Целый рой кирпичных осколков атаковал мою голову. Маленькие, острые, они жалили так, что хотелось выть. Призраки светились где-то высоко, кружась и подзадоривая друг друга:
– Пусть починит стену! Дай ему кирпича!
– Пожа-а-алуйста! Этого добра у нас мно-о-го…
Очередной осколок врезался в мою лопатку. Я попытался ползти быстрее, но Сашка суетился и мешал:
– Дэн, мы куда? Что происходит? Ты мне весь обзор загородил!
На сто первом вопле мой братец получил кирпичом по мягкому месту, и до него наконец дошло:
– Дэн, они кидаются!
– Да ну? Ползи лучше быстрее!
Строители гоготали, кирпичи летели в нас. От толпы отделилась светящаяся стайка, призраков пять-шесть, и преградила нам путь:
– Ку-уда?
По уху резануло особенно сильно, и я понял, что в ход пошли осколки бутылок. Кирпичи, что ли, кончились? Ну это они зря!
Я уже знал, что делать. Призраки, конечно, тварюшки вредные, зато умеют проходить сквозь предметы. И стайка, преградившая нам путь, – никакая не преграда. Главное – не бояться бутылочных осколков и бежать напролом, чтобы строители ничего не успели понять. Я же помню, как Сашка по рассеянности проходил сквозь стены и, только сосредоточившись, взяв себя в руки, поднапрягался и толкал дверь. Значит, и эти пропустят сквозь себя, если не успеют понять, что происходит.
– Встаем и бежим! Быстро! – шепнул я Сашке, вскочил и…
– Мальчик! Мальчик, не уходи!
Чей это крик? Надо же, что-то новенькое. Призраки-рабочие горланили кто в лес кто по дрова: «Уходи!», «Не уходи, нам скучно!», «Почини стену!» – но они горланили басом. А последний голос был детский.
– Не уходи, мальчик! И ты – тоже…
Я снова плюхнулся на пол, подмял под себя Сашку и подумал, какая я сволочь.
Это ж парень, замурованный в стене! Бедняга, он ведь все это слышит! И как мы долбили стену, слышал, и как рабочие нас обстреливали, и как мы решили удрать… А может, и видел. Если видел, то хорошо, значит, он в принципе может видеть что-то дальше тех кирпичей, которые его окружают. А то получается совсем кошмар: много лет лежать и видеть вокруг себя одни кирпичи, разглядывать-изучать трещинки и царапины на них, чтобы потом отвечать самому себе наизусть, где какая. И, открывая глаза по утрам, узнавать знакомые кирпичи перед лицом. Наверное, только перед лицом: вряд ли его так просторно замуровали, чтобы можно было оглянуться и понять, что за спиной точно такие же кирпичи…
– Мальчик! Я здесь! Осталось совсем немного! Вынь хоть пару кирпичей, я вылезу!
Ну, это он от отчаяния ляпнул. Тело семилетнего парня, будь он хоть сто раз худышкой, не протиснется через такую щелку. Я сказал:
– Потерпи, мы скоро. Не подскажешь, как строителей разогнать?
– Знал бы – разогнал бы давно. Маму позови.
– Не могу. Она сказала: «Зовите, когда надоест». Наверное, при ней нельзя работать…
– Точно. Я забыл. Если она увидит меня здесь, в стене, я останусь в ней навсегда.
– А если выйдешь и она тебя увидит?
– Тогда нормально. Жаль. Если бы она пришла, рабочие бы разбежались. Боятся ее.
– Нам-то что делать?
– Выньте меня отсюда, а?
– КАК?! Когда столько призраков рядом…
– Я не знаю.
Вот и поговорили. Я не знал, как бороться с призраками и можно ли умереть от прямого попадания осколками призрачных кирпичей. Ссадины от них болели вполне реально.
А рабочие веселились:
– Бей его! – (Осколок кирпича мне в ухо.)
– Мочи вандала! – (Очередь из бутылочных осколков в лоб.)
– Мы строили, а он ломает! – (Целый кирпич – по ноге.)
Вот как тут стену продолбить, а? Замечательные условия труда! Отличные условия! Всем бы такие – никто бы не работал, население страны жило бы долго и счастливо и умерло в один день, кто от голода, кто от скуки. А парня-то вытащить надо…
Я встал, крикнул Сашке: «Прячься!» – нашарил на полу забытый лом и пошел им махать направо и налево, надеясь неизвестно на что. Лом, как и ожидалось, спокойно проходил сквозь призраков.
– Он еще и дерется! – Я получил новую порцию бутылочных осколков и подумал, что жизнь не удалась.
Меня разубедил Сашка. Вместо того чтобы убегать, как велено, братец, свет мой коридорный, призрак мой поддверный, подобрал с полу осколок кирпича и залепил в лоб строителю!
Точнехонько между глаз, так что призрак закрыл лицо руками и завыл, как живой недорезанный:
– Он правда дерется!
Конечно, правда. О, я догадался! Мой братец становится призраком, и уже может воевать с такими же призраками, как он сам. Его удары пройдут не насквозь, а как положено, потому что он такой же, как строители. Его кирпичи попадут в цель, потому что цель такая же призрачная, как он сам.
Сашка фишку тоже просек и возрадовался. Я только успевал замечать, как он подбирает с пола новые и новые осколки кирпичей и кидает, кидает… Призраки жмурились, корчились, некоторые трусливо прятались друг за друга, а некоторые – отвечали. Кирпичи в Сашку полетели очередями, и эти удары тоже были вполне реальными. И мне-то больно было, а ему каково?!
– Дэн, они меня застрелят! – Сашка уже закрывал руками разбитый лоб, и до меня только сейчас дошло. Да, он такой же, как они, – хорошо. Да, он может их побить – отлично. Но! Их же двести штук, и они взрослые. Кто кого скорее победит?
Я как понял, тут же подорвался вон из подвала. Сашку под мышку, перфоратор в другую руку, лом, черт с ним, пускай валяется. Бегом отсюда!
И не успел. Я дернул дверь подвала, а кто-то из призраков дернул Сашку за ноги. Я обернулся… и увидел рой хохочущих строителей.
Сашки не просто не было рядом, его вообще не было. Призраки висели над головой плотной тучей, заполняя собой весь подвал. Я вглядывался в рой и не мог найти Сашку. А ведь должен, должен быть где-то в толпе! Они наверняка его утащили и держат, а я не вижу – слишком их много.
– Сашка!
Дружный хохот был мне ответом.
– Нету!
– Убежал!
– Струсил! Домой полетел под одеяло прятаться!
Призраки хохотали и кружились надо мной. Я смотрел, смотрел… Эх, разве разглядишь семилетнего парня в толпе взрослых?!
– Сашка!
Это было уже не смешно. То есть с самого начала смешно не было, а теперь и вовсе труба. Где он? Ведь здесь же, в подвале, не мог никуда деться!
Очередной осколок кирпича ударил мне в лоб.
– Сашка!
– Сашка! – передразнивали меня призраки, обстреливая.
Я спокойно отметил, что кирпичи у них кончились, остались только бутылочные осколки. Они, конечно, режутся глубоко и противно, зато хоть синяков не оставляют. Один из толпы где-то надыбал трубочку и, набив рот мелкими осколками, выстрелил через нее. Мне попало в живот. Как будто разом укусила сотня мелких острозубых животных. Противно, в общем. Я стоял и вглядывался в рой. Где он? Где мой брат, спрашиваю?! Я замахнулся перфоратором и наугад метнул его в толпу. Зря. Хрупкий инструмент, даром что кирпичные стены долбит. Ударился он в такую вот стену не лопаткой, а корпусом – и треснул корпус. Интересно, работать-то будет?
Я подошел, получив попутно еще горстку стекляшек в спину, поднял, включил… Перфоратор работал, будь спок!
– Давай, вытащи меня отсюда! – хныкнул парень за стеной, и я снова подумал, какая я сволочь.
Я сделал пару дырок в швах, но призраки не дремали. Увидав такое дело, они пустили в ход тяжелую артиллерию и, врезав мне бутылкой по спине, чтобы привлечь внимание, предъявили Сашку.
Братец висел над толпой, болтая ногами, кто-то из призраков держал его под мышки. Висел и орал:
– Дэн! Прекрати, они меня убьют!
Более дурацкий аргумент сложно было придумать. Сашка – призрак, строители – такие же. Парень за стеной – тоже. Если кого-то здесь еще можно убить, то разве что меня. И призраки все время пытались сделать именно это. Нельзя кидаться в человека кирпичами с целью просто припугнуть, верно? Так что будем реалистами: они пытаются меня убить, только что-то у них не получается. Фиг им! А Сашку вообще не убьешь – он призрак. Или почти уже призрак.
– Не ври. Иди сюда.
– Не могу! Они меня держат!
Кто бы сомневался. Убить призрака нельзя, но с ним можно сделать кучу других гадостей, так что мало не покажется. Можно, например, держать и не пускать домой. Пара сотен взрослых легко может это проделать с одним ребенком, им нетрудно. Можно еще загнать на место парня за стеной – и пусть лежит там один, как дурак. Именно этого, кстати, хочет наша просроченная Шахерезада. Бедный мой братец, что все на него так ополчились?!
– Если я клятвенно пообещаю больше не трогать стену, они тебя отпустят?
– Нет.
Кто бы сомневался.
– Ну и какого рожна вам надо?! – рявкнул я в толпу и запустил ломиком.
Ломик проскочил насквозь. Сесть бы на пол да разреветься от собственного бессилия! Но некогда. Да и братцу дурной пример.
– Чего они хотят?
– Чтобы ты отошел от стены. Тогда они ничего мне не сделают.
– Что тебе сделать-то можно, балда?! Ты призрак!
В лоб мне ударила очередная стекляшка. Строитель, запустивший ее, жутковато захихикал и шепнул:
– Можно замуровать в другой стене!
– Запереть навечно в подвале!
– Заточить в лампе!
– В кастрюле! – подхватили другие призраки и, хихикая и гогоча, закружились надо мной.
Огласить весь список я не просил. Не нужно было, стало ясно: и призраку можно насолить так, что мама не горюй, была бы фантазия.
– Что вы хотите за него? – задал я бессмысленный вопрос.
Ответ мне уже дали: ничего. Они просто похитили Сашку, потому что им так хочется. И ничего они не хотят взамен, да и нечего мне им дать. Если я не отойду от стены, братца замуруют в соседней. Или сделают еще что-нибудь, не менее приятное. Ладно, попробуем по-другому.
– Как тебя вытащить? Эй!
Призраки стали тускнеть. Их очертания уже не были такими четкими и правдоподобными, они расплывались, как полоски акварели на мокром листе, и через минуту я видел над головой только дым – в узкое окошко подвала просочился робкий утренний свет. Я стоял, как дурак, с перфоратором и высматривал в дымке облако моего брата.
– Он вернется и станет прежним, когда ты освободишь меня, – утешил парень за стеной. – А строители исчезнут. Только работать уже нельзя – рассвет.
– Знаю. Ты-то чего не испаряешься?
– А я и не должен. И они не испарились, только вернулись на рабочие места. Я-то нигде не работаю. Да и солнца мне отсюда не видно, только подвал и тебя. Я понял, что рассвет, потому что голоса стихли.
Весело ему там! «Только подвал и тебя» – не густо у парня со зрелищами.
– А еще говорят, что призраки видят сквозь стены…
– Я и вижу – подвал. Вот дальше не могу – мое тело замуровано в стене. Если бы оно лежало на открытом месте…
– Ты бы видел сквозь любые стены, далеко-далеко?
– Да.
– Не повезло.
– Я уже почти привык. Это первые десять лет было страшно. Просыпаешься и видишь одно и то же: стена, подвал. Иногда заходят люди, и ты думаешь: «Может быть, случится чудо, и вот этому захочется сломать мою стену…» Высматриваешь у каждого в руках лом или еще что. Но люди вообще редко заходят, а чтобы с ломом или перфоратором – вообще раз в году. Но потом ничего, свыкся. Тут крысы живут, мно-ого. Ищут еду, воспитывают детей, ссорятся, мирятся. Сидишь и смотришь, как в кино, время и проходит. Дом-то не вечно будет стоять, когда-нибудь снесут…
– И давно ты здесь?
– Лет пятьдесят. Я плохо считаю.
Еще бы! Он же первоклашка семилетний…
– Зовут-то тебя как?
– Васькой. А ты Дэн, я слышал, тебя брат звал.
– Угу. Не боись, Васек, я тебя вытащу.
– Я и не боюсь. Ты пришел – мне теперь гораздо веселее.
Да уж! Веселуха сегодня была знатная!
– Я приду ночью. Ты не скучай. – Я развернулся и пошел вон из подвала. Было почему-то стыдно перед Васьком, хотя я сделал все, что мог.
Глава VII Это не лечится
Идти домой не хотелось. «Что я скажу родителям?» – это ерунда, детский дурацкий вопрос для тех, у кого с братом все в порядке. Дело не в нем. Дело в том, КАК я скажу родителям и как мы будем выручать Сашку. Я не представляю себе способа выручить призрака из плена таких же призраков. Не пред-став-ля-ю. Впрочем, бабулька говорила, что теперь будет навещать днем. Вот и чудненько, у нее и спрошу. В конце концов, она лицо заинтересованное. Если я не буду долбить стену, она не выручит своего сына. Если строители не вернут Сашку – она тоже не выручит своего сына, потому что ей будет некого подсунуть на его место. Может, удастся натравить ее на строителей? Они ведь ее боятся! Вот и славно.
Я поднялся по лестнице и позвонил в дверь, потому что ключей не взял, когда мы с бабулькой и Сашкой уходили в подвал. По правде говоря, я вообще ничего не взял, кроме лома и перфоратора. Так и стоял сейчас на пороге: в трусах, зато с инструментами. Мать увидит – с ума сойдет.
– Саша? – был ее первый вопрос. Голос удивленный.
– Саша теперь призрак, он…
– Заходи, не морочь голову. Быстро спать! Мне еще сегодня на работу, если кто не в курсе. Проснешься – разберусь с тобой, куда ты ходил в такую рань. – Она втащила меня в прихожую и, не дожидаясь объяснений, ушла к себе.
Вот так. Ждешь, раздумываешь, готовишься, подбираешь нужные слова, а тебе: «Саша?» – этим все сказано. Я выгляжу как младший брат, и ничто не убедит родителей, что я – это я, а Сашка – призрак. Они привыкли верить своим глазам, а не своим детям. Интересно, как мать объяснит мое отсутствие? В смысле, отсутствие Дэна? Сашка – вот он, а Дэн где? Гулять ушел? Ночью? Навсегда?
Я закинул инструменты за тумбочку в коридоре, чтобы долго не искать вечером, и пошел к себе. Вот и приехали. Я должен победить двести и одного убийцу, вызволить младшего брата и Васька. У меня есть перфоратор, лом и мускулатура семилетнего ребенка. Права и обязанности у меня тоже как у семилетнего ребенка: не поздно ложиться спать, не трогать спички, гулять недалеко от дома, верить в чудеса, но никогда не ждать их от взрослых, особенно от родителей.
М-да… С такой квентой Сашку не спасти. А надо.
Я плюхнулся на диван. Сразу звать бабульку или поспать сперва? К счастью, долго раздумывать не пришлось: бабулька уже материализовалась за окном и деликатно стучала по стеклу. Могла бы и так залезть, никто бы не испугался.
– Вижу, ты теперь один?
Не стал отвечать – и так видно.
– Что ж, придется мне забрать тебя. Если ты, конечно, сам не вызволишь Васеньку. Хотя, судя по тому, как ты струсил ночью…
А вот это было уже что-то новенькое. Забрать?! Меня?! СТРУСИЛ?!
– Да вы что?! Я думал – вы мне поможете! Они же вас боятся! Кто струсил?! Их две сотни! Забрать? С какой стати?! Кто, в конце концов, займет мое место? Больше братьев нет!
– Тихо, тихо, родителей разбудишь, – бабулька приземлилась на мой бесколесный стул и лениво замахала рукой. – С чего ты взял, что я тебе помогу? Ты сам вызвался освободить Васю, чтобы я не забирала твоего брата. Я согласилась пойти на уступки. Но ты слова не сдержал и брата потерял, и теперь я забираю тебя. Твое место займет твой отец.
Опаньки. Приплыли.
– Но они же боятся вас! Что вам стоит?
– Они? Меня? Парень, ты с ума сошел?! Их двести, и у каждого есть ко мне претензии.
Она подмигнула, а я махнул рукой. Не хочу связываться и спорить. Хочу Сашку вернуть и выручить Васька, он не виноват, что у него такая мамаша.
– Валяйте свои страшилки. А я посплю. Мне еще ночь воевать.
– Вот это по-нашему, хороший мальчик, – обрадовалась бабулька и поудобнее устроилась на стуле.
Я скинул тапочки и закрыл глаза. Раздеваться было не надо, и это здорово, потому что силы кончились. Бабулька тоже, наверное, закрыла глаза: голос ее был тихий и безмятежный, даром, что рассказывала она историю убийства.
– Когда я убила Длинного, смена уже заканчивалась, поэтому следующего пришлось караулить по дороге домой. К счастью, жил он за городом. Я смогла незаметно проехать за ним в соседнем вагоне электрички, раньше выскочить на платформу, убежать впереди него в лес, затаиться и ждать. А парень такой копуша был – хорошо, что лето, а то бы я околела в кустах, пока его ждала. Нож я приготовила еще накануне: взяла обычный кухонный и бруском заострила кончик. Пришлось, конечно, повозиться, но здорово получилось! Это сейчас в каждом переходе можно купить какой-нибудь «кын-жал», а тогда все пришлось делать самой. Но самое обидное, что этот мой замечательный нож выпал из кармана где-то на стройке или по дороге, не знаю.
В общем, сижу я в кустах, без оружия, соображаю, что делать. Времени мало, вот-вот появится тот парень. Я шарю вокруг: хоть бы камень какой найти… Нету. Шарю по карманам и – чудо: веревка бельевая, еще с выходных небось завалялась, когда я снимала во дворе белье. Это теперь стиральные машины с сушилками, а тогда мы вешали белье сушиться во дворе, потому что дома полы, да и вообще развернуться негде. Достаю я веревку, а она длинная! Душить начнешь – сама запутаешься. Я тогда складываю ее в несколько раз и вижу: идет парень. А за ним – еще двое, а за ними – еще. С электрички же народ шел, дорога небось одна! А я как-то совсем забыла.
Идут они, значит, а я кустами, кустами – следом. Страшно! Засекут, спросят: «Что ты здесь делаешь?!» И не скажешь, что по малой нужде зашла, пацан-то со мной работает, на всю стройку опозорит!
И вот крадусь я так, крадусь, а в лесу – развилки, а на развилках народу все убывает. Все сворачивают куда-нибудь, а мой идет себе рядом, кустами – умница. Когда до болота дошли, с нами еще было двое, но далеко, метрах в пятидесяти впереди. А болото широкое, и переходили его по деревянным мосткам, которые ремонтировались еще при царе Горохе. Ну, думаю, пора. Выскакиваю рядом с ним на мостки (самой бы не свалиться!) и толкаю в грудь со всей силы. С первого раза не получилось – удержался, гад. Хвать меня за жилетку – и держится. Ты чего, говорит, тут делаешь? Я одной рукой жилетку рву, другой – его толкаю, впереди люди – оборачиваются. Парень тоже понял, что я не в «Царя горы» с ним играть пришла, цепляется за меня, сам столкнуть хочет… Но все обошлось, слава богу. Зря меня, что ли, в школе физрук подсечкам учил? Я его – раз! – ногой, и булькнулся парень в болото – только его и видели. Жилетку мою, правда, с собой утянул, ну да ладно, он ее так изорвал пока сопротивлялся, – я бы все равно не зашила.