- Вот именно, только летучая мышь испускает не радиоволны, а звуковые волны. Вот и у птиц-големов, видимо, есть орган, работающий по тому же принципу, только наоборот: они сворачивают в нескольких сантиметрах не от препятствия, а от того, что для них равносильно вакууму. Они ведь состоят из тяжелой материи, в воздухе жить и летать не могут, точно так же как обыкновенные птицы не могут жить и летать в вакууме.
В поселке, за коктейлем, Нувелина опять заговорила о своем брате:
- Уву вовсе не по душе преподавание, Фил. Нет ли возможности подыскать ему работу на Планетате?
- Я давно извожу Землю - Центр, требую еще одного заместителя, - сказал я. - Работы стало неизмеримо больше, с тех пор как мы освоили новые земли. Ригену действительно нужна помощь. Я...
Ее лицо засветилось ожиданием. И тут я вспомнил. Ведь у меня уже все позади. Я подал в отставку, и Земля - Центр посчитается с моей рекомендацией не больше, чем с рекомендацией птицы-голема. Я неловко докончил:
- Посмотрим, нельзя ли чего-нибудь придумать.
- Спасибо... Фил, - ответила она. Моя ладонь лежала на столе возле стакана, и на какой-то миг девушка прикрыла ее своей. Ладно, пусть это выражение избитосказать, что меня словно током ударило. Но так оно и случилось, причем удар был не только духовный, но и физический: я тотчас понял, что влюблен по уши. Такой катастрофы на Планетате еще не бывало ни с одним зданием. От грохота у меня дыхание перехватило. Я не видел лица Нувелины, но, судя по тому, как она на миллисекунду прижала свою руку к моей и тут же отдернула, словно обожглась, она тоже ощутила частицу того тока.
Я встал, чуть пошатываясь, и предложил вернуться в комендатуру.
Дело в том, что положение было совершенно невыносимым. Теперь Центр принял мою отставку, и я остался без всяких явных или скрытых средств к существованию. В минуту помешательства я сам себе вырыл яму. У меня даже не было уверенности, что я получу место преподавателя. Земля - Центр - самое могущественное учреждение во Вселенной, нет такого начинания, к которому оно не приложило бы руки. Если там меня занесут в черный список...
На обратном пути разговаривала в основном Нувелина; мне было над чем поразмыслить. Я хотел открыть ей всю правду... и в то же время не хотел.
Отделываясь односложными ответами, я мысленно боролся с самим собой. И в конце концов проиграл сражение. Или выиграл. Ничего ей не скажу - скажу только перед самым приходом "Ковчега". Притворюсь пока, будто все в порядке, все нормально, дам себе случай выяснить, безразличен ли я для Нувелины. Не стану отнимать у себя всякую надежду. Мой единственный шанс - это четыре дня.
А потом... что же, если к тому времени она начнет относиться ко мне так же, как я к ней, объясню, каким был дураком, и скажу, что хотел бы... Нет, даже если она того пожелает, не разрешу ей вернуться со мной на Землю, пока не увижу просвета в туманном будущем. Скажу только, что если я когда и пробью себе дорогу к приличной работе, - в конце концов, мне всего тридцать один год и я еще...
В таком духе.
В кабинете меня дожидался Риген, злющий как мокрая оса. Он сказал:
- Эти олухи в погрузочном отделе Земля - Центр опять все перепутали. В контейнерах с особой сталью - ну и ну!
- Что "ну и ну"?
- Да вообще ничего. Пустые контейнеры. В укладочной машине что-то разладилось, но об этом так никто и не узнал.
- Ты уверен, что наш груз должен находиться именно в этих контейнерах?
- Уверен, будьте уверены. Все остальное прибыло, а по накладным в этих контейнерах значится сталь.
Он провел рукой по взъерошенным волосам. Это придало ему еще большее сходство с эрдель-терьером, чем обычно.
Я ухмыльнулся.
- Может быть, сталь невидимая.
- Невидимая, невесомая и неосязаемая. Можно я сам составлю радиограмму в Центр, выложу им все, что о них думаю?
- Валяй, выкладывай, - ответил я. - Впрочем, подожди меня здесь минутку. Я покажу Нув, где ее апартаменты, а потом мне надо с тобой поговорить.
Я отвел Нувелину к лучшей из свободных хижин, возведенных вокруг комендатуры. Нувелина еще раз поблагодарила меня за то, что я помогу Уву получить здесь работу, и, когда я вернулся в кабинет, настроение у меня упало ниже того уровня, на котором птипы-големы хоронят своих покойников.
- Да, шеф? - напомнил о себе Риген.
- Насчет радиограммы в Центр, - сказал я ему. - Той самой, что я отправил утром. Прошу тебя ничего не говорить о ней Нувелине.
Он хмыкнул.
- Хотите рассказать ей сами, да? Ладно. Буду нем как рыба.
Я с гримасой прибавил:
- Не исключено, что с моей стороны глупо было посылать такую радиограмму.
- То есть как? - удивился он. - А я рад, что вы ее послали. Это вы здорово придумали.
Он ушел, а я сдержался и ничем не запустил ему вслед.
Следующий день был вторник, если это важно. Мне он запомнился как день, когда я разрешил одну из двух главных проблем Планетата. Хотя, правда, и не вовремя.
Я диктовал заметки о культуре зеленотала; Планетат, конечно, важен для Земли тем, что некоторые здешние растения, не желающие произрастать в других местах, дают препараты, без которых фармакопее было бы трудно обойтись. Дело подвигалось туго, оттого что я смотрел, как Нувелина записывает; она настояла на том, чтобы приступить к работе на второй день своего пребывания здесь.
И вдруг как гром среди ясного неба меня осенила идея. Я прекратил диктовку и вызвал Ригена. Он явился.
- Риген, - сказал я, - закажи пять тысяч ампул улучшателя рефлексов К-17. Вели поторопиться с отправкой.
- Шеф, разве вы не помните? Мы ведь пробовали. Думали привить себе нормальное зрение на периоды среднестояния, но эта штука не действовала на оптические нервы. Мы по-прежнему видели всякую бредятину. К-17 хорош, когда надо приучать людей к высоким или низким температурам или...
- Или к удлиненным или укороченным периодам сна и бодрствования, - перебил я. - Об этом-то я и говорю, Риген. Сам посуди: Планетат обращается вокруг двух светил, день и ночь чередуются на нем так неравномерно, что мы никогда не относились к ним по-серьезному. Верно?
- Конечно, но...
- Но, поскольку на Планетате нет логически замотивированных дней и ночей, мы стали рабами третьего светила, до того далекого, что его даже не видно. Мы живем по двадцатичетырехчасовому циклу. А период среднестояния регулярно наступает через каждые двадцать часов. Улучшатель рефлексов поможет нам приспособиться к двадцатичасовым суткам - семь часов сна, тринадцать бодрствования, - и все мы блаженно проспим именно то время, когда наши собственные глаза играют над нами подлые шутки. Причем в затемненных спальнях, где мы ничего не увидим, даже если проснемся. Дней в году станет больше, но они будут короче, и никто из нас не свихнется. Расскажи, какие недостатки ты находишь в моем проекте.
Риген выкатил осоловелые, бессмысленные глаза и звонко хлопнул себя по лбу. Он сказал:
- Слишком все просто, вот что я нахожу. Так просто, что додуматься до этого только гению под силу. Два года я медленно схожу с ума, а выход до того ясен, что его никто не видит. Сейчас же отправлю заказ.
Он было пошел к двери, но вернулся.
- Ну-ка, а как сделать, чтобы дома не падали? Скорее, пока у вас не прошла аура или как там называется ваше озарение.
Я со смехом ответил:
- Отчего бы не испытать невидимую сталь из пустых контейнеров?
Он сказал: "А ну вас" - и закрыл дверь.
А на другой день, в среду, я махнул рукой на дела и повел Нувелину гулять по Планетату. Обойти вокруг нашего шарика это как раз хорошая однодневная прогулка. Но с Нувелпной Олльте любая однодневная прогулка будет хорошей. Я, правда, помнил, что могу провести с Нувелиной еще только один полный день. Конец света наступит в пятницу.
Завтра с Земли стартует "Ковчег" с улучшателем рефлексов, который разрешит половину наших проблем, и с человеком, которого Земля - Центр посылает мне на смену. "Ковчег" вынырнет из нуль-пространства в точке, достаточно удаленной от солнц Арджайл I - II, а там включатся планетарные двигатели. К нам он прибудет в пятницу и вывезет меня отсюда. Но об этом я старался не думать.
Я довольно удачно забыл про все до тех пор, пока мы не вернулись в комендатуру и Риген не встретил меля усмешкой, при этом его некрасивая физиономия разделилась на две половины по горизонтали.
- Шеф, - сказал он, - у вас получилось!
- Приятно слышать, - сказал я. - А что именно у меня получилось?
- Я о проблеме фундаментов. Вы ведь ее решили.
- Точно? - усомнился я.
- Точно. Правда, Нув?
У Нувелины был такой же озадаченный вид, как и у меня. Она ответила:
- Он же дурака валял. Посоветовал использовать содержимое пустых контейнеров, так ведь?
- Ему только казалось, что он дурака валяет, - опять усмехнулся Риген. - Отныне мы именно это и будем использовать. Пустоту. Понимаете, шеф, вышло, как с улучшателем, - до того просто, что мы не могли допереть. И, когда вы мне велели взять то, что находится в пустых контейнерах, я задумался по-настоящему.
На мгновение я и сам задумался, потом, как Риген накануне, хлопнул себя кулаком по лбу.
У Нувелины вид был по-прежнему озадаченный.
- Полые фундаменты, - объяснил я ей. - Как называется единственная среда, в которой птицы-големы не летают? Воздух. Теперь можно строить дома любых размеров. Вместо фундаментов вроем двойные стены с большим воздушным промежутком. Мы теперь можем...
Я умолк, сообразив, что "мы" теперь ничего не можем. Могут они, а я вернусь на Землю и буду искать себе работу.
И прошел четверг, и настала пятница.
Я работал до последней минуты: так легче. С помощью Ригена и Нувелины я составлял сметы предстоящего строительства. Прежде всего - трехэтажное здание комендатуры комнат на сорок.
Мы работали быстро, потому что близился период среднестояния, а какая там работа, когда читать вообще нельзя, а писать можно только вслепую.
Но "Ковчег" не шел у меня из головы. Я снял трубку и позвонил радистам - справиться.
- Только что была связь, - сказал дежурный. - Они вышли из нуль-пространства, но слишком далеко, до среднестояния не успеют. Приземлятся тотчас же после среднестояния.
- Порядок, - сказал я и распрощался с надеждой, что корабль опоздает на сутки.
Я встал, подошел к окну. Мы неуклонно приближались к срединной точке. В северной части неба виден был мчащийся нам навстречу Планетат.
- Нув, - позвал я, - подите сюда.
Она тоже подошла к окну, и мы стали смотреть вдвоем. Моя рука оказалась на ее талии. Не помню, как я положил туда руку, но я ее не снял, и Нувелина не шелохнулась.
У нас за спиной кашлянул Риген. Он сказал:
- Эту часть заказа я сейчас отдам дежурному. Она уйдет в эфир, как только кончится среднестояние.
Риген вышел и закрыл за собой дверь,
Нувелина как будто придвинулась ко мне поближе. Оба мы смотрели в окно на стремительно надвигающийся Планетат. Она сказала:
- Фил, красиво, правда?
- Да, - подтвердил я. Но тут же повернулся и заглянул ей в глаза. Затем помимо своей воли поцеловал ее. И вернулся к письменному столу. Она сказала:
- Фил, что с тобой? У тебя, надеюсь, нет жены с шестью ребятишками, которых ты тщательно скрываешь, или чего-нибудь в этом роде? Ты был холост, когда я студенткой влюбилась в тебя и пять лет ждала, что это пройдет, но это не прошло, и в конце концов выклянчила работу на Планетате только ради... Что, я сама должна тебе сделать предложение?
Не поднимая на нее глаз, я простонал;
- Нув, я тебя безумно люблю. Но... буквально перед твоим приездом я послал на Землю радиограмму из трех слогов: "У-воль-те". Значит, мне придется уехать обратным рейсом на "Ковчеге", и навряд ли я теперь найду даже преподавательскую работу, потому что Земля - Центр держит на меня зуб, и...
- Но, Фил! - сказала она и шагнула ко мне.
В дверь постучали - конечно, Риген. Раз в жизни я обрадовался тому, что нам помешали. Я пригласил Ригена войти, и он открыл дверь.
- Вы уже рассказали Нув, шеф? - спросил он.
Я хмуро кивнул.
Риген ухмыльнулся.
- Хорошо, - сказал он. - Меня этот секрет просто распирал. Славно будет повидать Ува.
- Чего? - переспросил я. - Какого Ува?
С лица Ригена сползла ухмылка.
- Фил, склероз у вас, что ли? Разве вы не помните, как четыре дня назад, перед самым приездом Нув, отвечали на запрос Земли - Центра?
Я уставился на него разинув рот. Мало того что я не отвечал на ту радиограмму - я ее и не прочел. Кто из нас спятил, я или Риген? Помнится, я ее сунул в ящик стола. Теперь я рывком открыл ящик и выхватил оттуда радиограмму. Руки у меня тряслись, пока я читал. "Согласны учредить должность второго заместителя. Кто, по вашему мнению, будет подходящей кандидатурой?"
Я поднял глаза на Ригена и спросил:
- Ты хочешь сказать, что я послал ответ?
Вид у него был такой же подавленный, как у меня - настроение.
- Вы же сами велели, - ответил он.
- И какую же я предложил кандидатуру?
- Ув Олльте. - Он смотрел на меня во все глаза. - Шеф, вам нехорошо?
Мне было так хорошо, что меня словно обдало жаром. Я рванулся к Нувелине и сказал: "Нув, выходи за меня замуж". И обнял ее как раз вовремя, перед самым началом среднестояния: я не успел заметить, в кого превратится она, и наоборот. Но через ее плечо я увидел то, что, надо полагать, было Рпгеном.
- Пошла отсюда, обезьяна, - цыкнул я и при этом нисколько не утрировал: именно в это он и превратился. В ярко-желтую обезьяну.
Пол ходил ходуном у меня под ногами, но были и другие ощущения; словом, я не понимал, что это значит, пока обезьяна не вернулась с воплем:
- Шеф, птицы пролетают под нами! Скорее выходите, не то...
Больше он ничего не успел сказать: дом рухнул, жестяная крыша трахнула меня по голове, и я упал без памяти. Планетат - безумная планета. Но теперь она мне нравится,