— Но у меня тебя нет.
— Пока нет, но я всегда умело преодолеваю препятствия. — Некоторое время он молчал. — Тебе не ужиться с норманном. Он поначалу использует тебя, а потом выбросит. А я, возможно, женюсь на тебе.
— У тебя есть жена, — холодно бросила она.
— Жизнь ее так хрупка. Не будь у тебя такое доброе сердце, ты помогла бы ей исчезнуть. Впрочем, со временем я сам с ней разберусь.
У нее к горлу подступила тошнота.
— Ты и на самом деле дьявол.
— Вовсе нет, я человек. И я рожден повелевать, и всегда знаю, что мне для этого надо делать. Я не создан, чтобы болтаться под ногами других. — Он пристально посмотрел на нее. — Норманн тоже знает, чего ему хочется. Сомневаюсь, чтобы он поборол искушение избавиться от тебя как от назойливой помехи.
— Ошибаешься. Он не такой, как ты! — зло ответила она.
— Так я позову Делмаса обратно, и посмотрим, какой он?
— Нет!
— Видишь? — Ричард остался доволен собой. — У тебя небогатый выбор между норманном и мужем. Я берусь избавиться от жены и освободить тебя от мужа. Должен сказать тебе комплимент. Ты словно Делия, умеешь нравиться и доводить мужчину до смерти.
Смерть. Волна ужаса пробежала по ее телу.
— Он не такой, как ты, — повторила она. — Он не сделал бы этого.
Ричард не посчитал нужным ей возразить.
— Надеюсь, скоро мне пригодятся твои навыки, приобретенные с норманном. Я устал от слабых, ноющих женщин. Так что женитьба вполне может состояться. — Он бросил на нее многозначительный взгляд. — Хорошенько подумай, Бринн. Пойдем со мной. Не губи себя.
Она отрицательно покачала головой.
— Нет? — Выражение его лица оставалось приветливым, но она почувствовала тень нависшей страшной угрозы. — Тогда мне придется заставить тебя изменить решение. Как жаль! Я надеялся, что ты облегчишь мне задачу.
Не дожидаясь ее ответа, он легко развернулся на каблуках и зашагал прочь.
8
— Не вырывай его с корнем, — задержала руку Гейджа Бринн. — Это не сорняк, а розмарин. Видишь, у него шершавые сероватые листья и бледно-голубые цветы.
— Прости! — Гейдж покорно оставил в покое растение. — Я не вижу разницы между ними.
— Понимаю. Не следи я за тобой, ты порвал бы все мои цветы.
— Неправда. За последнее время я научился различать некоторые из них.
Она только фыркнула в ответ.
— Для чего тебе нужен розмарин? — вяло поинтересовался Гейдж.
— От головной боли и нервных расстройств. Еще я готовлю мази от болячек и ушибов.
Он показал на низкий кустарник с блестящими листьями и цветущими душистыми побегами с лиловыми цветами.
— А этот?
— Это тимьян, или чабер. Он помогает женщинам при их болезни, очищает кожу и нужен для промывания ран. — Она бросила на него взгляд из-под ресниц. — И еще используется при воспалении яичек.
— Просто бесценная травка. Запаси ее побольше и держи под рукой.
— Первые заморозки наступят поздно в этом году, — усмехнулась Бринн. — Но надо торопиться. Когда мы приедем сюда в следующий раз, мне надо будет набрать больше трав, чтобы пополнить запасы. Я почти все истратила на Малика и Эдвину.
— Думаю, скоро им совсем не понадобятся твои снадобья, — заметил Гейдж, вырывая очередной сорняк. — В последний раз мне показалось, что им гораздо лучше.
— Они скоро поправятся, — довольно улыбнулась Бринн. С каждым днем Малик и Эдвина крепли на глазах, а их совместное пребывание пошло на пользу обоим. Заботясь об Эдвине, Малик напрочь позабыл про тоску и нежелание больше оставаться в постели, а Эдвина рассуждала с ним так умно, так остроумно шутила, что Бринн только диву давалась, слушая свою хрупкую подругу.
— Я иногда даю им снотворное, но вскоре они выздоровеют, и мои травы понадобятся кому-нибудь другому. Больные всегда будут.
— Значит, ты никогда не расстаешься с ними?
— А разве ты когда-нибудь забываешь свой меч?
— Никогда, если иду на бой с драконами.
— Очень разумно.
— Мне начинает нравиться это занятие. — Он вырвал еще один сорняк. — Не бросить ли мне торговлю и не заняться ли выращиванием трав?
— Не думаю, что тебя бы надолго хватило ковыряться в земле, — хитро посмотрела на него Бринн. — Ты слишком нетерпелив для таких работ.
— Упрек твой несправедлив, — мягко продолжал он. — В последнее время я только и делаю, что проявляю чудеса выдержки.
Она напряглась от его слов, неожиданно заставших ее врасплох. Впервые за последние две недели он посмотрел на нее тем же взглядом, который она узнала тогда в Гастингсе, его, Гейджа, взглядом. До сих пор он вел себя с ней со свойственной ему полушутливой, полунасмешливой манерой, с которой он обращался к Малику.
Заметив ее реакцию на свои слова, он жестко бросил:
— Так не может продолжаться долго, понимаешь? Я не монах, Бринн.
— Я заметила. — Она опустила глаза на грядку, следя за своими быстрыми, умелыми пальцами. — Ты хочешь, чтобы я вернулась в твою постель и стала твоей шлюхой?
Он выругался.
— Ты не будешь моей шлюхой. Я буду обращаться с тобой с достойным тебя почтением и уважением. Обещаю, ни один мужчина не обидит тебя.
— В глаза. А пересуды за моей спиной? А дети, которых я тебе рожу? Ты сам незаконнорожденный. Разве ты позволил бы, чтобы с твоими детьми обращались так же, как и с тобой?
— Ни за что! — Он глубоко вдохнул воздух. — Я не такой, каким был мой отец. Я не допущу, чтобы с ними обходились презрительно и чтобы им было стыдно за свое происхождение.
— Так будет, пока я не наскучу тебе и ты не возьмешь себе другую женщину.
— Этого не случится.
— Откуда тебе известно? Женщин частенько используют для сделок, а в искусстве торговаться тебе нет равных. Малик говорит, ты не отличаешься постоянством и тебе быстро все надоедает.
— Что ты хочешь от меня, черт возьми? Так было прежде, до встречи с тобой, но ни к одной женщине я не испытывал то, что чувствую к тебе.
И она никогда раньше не ощущала столь смущавших ее противоречивых чувств. Здесь и привязанность к нему, боль и радость, волнение за него и желание освободиться от него. Вот только на любовь их отношения не были похожи — захлестывала страсть. Даже в последние солнечные дни она все время ждала какого-нибудь спора или разногласия. Иначе с Гейджем Дюмонтом и быть не могло. Такая жизнь совсем не вязалась с той тихой и мирной, к которой она стремилась.
— Позволь мне уйти. Я не хочу стать частью твоего сумасшедшего мира воина. Все, чего мне хочется, — вернуться в Гвинтал.
— Что-то я раньше не замечал, чтобы ты рвалась уехать отсюда.
— А теперь хочу. — Она яростно выдирала сорняки из земли. «Именно так мне надо преодолевать непонятное искушение в его присутствии, — с отчаянием подумала она. — Вырви его, задуши, пока оно не захватило тебя целиком». — Я хочу вернуться домой. Эдвине гораздо лучше, да и Малик уже скоро сможет ходить. Хватит прохлаждаться здесь.
— Мы поедем в Гвинтал, когда… — Помолчав, он поправился: — …если я решу ехать.
Она метнула на него беспокойный взгляд.
— Нет причин отказываться от поездки. А сокровища? Разве ты не…
— Я еще не уверен, что клад существует.
Пора бы ей понять, что он ничему на слово не верит, но она не могла не тешить себя хоть слабой надеждой.
— Почему ты не веришь мне? — с горечью спросила она. — Делмас и лорд Ричард не сомневаются.
— Потому что это их единственный выход.
— А ты?
— Я хочу найти клад, если он существует, но пока у меня другие планы. — Он пристально посмотрел ей в глаза. — Я предложил тебе все, что смог. Ты знаешь, я не могу взять тебя в жены. Если б мог, то женился бы.
Она испуганно взглянула на него.
— Ты решился бы?
Он нахмурился.
— Конечно. Разве я не ясно выразился?
— Нет.
От отчаяния он тихо простонал:
— Клянусь Господом, неужели ты ничего не понимаешь? Ведь я обращаюсь с тобой уважительно, не беспокою понапрасну и не надоедаю расспросами о твоем прошлом, не ломаю твое упрямое молчание? Разве так ведет себя с женщиной мужчина, не испытывая к ней глубокую привязанность?
Смешанное чувство радости и печали охватило ее, когда она беспомощно посмотрела ему в глаза.
— Непохоже.
— Я никогда не… Я сам этого не ожидал. Я люблю тебя, Бринн из Фалкаара. В тебе я чувствую силу, живой нрав и честность. Мне не приходилось встречать раньше такой женщины. — Его голос зазвучал тише, с бархатной убедительностью: — И, полагаю, я тебе тоже не противен.
Он сама буря и солнце, небо и земля. Вечно меняется, никогда не напоминает себя прежнего.
— Нет, ты не… противен.
— Тогда приди ко мне, будем жить вместе, и позволь мне заботиться о тебе. Обещаю жениться на тебе, как только твой негодный муж покинет этот мир. — Он заметил, как она напряглась, и усмехнулся. — Брось, я не собираюсь убивать его. Я достаточно хорошо узнал тебя, чтобы понять, что это самый быстрый способ потерять тебя навсегда. — Он замолчал, а потом добавил: — Впрочем, я далеко не всегда поступаю так, как думаю. И с твоей стороны было бы благоразумно принять мое предложение.
— Нет, ты не… противен.
— Тогда приди ко мне, будем жить вместе, и позволь мне заботиться о тебе. Обещаю жениться на тебе, как только твой негодный муж покинет этот мир. — Он заметил, как она напряглась, и усмехнулся. — Брось, я не собираюсь убивать его. Я достаточно хорошо узнал тебя, чтобы понять, что это самый быстрый способ потерять тебя навсегда. — Он замолчал, а потом добавил: — Впрочем, я далеко не всегда поступаю так, как думаю. И с твоей стороны было бы благоразумно принять мое предложение.
— Не могу, — прошептала она.
— Почему? — резко спросил он.
Страдание исказило его лицо. Она не могла не ощутить каждой жилкой его страдания, засевшего у него глубоко внутри. Его боль мучительно отозвалась и в ней. Неужели его переживания будут так же сильно действовать на нее? Его боль, не переставая, мучила ее. Ей захотелось рвануться к нему, прижаться к его груди, облегчить его страдания, снять кривую, горькую усмешку с его губ и увидеть его улыбающимся.
— Не надо так смотреть на меня. Поговори со мной. Скажи, почему?
Она не должна прикасаться к нему. Она страшилась почувствовать: так ли глубока его боль, как ей видится?
— Гвинтал. Я должна получить Гвинтал, а тебе нет там места.
Он насмешливо улыбнулся.
— Ты считаешь меня недостойным твоего драгоценного острова?
Покой и буря. Вечная красота и вечное непостоянство.
— Дело не в этом. — Она попыталась облечь свои мысли в слова. — Ты — человек другого склада. Ты не смог бы остаться в Гвинтале и не пытаться изменить его по своим меркам. А я не вынесу этого.
Выражение его лица не изменилось.
— Значит, сражаться придется не с мужем, а с Гвинталом. Отлично.
— Почему ты не хочешь понять, что мы не можем быть вместе?
— Без сомнения, все будет так, как я хочу. — Он встал и поднял ее на ноги. Схватив Бринн за кисть руки, он повел ее к лошадям. — И очень скоро. Ты говоришь, я очень нетерпеливый человек. — Он посадил ее на лошадь и поднял глаза. — Ты хочешь меня. Возьми меня. Мне не нужна рабыня. Приди ко мне по доброй воле, Бринн.
Она покачала головой.
Мягкое выражение слетело с его лица, и он с отчаянием усмехнулся.
— Напрасно. Будем надеяться, что ты изменишь свое решение.
Вечером того же дня, еще до наступления темноты, Лефонт доставил в покои Эдвины резной сундук из тикового дерева.
Улыбнувшись Бринн, он поставил его к стене.
— Подарок от милорда. Его только что доставили из Гастингса. Он просил передать вам, что будет рад, если платье вам подойдет. — Он поморщился. — Пришлось моим людям рыскать по всей округе в поисках портнихи. Милорд будет доволен, если вы наденете его к ужину. Он приглашает вас в большой зал сегодня вечером.
Бринн нахмурилась. Придется ей снова терпеть насмешки за главным столом. Неужели Гейдж таким способом хотел показать ей, во что превратится ее жизнь без его защиты?
— Милорд сказал, — продолжал Лефонт, видя ее нерешительность, — чтобы я подождал, пока вы откроете сундук. Он хочет убедиться, что оно вам понравилось.
— Открой сундук, Бринн! — взмолилась Эдвина. — Я хочу посмотреть на подарок тебе.
Эдвина радовалась за подругу, как ребенок. Бринн не хотелось огорчать ее. Она не спеша подняла крышку.
Небесная вспышка блестящего лазоревого шелка озарила ее. Прохладная и мягкая ткань трепетала от дуновения воздуха, словно крылья бабочки.
— Дай взглянуть, — попросила нетерпеливо Эдвина.
Бринн достала платье и встряхнула его. Голубое сияние озарило все вокруг.
— Какое красивое! — восторженно всплеснула руками Эдвина, широко распахнув глаза от восхищения. — Я никогда в жизни не видела ничего более прекрасного.
— Это византийский шелк, — пояснил Малик. — Гейдж дал за него четверых скакунов.
— Что ты там копаешься? — теребила Эдвина Бринн. — Ступай и померь его.
Она не хотела надевать его. Это платье совсем не похоже на то, которое она взяла на вечер у Эдвины. Оно было из мира лорда Гейджа. Бринн мучила мысль, что если она наденет его, то станет частью того же самого мира.
— Тебе оно подошло бы гораздо больше, Эдвина.
— Лорд Гейдж хотел, чтобы вы его надели, мадемуазель. — В мягком голосе Лефонта слышались твердые нотки. — А мне приказано сопроводить вас до главного зала. — Он вежливо поклонился. — Могу я передать ему, что вы довольны его подарком?
— Разумеется, довольна, — ответила за нее Эдвина. — Это платье и королеве не стыдно надеть.
— Мадемуазель? — обратился к ней Лефонт.
Она задумчиво пожала плечами.
— Платье очень красивое.
Поклонившись, Лефонт торопливо вышел.
— Что-нибудь не так, Бринн? — нахмурилась Эдвина. — Оно тебе не нравится?
Не стоило расстраивать Эдвину рассказами о том, что кроется за сделанным ей подарком. Она не поймет, что за ним может скрываться нечто иное, кроме самых добрых намерений щедрого сердца. Вряд ли Эдвина получила со дня свадьбы хоть что-нибудь от Ричарда.
— Ты сама сказала, что оно скорее подходит для королевы.
— В нем ты и будешь ею, — нежно заметил Малик.
Бринн бросила на него быстрый взгляд. На прошлой неделе Гейдж не один час провел со своим другом. Мог ли он рассказать ему о своих намерениях относительно нее? Если нет, то она не удивилась бы, если бы Малик догадался сам.
— Я не королева. — И она направилась переодеваться. — Я все равно останусь бурой птицей-крапивницей в павлиньих перьях.
— Отменно, — только и сумел вымолвить Лефонт, потрясенный красотой Бринн в этом платье. Он взял ее под руку и направился с ней через слабо освещенный холл. — Милорд останется доволен.
Она молчала, не чувствуя себя прекрасной дамой. Сжавшись от напряжения, Бринн только злилась на собственную беспомощность. Что еще задумал Гейдж? Она знала, он ждет ее в главном зале. Они все постараются скрывать свои насмешки над ней, льстя захватчику их страны, но она все равно будет чувствовать на себе их сальные взгляды. Никакими шелками и богатством не скрыть…
Что это?
Она замерла на месте, краем глаза заметив прошмыгнувшую тень.
— Мадемуазель? — спросил Лефонт.
Тень мелькнула в дальнем углу комнаты, скользнула за дверь и исчезла.
Холодная дрожь пробежала по ее телу. Она узнала эту тень.
— В чем дело? — Лефонт потянулся к ножнам своего меча. — Может быть, мне…
— Нет, нет, ничего. Подождите меня здесь! — Она выскочила из комнаты.
— Мадемуазель!
Он бросился за ней. В открытую дверь на нее обрушился поток холодного воздуха, пронзивший ее до костей сквозь тонкий шелк платья.
Где он?
Дверь на конюшню оказалась открытой.
Она пробежала по двору в денник.
— Делмас!
Он резко обернулся, его глаза дико блестели.
— Что тебе надо от меня, сука?
Торопливо оглянувшись, она поняла, что Лефонт не добежал еще до конюшенного двора.
— Пошли! — Она громко захлопнула дверь в денник и быстро пошла мимо лошадиных стойл в темную комнату. Закрыв за собой дверь, она прижалась к ней телом. — Почему ты вернулся? Немедленно уходи отсюда!
— Ты очень хочешь этого, правда? — зарычал он в ответ. — Ты в своем красивом платье и твой самозванец-защитничек. Вы мечтаете, чтобы я убрался восвояси, бросив все, что мне причитается за отработанные годы. Ты все хочешь отдать ему. Лорд Ричард сплавил меня в хибару на болотах, но ты напрасно думаешь, что я не следил за вами все это время. Я видел, как вы разъезжали верхом, а ты улыбалась и смеялась, слушая эту норманнскую собаку. Ну, теперь я положу этому конец. Я получу свою долю. Я пойду к норманну и расскажу ему…
— Нет!
— Не смей мне возражать! — Она заметила пену в углах его рта. — Вы все против меня! Даже лорд Ричард подумывает обмануть меня. Я этого не допущу. Я пойду к твоему норманнскому любовнику и потребую…
— Делмас, одумайся. — Она положила его руки себе на грудь, чтобы унять их дрожь. — Не приближайся к норманну.
Его рука двинула ее с размаху, и Бринн стукнулась о дверь.
— Шлюха! — Он снова ударил ее. — Мошенница! — Его кулак до крови разбил ей губы.
«Он сошел с ума», — пронеслось у нее в голове. Похоже, страх и злость с позапрошлого вечера переполнили все его существо безумной яростью.
— Послушайся меня, Делмас. Не ходи к норманну. Он расправится с тобой.
— Какая забота обо мне, скажите на милость! — Из его оскаленного в бешенстве рта вырывалось злобное рычание.
— Я не желаю тебе смерти.
— Врешь!
Она не вынесла бы, став причиной смерти хоть одного живого существа. Тогда она не смогла бы смотреть Гейджу в глаза, чувствуя собственную вину.
— Уходи. Тебе ничего не будет, если ты…
Он ударил ее кулаком в грудь. Она упала на пол.
Задыхаясь, она впилась руками в доски пола, пытаясь приподняться, чтобы вдохнуть воздух в легкие.