, чтобы не упасть.
— Нет, нет, только не мой сын, — прошептала она.
День первый
15
Сквозь сомкнутые веки Габриэль почувствовал дневной свет. Затем ощутил свое тело, окружившее невесомую душу. Осторожно попробовал пошевелить руками, и они ответили. Как же он был доволен: он в самом деле жив! Похоже, и двигательные функции не отказали.
— Очнулся! — произнес чей-то голос.
Он медленно открыл глаза. Яркость света ударила, ослепила. Вспышка погасла, появились очертания предметов. Он смог различить даже контуры лица. Возле его постели сидела женщина со светлыми волосами и с большими зелеными глазами.
«Клара?» — вспыхнуло в мозгу.
Габриэль сделал усилие, стараясь сосредоточить внимание, обострить зрение. Теперь он различил белый халат. С другой стороны к нему наклонилась другая женщина.
Ему понадобилось небольшое усилие, чтобы понять, о чем она его спрашивает, а потом шевельнуть головой, отвечая «да».
— Тебе больно? — спросила светловолосая.
Он стал думать. То, что он ощущает, — это боль? Нет, скорее напряжение, тяжесть в некоторых частях тела. И еще яростное жжение в плече, жжение, которое, похоже, спалило уже кожу до кости.
Зрение сделалось зорче, он внимательно вгляделся в женщину, задавшую вопрос.
«Нет, конечно, не Клара».
Он хотел заговорить, спросить, кто она такая, но слов не получилось, только вздох.
— Надо дать ему отдохнуть, мадам, — сказала медсестра и пригласила светловолосую за собой.
Габриэль остался один в боксе, вернулся в прошлое, и картины торопливо заполнили эфир его сознания. Сначала свадьба: лицо Клары, ее глаза, лицо, танцевальная площадка, недовольство матери, их спор. Потом авария на дороге: машина, шоссе, свет фар, вскрик Клары, кровь на ее лице. Но авария позади, Клара осталась в живых. Он видел сам, как врачи «Скорой» занимались ею. Проводник тоже сказал ему: она выживет. Проводник! Габриэль вздрогнул, вспомнив о странном незнакомце и разговоре с ним. В памяти отчетливо всплыло каждое слово.
«Глупость какая-то, — подумал он. — Бред, наваждение, только и всего».
Ему очень хотелось увидеть Клару. Где она? Наверняка в соседнем боксе.
Он попытался подняться, сделал рывок, но резкая боль остановила его. Габриэль пошевелил правой рукой — вроде бы в порядке. Убедившись, что рука двигается, он провел ладонью по груди и нащупал повязку.
Он повторил усилие, желая встать. Ноги его послушались, уперлись, помогли. Ему удалось сесть на кровати, но сильно закружилась голова, и он на секунду замер. Потом, спустив с кровати ноги, с трудом, но встал, сделал один шаг, потом второй. Заметил на стене зеркало, подошел к нему, заранее прищурившись, чтобы лучше видеть.
Взглянул на отражение и в ужасе вскрикнул.
* * *Лоррен и Дени вошли в приемный покой больницы.
— Мы родители Габриэля Сансье, — представился Дени, сам не свой от тревоги.
Дежурная медсестра не могла не заметить, в каком они состоянии. Да, им предстоит нелегкая встреча. Она ласково им улыбнулась и заглянула в список.
— Его привезли сегодня ночью, — прибавил Дени.
Лоррен смотрела на сестру из-за плеча мужа, вглядывалась в ее лицо, словно та должна была дать окончательный ответ на мучивший ее вопрос.
— Да, привезли. Я сообщу профессору Атали, что вы приехали, — сказала медсестра нарочито непринужденным тоном.
— Где мой сын? — спросила Лоррен глухим, разбитым голосом.
— Не могу вам пока сказать, мадам. Подождите минутку. Профессор сейчас вам все скажет.
По тону сестры Дени и Лоррен догадались, что она чего-то недоговаривает. Но не отважились настаивать, оттягивая миг пугающей истины. До тех пор, пока слово не произнесено, факта не существует.
— Я провожу. Профессор вас ждет.
Чета Сансье прошла мимо светловолосой женщины, сидевшей в коридоре, и не обратила на нее внимания. Они не заметили, с каким сочувствием она взглянула на них. С сочувствием и чувством неловкости.
Чета Сансье прошла мимо светловолосой женщины, сидевшей в коридоре, и не обратила на нее внимания. Они не заметили, с каким сочувствием она взглянула на них. С сочувствием и чувством неловкости.
Дженна — это была она — обняла себя руками, пытаясь унять колотившую ее дрожь.
* * *Габриэль вглядывался в отражение своего убийцы.
Нет, это отражение не было ночным бредом или помрачением ума после катастрофы. Он вернулся к жизни, но в другом теле! В теле своего убийцы. Предупреждение проводника теперь звучало особенно язвительно. «Не благодари. Ты не знаешь, что тебе предстоит преодолеть».
Теперь он мог себе это представить. Он остался в мире живых на одну-единственную неделю в теле лихача, который лишил его жизни. Такова реальность. Невероятная. Жуткая. Жестокая.
Сам он уже был, конечно, мертв. Клара, его родители, друзья, наверное, его оплакивают. И он ничего не может им сказать, утешить, поддержать…
Подавленный, обескураженный Габриэль уселся на кровать и повторил про себя то, что ему открылось, стараясь осознать то, что стало для него реальностью, как-то приспособиться к этому. Он смотрел на совершенно неизвестное ему тело и чувствовал к нему отвращение. Тело, ставшее тюрьмой. И вместе с тем это его орудие, единственная связь с жизнью, которую он так хотел изменить.
Он должен прожить с этой тайной до своего… Воскрешения. А потом? Потом он уйдет окончательно.
Смерть его больше не пугала. А раньше? Раньше он боялся смерти?
Чего он действительно боялся, так это смерти близких. Она представлялась ему утратой, невозвратимой потерей. О своей смерти он не думал по беспечности молодости. Кипение сил мешало ему представить ее себе. Он жил в настоящем, предвкушая блестящее будущее, которое его ожидало. А теперь его ждала только смерть. Ждала через несколько дней. Она пришла к нему в человеческом облике, согласилась исполнить его просьбу, заключила с ним договор.
Габриэль вдруг почувствовал опустошенность, одиночество, пустоту.
И тогда возникло лицо Клары. Вот о ком он должен думать. Только ради нее он сюда вернулся.
Клара, конечно, в отчаянии.
Может быть, мысль о том, чтобы последовать за ним, уже зародилась в ней.
А почему он, собственно, решил бороться с ее решением? Разве не завидная судьба соединиться в послесмертии? Завидная? А что он, собственно, знает о послесмертии? И о душах влюбленных в нем?
Строчки песни Пиаф поплыли в памяти.
Слова песни вызвали у него раздражение. Подлая ложь! Бог или не Бог, но их с Кларой разлучили, а они любили друг друга!
А почему он так хочет, чтобы Клара осталась в живых? Потому, что ничего не знает о послесмертии? Или потому, что жизнь представлялась ему богатством, несмотря на испытания и трудности, которыми она чревата, которые ее омрачают?
Да какая разница? Просто он хотел, чтобы Клара жила, и должен был помочь ей смириться с реальностью и отказаться от самоубийства.
И если даже смерть пошла на уступки, значит, он был прав!
Или с ним играют, как кошка с мышкой, и он не сможет сделать то, что задумал? Разве может спасти Клару убийца их любви? Так кто же посмел так издеваться над ним и его любовью?
Только что Габриэль был полон смирения, а теперь его душил неистовый гнев — на лихача, который столкнулся с ними на дороге, на ангела смерти, который так над ним посмеялся: превратил свой дар в абсурд и дал такой короткий срок.
Габриэль окончательно уверился, что над ним посмеялись, когда осознал, что его лишили возможности прикоснуться к Кларе, обнять ее, поцеловать.
Опустошенный, усталый, он вытянулся на кровати.
Бессмысленно бороться против судьбы.
Боль тут же воспользовалась его слабостью, заполнила его тело и мозг. Его словно бы кромсали ножом. Может быть, ножом вооружилась его ярость? Это она кромсала тело убийцы?
Неделя! Жалкая неделя на попытку уберечь Клару, вернуть ей желание жить! И кто должен был это сделать? Душа в теле убийцы.
* * *Профессор Атали глубоко вздохнул. Не раз выпадало ему на долю это тяжкое испытание, но привыкнуть к нему он не мог. Паре, что сейчас сидит у него в кабинете, он должен сообщить удручающее известие. Он сделал все, что было в его силах, но молодой человек, когда его привезли в больницу, уже находился в коме. Тяжелая травма головы. Профессор принял его смерть как собственную неудачу. Он собрался с мужеством и вошел в кабинет. Муж и жена повернулись к нему, ища его взгляда, не отрывая от него глаз.
Он сел напротив них, продолжая готовиться. Как хорошо он знал эти молящие, испуганные глаза, они с надеждой вглядывались в него, ища доброго знака. Но они прочтут правду, которой боятся, и, все уже понимая, откажутся принять ее.
Муж и жена застыли в ожидании. Мужчина всеми силами пытался сохранить лицо. Так он защищался. Отстранял от себя мысль о худшем. Женщина перестала защищаться. Глаза у нее покраснели от слез, губы дрожали. Вцепившись в руку мужа, она старалась держаться прямо.
— Я глубоко сожалею, — тихо сказал профессор, склонив голову.
Священная ключевая фраза была произнесена. Все остальные будут неизбежным приложением к ней. Профессор уже участвовал в этой пьесе, все реплики знал наизусть.
— Что же… Вы… — начала женщина, охваченная паникой.
— Мы сделали все, что могли, однако…
— Он?..
Лоррен Сансье не сумела произнести последнего слова. Она поднесла руку к губам, глаза ее расширились от ужаса.
— Нет. Но… Он получил сильную травму. Сканер показал отек головного мозга, электроэнцефалограмма нереактивна.
— Что это значит? — спросил Дени.
— Что он находится в коме. Его мозг не функционирует, остальные органы еще действуют.
— Но он ведь не умер, правда? — подняла голову Лоррен.
— Он на аппарате искусственного дыхания, сердце у него бьется.
— Значит, не умер! — закричала она.
— Клиническая смерть. Если отключить аппараты, наступит биологическая.
— Не отключайте! — властно распорядилась Лоррен, мгновенно почувствовав себя хозяйкой положения. — Мы, безусловно, найдем средство его спасти. Пригласим специалистов, лучших хирургов. У нас большие связи.
«Конечно, как не надеяться? — вздохнул про себя профессор Атали. — Они не хотят смириться с реальностью. Обычная реакция, когда смерть, так сказать, не вписывается в порядок вещей. Какие родители согласятся потерять ребенка?»
— Специалисты скажут вам то же самое, — произнес Атали с профессиональной ласковостью.
— Я запрещаю вам отключать! — истерически закричала Лоррен.
— Лоррен, прошу тебя, — вмешался Дени.
Она повернулась к мужу, взглянула ему в глаза, ища поддержки, и не нашла ее.
— Нельзя, чтобы они отключили его, Дени. Еще можно что-то сделать. Ты же сделаешь, Дени, правда? Прошу тебя, Дени!
В глазах мужа, полных слез, Лоррен прочитала смирение. Она еще никогда не видела, чтобы он плакал.
— Нет, Дени, нет! Скажи мне, что это не конец, — простонала Лоррен, разражаясь рыданиями.
Муж ничего не ответил, только крепко прижал ее к себе.
— Наш сын! Господи, наш сын!..
Врач опустил голову, словно бы устраняясь, словно бы давая им возможность побыть наедине.
— Когда вы собираетесь его… отключить? — спросил месье Сансье.
— Когда вы дадите свое разрешение. Предпочтительно в течение недели.
Дени Сансье встал, лицо у него стало суровым. Он выпрямился, стараясь не показать, что у него подкашиваются ноги. Он должен быть сильным, поддержать жену, думать только о ней. Он даст себе волю потом. Дени взял жену за руку. Она тоже поднялась, плача, прижимаясь к плечу мужа.
— Можно его увидеть? — спросила она внезапно.
— Я бы вам советовал немного повременить, — осторожно сказал профессор Атали, поглядев в глаза отца несчастной жертвы, ища у него поддержки.
Потребуется время, чтобы перебинтовать раны молодого человека, подготовить его, чтобы не пугал своим видом. Такого вслух не скажешь, но, возможно, месье Сансье поймет. И он понял. А может быть, хотел набраться сил и мужества перед следующим испытанием.
— Завтра, Лоррен. Мы увидим его завтра.
* * *— Александр?
Габриэль не сразу понял, что окликают его. Он открыл глаза и увидел склонившуюся над ним женщину, которая пристально в него вглядывалась. Но почему так пристально, он понять не мог.
— Александр, — снова повторила женщина, словно хотела убедиться, что он окончательно проснулся.
«Александр. Значит, так зовут моего убийцу. А это, скорее всего, его жена, и она уже заметила, что я не сплю».