Мистер Картер облокотился о поручни, засмотревшись на воду. Томас деловито походил вокруг, пощупал пилястры, а затем присоединился к Картеру.
— Вот развернулись, а? — откомментировал Картер, кивнув в сторону Avenue des Trembles — Осиновой аллеи, по которой сновали грузовики и множество строительной техники. — Ничего подобного в жизни не видел. Хотите сигаретку?
— Не откажусь.
Они закурили от одной спички.
— А некоторые все равно недовольны, — заметил Томас.
— Ой, и не говорите! Им бы только языком потрепать. Так что…
Картер душевно затянулся и кинул взгляд на Томаса — он явно начал ему симпатизировать.
— Так, значит, ЦУИ прислало вас присматривать за нами?
— Что-то в этом роде. Хотя, по правде говоря, не вижу особого смысла. Пустая трата времени и денег — к тому же, боюсь, немалых.
— А вот это вы зря. Вы ведь еще не познакомились с хозяином заведения?
— Вы о мистере Росситере? Нет пока. Надеюсь, сегодня и познакомимся.
— Непременно. Он внизу, в винном погребе. Вот сейчас мы к нему и отправимся.
— Вы уже составили о нем какое-то мнение?
— Не хочется сразу наговаривать — увидите сами. Нет, но вы мне скажите, удовлетворите уж мое любопытство: почему они выбрали именно вас? Целых шесть месяцев проторчать в Бельгии, это же не шутка. Как там у вас принято — тянули жребий, и вам досталась самая короткая соломинка?
— Разве у меня нет повода радоваться?
Картер призадумался.
— Ну, скажу я вам — могло быть и хуже. Я вот лично работаю в Британском Совете уже десять лет, и куда меня только не кидали! Амман. Берген. Много куда… Но что до бельгийцев, самое ужасное в них — это их эксцентричность.
— Вы это серьезно?
— Эх, старина, скажу вам прямо: сюрреализм тут — норма из норм. Они просто все такие! А что до этого мероприятия, которое затянется на целых полгода, — приготовьтесь к полной шизе.
— Ну да, Аннеке тоже говорила что-то подобное. Поселить рядом американцев и русских — это такой бельгийский юмор…
— Да уж, — хмыкнул Картер, гася сигарету о поручень. — Главные сюрпризы еще впереди. Но точно вам говорю — эти два павильона, американский и советский, будут напичканы шпионами под самую завязку. Но пойдемте — я познакомлю вас с нашим чумовым хозяином.
«Что ж, весьма интригующая характеристика», — подумал Томас и последовал вслед за мистером Картером. Они спустились на первый этаж, где в одной из ниш за стойкой бара находился подвальный люк. Сейчас он был открыт: крутые деревянные ступени вели в просторное, ярко освещенное помещение, уставленное ровными рядами металлических лафетов. И сразу же Картер с Томасом стали свидетелями оживленной перебранки. Высокий чернявый француз во фланелевой рубашке, уже изрядно вспотевший от спора, что-то эмоционально доказывал крепкому, как пенек, коротышке. Тот стоял спиной к вошедшим, руки в бока, с красной от гнева шеей, затянутой в тугой воротник белой рубашки.
Томас достаточно разбирался в пивном деле, чтобы понять, из-за чего сыр-бор. Как он понял, чернявый француз был представителем компании, поставляющей лафеты. А коротышка сетовал на то, что механизм наклона никуда не годится, что он двигается рывками, отчего пивная масса в бочках будет взбалтываться. Томас знал, что в таком случае, во время подачи пива из краников бочки, напиток окажется мутным. Коротышка говорил: почему нельзя обойтись обыкновенными деревянными поддонами, а пиво подавать наверх через шланги? Но чернявый отвечал, что это — прошлый век. Коротышка не очень-то понимал, что ему втолковывают. В конце концов, терпение чернявого лопнуло, и он пошел прочь вверх по ступенькам, отпуская гневные комментарии и сопровождая их эмоциональной жестикуляцией.
Только тут хозяин «Британии» заметил гостей.
— Ох, добрый день, господа, — устало произнес он. — Эээ… bonsoir, mes amis. Comment… Чем могу быть вам полезен?
— Я Картер, — с вежливой улыбкой произнес Картер и протянул руку, чтобы поздороваться. — Я из Британского Совета. Мы с вами вчера встречались мимоходом.
— Ах, да, конечно, помню-помню, — ответствовал Росситер, хотя по его лицу было видно, что в этой кутерьме он много о чем подзабывает.
— А это мистер Фолей, — сказал Картер. — Я вам вчера говорил о нем. Его также направили сюда по работе.
— А, прекрасно, прекрасно, — Росситер пожал руку Томасу. — Росситер, Теренс Росситер. Ага! — Росситер вдруг подхватил двумя пальцами кончик Томасова галстука, пытаясь рассмотреть его. — Знакомо, знакомо. Колледж Редли? Или Мальборо? Но это точно галстук учебного заведения, иначе мне придется признаться в том, что я полный болван.
— Вы совершенно правы, сэр. Это галстук школы Лезерхед.
— О, я все-таки промахнулся. Все-таки школа, а не колледж. И впрямь — что делать, например, выпускнику Редли, в пивном бизнесе? Но пойдемте наверх, господа, посмотрим, чем я смогу вас угостить по части утоления жажды.
Они устроились за стеклянным столиком на первом этаже. Мистер Росситер принес три однопинтовые бутылки светлого пива, рассыпаясь в извинениях за нехватку марок, действительно утоляющих жажду. Компания «Уитбред» создала новый бренд — специально для ЭКСПО. Крепкое, темное, горькое пиво под названием, естественно, «Британия». Но бочки еще не подвезли.
— Весь основной товар доставят за неделю до открытия, — пояснил Росситер. — Но я не знаю, как мы будем поднимать бочки в зал. Если честно, я ни черта не понял, что мне втолковывал этот лягушатник. Представляете, как усложняется ведение дел, когда имеешь дело с иностранцами!
— Этот бельгиец пытался донести до вас, — осмелился сказать Томас, — что деревянные поддоны — это прошлый век.
— Прошлый век? Да в моей «Голове Герцога» в Абингдоне — а я держал этот паб после войны без малого одиннадцать лет — я всегда пользовался деревянными поддонами, и посетители только спасибо говорили, какое хорошее было пиво!
Росситер сделал большой глоток из кружки, и на кончиках его рыжеватых усов повисла пена. Томас не мог не отметить про себя, что это были выдающиеся усы: они торчали строго горизонтально, и их не мешало бы укоротить. Удивительное дело — кончики усов не опускались даже под тяжестью пены и жили своей собственной жизнью, отдельной от лица Росситера, тоже весьма примечательного — усеянного багровыми точками лопнувших сосудов. Нос, впрочем, был не менее багров. В связи с чем напрашивалось умозаключение, что Росситер, всегда имея под рукой алкоголь, тесно сроднился со своей профессией.
— Если честно, — продолжил мистер Росситер, — эти бельгийцы ни черта не разбираются ни в пиве, ни во всем остальном. Точно вам говорю! Во время войны я чуть не потерял ногу, дело было в Эль-Аламейне,[11] так я два года провалялся в тонбриджском[12] госпитале. И вот что я вам скажу: там были два раненых бельгийца — оба куку. Абсолютно чокнутый народ!
— Но в том и состоит цель данной выставки, — вмешался мистер Картер, — чтобы представители самых разных наций, пообщавшись потесней, научились понимать друг друга.
— Чушь собачья, — отрезал Росситер. — Вы уж простите, я человек прямой, как вы уже могли заметить. И эти ваши идеи хороши только на бумажке. В реальной жизни ничего не выйдет. Через полгода мы все разъедемся по домам, так ни черта и не поняв друг о друге. Просто начальники, которые все это затеяли, огребут себе по несколько миллионов, ну и ладно, дай бог им счастья. Я и сам не прочь заработать денежку.
Картер изумленно посмотрел на Томаса, словно ища его поддержки.
— Но вы же понимаете, мистер Росситер, для чего я привел вам мистера Фолея…
— Отлично, что привели. Я могу поставить его за барную стойку. Пока что на это дело подписалась только моя племянница Рут. Я уже давно говорил ребятам из пивоварни, что мне позарез нужны люди. Спасибо, что хоть начали шевелиться.
— Нет, вы меня не совсем поняли, — настаивал Картер. — Мистер Фолей никакой не бармен. Он работает на ЦУИ.
— А это еще что такое?
— Центральное управление информации.
Росситер недоуменно посмотрел на обоих джентльменов:
— Я что-то не очень понял.
— Послушайте, — увещевательно заговорил Томас. — Это прекрасный паб. Но хотя он существует как отдельно взятое заведение, он также является частью британской экспозиции. Поэтому мое начальство посчитало необходимым — о чем и сообщило вам в своем письме, — что кто-то из нашего ведомства должен находиться тут на постоянной основе, чтобы… чтобы…
— Понятно, чтобы держать меня на коротком поводке, — флегматично заключил Росситер.
— Ну уж, я бы так не сказал…
Томас почувствовал себя неловко.
— То есть вы приехали вовсе не затем, чтобы помогать мне? Вы просто будете рыскать повсюду и заглядывать мне через плечо?..
— Мой отец держал паб, — сказал Томас. — И я много в чем разбираюсь. И с радостью помогу вам хоть в чем угодно.
Но слова эти никак не убедили Росситера, и он чувствовал себя очень расстроенным. И когда его гости допили свое пиво, он скрепя сердце провел небольшую экскурсию: показал кухню, где будет заправлять шеф мистер Дейтри, составляя меню традиционной английской кухни. Томас кинул взгляд на Картера: тот хитро улыбнулся и скрестил пальцы. Но мистер Росситер быстро сдулся и начал ворчать, что у него полно дел. Вскоре он спустился обратно в погреб — верно, поразмышлять о непостижимости бельгийской души, о лафетах и вздрагивающих наклонных механизмах.
— Пошел отогреться сердцем, — откомментировал Томас.
Они покинули паб и вышли на улицу.
— Так что вы предупреждены, — сказал Картер. — Думаю, что все будет хорошо, но не спускайте с него глаз. Иначе к девяти утра он на ногах не будет держаться. Тут законы полиберальней, и наш Росситер с радостью будет прикладываться к рюмке до глубокой ночи.
Остальная часть дня пронеслась незаметно. Картер свозил Томаса в Британский Совет, расположенный в самом центре Брюсселя. Они отобедали в корпоративном ресторане, обсуждая планы по организации небольшой вечеринки в честь открытия «Британии». Это мероприятие планировалось на второй день после начала выставки.
Потом за Томасом приехала машина (правда, без хостес), чтобы отвезти его в аэропорт. Томас немного загрустил, что не увидит Аннеке. Но когда он прибыл в аэропорт, за сорок пять минут до рейса, возле накопителя увидел Аннеке.
Они стояли и разговаривали, и голос ее дрожал, и еще она смущенно, как девчонка, переминалась с ноги на ногу, сцепив руки за спиной. Иногда Аннеке опускала голову, словно боясь взглянуть на Томаса. У нее были светло-зеленые глаза с медовыми крапинками, а когда она улыбалась — улыбка ее была ясной и открытой. От прежней официальной Аннеке осталась лишь ее униформа, которую по протоколу она должна была носить весь день. Потом объявили посадку, а Томасу все хотелось сказать ей что-то очень хорошее.
— Ну, надеюсь, мы еще пересечемся во время выставки, — сказала Аннеке.
— Да, конечно, я буду рад увидеть вас еще раз.
Но этих слов Томасу показалось недостаточно, и он добавил:
— Без этой униформы.
Аннеке смущенно зарделась.
— То есть… Я имел в виду… — пробормотал Томас. — Я уверен, что вам очень идут платья.
— Спасибо. Конечно же, я поняла, что вы не имеете в виду ничего такого, — успокоила его Аннеке, хотя румянец еще не схлынул с ее щек.
Они снова немножко помолчали, а потом, наконец, Аннеке воскликнула:
— Ой, вам надо спешить, а то на самолет опоздаете!
Они долго прощались и все никак не могли расцепить рук.
Наконец, уже стало действительно пора.
Томас прошел в зал на регистрацию и, не выдержав, обернулся. Аннеке стояла и махала ему рукой.
Подушечки от натоптышей фирмы «Кэллоуэй»
Вернувшись домой, Томас тут же впал в в радостное ожидание новой командировки в Брюссель и тем самым совершил большую ошибку. Сильвия почувствовала это и начала обижаться. Если прежде она радовалась за него и была согласна потерпеть эти несчастные полгода, то теперь она все чаще поджимала губы и грустила.
Прошло несколько недель. В субботу утром, за два дня до его отъезда, малышка Джил так надрывалась в плаче, что Томас едва не лез на стену. Сильвия срочно отправила мужа в аптеку Джексона. Казалось, что их ребенок буквально подсел на эту несчастную укропную воду! В аптеке была очередь, не меньше чем на десять минут. К своему неудовольствию, Томас увидел перед собой Нормана Спаркса, их соседа. Спаркс был холостяком, проживал вместе со своей сестрой и являлся в глазах Томаса вопиющим занудой. Когда Томас с Сильвией только переехали в Тутинг, Спаркс пригласил их на ужин. Сосед сразу не понравился Томасу, и он еле досидел до конца, зарекшись ходить в гости к этому человеку. Ужин проходил в полной тишине. Молчала сестра Спаркса Джудит, пренеприятная особа лет тридцати, да и ее братец тоже как в рот воды набрал. Потом, ровно в девять, Джудит отправилась спать, так и не дождавшись пудинга. Когда она покинула гостиную, Спаркс вдруг начал рассказывать про ее болячки, сетуя на то, что она почти не встает с постели. Эта чрезмерная откровенность окончательно оттолкнула Томаса от соседа, не говоря уж о том, что тот весь вечер пялился на Сильвию. Но Томас не любил конфликтовать с людьми, и поэтому надел на себя маску вежливости. Сталкиваясь со Спарксом на улице, он всегда здоровался с ним — «привет, Спаркс» — и даже мог переброситься с ним через забор парой фраз, если они вдруг оба одновременно выходили погреться на солнышке. Но Томас хорошо запомнил, как тот пожирал взглядом его жену, и такого он уж точно простить не мог.
И на тебе — он встречает этого самого Спаркса в аптеке!
— Привет, Спаркс. Как поживает ваша бедная сестра?
— Не лучше, но и не хуже, — с готовностью подхватил беседу Спаркс. — Из новенького — у нее появились пролежни. Такие красные и мокрые. По всей, извините, ж… И вот уже две недели я растираю ее специальной мазью.
— В самом деле? — произнес Томас упавшим голосом. Весь ужас состоял в том, что вся очередь слышала этот разговор, так что нужно было срочно сворачивать тему. — Ну, вы-то сами отлично выглядите. Надеюсь, хоть с вами-то все в порядке?
— Это еще как посмотреть, — ответил Спаркс с трагической улыбкой. — Я — жертва натоптышей. Ноги, знаете ли. Ужасно неудачный размер обуви.
Томас посмотрел на обувь страдальца, чей размер не показался ему таким уж экстраординарным.
— Что вы говорите! — учтиво посочувствовал Томас.
— У меня размер с тремя четвертями, — прочувствованно объяснил Спаркс. — Восьмой с половиной мне мал, а девятый велик. Вот что с этим поделать? Я представляю из себя редкостный случай, — с гордостью добавил он.
— Понимаю. То жмет, то натирает, — сочувственно проговорил Томас.
— Именно! Это ж как меж молотом и наковальней.
— Почему бы вам не сделать обувь на заказ? — предложил Томас.
Спаркс расхохотался:
— Ну, вы даете! У меня что, печатный станок? Я не могу себе такого позволить. Это нереально. Я с трудом тащу на себе Джуди. А сам спасаюсь мелочевкой, вроде этого, — и он указал на полку, где среди других препаратов были выставлены маленькие коробочки с надписью: «Хэллоуэй. Подушечки от натоптышей».
Наконец дошла очередь до Спаркса. Изобразив на лице улыбку бабника, что было ужасно смешно, он обратился к молоденькой девушке-провизору:
— А мне, красавица, вон ту красивую упаковочку «Хэллоуэй», пожалуйста. И очередной тюбик той самой мази для нежных мест моей бедной сестрицы.
Когда Томас вышел из аптеки, он был раздосадован, увидев, что Спаркс поджидает его, чтобы вместе отправиться домой. Поневоле пришлось о чем-то говорить. Томасу удалось сменить тему с болячек мисс Спаркс на более уместный разговор о футболе. Когда они уже подходили к дому, вышла еще одна незадача: Сильвия рыхлила землю в палисаднике, чтобы посадить луковицы цветов. Увидев мужа в компании соседа, она выпрямилась, растирая поясницу.
— О, доброе утро, мистер Спаркс. А я как раз чайник поставила. Не хотите ли составить нам компанию?
Скрипя зубами, Томас зашел в дом вслед за женой и незваным гостем. Он прекрасно понимал, что Сильвия сделала это назло. Она быстро расставила чашки с блюдцами. Потом принесла с кухни чайник.
— Знаю-знаю: вы любите покрепче и с сахаром, — сказала она, наполняя чашку для Спаркса. При этом она наклонилась над гостем чуть ниже, чем того требовали приличия. Следует сказать, что Сильвия очень быстро восстановилась после родов, и к ее стройной фигуре добавился пышный бюст, так как она все еще кормила малышку грудью. Сей факт не ускользнул от внимания Спаркса, и он подался вперед, едва ли не засунув нос в ее декольте. Томас просто дрожал от негодования.
— Должен вам сказать, дорогой Фолей, — заметил Спаркс, пока Сильвия отлучилась на кухню, чтобы порезать ореховый торт, — что вы абсолютный болван, если вас интересует мое мнение.
— С чего бы это? — поинтересовался Томас, понимая, что меньше всего его интересует мнение такого соседа.
— Оставлять эту беззащитную женщину одну, без присмотра… Зачем вам сдалась эта Бельгия? На вашем месте я бы не отходил от нее ни на шаг.
Томас положил себе сахар и размешал его, нервно позвякивая ложечкой.
— Ну, сами посудите, шесть месяцев — это ведь так долго. Разве вам не все равно, что она будет скучать?
Вернулась Сильвия с тортом.
— Как мило с вашей стороны, что вы меня поддержали, — сказала она. — Но боюсь, мой муж устроен иначе.
— Я бы даже сказал, что это не по-мужски, — подлил масла в огонь Спаркс.