— Принеси побольше воды, чтобы облить ею палубы. И несколько шин для переломов: твоя команда пострадает, если свиньи впадут в панику и сломают заграждение. Если ты доберешься до острова Ористеноса без проблем, убедись, что Генни на месте, — посоветовала она, похлопав посохом по большой черной свинье. — Спусти его первым на берег. Другие соберутся вокруг него. Если Генни будет доволен, тебе будет проще. Если он исчезнет, жди проблем.
Каллиадес увидел, что Пирия также ушла от костра и села на камень в стороне. Он подошел к ней. Девушка подняла глаза, но не поприветствовала его.
— Зачем свиньи на берегу? — спросила она.
— Одиссей собирается перевезти их на другой остров.
— Мы будем путешествовать вместе со свиньями?
— Похоже на то. — Между ними воцарилось молчание, затем микенец спросил: — Ты хочешь побыть одна?
— Ты даже представить себе не можешь, как сильно я хочу побыть одна, Каллиадес. Но я не одна. Меня окружают мужчины — и свиньи. Между ними нет большой разницы, — добавила она с усмешкой.
Микенец отвернулся, но Пирия окликнула его.
— Подожди! Прости, Каллиадес. Я не имела в виду тебя. Ты был добр со мной, и мои слова меньше всего относятся к тебе.
— Есть много жестоких мужчин, — сказал он, садясь на камень рядом с ней, — которых я видел. Но я видел и доброту. Порой жестокие мужчины проявляли доброту, а добрые мужчины — жестокость. Я не понимаю этого. Но я знаю, что не все мужчины похожи на пиратов, которые захватили тебя. Ты видишь там старика? — микенец показал на седовласого человека, стоящего в стороне от команды и наблюдающего, как ведут свиней к «Пенелопе». Он был высоким и сутулым; поверх его темной туники, расшитой золотом, был накинут голубой плащ.
— И что?
— Это Нестор с Пилоса. Когда я был ребенком, то работал там на плантациях льна. Я был рабом, сыном раба. У царя было много сыновей. Каждого из них посылали на весь сезон работать вместе с рабами на полях. Их руки кровоточили, а спины болели. Моя мать рассказывала мне, что царь делал это, чтобы его сыновья поняли, какая тяжелая жизнь за пределами дворца, и не презирали тех, кто работал на плантациях. Сам Нестор путешествовал по своим владениям, разговаривая с теми, кто работает на него, следя, чтобы их хорошо кормили и одевали. Он хороший человек.
— У которого все же есть рабы, — возразила она. Каллиадес был озадачен ее словами.
— Конечно, у него есть рабы. Он царь.
— Твоя мать родилась рабыней?
— Нет. Ее забрали из деревни на Ликийском побережье.
— Как меня пираты?
— Полагаю, так.
— Тогда Нестор такой же, как они. Он берет то, что хочет. Но он хороший человек, потому что кормит и одевает людей, которых разлучил с любимыми и семьями. Меня тошнит от такого добра.
Молодой микенец замолчал. «На свете всегда были рабы, как и цари. Так будет всегда. Как еще цивилизация может процветать?» — подумал он и посмотрел на «Пенелопу».
Несколько моряков поднимали парус с помощью двух канатов. Они спустили веревки с палубы корабля, вытащенного на берег, и пытались поднять свинью в этом холсте. Животное начало визжать и бить ногами. Этот звук испугал других свиней. Четверо побежали вдоль берега, а моряки — за ними. Старая карга с посохом покачала головой и отошла подальше от этой неразберихи. Каллиадес увидел, как Банокл бросился на большую свинью, которая изменила курс, пока великан находился в прыжке. Воин растянулся на песке, а головой угодил в воду. Через несколько минут на берегу воцарился хаос. Одиссей начал раздавать приказы.
Свинью в парусе наполовину подняли на палубу, но она так отчаянно била ногами, что канаты качались из стороны в сторону. Внезапно животное начало мочиться, обливая людей внизу.
Оставшиеся свиньи — их было около пятнадцати — сбились вместе и бросились по берегу прямо к Одиссею. Ему ничего не оставалось, как бежать. Вид коренастого царя в его широком золотом поясе, преследуемого стадом визжащих свиней, — это было уже слишком для команды. Моряки разразились смехом.
— Похоже, будет длинный день, — заметил Каллиадес. Он поглядел на Пирию. Девушка тоже смеялась.
На это было приятно смотреть.
В этот момент Одиссей остановился, повернувшись лицом к стаду.
— Хватит! — заревел он громким, словно раскаты грома, голосом. Животные, испуганные шумом, бросились прочь от него. Одна большая черная свинья поспешила к царю и начала тереться о его ногу. Одиссей наклонился и похлопал ее по широкой шее. Затем он зашагал назад к «Пенелопе», а черная свинья потрусила рядом с ним. Другие животные начали визжать тише и собрались позади царя.
— Смейтесь надо мной, вы, негодные дети животных! — разбушевался царь Итаки, когда подошел к своей команде. — Во имя Ареса, если я смогу научить этих свиней грести, то избавлюсь от всех вас.
— Необычный человек, — улыбнулся молодой микенец. — Ему можно доверять?
— Почему ты меня об этом спрашиваешь? — ответила вопросом на вопрос Пирия.
— Потому что ты знаешь его. Я понял это по его глазам, когда ты говорила.
Девушка молчала какое-то время. Затем кивнула:
— Я знала его. Он посещал дом… моего отца… много раз. Я не могу ответить на твой вопрос, Каллиадес. Одиссей был когда-то торговцем рабов. Много лет назад его знали как Грабителя городов. Я не очень охотно доверилась бы человеку, который заслужил такое прозвище. Но у меня нет выбора.
Глава 4 Путешествие свиней
Чернокожий моряк тихо сидел среди скал, накинув на свои широкие плечи старый гиматий. Команда все еще пыталась погрузить свиней. Биас даже не пробовал помочь им. Его возраст приближался к пятидесяти, и ему нужно было беречь свою метательную руку, если он хочет поучаствовать в Играх в Трое. Поэтому он сидел спокойно и точил свои ножи с костяными рукоятками. Одиссей заявил, что его любовь к ножам была свойственна ему, как нубийцу, но Биасу, который родился на Итаке и не знал других нубийцев, это казалось малоправдоподобным. Его мать никогда не рассказывала о борьбе на ножах.
— Ты мог бы быть внуком царя Нубии, — сказал ему однажды Одиссей. — Ты мог бы быть наследником огромного государства с золотыми дворцами и тысячами наложниц.
— А если бы у моего достоинства были пальцы, я мог бы ими чесать мою задницу, — ответил Биас.
— Это твой недостаток, Биас. У тебя нет воображения, — упрекнул его царь Итаки.
Чернокожий моряк тогда засмеялся.
— Зачем человеку, который путешествует с тобой, царь рассказчиков историй, нужно воображение? Зачем, когда я путешествую с тобой по небу на летающем корабле, кидаю копья в луну и нанизываю ожерелье из звезд для царицы джунглей? Моряки просили меня по возвращении домой дать им подержать мою корону. Почему так много людей верит в твои истории?
— Им хочется в них верить, — объяснил ему Одиссей. — Большинство людей работают от заката до рассвета. У них трудная жизнь, они умирают молодыми. Им хочется думать, что боги улыбаются, глядя на них, что их жизнь имеет больше значения, чем на самом деле. Мир был бы печальным местом без историй, Биас.
Моряк улыбнулся при этом воспоминании, затем вложил ножи в ножны и встал. Одиссей подошел к нему.
— Ты — ленивый сын коровы, — сказал царь. — Зачем тебе телосложение, как у буйвола, если ты не пользуешься своей силой, когда это необходимо?
— Я пользуюсь ею, — ответил чернокожий моряк, — но не со свиньями. И я не видел, чтобы ты тащил их на палубу.
— Это потому, что я царь, — усмехнулся Одиссей. Он сел, жестом пригласив Биаса присоединиться к нему. — Так что ты думаешь о наших пассажирах?
— Мне они нравятся.
— Ты даже не знаешь их.
— Тогда зачем ты меня спрашиваешь?
Царь Итаки вздохнул.
— Эти люди — микенские воины, объявленные вне закона. Я думаю, не сдать ли их в Киосе. За них можно получить много золота.
Биас засмеялся.
— Что тебя развеселило? — возмутился Одиссей. Биас посмотрел в сердитые глаза царя.
— Я служил тебе двадцать пять лет. Я видел тебя пьяным, мрачным, рассерженным, печальным. Я видел тебя резким и мстительным, щедрым и прощающим. Во имя богов, Одиссей, нет ничего, чего бы я не знал о тебе.
В этот момент последняя свинья вырвалась от людей, которые пытались погрузить ее на корабль. Она побежала с визгом вдоль берега. Несколько моряков бросилось за ней. Биас замолчал, наблюдая за погоней. Леукону удалось поймать животное, он поднял его своими большими руками и зашагал обратно к «Пенелопе».
— Это как со свиньями, — продолжил чернокожий моряк. — Ты говорил о прибыли. Но это не так. Это из-за мертвого Порфеоса. Его глупого плана, который так много значил для него. Ты смеялся над ним. Теперь ты оплакиваешь Порфеоса, и это твой долг перед его памятью.
— Я могу спросить, какое это имеет отношение к микенцам? — фыркнул Одиссей.
— Да, и ты уже знаешь, о чем я. Ты можешь говорить все, что хочешь, о том, чтобы продать Каллиадеса и великана за золото. Но ты не думаешь об этом на самом деле, Одиссей. Двое храбрых мужчин спасли молодую женщину на этом острове, и они пришли к тебе за помощью. Ты хочешь заставить меня поверить, что собираешься предать их? Я не поверю. Если бы все боги Олимпа зависели от нас и требовали бы, чтобы ты предал этих людей, ты и тогда бы отказался. И я скажу тебе еще кое-что: каждый моряк в твоей команде поддержал бы тебя.
— Зачем им делать такую глупость? — тихо спросил царь. Его гнев утих.
— Потому что они слушают твои истории о героях, Одиссей, и они знают истинную суть их.
День был спокойным, дул легкий ветерок, когда «Пенелопа» вышла в море. Каллиадес, Банокл и Пирия стояли на левой стороне маленькой палубы, на корме. С правой стороны Одиссей орудовал длинным рулевом веслом, в то время как Биас отсчитывал ритм для гребцов. Нестор и два его сына расположились на носу в двадцати шагах от них.
Каллиадес стоял молча, восхищаясь красотой старого корабля. Вытащенный на берег, он казался грубым и неуклюжим, ее обшивка выглядела потертой. Но «Пенелопа» скользила по Великому зеленому, словно танцовщица. Пиратский корабль тяжело передвигался и с трудом боролся с волнами, но его киль был весь в заплатах, а команда слишком беспечна и неопытна. Тридцать моряков «Пенелопы» были опытными, весла поднимались и погружались в воду в отлаженном ритме.
Маленькое стадо свиней собрали в центре, в загоне треугольной формы. Это ограждение состояло из двух мачт, которые лежали на поднятых деревянных колодках, а между ними была натянута сетка из связанных веревок. В начале путешествия животные выглядели достаточно спокойными.
Каллиадес посмотрел на Пирию. При ярком солнечном свете ее лицо казалось измученным, проступили синяки. Под правым глазом распухло, и микенец увидел глубокие царапины на ее шее. «Кто ты? — думал он. — Откуда ты знаешь Одиссея?»
Он заметил ее замешательство, когда она рассказывала о посещениях царем Итаки ее семьи. Слово «дом» использовалось вместо какого-то другого. Какого? Фермы? Дворца? Имения? Молодой микенец нисколько не сомневался, что Пирия была родом из богатой семьи. Девушка, задумавшись, смотрела на море и не обращала на него внимания. Каллиадес заявил пиратам, что считает ее красивой. Он так сказал, чтобы пресечь обычные оскорбления, которыми мужчины награждали ее. Теперь воин понял, что в его словах была доля правды. «Как странно, подумал он, — что, отрезав волосы, она раскрыла свою красоту». Ее шея была длинной и изящной, а профиль утонченным. Девушка посмотрела на него в ответ, ее взгляд стал суровым, губы сжались. Пирия отвернулась от него.
Он хотел заговорить с ней, но передумал. «У тебя есть другие заботы, — упрекнул Каллиадес себя. — Одиссею известно твое имя». Это был сюрприз. Микенец не считал себя знаменитым, и у него не было причин думать, что его знают за пределами Микен. На самом деле это означало, что царь Итаки мог также знать о награде, которую Агамемнон назначил за его голову.
Молодой микенец посмотрел на Банокла. Его совершенно не беспокоили мысли о предательстве или плене. Воин прошел по узкому проходу между заграждением и гребцами и встал, дружелюбно болтая со светловолосым моряком, Леуконом. У Банокла был дар завоевывать любовь окружающих.
Одиссей позвал Биаса, приказав ему взять рулевое весло. Затем коренастый царь прошел мимо Пирии и направился на нос. Когда он проходил рядом с ограждением, самая большая из черных свиней негромко хрюкнула и высунула к нему голову. Одиссей остановился и почесал животное за ухом. Свинья наклонила голову. Царь Итаки погладил ее и пошел к Нестору. Черная свинья наблюдала за ним.
— Он всегда умел находить общий язык с животными, — сказал Биас. — Кроме лошадей. Худший наездник из тех, что я видел.
Постепенно лучи солнца становились все теплее, ветер стих. Предупреждение Банокла о свиньях было напрасным. Они оказались сообразительными животными. Пол их заграждения был покрыт сухой травой, чтобы впитывать мочу, но животные пользовались только первой частью их загона для испражнений. Микенцам повезло, что они на корме — не то что Нестору и его сыновьям. Престарелый правитель держал платок у носа.
Но хуже всех было гребцам, чьи сиденья располагались справа и слева от растущей кучи навоза.
К полудню, когда «Пенелопа» безмятежно проплыла мимо группы островов, небо начало темнеть, а над кораблем стали собираться тяжелые облака. Поднялся ветер.
Каллиадес посмотрел на небо.
— Надвигается шторм? — спросил он Биаса. Чернокожий моряк покачал головой.
— Становится свежо. Ничего страшного. Мы направляемся вон к тому острову, — добавил он, показав на отдаленную золотую скалу на горизонте. — Мы высадимся на Скале Титана еще до заката.
Теперь «Пенелопа» проплывала мимо группы островов с высокими скалами и узкими пляжами. В отдалении Каллиадес увидел быстро надвигающуюся темную тучу. Он указал на нее Биасу. Это была огромная стая птиц, которые улетали со стороны моря. Группа из двадцати или больше дельфинов появилась на горизонте, прыгая, извиваясь, и быстро проплыла мимо корабля в том же южном направлении, что и птицы.
— Что-то обеспокоило птиц и рыбу, — заметил Биас.
Кто-то громко вздохнул. Главный гребец, Леукон, превозмогая запах навоза, выпустил свое весло и нагнулся за борт, чтобы опустошить содержимое желудка в море. Банокл побежал по узкому проходу между загоном для свиней и гребцами.
— Я могу занять его место ненадолго, — закричал великан.
— Давай, парень, — согласился Биас.
Одиссей шел с носа, в то время как Леукон направился на корму, подальше от запаха. Только тогда Каллиадес увидел, что самая большая из свиней пробирается сквозь стадо и бежит к Одиссею. Поставив передние ноги на горизонтальную мачту, она громко завизжала. Леукон как раз проходил мимо. Он зло ударил ее, стукнув огромной рукой по морде животного. Свинья громко закричала, перелезла через временное ограждение и бросилась на Леукона. Все свиньи начали фыркать и визжать. Леукон упал, но ударил налетевшую на него свинью, стараясь спастись от нее. Гребец, сидящий слева, встал со своего сиденья, чтобы помочь товарищу. Свинья кинулась на него, затем вскарабкалась на скамейку гребцов. Ее ноги беспомощно заскользили по влажному деревянному сиденью, и, прежде чем кто-нибудь смог остановить его, животное с визгом бросилось в море.
Одиссей в ярости подбежал к Леукону.
— Зачем ты ударил свинью?! — закричал он.
— Она раздражала меня! — со злостью ответил моряк.
— О, — сказал царь Итаки. — Ну, тогда ясно. Если тебя что-то беспокоит, ты это бьешь. Тебе стало легче?
— Да.
Не произнеся больше ни слова, Одиссей нанес удар слева по лицу Леукона, сбив гребца с ног. Тот сильно ударился о палубу и остался лежать там, хлопая глазами от изумления.
— Ну, на этот раз ты оказался прав, навозная башка, — признался царь Итаки. — Я действительно чувствую себя лучше, — и, повернувшись к команде, он крикнул: — Теперь давайте вернем Генни на борт!
Вначале задание казалось нетрудным. Несколько моряков нырнули в воду, опустили канаты с петлями, чтобы обвязать их вокруг плавающей свиньи. Но каждый раз, когда кто-нибудь из людей плыл к ней, она нападала на него, кусаясь. Каллиадес услышал грохот в отдалении и увидел, как на ближайшем острове вниз по горному склону покатились камни.
Пирия тоже увидела эту лавину вдалеке. Она взглянула на микенца.
— Кто-то, кого боги очень любили, только что умер, — заметила девушка. — Теперь они сотрясают землю в гневе.
Мужчины в море забыли о свинье и быстро поплыли обратно к «Пенелопе». Одиссей поднялся на палубу и стоял там, сердито глядя на свинью.
— Это всего лишь животное, — сказал Биас. — Не стоит ради него рисковать кораблем. Землетрясение вызовет волны, которые могут потопить корабль.
Одиссей повернулся к Леукону.
— Я вычту стоимость свиньи из твоей доли, — пообещал он моряку. — Есть возражения?
— Нет, мой царь.
— Хорошо! Гребцы, по местам!
Тяжелые облака нависали над «Пенелопой», но дождя не было. Ветер подул сильнее, море стало беспокойным. Корабль начал качаться на волнах, гребцам пришлось приложить усилия, чтобы войти в узкую бухту на мысе Скалы Титана. Одиссей вернулся к рулю, в то время как Биас отсчитывал ритм, ходя вдоль палубы:
— Поднять… опустить… тянуть на себя. Каллиадес увидел, что Пирия смотрит в море.
— Ты видишь ее? — спросил он.
— Да. Далеко позади.
Микенец осмотрел волнующееся море. Он снова заметил какую-то темную тень, теперь скрытую волнами.