— Тот, кто решится на это, горько пожалеет. Все, что нам принадлежит, мы защищаем. Если вы действительно в беде, доктор, я могу гарантировать вашу безопасность. Правы вы или виновны, я могу вам это гарантировать.
— Ну, допустим. Не думаю, что я нуждаюсь в защите, но приятно сознавать, что я защищен. Но насчет работы… Что вы мне предлагаете, можно поинтересоваться? Вы называете это место Ватиканом, а я слыхал всякие рассказы про ваш Проект, про то, что всем тут заправляет шайка роботов. Можете вы мне хотя бы вкратце объяснить, что тут происходит? Ваша больная, Мэри, говорила про ангелов… Что это — старческий маразм или предсмертное видение?
— Ни то ни другое, — ответил Экайер. — Мэри нашла Рай.
— Так… — сказал Теннисон. — Можно еще разок, помедленнее? «Мэри нашла Рай». Сказано так, будто вы хотели сказать именно это.
— Конечно, — кивнул Экайер. — Она действительно нашла Рай. Все свидетельствует о том, что она его действительно нашла. Нам нужно обязательно подтвердить это, а для этого необходимы ее дальнейшие исследования. Только она способна на это. Правда, у нас есть ее клоны — целых три, и они потихоньку подрастают. Но мы не можем быть уверены, что клоны…
— Наблюдения? Подтверждения? Клоны? С ума можно сойти! Какие могут быть подтверждения, не понимаю? Если я правильно помню, Рай не место. Это состояние. Состояние сознания, души, вера…
— Доктор, послушайте. Придется вам кое-что объяснить.
— Да, похоже, придется.
— Для начала постараюсь дать вам некоторую ретроспективу. Ватикан-17, здешний Ватикан, начался почти тысячу лет назад, когда сюда, на Харизму, прибыла группа роботов с Земли. На Земле роботы никакой религии не исповедовали, — вернее, им не было позволено исповедовать никакой религии. Думаю, сейчас в этом плане наметились кое-какие перемены. Роботы могут быть приняты в лоно религии — не везде, но на некоторых планетах. Тысячу лет назад такого не было и в помине. Роботы были изгоями по отношению к любому вероисповеданию. Чтобы стать прозелитом в любой вере, у новообращаемого должна быть душа или некий ее эквивалент. У роботов души не было, или считалось, что ее нет, и они были лишены возможности приобретения какого бы то ни было религиозного опыта. Хорошо ли вы знакомы с роботами, доктор?
— Практически совсем не знаком, мистер Экайер. За всю жизнь я, пожалуй, видел их всего дюжину, а разговаривал — даже считать не стоит, хватит пальцев на одной руке. Я родом с планеты, где было совсем немного роботов. В том медицинском колледже, где я учился, было несколько роботов, но люди с ними мало общались. Близко знаком я ни с одним из них не был. И не ощущал потребности…
— Так, как вы, на мой вопрос ответили бы девяносто процентов людей. Людей не интересуют роботы, если они не связаны с ними в жизни. Вероятно, они считают их механизмами, машинами, подобием человека. Могу совершенно определенно заявить вам, что они представляют собой нечто гораздо большее. За последние тысячи лет роботы эволюционировали, они стали существами, которые могут обходиться без людей. Однако в процессе эволюции они ни на минуту не забывали, кто их создатель, и они вовсе не отрицают того факта, что они существа искусственного происхождения, как бы сильно ни казалось обратное. Короче, они до сих пор ощущают некую нерасторжимую связь с людьми. Я мог бы ночь напролет рассказывать вам, что я думаю о роботах и что собой представляют здешние роботы. Сюда они прилетели, потому что им не был позволен никакой религиозный опыт, потому что они были вычеркнуты из этой части жизни людей, которая как раз и представляла предмет их непреодолимого влечения. Нужно очень хорошо знать роботов, чтобы понять, откуда у них такая тяга к вере, к религии. Может быть, это всего-навсего попытка компенсации комплекса неполноценности, желание приблизиться к человеку, насколько возможно, во всем. Робот лишен многого, чем обладают люди, — огромное число ограничений заложено в него по определению. Робот не может плакать, робот не умеет смеяться. У него нет полового влечения, хотя он умеет производить на свет других роботов. По крайней мере наши роботы конструируют собратьев и делают это с такой тонкостью и совершенством, до которых, пожалуй, не додумались бы люди. Здесь, на Харизме, родилось новое поколение роботов, новая раса, я бы сказал. Но я, пожалуй, отвлекся…
— Объяснение тяги к религии как компенсации комплекса неполноценности я вполне могу принять, — сказал Теннисон. — Религия могла быть для роботов тайной, которую они хотели разделить с человечеством.
— Верно, — согласился Экайер. — Я мог бы многое вам порассказать об этом, но главное сейчас то, что тысячу лет назад группа роботов прибыла сюда, на эту планету, и создала здесь свою собственную религию. Когда-нибудь, если вам будет интересно, мы можем вернуться к этой теме.
— Конечно, очень интересно. Если у вас найдется время.
— Итак: роботы прибыли сюда, — продолжал Экайер, — и основали свой Ватикан. В основу они положили религию людей, которая была для них очень привлекательна, но не только и не столько самим вероучением. Скорее, думаю, их восхищали ее догматы, ее структура, организация, иерархия, долгая традиция. В нашем Ватикане вы встретите многое — литургию и другие ритуалы древнего Ватикана — это нечто вроде модели, хотя мне кажется, что у роботов не было намерений слепо принимать земное католичество. Роботы никогда не притворялись и не утверждали, что их религия — земное вероисповедание, украденное и перенесенное на самый край Галактики. Наверное, если бы кто-то удосужился провести скрупулезный богословский анализ, то назвал бы эту религию синтетической: ведь роботы усвоили многие аспекты инопланетных религий или того, что называют инопланетными религиями…
— То есть фактически, — сказал Теннисон, — роботы сконструировали собственную религию, позаимствовав в процессе ее создания все то, что им понравилось?
— Вот именно. Возникла вера роботов — вера, как на нее ни посмотри. Все зависит от того, как вы лично для себя определяете религию.
— Мистер Экайер… вы уж меня простите, может быть, у вас есть какой-то титул или звание? А то я все «мистер» да «мистер»?
— «Мистер» — вполне достаточно. Зовут меня Пол. Зовите меня по имени, если хотите, мне будет только приятно. А титула у меня никакого нет. Я к религии никакого отношения не имею.
— Я как раз хотел спросить вас, как вы связаны со всем этим.
— Я — главный координатор того, что принято именовать Поисковой Программой.
— Простите, но мне это ни о чем не говорит.
— О Программе вы тут мало что услышите. Но это — часть Проекта «Ватикан». Порой мне, честно говоря, кажется, что весь Ватикан сейчас — не более чем прикрытие для осуществления Поисковой Программы. Только… прошу вас, если вам случится беседовать со святыми отцами, не рассказывайте им о моей точке зрения. Многие из них продолжают очень ревностно относиться к религии.
— Знаете, честно говоря, я просто обескуражен.
— На самом деле все предельно просто, — улыбнулся Экайер. — Я бы сказал, даже логично. Идея Папы, верховного владыки, стоящего во главе церкви, имеет огромное, определяющее значение для основателей религии. Но где было найти Папу? Им казалось, что сделать обычного робота Папой было бы святотатством. Человека сделать Папой они тоже не могли, даже если бы вздумали рукоположить его — когда они прибыли сюда, такой возможности у них не было. Человек — существо, живущее, по меркам роботов, слишком недолго, чтобы стать во главе их церкви, члены которой теоретически могут жить вечно. Если за ними, конечно, как следует следить, ухаживать. И это было то существенное ограничение, из-за которого человек в роли Папы их никак не устроил бы. Идеальный Папа, по их представлениям, должен быть бессмертным и всезнающим — непогрешимым, гораздо более непогрешимым, чем Папа-человек. И они принялись конструировать Папу…
— Конструировать… Папу? Не понял.
— Да. Компьютерного Папу.
— Боже милосердный! — воскликнул Теннисон.
— Да-да, и ничего удивительного, доктор Теннисон. Они конструируют его до сих пор. День за днем, год за годом. Уже несколько столетий подряд. Практически ежедневно Папу питают новой информацией, и с каждым годом он становится все более непогрешимым…
— Невозможно поверить… Это просто…
— Вам и не нужно в это верить. Я лично не верю. Хватит того, что в это верят роботы. Это их вера, если на то пошло. Но если посидеть и спокойно поразмыслить, то все сказанное мной обретет глубокий смысл.
— Наверное. Да, вы правы, Пол. Их вера зиждется на немедленных — то есть «непогрешимых» ответах Папы. Да, если подумать, получается, что смысл есть. А данные, информация, как я понимаю, обеспечивается Поисковой Программой?
Экайер кивнул.
— Верно. Но прошу вас, не обращайте внимания на то, что я так прагматичен в своем рассказе, и не записывайте меня с ходу в безбожники. Может быть, я и не совсем верующий человек, но есть вещи, в которые я верю.
— Я оставлю свое мнение при себе, если позволите. Насчет информации… Каким образом ваша Поисковая Программа осуществляет ее поиск? Вы здесь, на краю Галактики, а данные, за которыми вы охотитесь, разбросаны по всей Вселенной!
— У нас работают люди, называемые Слушателями. Не слишком хорошее определение, но мы их так привыкли называть.
— Экстрасенсы, что ли?
— Да. Но совершенно особого рода. Мы прочесываем Галактику, чтобы отыскать таких, какие нам подходят. У нас есть вербовщики, и работают они тихо и незаметно. Роботы разработали методы, позволяющие нашим Слушателям работать просто на фантастическом уровне. Их естественные способности, благодаря этим методам, усиливаются во много раз.
— Ваши Слушатели люди?
— Да. Все до единого. По крайней мере, пока. Мы пытались работать с инопланетянами, но ничего не вышло. Может быть, когда-нибудь получится. Один из аспектов Программы как раз этому посвящен. Не исключено, что инопланетяне могли бы нас снабдить такой информацией, которая людям просто недоступна.
— И все данные, которые вы добываете, поступают в Папу?
— Большая часть. В последнее время мы стали более избирательно подходить к отбору полученной информации. Мы не вводим в Папу всю без исключения необработанную информацию. Но все полученные данные хранятся в файлах. Все данные записываются — я хотел сказать: на магнитные ленты, но это не совсем магнитные ленты. Так или иначе все данные хранятся. Мы собрали такой информационный банк, которым гордилась бы Галактика, если бы узнала о нем.
— Но вы не хотите, чтобы об этом узнали.
— Доктор Теннисон, мы бы не хотели, чтобы Галактика вмешивалась в нашу работу.
— Мэри — Слушательница. Она думает, что нашла Рай.
— Верно.
— Ну, а вы, наполовину верующий, что об этом думаете?
— Я не склонен это оспаривать. Мэри — одна из лучших Слушателей. Если не самая лучшая.
— Но… Рай?!
— Послушайте и постарайтесь понять. Мы знаем и отдаем себе отчет, что имеем дело не только с физическим пространством. Давайте, я вам один пример приведу. У нас есть один Слушатель, который уже несколько лет подряд путешествует в прошлое. Но не только в прошлое и не просто в прошлое, а, по всей вероятности, — в свое собственное прошлое. Почему он выбрал такое направление для поиска, мы не знаем, да и сам он не знает. Настанет время, и мы это выясним. Похоже, он следует по линии своих предков все дальше и дальше в глубь веков, разыскивает сородичей по плоти и крови. Шаг за шагом, тысячелетие за тысячелетием. Вчера, к примеру, он был трилобитом.
— Трилобитом?
— Древняя форма земной жизни, вымершая почти триста миллионов лет назад.
— Но… человек и… трилобит!
— Зародышевая плазма, доктор. Источник всего живого. Стоит немного уйти назад, и…
— Пожалуй, я понял, — медленно проговорил потрясенный Теннисон.
— Согласитесь, это потрясающе, — улыбнулся Экайер.
— Одно мне непонятно, — признался Теннисон. — Вот вы мне все это рассказываете. И в то же время не хотите, чтобы об этом знали. Когда я покину Харизму…
— Если покинете.
— То есть?
— Мы надеемся, что вы останетесь. Мы можем сделать вам очень выгодное предложение. Детали можно попозже обсудить.
— Но я могу отказаться.
— Сюда прилетает один-единственный корабль. Отсюда вы можете попасть только на Гастру.
— А вы абсолютно уверены, что на Гастру я возвращаться не хочу?
— У меня сложилось такое впечатление. Если вы действительно захотите улететь, сомневаюсь, что мы станем вас удерживать. Но могли бы, если бы захотели. Одно слово капитану, и он вам объявит, что у него на корабле не осталось свободных мест. Но я думаю, разумнее было бы дать вам спокойно улететь. Даже если бы вы кому-то пересказали все, о чем мы с вами беседовали, вряд ли бы вам поверили. Сочли бы очередной космической байкой.
— А вы, похоже, здорово в себе уверены.
— Абсолютно, — сказал Экайер.
Глава 10
Когда Теннисон проснулся, было еще темно. Потеряв счет времени, он лежал в мягкой, уютной, обволакивающей тишине и тьме — не спал уже, но до конца не проснулся, плохо понимая, что с ним произошло. На какое-то мгновение ему даже показалось, что он еще на Гастре. В комнате было темно, но откуда-то проникала тонкая полоска света, и, когда глаза немного привыкли к мраку, он смог разглядеть очертания предметов. Кровать была мягкая, удобная. Чувство благостной дремоты охватило его целиком, ему захотелось еще поспать, понежиться в теплых объятиях сна… Но неожиданно он понял, что что-то не так, что он не на Гастре и не на корабле. Корабль! Он рывком сел в кровати. Сон как рукой сняло. Он все вспомнил. Корабль, Джилл, Харизма…
Харизма, Боже праведный! Он сразу все вспомнил.
Руки и ноги, казалось, онемели. Он не мог пошевелиться.
«Мэри нашла Рай!»
Он понял, что свет идет из-под двери, за которой — гостиная. Полоска света колебалась, становилась то шире, то уже, исчезала совсем и появлялась вновь. «Это свет камина, — догадался он. — Дрова, наверное, уже давно догорели, это последние угли вспыхивают прощальным пламенем сквозь слой серого пепла…»
В темном углу комнаты шевельнулась тень, отделилась от остальных теней.
— Вы проснулись, сэр? — прозвучал дребезжащий голос.
— Да… проснулся вроде бы, — отозвался Теннисон плохо слушавшимися губами, — а ты… или вы, кто такой?
— Я Губерт, — ответила тень. — Я — ваш денщик и буду вам прислуживать.
— Я знаю, что такое «денщик», — сказал Теннисон. — Это слово мне встречалось, когда я кое-что читал по истории Древней Земли. Что-то такое, связанное с британскими военными. Слово было такое странное, что осталось в моей памяти.
— Потрясающе, сэр, — сказал Губерт. — Я вас поздравляю. Никто не знает, что это такое.
«Денщик» вышел из комнаты. В дверном проеме его можно было разглядеть получше. Странная, угловатая, человекоподобная фигура — сочетание силы и уверенности.
— Не пугайтесь, сэр, — сказал он, обернувшись. — Я робот, но я не причиню вам вреда. Единственная моя цель — вам прислуживать. Включить свет? Вы готовы?
— Да… готов. Пожалуйста, включи свет.
На столике, стоявшем у дальней стены гостиной, зажглась лампа. Гостиная как гостиная, все, как вчера: солидная, крепкая мебель, сияние металлических кнопок на обивке, мягкий блеск старого дерева, картины на стенах.
Теннисон отбросил одеяло и обнаружил, что раздет догола. Свесил ноги с кровати и встал на ковер. Потянулся к стулу, на который ночью бросил одежду. Одежды не было. Поднял руку, откинул со лба волосы, потер щеки и почувствовал, что оброс щетиной.
— Ваш гардероб пока не прибыл, — пояснил Губерт. — Но мне удалось раздобыть для вас смену одежды. Ванна вон там, завтрак готов.
— Сначала ванну, — сказал Теннисон решительно. — Душ у вас тут есть?
— Есть и ванна, и душ. Если желаете, я приготовлю ванну.
— Не стоит. Обойдусь душем. Это быстрее. А мне надо спешить. Есть работа. Что слышно о Мэри?
— Поскольку я предполагал, что вам это будет интересно, — продребезжал Губерт, — я навестил ее примерно час назад. Сестра сказала, что дела идут на лад и протеин-Х ей помогает. В ванной, сэр, вы найдете полотенца, зубную щетку и принадлежности для бритья. Когда вымоетесь, я дам вам одежду.
— Благодарю, — сказал Теннисон. — Да ты просто профессионал. Тебе часто приходится выполнять такую работу?
— Я — денщик мистера Экайера, сэр. Нас у него двое. Так что он меня вам одолжил.
Выйдя из ванной, Теннисон обнаружил, что кровать аккуратно прибрана и на ней стопкой сложена его одежда.
Робот Губерт, которого он теперь мог разглядеть как следует, был очень похож на человека — идеализированного такого, с иголочки. У него была лысая голова, и полированная металлическая поверхность не оставляла никаких сомнений в том, что она именно металлическая, но вся фигура робота была выполнена исключительно декоративно, — даже иллюзия была, что он одет.
— Желаете позавтракать? — поинтересовался робот.
— Нет, пока только кофе. Позавтракаю попозже. Погляжу, как там Мэри, и вернусь.
— Кофе будет подан в гостиной, — сообщил робот. — Перед камином. Сейчас разведу огонь получше.
Глава 11
Обойдя здание клиники, Теннисон обнаружил, что позади него находится сад. Всходило солнце, и горы, подступавшие к Ватикану с запада, казались еще ближе, чем были на самом деле. Громадная стена, синева которой менялась от основания к вершинам: внизу горы были темно-синие, почти черные, а вершины искрились алмазным блеском в первых лучах утреннего солнца. Сад поразил Теннисона аккуратностью и ухоженностью. Сейчас, в эти первые утренние часы, здесь царили тишина и нежность. По саду разбегались в разные стороны вымощенные гравием дорожки, обрамленные ровно подстриженными кустиками и изящно составленными композициями цветов на клумбах. Многие кустарники и цветы цвели или отцветали. Разглядывая растения, Теннисон с трудом вспоминал названия. Вдалеке, по правую сторону, он различил три фигуры в коричневых балахонах, которые медленно, как бы в глубоком раздумье, двигались по дорожке, склонив поблескивающие в лучах солнца головы, опустив на грудь стальные подбородки. Прохлада ночи постепенно уступала теплу лучей утреннего солнца. В саду было так спокойно и красиво, что Теннисон поймал себя на мысли: «Мне тут нравится». На том месте, где пересекались сразу три дорожки, он обнаружил каменную скамью и присел на нее, чтобы полюбоваться на синюю стену гор.