К утру Розина умерла, не приходя в сознание.
Хирурги кое-как заштопали ногу Энцо.
У дверей его палаты поставили троих милиционеров.
Останки Марьюса были брошены в общую могилу на тулузском кладбище. По ночам, лежа без сна в камере тюрьмы Сен-Мишель, я часто думаю о своих погибших товарищах. Их лица навсегда запечатлелись в моей памяти, так же, как их несокрушимое мужество.
На следующий день Стефан возвращается с акции, проведенной в Ажане; на перроне его ждет убитая горем Марианна. Стефан обнимает ее за талию и ведет в здание вокзала.
– Ты уже в курсе? - спрашивает она сдавленным голосом.
По лицу Стефана она понимает, что ему еще неизвестно о трагедии в кинотеатре "Варьете". Идя рядом с ним по улице, она рассказывает о гибели Розины и Марьюса.
– Где лежит Энцо? - спрашивает Стефан.
– В Отель-Дьё.
– Я знаком с одним хирургом, который там работает. Он вроде бы либерал, попробую поговорить с ним.
Марианна провожает Стефана до самого госпиталя. По пути они не говорят ни слова, каждый думает о Розине и Марьюсе. Подходя к больнице, Стефан нарушает молчание:
– А Розина… где она?
– В морге. Сегодня утром Ян навестил ее отца.
– Понятно. Вот что я скажу: гибель наших друзей будет напрасной, если мы не пойдем до конца.
– Стефан, я не знаю, существует ли он, тот "конец", о котором ты говоришь, и очнемся ли мы когда-нибудь от кошмара, в котором живем уже столько месяцев. Но если ты спросишь, страшно ли мне с тех пор, как погибли Розина и Марьюс, я тебе признаюсь, Стефан: да, мне страшно, страшно, когда я встаю по утрам, страшно весь день, когда я брожу по улицам, собирая сведения или следя за очередным врагом, страшно на каждом перекрестке, где меня могут засечь в любую минуту и арестовать, страшно от мысли, что другие Розины, другие Марыосы не вернутся с задания, страшно за Жанно, Клода и Жака, которым грозит расстрел, страшно за Дамиру, за Осну, за Яна, за вас всех, ставших мне родными. Мне все время страшно, Стефан, даже во сне. Но я боюсь не больше, чем вчера или позавчера, не больше, чем в первый день моей работы в бригаде, не больше, чем тогда, когда у нас отняли право на свободу. Так что знай, Стефан: я буду и дальше жить с этим страхом до того самого "конца", о котором ты говоришь, даже если мне и неведомо, где он и когда наступит.
Стефан подходит к Марианне и неуклюже, но крепко обнимает ее. И она так же неловко, стыдливо прижимается головой к его плечу; тем хуже, если Ян считает это опасной беспечностью. Измученная неизбывным одиночеством, она - если Стефан захочет, - позволит ему любить себя, позволит себе любить его, хотя бы краткий миг, пусть только это будет миг настоящей нежности. Ощутить покой и счастье, почувствовать рядом с собой, в себе мужчину, чьи горячие ласки скажут ей, что жизнь продолжается, что сама она - жива, как это просто и прекрасно!
Марианна поворачивает голову, и ее губы встречаются с губами Стефана; обнявшись, они долго стоят у входа в Отель-Дьё, где в темном подвале покоится Розина.
Прохожие замедляют шаг, с улыбкой глядя на эту парочку, слившуюся в нескончаемом поцелуе. Подумать только, даже среди ужасов войны у кого-то еще остаются силы на любовь. Весна к нам вернется, сказал однажды Жак, и этот запретный поцелуй на ступенях этой зловещей больницы доказывает, что, может быть, он и прав.
– Надо идти, - шепчет Стефан.
Марианна размыкает объятия и смотрит, как ее друг поднимается по лестнице. В тот миг, как он открывает дверь, она прощается с ним взмахом руки. Наверное, этим жестом она говорит ему: "До вечера!"
Профессор Рьено работал в хирургическом отделении больницы Отель-Дьё. Стефан и Борис были его студентами в те времена, когда они еще имели право учиться на медицинском факультете. Рьено не одобрял людоедские законы Виши; будучи откровенным либералом, он сочувствует Сопротивлению. Своего бывшего ученика профессор встретил приветливо и отвел его в сторонку.
– Что я могу для вас сделать? - спросил он.
– У меня есть друг, - нерешительно начал Стефан, - очень близкий друг, он лежит где-то здесь, у вас.
– В каком отделении?
– У него ногу оторвало взрывом бомбы.
– Значит, это в хирургии, - ответил профессор. - Его оперировали?
– Да, кажется, сегодня ночью.
– Видимо, он не в моей палате, иначе я бы увидел его на утреннем обходе. Я наведу справки.
– Профессор, хорошо бы найти способ, чтобы его…
– Я уже понял, Стефан, - прервал его профессор. - Я посмотрю, что можно сделать. Жди меня в вестибюле, сначала я узнаю, в каком он состоянии.
Стефан кивнул и спустился в вестибюль. На первом этаже он увидел знакомую деревянную дверь с обшарпанными филенками, ведущую в подвал. Стефан колебался: если его там засекут, то начнут задавать вопросы, на которые трудновато будет ответить. Но чувство долга пересилило боязнь риска, и он решительно толкнул дверь.
Внизу тянулся мрачный коридор, напоминавший длинную кишку - внутренности больничного здания. Скрученные провода на потолке переплетались с запотевшими трубами. Лампочки в настенных плафонах через каждые десять метров разгоняли темноту бледным светом; в тех местах, где они перегорели, коридор был погружен в полумрак.
Стефану темнота не мешала, он хорошо знал дорогу. В прежние времена ему часто случалось бывать здесь. Помещение, которое он искал, находилось справа. Он вошел.
Розина лежала на столе, больше в комнате никого не было. Стефан подошел к телу под простыней в пятнах почерневшей крови.
Неестественный поворот головы указывал на перелом основания черепа. Было ли это причиной ее гибели, или она умерла от других многочисленных ран, которые он видел на ее теле? Он молча постоял перед мертвой, собираясь с мыслями.
Стефан пришел, чтобы проститься с ней, передать последний привет от друзей, сказать, что ее лицо никогда не сотрется в их памяти, что они никогда не откажутся от борьбы.
"Если встретишь Андре там, где ты сейчас, передай ему от меня привет".
Стефан поцеловал Розину в лоб и с тяжелым сердцем покинул морг.
Когда он поднялся в вестибюль, его уже ждал профессор Рьено.
– Господи, где вы ходите, я вас обыскался. Ваш приятель вне опасности, хирурги зашили ему ногу. Только поймите меня правильно: это не значит, что он сможет ходить, но по крайней мере он выживет.
Стефан молча пристально смотрел на него, и старый профессор наконец сказал:
– Я ничего не смогу сделать для вашего друга. Палату постоянно охраняют трое милиционеров, они даже не впустили меня к нему. Передайте своим друзьям, чтобы не пытались проникнуть туда, это слишком опасно.
Стефан поблагодарил своего учителя и тотчас ушел. Вечером он встретится с Марианной и передаст ей то, что узнал.
Они продержали Энцо в госпитале всего несколько дней, а потом переправили в тюремную больницу. Милиционеры действовали так грубо, что в пути Энцо трижды терял сознание.
Его судьбауже была предрешена. Кактолько он выздоровеет, его расстреляют в тюремном дворе; но поскольку он должен был самостоятельно дойти до столба, где казнили подпольщиков, мы надеялись, что это произойдет не так скоро. Было начало марта 1944 года, ходили упорные слухи о предстоящей высадке союзников. Никто из нас не сомневался, что в этом случае казни прекратятся и нас освободят. Значит, нужно было изо всех сил тянуть время, чтобы спасти нашего товарища Энцо.
Со вчерашнего дня Шарль буквально кипит от ярости. Накануне Ян приехал к нему на заброшенный вокзальчик Лубера. Это был странный визит: Ян хотел попрощаться. Где-то в окрестностях города подпольщики организовали новую бригаду, ей требовался опытный руководитель, и Ян отправлялся туда, к ним. Это не его решение, таков приказ, и он должен ему подчиниться, вот и все.
– И кто же отдает такие приказы? - спросил Шарль, не помня себя от злости.
Французские партизаны в Тулузе, не состоящие в их бригаде, - такого еще не бывало, по крайней мере до прошлого месяца. И вдруг - нате вам! - образовалась новая сеть, а его команду оголяют! Таких, как Ян, раз-два и обчелся; многие их ребята погибли или арестованы, а теперь забирают и его, - нет, это просто несправедливо!
– Я знаю, - говорит Ян, - но так решили наверху.
Шарль кричит: знать не хочу твоего "наверху"! Сколько уж месяцев борьба ведется здесь, внизу. Уличные акции - это ведь мы их придумали. А теперь другие возьмутся делать то же самое - конечно, чего проще, по чужим-то следам!
На самом деле Шарль вовсе так не думает, просто ему тяжело расставаться со своим другом Яном, почти так же тяжело, как в тот день, когда он велел скрывавшейся у него женщине вернуться к своему мужу.
Разумеется, Ян - совсем другое дело, с ним он ни за что на свете не стал бы делить постель, будь он даже смертельно болен. Но для Шарля Ян не столько руководитель бригады, сколько близкий друг, и вот теперь он уезжает…
– Ладно, хоть омлет-то успеешь съесть? - бурчит Шарль. - У меня есть яйца.
– Оставь их для ребят, а я и правда спешу, - отвечает Ян.
– Для каких еще ребят? С такими приказами я скоро останусь в бригаде один-одинешенек!
– Ничего, Шарль, не переживай, на мое место придут другие. Настоящая борьба только начинается, Сопротивление наводит порядок в своих рядах, и мы должны помочь ему, быть там, где можем приносить пользу, - это нормально. Так что давай-ка попрощаемся, и кончай дуться.
Шарль провел Яна по узкой тропинке.
Они обнялись на прощанье, условились встретиться после освобождения. Ян сел на велосипед, но тут Шарль задержал его еще на миг.
– Катрин едет с тобой?
– Да, - ответил Ян.
– Тогда поцелуй ее от меня.
Ян кивнул, и тогда Шарль задал последний вопрос, причем лицо его вдруг повеселело:
– Значит, теперь, когда мы распрощались, ты уже формально не мой начальник?
– Формально нет, - ответил Ян.
– Тогда слушай меня, дурак ты набитый: если мы ее выиграем, эту войну, постарайтесь быть счастливы, ты и Катрин. И запомни: это я, подрывник из Лубера, спустил тебе сверху этот приказ!
Ян отдал Шарлю честь, словно старшему по званию, и умчался на своем велосипеде.
Шарль ответил ему таким же приветствием и долго еще стоял на тропинке у старенького вокзальчика, пока велосипед Яна не скрылся вдали.
Мы подыхаем с голодухи в камерах, Энцо корчится от боли в тюремном лазарете Сен-Мишель, но партизанская война продолжается. Не проходит дня, чтобы враг не узнал о взорванных поездах, вырванных столбах, сброшенных в канал подъемных кранах, немецких грузовиках, куда внезапно попало несколько гранат.
Но вот в Лиможе некий осведомитель сообщил властям, что в одной из квартир его дома собираются молодые люди, наверняка евреи. Полиция тотчас всех арестовывает. Вишистское правительство решает послать на место происшествия одну из лучших своих ищеек.
Комиссар Жильяр, на которого возложена борьба с террористами, направляется в город вместе со своей группой; необходимо найти следы, ведущие к сети Сопротивления на Юго-Западе, чтобы уничтожить ее любой ценой.
Жильяр уже доказал свою сноровку в Лионе, у него большой опыт проведения допросов, так что он не подкачает и в Лиможе. Он приходит в комиссариат, чтобы самолично выяснить некоторые вопросы. В результате не мытьем, так катаньем он узнаёт, что "посылки" отправляются до востребования в Тулузу. Теперь ему ясно, что нужно делать: забросить наживку и следить, какая рыбка на нее клюнет.
Хватит миндальничать, пора раз и навсегда избавиться от этих инородцев, врагов общественного порядка, подрывающих устои государства.
Еще не рассвело, когда Жильяр оставил своих жертв в лиможском комиссариате и вместе с подручными сел в поезд на Тулузу.
24
По приезде Жильяр отстраняет от расследования тулузских полицейских и уединяется в кабинете на втором этаже комиссариата. Будь эти тулузские олухи порасторопнее, властям не пришлось бы обращаться к нему, а юные террористы давно сидели бы за решеткой. Кроме того, Жильяру известно, что среди полицейских и служащих префектуры встречаются сочувствующие делу сопротивления, более того, иногда они даже помогают подпольщикам бежать. Ведь это факт, что время от времени кто-то предупреждает евреев о грозящем аресте. Если это не так, то почему милиционеры, прибыв на место, находят их квартиры пустыми? Жильяр напоминает своим подчиненным: будьте начеку, евреи и коммунисты кишат повсюду. Он не хочет рисковать, не хочет упустить ни одной мелочи в своем расследовании. И, едва окончив инструктаж, организует наблюдение за почтой.
Сегодня утром Софи неможется. Сильный грипп приковывает ее к постели, и это очень некстати: ей нужно, как и всегда по четвергам, сходить на почту за посылкой, иначе ее товарищи не получат денег; а ведь они как минимум должны платить за квартиру и покупать еду. Вместо Софи на почту отправляется Симона, новый член бригады; она недавно приехала из Бельгии. Войдя на почту, Симона не замечает двоих мужчин, которые делают вид, будто заполняют бланки. Зато они тотчас же засекают девушку, когда та отпирает ящик № 27 и вынимает оттуда пакет. Симона выходит на улицу, они следуют за ней. Пара опытных сыщиков против семнадцатилетней девчушки - исход этой игры в прятки известен заранее. Через час Симона приходит к Софи, чтобы доставить ей "посылку", не зная, что тем самым позволила людям Жильяра установить ее адрес.
Софи, которая так умело маскировалась, следя за другими, которая неустанно мерила шагами улицы, чтобы остаться незамеченной, которая лучше всех нас умела выведать распорядок дня врага, его перемещения, его контакты, мельчайшие подробности его жизни, еще не подозревает, что под окнами ее стерегут двое и отныне она сама стала добычей. Кошки и мыши поменялись ролями.
В тот же день к Софи наведывается Марианна. Когда вечером она уходит домой, люди Жильяра выслеживают и ее.
Они назначили свидание на берегу канала Миди. Стефан ждет ее на скамейке. Марианна медленно идет к нему, улыбается еще издали. Он встает, машет ей. Еще несколько шагов, и она будет в его объятиях. Со вчерашнего дня жизнь стала совсем другой. Розина и Марьюс мертвы, и об этом невозможно не думать, но теперь Марианна уже не чувствует себя одинокой. В семнадцать лет любишь так сильно, так неистово, что забываются и голод, и холод, и страх, который мучил еще вчера. Но со вчерашнего дня жизнь переменилась, потому что теперь ей есть о ком думать.
Сидя рядышком на скамейке у Девичьего моста, Марианна и Стефан целуются, и ничто, никто не сможет отнять у них эти минуты счастья. Время идет, скоро наступит комендантский час. За их спиной уже зажглись газовые фонари, пора прощаться. Но завтра они встретятся вновь, и так будет каждый вечер. И каждый вечер на берегу канала Миди люди комиссара Жильяра будут следить, почти не скрываясь, за двумя юными влюбленными, презревшими ужасы войны.
На следующий день Марианна встречается с Дамирой. После того, как они расходятся, за Дамирой идут сыщики. Когда же это случилось - днем или двумя днями позже? Дамира встречается с Осной, а вечером Осна видится с Антуаном. За несколько дней люди Жильяра "обложили" почти всю бригаду. Кольцо сжимается все туже.
Нам не было и двадцати, немногие из нас переступили этот рубеж, и мы должны были еще многому учиться, чтобы воевать, не попадаясь в лапы врагу, тогда как ищейки ви-шистской полиции знали все эти приемы наизусть.
Готовится облава, комиссар Жильяр собрал своих людей в помещении, которое им предоставили в тулузском комиссариате. Для таких многочисленных арестов придется все же просить подкрепление у полицейских 8-й бригады. Но один из местных инспекторов, сидевший за тонкой перегородкой на том же этаже, не упустил ни единого слова, сказанного на этом совещании. Он незаметно покидает комнат)7 и идет на центральную почту. Подходит к окошку телефонистки и просит соединить его с Лионом. Вскоре его просят пройти в кабину.
Он бросает взгляд через застекленную дверь кабины: служащая болтает с подружкой, линия надежна.
На другом конце провода молчат, просто выслушивают страшную новость. Через два дня бригада № 35 имени Марселя Лангера в полном составе будет арестована. Информация вполне достоверна, ребят нужно срочно предупредить. Инспектор вешает трубку и молит Бога, чтобы его сообщение успели передать вовремя.
В своей лионской квартире лейтенант французского Сопротивления тоже вешает трубку.
– Кто это был? - спрашивает его майор.
– Связной из Тулузы.
– Что он хотел?
– Сообщить, что ребят из тридцать пятой бригады загребут через два дня.
– Милиция?
– Нет, сыщики из Виши.
– Тогда у них нет никаких шансов.
– Но ведь мы их предупредим, у нас еще есть время переправить их куда-нибудь.
– Может быть, но мы этого не сделаем, - говорит майор.
– Почему? - изумленно спрашивает лейтенант.
– Потому что война скоро кончится. Немцы потеряли в Сталинграде двести тысяч солдат, и, говорят, еще сто тысяч попали к русским в плен, среди них тысячи офицеров и десятка два генералов. Их армии отступают по всему Восточному фронту, и высадка союзников, на юге или на западе, не заставит себя ждать. Нам известно, что Лондон к этому готовится.
– Я все знаю, но какое это имеет отношение к ребятам из бригады Марселя Лангера?
– А такое, что теперь ситуацию следует оценивать с позиции здравого политического смысла. Мужчины и женщины, о которых идет речь, все сплошь венгры, испанцы, итальянцы, поляки и так далее; короче говоря, все они или почти все - иностранцы. А когда Франция будет освобождена, желательно, чтобы в Истории войны говорилось о том, что эту свободу завоевали именно французы.
– Значит, мы просто бросим их, обречем на смерть, так, что ли? - возмущается лейтенант; он-то знает, что эти ребята первыми начали бороться с врагом.