Когда в 1949 году сюда прибыл доктор Адам Кельно, он стал в Сараваке тридцатым врачом. Здесь было всего пять больниц. Они обслуживали полмиллиона человек.
Он был направлен в Форт-Бобанг, во второй округ Саравака, где были земли ибанов, покрытых татуировками охотников за головами.
8
Лодочник ловко управлялся с тридцатифутовым шестом, преодолевая бурное течение той части реки Ламур, где в нее впадал приток Леманак. Догадаться, что приближалась лодка врача, не представляло больших трудов, потому что у нее был за кормой самый крупный в этих местах подвесной мотор. На мелководье его пришлось выключить, и теперь они скользили мимо дремлющих крокодилов. При виде приближающейся лодки они сползали по песчаным отмелям в воду. С верхушек деревьев доносились пронзительные крики обезьян.
В десяти милях выше по притоку стояло несколько длинных домов племени улу, относящегося к морским даякам. Каждый из длинных домов, стоящих на высоких сваях, представлял собой общинное поселение, в котором размещалось от двадцати до пятидесяти семей. Дома тянулись в длину вдоль берега реки футов на двести. Приставные лестницы, которые в свое время обеспечивали защиту от нападения соседних племен, теперь вели на общую веранду, Прямо к реке выходили общая кухня и место для работы В задней части каждого такого дома располагались отдельные помещения для каждой семьи. Они были покрыты пальмовыми листьями и ветками, а между сваями бегали свиньи и среди испражнений копошились куры.
Пятнадцать таких длинных домов образовывали селение племени улу, которым правил вождь по имени Бинтанг.
О прибытии лодки доктора Кельно оповестил звук гонга, которым обычно встречали каждого чужака. Пока доктор Кельно вел прием, турахи, старейшины всех других длинных домов, готовились к совету, собрать который Бинтанг давно обещал доктору.
Ближе к вечеру все наконец явились, украшенные разноцветными плетеными накидками, в остроконечных шляпах, увенчанных перьями, с причудливыми ручными и ножными браслетами. Это были люди пяти футов росту, с оливковой кожей, с негроидными чертами лица, но в которых явно чувствовалось и влияние востока. Их блестящие черные волосы были забраны пучками назад и падали на шею, а плечи, руки и ноги были густо украшены татуировками. В недавние времена татуировки говорили о воинских подвигах их обладателей, об искусстве охотника за головами. Во всех длинных домах со стропил свисали дюжины голов, выскобленных изнутри, как тыквы.
Когда все собрались, Бинтанг предложил старейшинам горячее рисовое пиво, которым они запивали орехи бетеля, а после этого, собравшись в углу общей веранды, принялись попыхивать короткими сигарами.
Неподалеку от них женщины занимались приготовлением пищи, плетением ратановых циновок, изготовлением украшений и просушкой саго— содержащей крахмал сердцевиной стволов деревьев. Под обнаженными грудями они носили корсет из множества медных обручей— панцирь, украшенный обилием монет и цепочек, закрывающий все тело; мочки ушей были невообразимо растянуты тяжелыми украшениями.
Оживленное настроение турахов сменилось мрачностью, когда к ним присоединились доктор Кельно и его переводчик. Отношение к доктору было достаточно сложным. Бинтанг предложил гостям разместиться на ярких цветных циновках. Доктор Кельно и его переводчик Мадих сели напротив турахов. Бинтанг и его главный колдун Пирак — чуть поодаль. Пирак был потомственным колдуном, который мог беседовать с духами, обеспечивавшими здоровье и благосостояние племени; он воплощал в себе мудрость богов. Сморщенный пожилой туземец из рода мананг-бали, он, хотя был мужчиной, предпочитал одеваться и вести себя как женщина. Будучи явным бисексуалом, он был склонен иметь дело с молодыми юношами. Пирак получал обильные подношения дарами и пищей за свои магические действия. Он был слишком стар, чтобы унаследовать пост вождя после Бинтанга, но не собирался уступать свое привилегированное положение, которому, по его мнению, доктор Кельно представлял угрозу.
После обмена бессмысленными любезностями переводчик приступил к делу, перекрикивая рычание собак, дравшихся из-за остатков пищи.
— Доктор Адам говорит, — начал Мадих, — что скоро наступит сезон муссонов, реки разольются. Доктор Адам долго не появится здесь. В прошлом году после муссонов была эпидемия холеры. Доктор Адам не хочет, чтобы так было и в этом году. Он хочет через иглу дать вам лекарства, которые спасут от холеры. Согласились только двадцать семей во всех длинных домах. И доктор Кельно спрашивает, в чем дело.
— Потому что великий Дух Патра призвал духа ветра, духа моря, духа леса и духа огня справиться с болезнью. Мы приготовили птиц в жертву и четыре ночи после первого муссона будем бить в гонг. Скажи доктору Адаму, что у нас есть много способов справиться с болезнью.
— Много, много способов, — добавил Пирак, показывая на свой мешок с амулетами, волшебными камнями и травами. Среди турахов пробежал шепоток одобрения. Адам тяжело вздохнул, взял себя в руки и склонился к своему переводчику.
— Я хочу, чтобы ты задал Бинтангу следующий вопрос. Я дам свое лекарство только семьям, которые захотят. И если после сезона муссонов выяснится, что те, кому я давал его, живы, а все остальные, которые не пользовались моими лекарствами, умерли, будет ли это означать, что боги на стороне моего лечения?
Мадих сделал вид, что не понял. Адам медленно повторил. Переводчик сморщился, а потом покачал головой.
— Я не могу задавать Бинтангу такой вопрос.
— Почему же?
— Если окажется, что ты прав, главный вождь потеряет доверие у своих турахов.
— А разве он не отвечает за здоровье и благополучие племени?
— Бинтанг отвечает и за то, чтобы существовали предания. Болезни приходят и болезни уходят. А предания остаются.
Ладно, подумал про себя Адам. Придется подойти с другого бока. Он еще раз тщательно объяснил Мадиху смысл вопроса, который собирался задать.
— Доктор Адам хочет узнать у Бинтанга, почему места захоронений так близко от воды? Доктор Адам говорит, что их надо перенести на другое место, потому что они делают воду грязной, а плохая вода дает болезни.
— Неправда, — ответил Бинтанг.— Все болезни насылает злой дух.
И снова все турахи закивали в знак согласия. Адам увидел гневное выражение на лице Пирака. Колдун мананг-бали отвечал за мертвых, и обряд похорон был источником многих его богатств.
— Предания говорят, что надо хоронить около реки. Могилы в хорошем месте. Трогать их нельзя.
— Доктор Адам говорит, что могилы загрязняют. Хоронят неглубоко, и у многих нет даже ящиков. Там протекает проточная вода. Свиньи и собаки не привязаны, бродят среди могил, разрывают их и поедают мертвых. И когда мы едим таких свиней и пьем такую воду, начинаются болезни.
— Если женщина умирает от большой крови при родах, — ответил мананг-бали, — ей не полагается гроб. Если погибает воин, он должен быть положен ближе в воде, чтобы у него был легкий путь до Себайана.
— Но когда при похоронах вы кладете вместе с ним и пищу, животные вырывают ее!
— А как он доберется до Себайана без еды? Кроме того, доктор Адам, в Себайане он уже не доставляет нам хлопот, — сказал Бинтанг, — так что лучше поскорее отправить умершего туда.
— Если умирает вождь, — добавил Пирак, — он должен быть сожжен и передан духу огня. Доктор Адам не понимает, что мы хороним в зависимости от того, кто и как умирает.
Попытка перенести кладбище в другое место обернулась еще одной неудачей. Кельно был бессилен перед лежащим на этих людях грузам тайн и запретов. Тем не менее он продолжал настаивать.
— Доктор Адам говорит, что когда он был тут в последний раз, та привез семена и ростки гибискуса, чтобы посадить его на участке рядом с деревьями саго. Бинтанг обещал посадить деревья, потому что их можно употреблять в пищу и они делают нас сильными.
— Нам стало ясно, — сказал Пирак, — по знакам, которые дали птицы, что на поле рядом с зарослями саго налажено проклятье.
— Как вы это выяснили?
— Это очень трудно, читать по птицам, — сказал Пирак, — и для этого надо много лет учиться. Как птицы летают, как они поют, как они кричат, как две птицы летят рядом, Птицы рассказали о таких плохих приметах, что пришлось зарезать свинью и погадать по ее печенке. И тогда уж стало ясно, что поле закрыто заклятьем.
— Доктор Адам говорит, что мы используем только половину тех земель, которые нам нужны. Мы должны обрабатывать все остальные. Гибискус прогонит с полей злого духа. Это святая еда, — добавил Мадих, стараясь помочь Кельно обойти многочисленные табу. Но врачом еще владело раздражение.
— Доктор Адам купил для вас у китайцев водяных быков. Почему вы не поехали в город и не привезли их?
— Бык заколдован, как моль и синяя птица.
— Но вы должны были привезти их не для еды, а чтобы с их помощью обрабатывать поля.
— Заклятье не позволяет использовать их в работе.
После еще часа таких разговоров Адам почувствовал полное изнеможение. Он попросил прощения, что не может присутствовать на пиршестве и на петушиных баях, и коротко попрощался. Провожал его, Пирак был на этот раз полон любезности, поскольку ему удалось одержать в спорах решительную победу. Доктор Адам не появится тут до окончания периода муссонов. Когда он сел в лодку и сухо приказал лодочнику отчаливать, улу на берегу равнодушно помахали, провожая его. Когда лодка скрылась за поворотом, Бинтанг посмотрел на Мадиха и сказал:
— Зачем доктор Адам приезжает сюда, если он нас так ненавидит?
9
Небольшое количество членов британской общины в Форт-Бобанге невольно вызывало необходимость поддерживать дружеские отношения с людьми, которых в иной ситуации лучше всего было бы избегать. Анджела достаточно удачно вписалась в узкий круг общества. Адаму это не удалось.
Особенную неприязнь он испытывал к Л. Клифтон-Мику, уполномоченному по сельскому хозяйству второго округа. Кабинет Клифтон-Мика соседствовал с его клиникой, а их дома разделяло только строение, в котором обитал комиссар Джек Ламберт.
Империя имела возможность не дать посредственности сгинуть в безвестности. Лионель Клифтон-Мик был блестящим образцом человека, который мог бы продавать обувь, сидеть в кассе вокзала, быть исполнительным подмастерьем портного, но вместо этого ему было доверено защищать интересы империи на дальней ее окраине. Власть, которой он обладал, была невелика, но однажды данная ему, она была его и только его. Клифтон-Мик бдительно оберегал ее от чьих-либо попыток взять на себя ответственность или принять решение— словом, от всяческих посторонних вторжений. Он окружил себя стеной бумаг, что должно было поддерживать представление о его собственной значимости. В этом тихом безопасном месте он мог спокойно дожидаться, пока подойдет его срок получить неплохую пенсию за верную службу короне.
Если Л. Клифтон-Мик представлял собой низший слой гражданских служащих, то его бесцветная, с морщинистой индюшачьей шеей жена Мерси в полной мере воплощала в себе. те качества, что вызывали ненависть и у черных, и у белых людей, которыми она пыталась управлять.
В Англии Клифтон-Микам пришлось бы вести унылую жизнь в запущенном кирпичном доме в захолустном городке или в предместье Лондона, в квартире, где идет только холодная вода, где жена непрестанно пилила бы мужа за та, что его заработки не позволяют ей нанять служанку.
Но империя истово заботилась даже о не самых лучших из своих подданных. В Сараваке эта пара занимала определенное положение. Во втором округе другого специалиста по сельскому хозяйству не было. Клифтон-Мик бесконечно разглагольствовал о рисовых посадках, о плантациях каучуконосов и непрестанно раздражал компанию «Саравак-Ориент» своим неуемным стремлением командовать. Он был прямо костью в горле прогресса.
Мерси Мик занималась домом и управляла двумя малайскими слугами, которые спали на веранде и носили за ней зонтик, чтобы защищать от солнечных лучей ее бледную веснушчатую кожу. У нее был настоящий китайский повар. Гипертрофированный снобизм, берущий начало в их низком происхождении, заставил супругов соединить дефисом их фамилии, что являлось еще одним выражением самомнения. И в довершение ко всему, Мерси настойчиво старалась приобщить язычников к догматам епископальной церкви. По воскресеньям весь квартал буквально содрогался от ее игры на органе и песнопений, призывавших гнев Христа на голову еретиков.
Комиссар Ламберт был человеком совсем другого склада. Как и Макалистер, начальник Адама, Ламберт был старожилом в этой части света и хорошим администратором, который, спокойно выслушивая жалобы местных вождей, старался не вмешиваться в их дела и заботился лишь о том, чтобы окрестные племена в изобилии снабжались английскими флагами и портретами короля, которые должны висеть в их длинных домах. Ламберт и Кельно старались не мешать друг другу.
Но наконец, чего и следовало ожидать, Клифтон-Мик стал нервничать из-за постоянного вмешательства иностранного врача в его дела и написал возмущенный рапорт.
Прежде чем отправить его по соответствующим каналам, Ламберт решил, что должна состояться встреча обеих сторон. Она была организована в душном кабинете комиссара, где вяло вращающиеся лопасти вентиляторов под потолком не приносили никакого облегчения. Сухое лицо Л. Клифтон-Мика сморщилось, когда он проглядывал список предписаний правительства, в то время пока Ламберт еще раз читал его объемистый рапорт.
Наконец комиссар взял в горсть влажный подбородок. Странно, что именно там он потеет больше всего, подумал Адам.
— Кажется, мистер Кельно, мы столкнулись с небольшим недоразумением. И если мы сможем достичь соглашения, я предпочел бы, чтобы оно не вышло за пределы этого кабинета.
Клифтон-Мик застыл с прямой спиной, когда Адам, не скрывая презрения, глянул на него.
— Ознакомились ли вы с жалобой Клифтон-Мика?
— Утром я прочел ее.
— В общем-то ничего серьезного.
— А я считаю, что очень серьезно, — сказал Клифтон-Мик дрожащим от возмущения и страха голосом.
— Я хочу сказать, — успокоил его Ламберт, что в ней нет ничего, что мы, ребята, не могли бы спокойно разрешить на месте.
— Это зависит от доктора Кельно.
— Давайте оценим все спокойно, — сказал Ламберт.
— Во-первых, история с посадками гибискуса, которые были предложены племени улу в нижнем течении Леманака.
— А что такое с ними? — спросил Адам.
— Как явствует из рапорта, вы предложили посадить гибискус селению вождя Бинтанга и с этой целью доставили им семена и рассаду.
— Признаю это обвинение, — сказал Адам.
Л. Клифтон-Мик самодовольно усмехнулся и забарабанил костлявыми пальцами по столу Ламберта.
— Гибискус относится к семейству мальвовых, и его внедрением занимается исключительно уполномоченный по сельскому хозяйству. Это не имеет никакого отношения к здоровью или к медицине, — уточнил он.
— Как вы думаете, если гибискус дополнит их сегодняшнюю диету, это поможет их здоровью или повредит ему? — спросил Адам.
— Я не собираюсь с вами заниматься игрой словами, доктор. Использование земель полностью находится в моем ведении, сэр, это однозначно. И об этом недвусмысленно говорится на странице семьсот два утвержденных правил. — И он зачитал длинный абзац, не обращая внимания, что Джек Ламберт с трудом сдерживает улыбку. Наконец Клифтон-Мик закрыл книгу, испещренную отметками. — Я сделал отчет, сэр, для компании «Саравак-Ориент» о наилучшем использовании земель, исследуя возможность организации тут плантации каучуконосов.
— Во-первых, — сказал Адам, — улу не едят каучук. Во-вторых, я не понимаю, как вы могли сделать съемку и отчет, если вы никогда в жизни не спускались по Леманаку.
— Я пользуюсь картами и другими методами.
— Значит, вы считаете, что гибискус тут разводить не следует? — спросил Адам.
— В самом деле, Лионель, — вмешался Ламберт, — так что вы предлагаете?
— Я хочу лишь сказать, — фыркнул Клифтон-Мик, — что в справочнике четко определены обязанности всех организаций. И если этот врач так настойчиво хочет заниматься тем, что не имеет к нему отношения, результатом будет хаос.
— Если отправиться вниз по Леманаку, как я неоднократно предлагал вам, вы собственными глазами увидели бы, что там нет места для плантаций гевеи. И вам стоило бы знать, что местные жители систематически недоедают из-за того, что у них не хватает пригодных для обработки земель. И чтобы покончить с вашим идиотским донесением, скажу, что только болван может протестовать против моей покупки водяных быков и рекомендаций использовать новые методы рыбной ловли.
— В правилах ясно сказано, что конечной инстанцией в этих делах является специалист по сельскому хозяйству, — со вздувшимися венами на шее и побагровевшим лицом закричал Клифтон-Мик.
— Джентльмены, джентльмены, — вмешался Ламберт, — не забывайте, что все мы служим короне.
— Преступление, в котором, по всей видимости, меня обвиняют, — сказал Адам Кельно, — заключается в том, что я добивался лучших условий жизни для моих пациентов. Так что можете взять свое донесение, Клифтон-Мик, и подтереться им.
Клифтон-Мик вскочил.
— Я требую, мистер Ламберт, чтобы мой рапорт был отправлен в столицу. Очень жаль, что нам приходится иметь дело со всякими подозрительными иностранцами, которые не имеют представления о порядке управления. Будьте здоровы, сэр.
После ухода Клифтон-Мика воцарилось напряженное молчание.