Несколько месяцев спустя от них пришло письмо. Летопись катастрофы, другого слова не найти, начавшаяся с восьмидесятимильного путешествия одной из сестер за котятами. Когда она добралась до дома, к ее восторгу Помадка тут же воспользовалась ящиком, а она (ее зовут Дора) в блаженном умилении созерцала свою миленькую чистоплотную кисоньку.
Блаженство она испытывала недолго. Едва выбравшись из ящика — до чего же хорошо, облегченно заявила Помадка, — она решила в честь своего подвига взобраться куда-нибудь повыше. И тут же направилась к ближайшему столбу, который оказался ногой Ниты, сестры Доры, — и Нита удалилась к себе в спальню с дорожками на нейлоновых колготках, с узором черных следочков на блузке (Помадка же только что покинула ящик с рыхлой землей) и с плечом в бороздах, точно свежевспаханное поле, там, где Помадка ликующе повисла. «И ведь они в доме пяти минут не пробыли», — сообщила Дора с благоговением. И Нита с тем же благоговением вспоминала, как она ушла к себе в спальню, помолилась о спасении и взвесила, нельзя ли одну отправить обратно.
Ну да все это осталось в прошлом. Нита теперь была такой же преданной их рабыней, как Дора, что было особенно удачно, поскольку именно она оставалась днем дома, чтобы ухаживать за отцом, и ей приходилось расхлебывать все затеи, на которые не скупились котята.
Например, именно Нита бросилась за ветеринаром, когда Помадка застряла в часах. Часы были напольные, она заползла снизу и прочно застряла под гирей. Гиря почти совсем опустилась и продолжала неумолимое движение вниз — парочка отчаянных извиваний, и Помадка оказалась в ловушке. Сначала она завопила, и это было ужасно, а затем замолкла, что было еще ужаснее, а Нита не решалась поднять гирю из страха уронить ее на малышку и боялась потянуть за цепочку — вдруг Помадка запуталась в ней и задохнется… К тому времени, когда приехал ветеринар и высвободил ее, она совсем окостенела, и они было решили, что все кончено. Ничего подобного. Антишоковая инъекция — и вскоре она уже снова была сама собой, хотя и несколько помятой. То есть Помадка, а не Нита, которую еще долго мучили кошмары.
Помадка, несомненно, была подобием Соломона. У Конфетки был свой звездный час, когда ее ужалила пчела, а они решили, что у нее свинка. Вот как Шеба еще котенком прогуляла всю ночь, а мы с ума сходили, думая, что ее сцапала лиса. Однако у нас постоянно во что-то вляпывался Соломон, а у сестер — Помадка.
Именно Помадку на другой день после стерилизации обнаружили на высоком каштане — передними лапами она цеплялась за ветку, а задними отчаянно болтала в воздухе. На такой высоте, рассказывала Дора, что залезть за ней они не могли, им даже посмотреть туда было страшно. В панике они притащили свернутый ковер, только что полученный из чистки, и расстелили его под веткой. Тогда Помадка подтянулась — с неимоверным трудом, дала она ясно понять, — немножко прогулялась и свесилась с ветки, под которой не было ковра.
И конечно, именно Помадка перелезала через решетку, которой они обнесли сад, — с единственной целью посидеть в кювете. Обожает машины, со вздохом объяснила Дора. Ее ничем не удержать.
Если бы дело происходило на оживленном шоссе, ей бы не прожить и пяти минут. Но это был тупик, и машины двигались медленно, и больше всего сестры опасались, как бы она ненароком куда-нибудь не уехала. Они уже разок обнаружили ее под капотом собственной машины, и потом она как-то раз таинственно пропала, и они погнались за фургоном из прачечной.
Нет, он такой не видел, сказал шофер, когда они его настигли и описали исчезнувшую Помадку. Оно правда, он то и дело кошек из фургона выбрасывает… Понять не мог, как они туда залезают. Ну, он их выгонял, и все тут…
Они заглянули во все его корзины, а на обратном пути домой громко ее звали, на случай, если она еще прежде выпрыгнула из фургона где-нибудь тут… И все оборачивались и смотрели на них, сказала Дора с чувством. Особенно когда они останавливались и заглядывали в чужие сады… А когда они добрались до дома, естественно, знакомая фигурка поджидала их на краю канавы для газовых труб. Осматривала Яму на Дороге, весело сообщила им Помадка. А они гулять ездили или как?
Пусть Помадка пока не побила рекорды Соломона, но было ясно, что у нее еще все впереди. Сили тоже явно шел по стопам Соломона. Взять, к примеру, собак. Соломон упорно рвался гонять собак в твердом убеждении, что все они его боятся, и из-за этой его привычки мы часто попадали в тяжелое положение. Он пугал пуделей, изводил пекинеса нашего священника, еле спасся от мастифа, удрав в парник, а один раз пожарным пришлось снимать его с верхушки дерева.
Помадка отдавалась этому занятию с таким же увлечением: помыкала скотчтерьером по кличке Мак и зловеще ворчала на корги их соседей, когда он проходил мимо кювета, где она восседала. Но это были коротконогие собачки. И у сестер чуть не случился нервный припадок, когда в дом дальше по дороге въезжали новые жильцы и они увидели, что за выгрузкой мебели следит мужчина с грейхаундом на поводке.
«Ах нет!» — простонала Дора.
«Нам придется переехать отсюда», — сказала Нита, а Помадка, запертая в доме, выкрикивала всяческие поношения по адресу грейхаунда.
В конце концов, после того как они выпили несколько чашек чая, чтобы утихомирить свои нервы, мебельный фургон уехал. Но человек с грейхаундом остался! Стоял у калитки и с интересом осматривал сад. И спать они легли, рассказывали сестры, только после того, как пошли туда и спросили у него, не новый ли он владелец дома. А когда он ответил, что всего лишь шурин и просто помогал с переездом, они вскричали «слава Богу», чем явно совсем сбили его с толку.
А теперь и Сили включился в собачью игру, и с нами тоже чуть не приключился нервный припадок, когда в один прекрасный день мы выглянули в окно и увидели, что он стоит на дороге нос к носу с Джимом. Джим — уменьшительное от Джемимы — факт, который потрясает посетителей Долины, когда, как происходит постоянно, миссис Пенни, тяжело дыша, трусит по дороге за могучим лабрадором на поводке и кричит, поравнявшись с нашей калиткой: «Вот досада! Джим в течке! И почему это всегда случается, когда мне некогда?»
Ну, Джим, уменьшительное от Джемимы или нет, любила погоняться за кошками, и, когда мы увидели Сили на дороге в позе дуэлянта в Булонском лесу перед лабрадором, который ухмылялся ему с расстояния в два шага, точно волк из «Красной Шапочки», мы буквально окаменели. Вид у Сили был пренебрежительно безмятежным, точь-в-точь как у Соломона в подобных ситуациях, когда он противостоял собакам. А кроме того, он выглядел таким маленьким, а мы знали, на какую стремительность способна Джим…
Немного опомнившись, мы вылетели в сад. Парочка все еще созерцала друг друга, точно в ожидании сигнала. Джим весело покосилась на нас и высунула язык (она ведь была очень дружелюбной, только вот любила гоняться за кошками). Сили в лучших традициях Дикого Запада не отвел взгляда от противника.
Я шепнула Чарльзу, что проскочить в калитку и подхватить Сили на руки не удастся. Он пустится бежать, Джим кинется за ним, и только Богу известно, где они финишируют. А ведь мы еще даже не знали, умеет ли Сили влезать на деревья. Вдруг попытается и не сумеет?
Чарльз прошептал, чтобы я положилась на него, а затем…
— Джим! Домой! — сурово загремел он басом мистера Пенни.
Команда «Джим! Домой!», клавшая конец погоням за кошками, лошадьми или другими собаками, а также попыткам покинуть дом и отправиться на поиски счастья, давно уже была такой же привычной в Долине, как рев Аннабели «йоухоухухухо!» или мои призывы «Сили-уили-уили»!» Однако я не отдавала себе отчета в эффективности этой команды.
— Джим! Домой! — снова пророкотал Чарльз, и Джим, поджав хвост и показав нам белки глаз (то ли упрекая Чарльза за удар ниже пояса, то ли поверив, что рядом с нами стоит ее хозяин, только невидимый), покорно затрусила по дороге в направлении своего дома.
Беда была, разумеется, в том, что Сили тут же вообразил себя победителем. «Я взял верх! — завопил он и торжествующе устремился вслед убегающей Джим. — Я заставил ее убраться восвояси!» И хотя я тут же забрала его и объяснила ему, что верха он не взял и что не следует маленькому котенку грубить собакам, с этих пор ему стоило только завидеть собаку любой породы, и секунду спустя он за калиткой бесстрашно глядел ей в глаза, ставя ее в известность, что он — Сили. И это его дом. Какие-нибудь возражения? — воинственно осведомлялся Сили.
К счастью для него, возражений у них не было — несомненно, из-за сочетания фарфорово-белой шерсти, сверкающих голубых глаз и масочки, по жуткости не уступающей барсучьей. Но в один прекрасный день они разберутся, что он всего лишь кошка, предупреждали мы его. А он их не боится, доблестно заявлял Сили.
Зато он боялся лошадей. Мы не могли понять почему. Аннабель ему теперь до того нравилась, что он посиживал между ее передними копытами и, казалось бы, должен был счесть лошадь похожей на нее, только побольше. Однако для Сили лошадь была самым зловещим пугалом. Я всячески пыталась приучить его к ним… Подхватывала его на руки при приближении лошади (Сили вывертывался угрем и исчезал, прежде чем она успевала его увидеть); позволяла ему стоять у меня на плече (этот трамплин все еще хранит шрамы от отталкивающихся когтистых лап); заговорщически пряталась с ним в высокой траве, когда ниже нас по склону проходила лошадь… Я могу тут остаться, если мне хочется, сказал Сили, но лично он спрячется подальше в лесу.
К счастью для него, возражений у них не было — несомненно, из-за сочетания фарфорово-белой шерсти, сверкающих голубых глаз и масочки, по жуткости не уступающей барсучьей. Но в один прекрасный день они разберутся, что он всего лишь кошка, предупреждали мы его. А он их не боится, доблестно заявлял Сили.
Зато он боялся лошадей. Мы не могли понять почему. Аннабель ему теперь до того нравилась, что он посиживал между ее передними копытами и, казалось бы, должен был счесть лошадь похожей на нее, только побольше. Однако для Сили лошадь была самым зловещим пугалом. Я всячески пыталась приучить его к ним… Подхватывала его на руки при приближении лошади (Сили вывертывался угрем и исчезал, прежде чем она успевала его увидеть); позволяла ему стоять у меня на плече (этот трамплин все еще хранит шрамы от отталкивающихся когтистых лап); заговорщически пряталась с ним в высокой траве, когда ниже нас по склону проходила лошадь… Я могу тут остаться, если мне хочется, сказал Сили, но лично он спрячется подальше в лесу.
А потому я воспрянула духом в тот день, когда одна наша знакомая появилась на дороге верхом на гунтере, а Сили, вместо того чтобы, припав к земле, поскорее удрать в какое-нибудь убежище, только широко раскрыл глаза и стойко остался на своем посту у калитки.
А если так, сказала я, сажая его на столб, где, казалось мне, он должен чувствовать себя в большей безопасности и сможет посмотреть лошади прямо в глаза, как равный. А повыше — еще лучше, сказал Сили, впервые в жизни перебираясь со столба на крышу соседствующего угольного сарая. Бесспорно! Любимый наблюдательный пост Шебы; да и Соломон оттуда же осыпал ругательствами многих своих противников, хотя в минуты прямой опасности предпочитал крышу просто сарая, благо она повыше.
А потому крайне довольная этим шагом в желанном направлении (Соломону лошади всегда нравились, а теперь и Сили как будто начинал ими интересоваться), я подождала, пока всадница не подъехала, и мы начали обмениваться деревенскими новостями.
— Новый Мальчик? — сказала я. — Так он вон там, на крыше. Только не смотрите на него прямо, он еще только привыкает к лошадям…
Если бы она просто проехала мимо по середине дороги, все, полагаю, сошло бы прекрасно. Сили на крыше, укрытый ветками сирени, чувствовал бы себя уверенно и спокойно, воображал бы, что устроил засаду. Но мы разговаривали у калитки, и лошадь, заскучав, начала посматривать по сторонам. Она была шестнадцати ладоней в холке, и ее нос находился как раз на уровне крыши угольного сарая. Увидев Сили, она с интересом наклонила уши вперед и осторожно вытянула шею, чтобы разглядеть его получше.
Я, сосредоточившись на лошади, сказала весело:
— Ну-ка, Сили, подойди, познакомься с Майором!
Мне и в голову не пришло, что Сили почудится опасность. Всадница, повернувшаяся лицом к нему, видела, что происходит, но от ужаса онемела и только таращила глаза. Перехватив направление ее взгляда, я обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть финал. Сили, перепуганный до полусмерти таким крупным планом чудовища, не карабкался вниз по стенке сарая, как поступило бы большинство кошек. Видимо, решив, что нельзя терять ни секунды, он спрыгнул с крыши, будто у него выросли крылья. И увидела я его в тот момент, когда он описывал в воздухе дугу, а затем с омерзительно громким хлопком шлепнулся на самую середину двора, торопливо вскочил и пустился наутек.
Он даже не ушибся. Да, он уже не был миниатюрным нежным котенком, но все-таки достаточно юным, чтобы перенести такую встряску без вреда для себя. Все идет заведенным порядком, сказал Чарльз вечером. Соломон как-то раз выпрыгнул из окна спальни и приземлился на гортензии, а теперь вот Сили спрыгнул с крыши угольного сарая.
«Заведенным порядком», — смогла я только повторить слабым голосом. Такого ужаса я давно не испытывала. Может, Сили сохранил все свои девять жизней, но я наверняка потеряла одну из моих!
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Да уж, все шло заведенным порядком. Прошло не так уж много времени, и Сили — он же впервые увидел лошадь, когда попал к нам, а к таким великанам требуется привычка — точь-в-точь как когда-то Соломон, уже радостно трусил по лесной тропе за учениками школы верховой-езды, а я бросала все и мчалась за ним.
И этим он не ограничился. Как-то раз вновь появился Майор с мисс Хауленд, своей хозяйкой, а рядом бежал боксер. Мисс Хауленд остановилась поболтать, и тут меня подстерегал сюрприз — Сили пролез сквозь прутья калитки, через которую мы разговаривали, и храбро сел на дороге прямо перед Майором. Хочешь, будем Друзьями, спросил Сили, смело глядя вверх на коня. Что же, почему бы и нет, сказал Майор, опуская морду почти вплотную к нему. Тут к ним подскочил боксер. Мисс Хауленд сказала, что он любит кошек, а потому мы не втащили Сили на нашу сторону калитки с предупреждением соблюдать осторожность, и боксер завилял всем задом, а Сили в ответ попытался придать себе боксерский вид. Конечно, после этого он начнет фамильярничать с собаками еще больше, сказала я, но эта минута стоит будущих хлопот. Лошадь, собака и котенок дружески общаются на тихой деревенской дороге. Минута, достойная Эдема, и, конечно, даже ангелы улыбаются им…
Впрочем, улыбаться им пришлось бы недолго. Впереди зловеще маячила поездка Сили к ветеринару, и, если бы ангелы услышали его тогда, думаю, они в ужасе позатыкали бы уши.
Собственно, оперировать его следовало бы несколько недель назад. Сначала, после болезни Помадки, мы ждали, не подхватил ли и он инфекцию, ну а потом… откровенно говоря, у меня не хватало духа отвезти этого здорового бойкого котенка к ветеринару. Саджи, наша первая сиамская кошка, мать Шебы и Соломона, погибла после стерилизации. Да, бесспорно, операция, которой подвергают самцов, много проще. Даже стерилизация теперь ничем не чревата. Шеба после нее уже на следующий день резвилась как ни в чем не бывало.
Тем не менее я вспомнила о Саджи и волновалась. Как он перенесет анестезию? Как не кормить его с утра? (Он так страдал, даже если ему приходилось чуть-чуть подождать своей рыбы. А если ему придется пропустить две кормежки, никакой Гамлет с ним не сравнится!) Какого несчастного напуганного маленького котенка отвезем мы домой! И еще долго будем ненавидеть себя — в этом я не сомневалась.
Но откладывать дольше было нельзя. Ему шел седьмой месяц. В любой момент эти невинные экспедиции среди сосен могли преобразиться в лихие походы в поисках девочек. Он уже начинал проявлять многозначительный интерес к Шебе — гонялся за ней с возбужденным мурлыканьем — мррр-мррр-мрр — и бестактно прыгал к ней на шею.
— Миленький малыш, — наивно умилялась мисс Уэллингтон. — Как приятно видеть, до чего хорошо он с ней ладит, не правда ли?
Чересчур уж хорошо, считали мы, а потому записали его к ветеринару на три часа, заставили попоститься, заперев его у себя в спальне, а чтобы он не скучал, подсадили к нему Шебу, тайно накормив ее на кухне, и в половине третьего, пропуская мимо ушей его протестующие вопли, что он Ослабел и Умирает от Голода и Куда Бы мы его ни везли, нам очень повезет, если он Доберется Туда Живым, в половине третьего мы тронулись в путь.
И вернулись в половине четвертого. Такое могло приключиться только с нами. Отдавая себе полный отчет в том, сколько микробов может таиться в приемных, а также зная, как сиамы восприимчивы ко всякой инфекции, я оставила Сили в корзинке Шебы в машине с Чарльзом, а сама вошла в приемную ждать нашей очереди. Впереди меня оказались двое. Мужчина с собакой и женщина с пестрой кошкой в открытой корзине. Кошка неподвижно вытянулась на одеяльце.
— Что с ней? — спросила я, уже предвидя ответ.
— Кошачий грипп, — с тревогой ответила хозяйка. — Во всяком случае, так мне кажется.
Она не ошиблась. Дезинфицируя стол, когда она ушла, ветеринар сказал, что это уже второй случай за этот день, а потому нам лучше увезти Сили домой.
— Подождите еще месяц, — сказал он, — пока мы не убедимся, что эпидемия кончилась.
Эпидемия легочного варианта кошачьего гриппа. Против более опасного кишечного типа, естественно, существует вакцина, и Сили был вакцинирован, как в свое время Соломон и Шеба. Но против легочного гриппа вакцины еще нет, и хотя, как сказал ветеринар, обычные кошки в подавляющем большинстве быстро выздоравливают (пара дней сильного насморка, сказал он, а потом здоровы, как стеклышки), сиамы переносят его очень тяжело.
Благодаря наших ангелов-хранителей, что мы не взяли Сили в приемную, мы отправились домой. Но больше нам благодарить их было не за что. По дороге к ветеринару Сили показал себя — орал, визжал, откусывал от корзинки кусочек за кусочком. Но ведь ему требуется абсолютно пустой желудок, перепугалась я. А уж если он набьет его обломками прутьев…